Сказки на ночь
   

    

 

Молдавские сказки

Повар и царь
Черт и человек
Фэт-Фрумос, сын охотника, в царстве змея
Кто ждёт, чтоб вишни падали в рот, тот до добра не дойдёт
О чем поют жаворонки
Волшебный колокольчик
Козел обманщик
Ион Молдавану
Кузнец и крынка
Ленивая жена
Повар и боярин
Пес чабана
Пэкалэ и боярин
Фэт-Фрумос и солнце
Честность Пэкалэ
Тебе досталась одна душа, а мне - две
Иляна Косынзяна
Кырмыза
Базилик зелёный и царская дочь
Лейся свет впереди, тьма стелись позади
Кремень-молодец
Дафин и Вестра
Базилик Фэт-Фрумос и Иляна Косынзяна, сестра Солнца
Три брата
Марку-Богатей
Конь и медведь
Красноглазый мельник
Когда за добро злом платят
Слуга и барин
Что приключилось с купцами
Железный волк
Алистар Фэт-Фрумос
Гэвэун-великан
Царство змея
Овечка батрака
Трандафир - пшеничное зерно
Легенда о ласточке
Поп и кобыла
Турок и девушка
Путник и распятие
Пэкалэ и Тындалэ
Поп в раю
Тындалэ
Пэкалэ и Тындалэ на работе у попа
Как Тындалэ себя за попа принял
Что купил Пэкалэ?
Сколько у Пэкалэ было овец?

 

Повар и царь

Жил-был царь. Пригласил он как-то чужеземных царей, королей и
советников разных на честной пир с музыкантами.
За три дня до пира вызвал царь к себе повара, дал ему денег и приказал
пойти на базар и купить там самое лучшее и самое дорогое, что только на
свете есть, чтобы на столе были только отборные кушанья.
Пошел повар на базар, накупил там языков на все деньги, принес на
кухню, сварил с разными специями и приготовил блюда к царскому столу.
Вот и гости собрались. Рассадил их царь за столами и приказал подавать
кушанья.
Подал повар каждому по куску языка. Съели гости язык, и приказал царь
следующее блюдо нести.
А повар опять раздал по куску языка каждому. Гости ничего понять не
могут. Смотрят удивленно друг на друга - почему им подают только блюда из
языка? Может, такой здесь обычай?
Съели гости, что подано, и ждут, чего еще подадут.
Приказал царь нести следующую перемену. Повар опять принес язык!
- Почему нас ничем другим не угощают, а только языком? - спрашивают
гости.
Призвал царь повара:
- Разве не приказывал я тебе купить на базаре самое лучшее, самое
дорогое, что только есть на свете?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть лучше и дороже
языка? Язык все может - царей на престол возводить, войны прекращать и мир
заключать!
Подивились гости словам повара, за смекалку его похвалили. Потом
поговорили между собой и решили так: пусть повар еще раз на базар сходит и
купит там самое плохое, что только на свете есть.
Пошел повар и принес с базара... язык!
Говорит ему царь:
- Разве не приказал я тебе купить самое плохое, что только на свете
есть?! А повар отвечает:
- Пресветлый царь! Разве может что-нибудь на свете быть хуже языка?
Ведь язык все может испортить и разрушить - и дружбу, и согласие, и мир!

 

Черт и человек

Шли как-то по дороге мужик да баба. И повстречали черта.
- Добрый день, человече! Тебе и жене твоей!
Не понравилось мужику, как его черт поприветствовал: баба-то вовсе и не
жена ему была!
- Ах ты, нечистая сила! - сказал он в ответ.- Ты почему так говоришь?
Никакая она мне не жена!
- А кто она тебе?
- Родственница.
- Какая? Кем она тебе доводится?
- А вот смотри, черт,- отвечал мужик.- Ее мать - свекровь моей жены. А
теперь разбирайся сам, в каком мы с ней родстве!..
Уселся черт на обочине дороги и принялся считать. Когда на руках
пальцев не хватило - стал на ногах загибать: так уж ему узнать хотелось, кем
та баба мужику приходится. Но как ни ломал голову черт, как ни крутился, как
ни вертелся, так ничего и не понял.
Измучился черт, злой стал. Спрашивает мужика:
- Скажи, человече, в каком вы родстве. Никак не пойму!
- Нет уж! Сам додумайся. На то ты и черт!
И по сей день черт голову ломает и никак не догадается, кем та баба
мужику приходится... А вы как думаете - кем?

 

Фэт-Фрумос, сын охотника, в царстве змея

Сказывают, жили-были когда-то муж с женой. И слыл человек большим
охотником - равных ему не было. Да вот жалость, беда с ним однажды
приключилась: как-то на охоте окружила его стая волков, и хоть многих
перебил он, набежали другие, озлобясь, разодрали его на части в дремучем
лесу, вдали от дома родного, оставив от него одни только косточки. Жена, не
получив от мужа весточки, подождала-подождала, а потом залилась горючими
слезами, омывая ими несчастье свое. Долго выплакивала она свое горе-горюшко
и тоску по мужу, ибо должна была еще ко всему вот-вот родить.
. Долго ли, коротко ли, сделался Фэт-Фрумос сильным да красивым
молодцем и как-то раз обратился к своей матери с вопросом:
- Скажи, матушка, каким ремеслом занимался мой отец, чтобы и я нашел
себе дело по душе.
- Ox, дорогой мой,- запричитала мать,- не надобно тебе заниматься его
ремеслом,- много опасностей ожидает тебя на этом пути. Займись-ка лучше тем,
чем все люди вокруг.
Фэт-Фрумос послушался совета матери, но недолго мирился с этой мыслью
и вскоре снова стал настаивать, чтобы мать поведала ему правду. Той ничего
не оставалось, как все ему рассказать.
- Промышлял твой отец, дорогой мой сынок, охотой. Но не вздумай и ты
заняться ею, ибо заплатила я с лихвой за прибыли от этого ремесла.
Парень, как и все парни, не принял всерьез слов матери. Едва прослышал
он, что отец был охотником, и сам решил сделаться им. Смастерил себе лук,
стрелы и на другой день утречком отправился на охоту во широку степь.
Как-то охотясь, обошел он вдоль и поперек окрестные леса, прибрежные
рощи, холмы и поля и дошел до необыкновенного леса: на серебряных деревьях
сверкали жемчужные листья. А посреди леса увидел он поляну,
красивую-прекрасивую, всю усеянную цветами: розами, маками и пионами. В
самой середине поляны - озеро, каких мало: берега из белого мрамора, вода,
как слеза, пересчитать можно все камешки на дне. Солнце светит ярко, ни
дуновения ветерка, а вода теплая-претеплая. Сладко затрепетало у парня
сердце при виде всей этой красоты, медленно обошел он озеро и собрался уж в
обратный путь, как слышит вдруг: фрр! фрр!-три птицы опустились на берег
озера, Фэт-Фрумос укрылся и только хотел стрелу пустить - птицы взмахнули
крыльями и вмиг обернулись тремя девицами необыкновенной красоты: лица
нежные, волосы золотистые, и - бултых! - бросились прямо в воду. Купаются,
плавают, ныряют-любо-дорого глядеть на них. А парень-хитрец за кусты
украдкой тихонько зашел, крылья дев нашел, спрятал за пазуху и пустился в
обратный путь.
Вышли феи из воды, а крыльев нет. Стали искать под кустами, в траве,
да век ищи - не найдешь. Одна дева, что поглазастее, увидела на траве след
молодца. И пошли все три - глаза в землю - по следу вдогонку за ним.
Торопятся, перегоняют друг дружку, не раз бирая ни гор, ни дол, но и молодец
знай себе вышагивает. Прошли они добрую половину пути и увидели Фэт-Фрумоса
на горизонте. Одна фея, что постарше, заговорила нежным голосом:
Лист пиона резной,Гордый парень, постой,Ты постой, оглянись,К
нареченной обернись.
Замедлил он шаг, обернулся назад, чтоб посмотреть, кто идет за ним.
Только оглянулся - фрр!. фрр! - два крылышка вмиг вылетели из-за пазухи и
молнией взметнулись к одной из дев, превратив ее, как в сказке, в птицу,
которая легко поднялась в небо. Фэт-Фрумос понял колдовство песни, опустил
голову, стянул потуже рубаху у ворота и, решив больше не оборачиваться,
пошел дальше. Да недолго прошел: другая дева затянула печальную песню:
Лист чамбера золотой,Паренек молодой,Что в лес наш пришел,Мой покой
увел.
Эту песню моюДля тебя я пою.
Ты иди - не торописьДа в пути задержись,Чтоб цветам цвести,Чтоб любви
расти,Чтоб не чахнуть мнеВ злой печали-тоске...
И пела она так нежно, так задушевно, что:
Листья в лесу шептались,И родники прояснялись,Солнце свой бег
замедляло -Алмазы в цветах зажигало.
Фэт-Фрумос не оглядывается, и дева не умолкает: Лист пиона красный,
Что делать, не знаю, Видно Слезы лью, страдаю.
Песня все приближалась и так околдовала Фэт-Фрумоса, что он едва
переставлял ноги.
Не зря же говорится: дереву судьбой назначено давать плоды, а песне -
зажигать сердца людей. Повернул он голову назад, и вторая пара
крыльев-фрр!-вылетела у него из-за пазухи, и, пока на ресницы его
навертывалась слеза, дева-птица была уже далеко в синеве небес.
Стоит Фэт-Фрумос с широко раскрытыми глазами, на сердце горечь, обида
в душе не помещается. Подумал молодец, что третью пару крыльев уже ни за что
не упустит.
Тронулся он снова в путь, слезы льет, траву ими орошает. Как прошел
долину, запела и третья дева, чаруя своим голосом все вокруг,- так что даже
травы заколыхались в такт этой песне, и каждая почка тотчас распускалась, и
ветки листочками вмиг покрывались. Лилась песня плавно, как родниковая вода
из подножия холма:
Лист ореха, лист зеленый,Соком жизни напоенный,Знаешь ты лишь, как
тяжкаИ горька моя судьба.
Я в тоске, но не по дому,А по страннику чужому,Что пришел из дальних
местОтдохнуть в волшебный лес.
Идет молодец, идет-остерегается, а песня девы льется с еще большей
страстью:
Сердце, ты устало биться,Обернися быстрой птицейИ лети к нему, летиЧто
есть мочи - догони,Догони и средь дорогиУпади ему под ноги.
Этой песней, моей больюТронь его, зажги любовью...
Горы рушились от силы этой песни, может быть, и сердце молодца не
выдержало бы, коли б не поторопился он ступить на порог дома своего и
отворить дверь. Едва вошел он в дом, фея замолкла и встала за ним, статная,
красивая, с улыбкой на устах. Поклонилась молодцу, протянула ему руку, и
была она краше гордой царевны, словно дочерью солнца была: в изломе бровей -
блеск солнечных лучей, на шею гибкую, как лоза, надела свои украшения луна,
по платью цветы разлились с майского поля.
Полюбились они друг другу и без долгих уговоров стали к свадьбе
готовиться. Когда столы были убраны и свечи зажжены, пригласили они
множество людей, всех родных и близких, чтоб все вкусили радости молодых.
Закатили большой пир, и началось невиданное веселье. Танцевал жених с
невестой, плясала вся молодежь так, что земля из-под ног уплывала.
Невеста танцевала легко, ках перышко,- то проносилась, словно вихрь,
то так отплясывала по кругу, что оставляла всех с разинутыми ртами.
Люди смотрели и удивлялись:
- Мэй, мэй, вот это плясунья!
А фея в ответ:
- Коли вернул бы мне жених крылья, плясала б я во сто крат красивее.
Стали все гости просить жениха отдать ей крылья.
- Пусть пляшет, а коли вздумает улететь, неужто мы ни на что не
годимся: не поймаем одну птицу?! - кричали ему со всех сторон.
Ничего не оставалось Фэт-Фрумосу, как вытащить крылья и отдать ей.
Девица приложила крылья к плечам, руки к бедрам и, как лист тополя под
дуновением ветерка, закачалась, заколыхалась, закружилась, что юла, глаза же
молнии заметали. Все не сводили глаз с нее, а невеста прошлась дробью по
краю круга, подалась быстрехонько к центру и вдруг - бах! - ударилась оземь.
Не успела б искра вспыхнуть, как обернулась она птицей и полетела вверх, все
выше и выше. Жених схватил лук, натянул тетиву и стал прицеливаться. Птица
же, учуяв беду, перекинулась через голову и обернулась кукушкой, Тогда и
молодец выпустил лук из рук, ибо есть такой закон у охотников: стреляй в
любую птицу, только кукушку, упаси бог, не трогай. Загрустил жених,
закручинился, кукушка же снизилась, сделала круг и так ему молвит:
- Молодец, Молодец, коль увидеть меня пожелаешь, приходи в золотой
дворец, что стоит в золотом лесу.
Сказав это, опять поднялась ввысь, пока не сделалась с пшеничное
зерно, потом с маковое зерныщко, а вскоре синева небес и вовсе скрыла ее от
глаз людей.
И отправился Фэт-фрумос в путь-дорогу, шел, шел, пока не пришел к
месту, где свирепствовала такая засуха, что казалось - горит самое сердце
земли. У одной горы повстречалась ему лачуга, на завалинке которой сидел
старый-престарый дед; борода - что сена копна, худой и бледный с лица, зато
мудрый на слова.
- День добрый, дедушка.
- Добро пожаловать, молодец, присядь на завалинку, отдохни с дороги да
поведай: что за думка занесла тебя в эти дали, какая любовь и к кому
заставила топтать эти дороги, шагать по пустынным -нашим местам?
- Ищу по белу свету золотой лес с золотым дворцом.
Думал-думал старик, потом плечами повел:
- Многое видел я на своем веку, про многое слышал, да что-то не
припомню, чтоб кто-нибудь говорил мне про этот лес. Но, коли уж попал ты ко
мне, попробую помочь, и узнаем, куда идти следует.
Поднялся старик, встал перед домом, вытащил из-за пазухи флуер и как
свистнул один раз-горы пригнули свои вершины, и стали сбегаться, слетаться
со всех сторон звери, птицы, мухи и другие лесные жильцы. Собралось их
видимо-невидимо.
Когда уже некуда ступить было от них, старик спросил:
- Дети мои, вы столько носитесь по белу свету-не видали ль вы золотой
дворец, что стоит в золотом лесу?
Козочка ответила:
- Как раз оттуда иду, отец.
- Тогда проводи молодца, укажи ему путь.
- Ох, отец, коли б и хотела, не смогла бы указать дорогу: невиданная
засуха иссушает те места-трава высохла, не найдешь нигде и капли воды.
Однако повеленье есть повеленье. Пустилась козочка с молодцом в
путь-дорогу, повела его по тропам нехоженым, по местам скалистым до вершины
холма, откуда простиралось уже ровное место, выжженное засухой.
- Теперь держи путь только вперед, не сворачивай, когда глаза твои
увидят край земли, считай, что пришел к золотому дворцу, что стоит в золотом
лесу, - сказала ему козочка на прощанье.
Пошел Фэт-Фрумос дальше и увидел пустынные места: ничего живого
вокруг, только увядшие сады и выжженные солнцем поля. Вдалеке горел какой-то
огонек. Он подошел ближе. Несколько чабанов доили овец в ореховые скорлупы.
Были у них и подойники, но они давно рассохлись: некого было доить в такую
сушь. Чабаны сказали ему, что с тех пор, как увел змей фею фей из золотого
сада, иссякли все родники и источники в их местах, высохли реки и озера, и
все, что росло и зеленело, - засохло на корню. Узнав, куда держит путь
странник, чабаны дали ему флуер.
- Возьми, молодец, сослужит он тебе добрую службу в пути.
И Фэт-Фрумос снова пустился в дорогу, шел да шел, долго ли, коротко
ли, и приходит к царству змея. Перешел рубеж и смотрит вокруг с удивлением:
будто совсем на другой земле очутился. Трава росла сочная, по пояс цветами
вся, как ковер, уткана, деревья стояли рослые, раскидистые. Видя такую
красоту вокруг, поднес Фэт-Фрумос ко рту флуер, и потекла дойна,
восхваляющая эту благодать. И тут из лесов вышли к нему из своих берлог три
волка и три медведя, охранявшие границы змеева царства. Пришли, чтобы съесть
Фэт-Фрумоса,- таков был приказ их хозяина,- но услышали его игру и забыли
обо всем. Слушали волшебный флуер и не могли наслушаться.
Потом окружили его волки и медведи.
- Послушай, удалец, если ты еще поиграешь нам-все будет хорошо, если
же нет-возвращайся, потому что нам велено растерзать в клочья любого, кто
перейдет границу этого царства.
Что тогда ответил им Фэт-Фрумос?
- Я бы сыграл вам во сто раз краше, но-вот беда - флуер у меня
сломался. Если б вы отважились помочь мне вытащить сердцевину из столетнего
дуба, тогда-то сыграл бы я вам от всей души.
Пошли волки и медведи и отыскали дуб - огромный, толстый,- привели к
нему молодца, и как рубанул тот по дубу палашом - раскололся дуб посередине,
а Фэт-Фрумос сказал:
-Хватайтесь скорее за края трещины и тяните в стороны, а я высмотрю
сердцевину.
Сунули волки и,медведи свои лапы в трещину, а Фэт-фрумос вытащил
быстренько палаш - и зажало всех зверей в дубе так, что не могли они ни
лапами шевельнуть, ни дерево повалить. Оставил их всех Фэт-фрумос, как в
капкане, и пошел дальше. Шел он, шел и достиг рубежа другого царства. Не
успел сделать и трех шагов, как выходит ему навстречу Черный Арап с саблей
обоюдоострой. Как прошелся саблей понизу - отрубил ноги Фэт-фрумосу,
взмахнул посередине-отрезал ему руки, когда же вскинул саблю, чтобы отсечь
молодцу голову, не пришлось ему это сделать - упал Фэт-фрумос. Недалеко от
того места, где он упал, был источник. Пришел молодец в себя - и покатился к
нему, чтоб испить воды. Наклонился, потянул в себя воду, а она уходит, не
дается-это же была змеева вода. Напрягся он тогда и ухватился зубами за
самую главную ключевую жилу, прикусил ее крепко-накрепко, так что взмолился
родник:
- Отпусти, ох, отпусти, молодец!
- Не отпущу.
- Отпусти, сделаю все для тебя и дам, чего только не попросишь.
- Сделай, чтоб отросли у меня руки - такие же, как были прежде.
- Быть посему, - сказал ключ, и вмиг выросли у Фэт-Фрумоса руки -
такие же, как были прежде.
Снова просит ключ, умоляет:
- Отпусти меня, молодец, умираю от боли!
- Не отпущу, пока не отрастут у меня и ноги - такие же, как были.
- Пусть исполнится твое желание! - сказал ключ. И выросли у
Фэт-Фрумоса и ноги.
Напряг он мышцы тогда, уперся ногами в землю и стянул еще крепче
ключевую жилу.
- Чего ты хочешь, молодец, зачем мучаешь меня?
- Скажи, как одолеть Черного Арапа.
- Глотни три раза воды из того места, за которое держишься зубами.
Глотнул Фэт-фрумос воды три раза, как велел ему ключ, и таким силъивм
сделался, что заколыхалась земля от одного его дыхания.
Отправился он в путь, и снова выходит ему навстречу Черный Арап с
саблей. Как схватит его Фэт-Фрумос, как швырнет оземь-тррах!-выпала сабля из
рук Арапа, и три часа слышно было, как входил он с завыванием в земную
твердь. Вот как!
Стал Фэт-Фрумос держать путь к змееву дворцу и шёл по лесам тенистым,
по лугам цветистым, через долины зеленые, рощи, птичьим пеньем полные, и
приходит ко дворцу, что на солнце смотрит-и не Меркнет, так красив. Вышла на
порог Фея фей и говорит:
- Хорошо, что ты пожаловал, Фэт-Фрумос. Но лучше, если б ты не
приходил все же, потому что погубит тебя змей-собака.
Едва успела это проговорить - летит палица драконова, стукнула в
дверь, оттуда - на порог и опустилась на свое место, на гвоздь! Фэт-Фрумос
как схватил ее, как швырнет обратно- если б не ударилась она о грудь змея,
летела бы дальше.
- Трудные гости ждут меня, видно, дома, - проговорил змей.
Вошел он в дом,, увидел Фэт-Фрумоса и спрашивает:
- Как хочешь биться, молодец, -врукопашную или на саблях?
- На саблях или врукопашную - все равно мой верх будет.
И стали они биться. Как швырнул змей молодца на землю -затряслась под
ним земля. Теперь настал черед Фэт-Фрумоса. Кинул он змея оземь -ушел тот в
земную твердь, только чуб остался; торчать над землей. Однако выбрался змеи
и закричал:
- Волки, медведи; мои, скачите сюда, с хозяином вашим беда!
Швырнул Фэт-Фрумое змея еще раз. И снова ушел змей в глубь земли,
только чуб; остался торчать. Но закричал еще громче:
- Черный Арап, где ты! Хозяину твоему плохо!
Но кто мог услышать его и прийти на помощь, если над Черным Арапом
рушилась земля, а волков и медведей цепко держал дуб?!
Когда в третий раз кинул Фэт-Фрумос змея- три дня погружался тот с
воем в земные недра, да так и не вышел и поныне.
И заструилась вода из пересохших источников, зазеленели поля -
снизошла благодать на всю землю.
А Фэт-Фрумос вошел во дворец, и что оставалось ему делать? Взял он за
руку Фею фей, превратил все змеевы богатства в золотое яблоко, воротился
домой, и стали они жить-поживать да добра наживать.

 

Кто ждёт, чтоб вишни падали в рот, тот до добра не дойдёт

Жил как-то ленивый человек, такой ленивый, что даже покрылся плесенью.
Ждал, чтобы вишни сами ему лезли в рот, а потом чтобы кто-нибудь их
разжевал. А когда нападает на человека лень, бедность ему на шею садится.
Когда он дошел, что называется, до ручки, что надумал лентяй? Пойду-ка,
решил он, к Доброй Волшебнице, пусть даст мне другую долю; что-бы я не
работал больше, а были бы только праздники и один лишь рабочий день, и в тот
_ день чтоб была свадьба.
Взял он котомку на палку и пошел искать счастья. Шел сколько, шел и,
проходя через лес, встретил волка - худого и лысого, хуже некуда.
- Куда держишь путь, добрый человек? спрашивает волк.
- К Доброй Волшебнице за долей иду, пусть скажет, как мне счастливо
жить на свете.
-Раз уж ты к Доброй волшебнице идешь, спроси ее,- взмолился волк ,- как
мне быть, что сделать, чтобы волосы у меня отросли, а то сроду на мне волос
не было.
- Ладно, волк, я спрошу!
Пошел лентяй дальше, видит виноградный куст с увядшими желтыми
листьями.
- Ты куда, добрый человек? - спрашивает виноградный куст человеческим
голосом.
- К Доброй Волшебнице.
- А зачем?
- Просить другой доли, счастливой, чтобы мне не работать больше, чтобы
жить, как бояре живут, не заботясь о завтрашнем дне.
- Раз уж ты к Доброй Волшебнице идешь, спроси у нее, как мне быть, что
делать, чтобы выросли у меня новые листья.
- Спрошу, почему не опросить, - сказал лентяй и отправился дальше.
Приходит он к реке. И вот из воды выходит большущая рыба с огромным
зобом. Сделала рыба путнику знак.
- Подайся поближе, добрый человек.
Подошел лентяй.
- Куда путь держишь?
- К Доброй Волшебнице.
- Зачем?
- За счастьем своим, узнать, как дальше мне жить.
- Если будешь у Доброй Волшебницы, спроси, как мне быть с моим зобом, а
то он с каждым днем пухнет.
- Хорошо, спрошу.
Идет лентяй дальше и видит в лесной прогалине источник, а у источника
красавицу девушку в белом платье, с венком из цветов на голове.
- Кто ты, добрый человек?
- Я бедный странник.
- А куда идешь?
- К Доброй Волшебнице.
- Долго ли шел, пока меня встретил?
- Долго.
- И кого ты в пути видел?
- Лысого волка видел, вот кого!
- И что тебе волк оказал?
- Когда он узнал, куда иду, попросил разузнать, как ему быть, что
делать, чтобы волосы отрастить.
- Скажи ему, пусть он сожрет сердце бездельника и лентяя, и тогда у
него волосы отрастут. И кого ты еще видел?
- Виноградный кует с увядшими листьями. Просил он меня узнать, как ему
быть, что сделать, чтобы выросли новые листья и чтоб больше они не сохли.
- Передай ему, что у его корней закопали когда-то, давным-давно, кувшин
с золотыми, и если найдется кто-нибудь, кто выкопает и уберет кувшин от его
корней, то вырастут новые листья и куст покроется гроздьями. А еще кого
видел?
- Рыбу большую с распухшим зобом. Просила меня узнать, как ей быть, что
делать, чтоб избавиться от болезни.
- Зоб у нее набит драгоценными каменьями. Если найдется кто-нибудь, кто
зоб разрежет и вытащит камни, полегчает ей.
- Я ей скажу.
- А теперь отправляйся обратно.
- Как это обратно? Я же сюда за счастьем пришел.
- Ступай обратно по тому же пути, по которому прибыл, и встретит тебя
твое счастье в пути. Если есть у тебя голова на плечах, заживешь счастливо,
а нет - пеняй на самого себя.
Пошел лентяй обратно. Идет, идет и пришел к рыбе. Опрашивает его рыба:
- Ну, что сказала тебе Волшебница?
- Сказала, что зоб твой набит драгоценными каменьями и что если
найдется кто-нибудь, кто зоб твой разрежет и вытащит эти камни, избавившись
от беды.
Стала рыба его молить:
- Окажи, добрый человек, услугу, разрежь мне зоб, вытащи драгоценные
камни и возьми себе их в награду.
- Нет, - отвечает лентяй, - я пойду, меня в пути счастье ждет, и всего
у меня будет вдоволь и без тебя.
Как сказано: сильнее леность, чем бедность.
Пошел он дальше. Идет, идет, и вот уже виноградный куст веткой ему
машет, чтобы остановился.
- Ну, как, человек добрый, побывал у Волшебницы?
- Побывал!
- И что она оказала?
- А вот что. У корней твоих закопан кувшин с золотыми, он мешает корням
твоим разрастись, оттого ты и чахнешь.
- Если так, будь добр, выкопай кувшин с золотыми и возьми все себе. И
мне услугу окажешь, и сам не будешь внакладе.
- Нет, - отвечает лентяй, - зачем мне землю рыть, уставать, лучше
пойду, меня в пути счастье ожидает, и всего будет у меня вдоволь и без тебя.
Пошел он дальше. И вот уже встречается ему снова волк.
- Ну как, видел Волшебницу?
- Видел.
- И что она сказала? Как мне волосы отрастить?
- Сказала, что должен ты для этого сожрать сердце бездельника и лентяя.
- А еще что ты видел, что слышал? Где побывал?
- Многое видел. Видел увядший куст виноградный. У его корней кувшин с
золотыми закопан, мешает ему расти. Просил он меня выкопать деньги и взять
их себе, а мне они ни к чему. Все равно меня счастье в пути ожидает, и будет
у меня всего вдоволь.
- И еще кого видел?
- Видел большущую рыбину с раздутым зобом, полным драгоценных камней.
Просила меня рыба разрезать ей зоб, выгнуть те камни и тем ее от беды
избавить. Но я торопился и дальше пошел.
Подумал, подумал волк. Кого лень обуяла, решил он, ума у того мало.
- Ленивей тебя и глупей никого не знаю, - сказал он. - Не потрудился
выкопать кувшин с золотыми, не стал резать рыбий зоб, чтобы вытащить
драгоценности. А ведь мог с этим богатством до самой смерти жить-поживать,
не зная забот.
Кинулся вола на лентяя и сожрал его без остатка.
С той порой говорят: кто ждет, чтобы вишни падали в рот, - до добра не
дойдет.

 

О чем поют жаворонки

Жил-был когда-то король, и был у короля один- единственный сын.
Случилось так, что заболел наследник. Созвал король врачей со всего
королевства и приказал им вылечить сына.
Стали врачи больного смотреть, стали совещаться, чем его лечить. Не
могут болезнь определить, не могут лекарства назначить. С тем и ушли.
Король тогда бросил клич на всю землю - кто королевича вылечит, тот
получит подарки дорогие, богатства несметные.
И вот пришел во дворец старец-ведун. Осмотрел королевича и сказал:
Выздоровеет королевич, когда съест язык птицы- не птицы, которую убьет
человек -не человек ружьем- не ружьем, сделанным из дерева- не дерева .
Сказал старец эти слова и ушел из дворца, не требуя подарка.
Созвал король своих бояр, сообщил им старцев слова и спросил совета:
что это за птица -не птица, кто тот человек- не человек, что это за ружье-
не ружье, сделанное из дерева- не дерева.
Стали бояре думать, королевскую загадку разгадывать.
Подумали и сказали в один голос:
- Птица- не птица - это, конечно, жаворонок. Он, хоть и летает, да
больше по земле ходит. Он, хоть и поет, да только в небе, не как другие
птицы. А. спев, на землю падает, ну точно камень.
- А человек-нечеловек, - сказали бояре,- это, конечно, пастух, живет он
не в селе, как все люди, а в кодрах, как дикий зверь. Не с людьми время
проводит, а с овцами - какой же он настоящий человек?
- А дерево- не дерево,- решили бояре, - это, верно, липа. Древесина у
липы мягкая, непрочная - где ей равняться с настоящим деревом!
А ружье- не ружье - чего уж тут гадать! - это ведь лук со стрелами. Лук
этот сделан целиком из липы, тетива из лыка.
Послушался король бояр. Сделали бояре лук и приказали привести
пастуха.
- Вот тебе липовый лук, - сказали бояре. - Иди и застрели нам птицу- не
птицу жаворонка. Мы вы- рвем у него язык, дадим королевскому сыну, и он
выздоровеет.
Взял пастух лук и пошел охотиться на жаворонка.
Жаворонок то прямо к солнцу взлетал и заливался там звонкой песней, то
камнем вниз бросался - дразнил охотника. Пастух уже устал гоняться за ним,
как вдруг жаворонок сел на землю и спросил человечьим голосом:
- Почему ты преследуешь меня, неужто убить хочешь? Ведь мы с тобой
давние знакомые, прежде тебя никто за холм не взбирается - и я первый песню
запеваю, когда тебя увижу. Друг я тебе, а ты стрелу на меня нацелил.
И открылся жаворонку пастух.
- Не я тебя хочу убить - бояре. Так они порешили на королевском совете.
Посчитали они меня человеком- не человеком, а про тебя сказали, что ты
птица- не птица. Дали они мне в руки ружье- не ружье - лук липовый, тетива
лыковая - все из дерева- не дерева. Приказали убить тебя, чтобы лишить тебя
языка твоего; а языком этим вылечат королевского сына.
Рассмеялся тут жаворонок.
- Обманули тебя бояре! Птица я, настоящая, неподдельная. Крыльями
взмахну - взлечу высоко. Клюв открою - песня польется. И птенцов вывожу, как
другие птицы. А зима настанет - с вьюгой-метелицей борюсь, на родных местах
остаюсь, в чужие земли не лечу. Ну-ка скажи - много ли таких птиц на свете?
И про себя подумай: какой же ты человек- не человек, если и в дождь, и в
холод отару бережешь, о каждом ягненке заботишься, сил своих не жалеешь ради
людей. Самый ты и есть настоящий человек1 И липа - дерево, - говорил
жаворонок. - Ну-ка; вспомни, из чего стропила над твоей крышей, балки на
твоем чердаке! А чем ты щи хлебаешь - разве из дуба твоя ложка вырезана?
Настоящее вто дерево - липа. И лук твой со стрелами - доброе оружие. Сколько
врагов отогнали от родных очагов этим оружием! Если же хочешь знать, что
такое ружье- не ружье, - так это трубочка из бузины, из которой мальчишки
горохом стреляют. Бузина и есть дерево-не дерево, потому что почти вея она
из мякоти, только трубка твердая. А вот люди-нелюди - это те, кто тебя убить
меня послал: бояре чужеспинники, баре-тунеядцы. Вот уж точно - люди-нелюди
они, потому что не голова у них на плечах, а липовый чурбак!
У боярина под шапкойУма очень мало,Ну, а может быть, и сродуЕго не
бывало!
Спев эту песенку, жаворонок взлетел высоко в небо, к самому солнцу.
Все жаворонки, чуть завидев пастуха, то взлетают высоко-высоко, то
падают камнем вниз и все время. поют:
У боярина под шапкойУма очень мало,Ну, а может быть, и сродуЕго не
бывало!
Песенку эту жаворонки поют и по сей день.

 

Волшебный колокольчик

Давным-давно жил бедный мальчик, н не било у него никого в целом
свете. Поднялся он в горы в стал овечьим пастухом.
Одним только сокровищем он владел - волшебным колокольчиком. Стоило
зазвонить в него - и стадо послушно шло, куда приказывал мальчик. По вечерам
он прятал колокольчик в дупло дерева, чтобы волки, привлеченные чудным
звоном, не напали на овец.
Однажды разразилась гроза. Пастушок привел отару в загон, повесил
колокольчик на ветку и лег спать. Когда он проснулся, то увидел, что дерево
выросло до самых небес и снять колокольчик никак нельзя.
- Дерево, наклонись! Я сниму колокольчик. Пора уводить овец на
пастбище.
- Нет, - отвечает дерево, - не хочу.
Пришел мальчик к топору;- Иди, топор, сруби дерево, оно не хочет
отдать мне колокольчик.
- Не пойду, - говорит топор.
Пошел мальчик к ржавчине:
- Иди, ржавчина, затупи топор, он не хочет срубить дерево, а дерево не
отдает мне мой колокольчик.
- Неохота, - говорит ржавчина.
Рассердился пастушок, пошел к огню:
- Иди; огонь, спали ржавчину, она не хочет затупить топор, а топор не
хочет рубить дерево, а дерево не отдает колокольчика, - Лень мне идти,
братец.
Пошел мальчик к воде:
- Беги, вода, погаси огонь, он не хочет опалить ржавчину, ржавчина не
хочет затупить топор, топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает мне
мой колокольчик.
- Не стану, - говорит вода.
Пошел мальчик к волу:
- Ступай, вол, выпей воду, она не хочет погасить огонь, огонь не хочет
опалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет рубить
дерево, а дерево не отдает колокольчик.
- Не пойду, - говорит вол, - я уж напился.
Мальчик обиделся, пошел к волку:
- Идем, волк, зарежь вола, он не хочет выпить воду, вода не хочет
гасить огонь, огонь не хочет жечь ржавчину, ржавчина не хочет тупить топор,
топор не хочет рубить дерево, а дерево не отдает мне мой колокольчик.
- Нет, - говорит волк, - не хочу я связываться с волом.
Пошел пастушок к охотнику.
- Иди, охотник, застрели волка, он не хочет зарезать вола, вол не хочет
выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет спалить ржавчину,
ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не
отдает колокольчик.
- Нет, - говорит охотник, - я сегодня не пойду на охоту.
Пошел мальчик к мышке:
- Мышка, мышка, иди отгрызи ремень с охотничьего ружья, охотник не
хочет застрелить волка, волк не хочет зарезать вола, вол не хочет выпить
воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет опалить ржавчину,
ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить дерево, а дерево не
отдает мне мой колокольчик.
Мышка говорит:
- Не пойду, я не голодна.
Пошел мальчик, поклонился кошке:
- Иди, кисонька, съешь мышку, она не хочет отгрызть ремень с
охотничьего ружья, охотник не хочет застрелить волка, волк не хочет зарезать
вола, вол не монет выпить воду, вода не хочет погасить огонь, огонь не хочет
спалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор, топор не хочет срубить
дерево, а дерево не отдает колокольчик.
Кошка говорит:
- Нет, не пойду, сыта по горло мышами.
Что делать пастушку? Пошел к собаке.
- Иди, Гривко, укуси кошку, она не хочет съесть мышку, мышка не хочет
отгрызть ремень с охотничьего ружья, охотник не хочет застрелить волка, волк
не хочет зарезать вола, вол не хочет выпить воду, вода не хочет погасить
огонь, огонь не хочет спалить ржавчину, ржавчина не хочет затупить топор,
топор не хочет срубить дерево, а дерево не отдает мне мой волшебный
колокольчик. Солнце уже высоко, а мои овцы хотят пить и есть.
Сжалилась собака, видит, что мальчик устал и никто ему не хочет
помочь, встряхнулась, подпрыгнула да как бросится за кошкой! Кошка
испугалась, кинулась на мышку, мышка только пискнула и начала грызть ремень
охотничьего ружья, охотник подхватил ружье и прицелился в волка, волк
поневоле помчался за волом, вол замычал и стал пить воду из реки, аж берега
ходуном заходили. Вышла вода из берегов, выплеснулась на огонь, огонь
накинулся на ржавчину, ржавчина как пошла по топору, топор вскочил и стал
рубить дерево, дерево наклонилось, мальчик схватил свой колокольчик и
побежал пасти овец.
С тех пор собаки привыкли жить на пастбищах и стали верными друзьями
пастухов

 

Козел обманщик

Жил когда-то старик, и было у него три козы. А при козах состоял
козел, рогатый и бородатый. Старик заботился о своем стаде, пас коз от зари
до зари, поил ключевой водой и стерег от волков.
Шли годы, сил у старика поубавилось. Позвал он трех своих дочерей и
говорит:
- Пора мне, дочки, на отдых. Настало ваше время пасти коз.
Старшая говорит:
- Я пойду.
- Иди, милая, да смотри паси хорошенько, пои вовремя.
- Не изволь беспокоиться, батюшка, все сделаю.
Наутро пошла она с козами в лес, пасла их как нельзя лучше, напоила
как следует, а потом возле козла присела и расчесала его своим гребнем.
Увидел бы старик - речи бы лишился от радости.
Вечером ведет.она стадо домой, а старик вышел со двора и опрашивает
козла:
- Как вам доченька угодила? Как поила-кормила?
- Эх, хозяин, вовсе не поила, вовсе не кормила, - отвечает козел.
Проходили мы через лесочек, Сорвал я пожухлый листочек, Пришли к осоке
болотной - Напился воды холодной.
Услышал старик такие слова, разгневался и прогнал дочь из дому.
На другой день посылает среднюю:
- Иди с козами в лес, да смотри паси хорошенько, не то и тебе то же
будет.
- Не изволь тревожиться, батюшка.
Пошла бедная девушка со страхом в сердце, все искала травы позеленее
да воды почище, как бы и с ней не случилось то же, что со старшей.
Водила она коз по полянам да по редколесью, поила у источников ручья,
каждую расчесывала волосок к волоску, чтобы шерсть была чистой и мягкой.
Когда солнце склонилось, погнала она стадо к дому. А старик вышел со
двора и спрашивает козла:
- Довольны ли вы сегодня? хороша ли была трава? Чиста ли вода?
- Ох, хозяин, не ели мы, не пили.
Проходили мы через лесочек, Сорвал я пожухлый листочек, Пришли к осоке
болотной - Напился воды холодной.
Пуще вчерашнего разгневался старик. Пришлось уйти из дому и средней
дочери.
- Будете знать, как ослушничать!
На третий день пошла с козами младшая.
Она думала, что, может быть, сестры и вправду заснули где-нибудь
ненароком и не смотрели за козамм как следует, а вот уж она накормит их и
напоит.
Все ноги сбила с утра, ни на минуточку не присела.
- Пусть теперь попробуют сказать, что я о них не заботилась.
Да не тут-то было.
Вечером вышел старик со двора и спрашиваеа козла:
- Сыты? Поены? - Ах, хозяин! Привела в рощу, привязала к коряге, и
мучились мы до заката от жажды.
Проходили мы через лесочек, Сорвал я пожухлый листочек, Пришли к осоке
болотной - Напился воды холодной.
- Ах, лентяйка! - раосвирепел старик. - Не пошел тебе впрок пример
старших. Ступай же за ними.
И выгнал младшую дочь из дому.
Пришла очередь старухи. Дед говорит:
- Смотри, старая, со мной не шути, за козами поглядывай.
- Да ну,- говорит баба, - учи ученую! Не пасла я коз, что ли!
Привела их старуха на поляну с шелковистой травой и густой тенью,
лелеяла и холила с утра до вечера. а на закате вышел старик со двора и
спрашивает козла:
- Как вас баба пасла?
- Беда, хозяин! Привела на выгон, привязала к шесту, а сама села рядом
и, пока солнце не зашло, дочек оплакивала. Несчастные мы, несчастные!
Проходили мы через лесочек, Сорвал я пожухлый листочек, Пришли к осоке
болотной - Напился воды холодной.
- Ну, старая, не ждал я такого, - ахнул дед. - Иди отсюда совсем, не
хочу тебя видеть. Даже коз пасти не умеют, что толку от вас от всех!
Наутро сам дед пошел с козами. Пусть, думает, почувствуют хозяйскую
ласку. Кормил их свежей травой, поил ключевой водой, расчесал, как детей
малых.
- Хоть меня они добром вспомянут, раз не было им доли от старухи и
дочек. Спрошу-ка я козла, каково-то его пасли нынче.
Размечтался старик, захотелось ему уелышать себе похвальное слово хоть
от козла бородатого. Повел он коз домой, а сам поспешил по окольной
тропинке, надел городское платье, нацепил на лицо маску, чтобы не узнали,
вышел на дорогу и опрашивает козла:
- Как вам с дедом живется? Небось, получше прежнего?
- Как бы не так! - отвечает козел. - Еще хуже, чем с бабой и девками.
С утра привязал нас за рога к пеньку корявому, и простояли мы целый день под
солнцем палящим.
Проходили мы через ленточек.
Сорвал я пожухлый листочек.
Пришли к осоке болотной - Напился воды холодной.
Старик даже почернел. Прямо по сердцу резануло, что клятая скотина
все,время его за нос водила. Схватился он за нож и кинулся на козла заживо
шкуру снимать. Только голову ободрал - вырвался козел, заблеял дурным
голосом и - наутек.
Бежал он, бежал, пока не споткнулся о лисью нору. От боли да от страха
сунулся в нее да там и затих.
Через малое время приходит лиса, почуяла козлиный дух, опрашивает
снаружи:
- Это что там за гость непрошеный?
Козел выставил рога и отвечает:
Я ободранный козел, В гневе страшен я и зол, И любого я врага Поднимаю
на рога.
Струсила лиса, пошла к ежу.
- Иди, куманек, выгони из моей норы нечистую силу. Забрался в дом - не
вытащишь. А ты со своими колючками уж как-нибудь избудешь черта.
Прибежал еж к норе и спрашивает:
- Это кто ж там такой страничный?
А козел изнутри:
Я ободранный козел, В гневе страшен я и зол, И любого я врага Поднимаю
на рога Ну да ведь еж не из пугливых. Сунулся в лаз да как начал колоть
козла иголками - хоть сито из козлиной шкуры натягивай. Козел взялся было
рогами отбиваться, а еж свернулся колобком и аж до костей пиками своими
донимает.
Козел, видя, что из него вот-вот рубленое мясо сделают, шарахнулся вон
из норы и побежал без оглядки. Содранная шкура налезла ему на глаза и так,
сослепу, выбежал он на край пропасти. Прыгнул, перебрал в воздухе копытами
и - бух на дно.
Только следы его кое-где остались, да и те Водой омочило, Солнцем
иссушило, Ветром замело, Пылью занесло

 

Ион Молдавану

Жил в давнюю пору один человек, и был у него единственный сын Ион.
Незадолго до своей смерти отец сказал Иону:
- Ион, я помираю, а ты иди куда глаза глядят, ищи свое счастье. Парень
ты работящий, трудись. Покажи, что ты не хуже других.
Ион похоронил отца, собрал котомку и отправился счастье искать.
Шел он долго ли, коротко ли и вот в зеленой долине чабана повстречал.
- Куда идешь, паренек? - спросил чабан.
- Работу ищу,- ответил Ион.
- А не пойдешь ли работать ко мне в овчарню?
- Почему же нет? Пойду!
- А какую плату ты хочешь?
-Осенью дашь мне овцу, какую я сам выберу.
- Ну что ж, пусть будет по-твоему, - ответил чабан.
Все лето Ион пас овец, а осенью получил овцу и отправился в путь.
Только на дорогу вышел, а овца упала и сдохла на месте.
Не везет мне с овцами ,-подумал Ион и пошел искать новую работу.
Шел он долго ли, коротко ли и повстречал старого мельника.
- Далеко ли собрался, паренек?- спросил мельник.
- Я, дяденька, счастье свое ищу.
- А не поработаешь ли ты со мной на мельнице?
- Почему же нет? Попробую.
- А что ты возьмешь за это?
- Немного: ты меня кормить будешь, а осенью отдашь мельничный камень,
какой я захочу.
- На что тебе мельничный камень? Возьми лучше мешок муки.
- Муки мне не надо, давай все-таки камень, ответил Ион.
- Ладно, пусть будет по-твоему.
Осенью взял Ион камень и только с ним на дорогу вышел, камень упал и
раскололся надвое.
Что за напасть! И тут мне не повезло ,- подумал Ион и пошел дальше.
Шел он долго ли, коротко ли и встретился с попом.
- Куда, паренек, путь держишь? - спросил поп.
- По свету хожу, работу ищу.
- Не поработаешь ли у меня?
- Ну что ж, могу и у тебя поработать. А что ты мне заплатишь? - спросил
на этот раз Ион.
- Дам тебе осенью хлеба. А работа будет такая: пахать, сеять, молотить,
по хозяйству мне помогать.
- Ладно, согласен я.
Вечером поп привел Иона домой и показал попадье. На другой день взял он
его с собою поле пахать. А у попа были такие волы, что вчетвером с ними не
справиться. Словом, были волы с норовом.
Поработали немного, а поп и говорит Иону:
- Я пойду домой, а ты погоняй потихоньку. Волы, я вижу, сегодня
смирные.
- Иди, иди, я один справлюсь. Только поп отошел, один из волов вдруг и
говорит Иону:
- Слушай, Ион, -мы волы не простые, а волшебные. Помогаем мы добрым
людям, чем можем. Пойди отдохни, а мы сами поле вспашем.
За полем лес начинался. Ион забрался в тень и лежит-полеживает, а волы
пашут, стараются.
А поп домой не пошел. Он спрятался, чтобы посмотреть, как будет пахать
Ион, когда один останется. Увидел он, что волы пашут сами, и подумал: здесь
дело нечистое. Вечером он и говорит Иону:
- Возьми за работу что хочешь, только уходи от меня.
Взял Ион деньги и пошел восвояси. Вдруг догоняют его волы. Парень
вернулся и говорит попу- Запри своих волов, а то они идут за мной словно всю
жизнь меня знают.
Запер поп волов, но только Ион отошел - они сломали ворота и снова
догнали его. Ну, на этот раз Ион их отводить не стал, а пошел с ними дальше.
Привели его волы в большой лес, и стал он тут их пасти. Смотрит -
чья-то коза травку щиплет. Подошел Ион да подоил ее. А это была коза старого
змея - змей в лесу жил. Змей заметил вечером, что коза без молока домой
пришла, и закричал на весь лес:
- Эй, какой проказник мою козу доил?
- Это я, Ион Молдавану,-ответил парень.
- Ну-ка, иди сюда. Слыхал я, что молдаване борцы крепкие. Покажи-ка мне
свою силу.
Что тут делать Иону? Достал он творог, который только что сделал из
козьего молока, и сжал его в руке. Змей спрашивает:
- Что это ты делаешь?
- Да вот сжимаю камень, чтобы воду добыть, а то до колодца далеко идти.
Увидел змей, что вода и впрямь потекла, и испугался. А
что,-думает,-если он и меня сейчас так же сожмет!
- Знаешь,-сказал он Иону,-давай лучше подружимся. У меня здесь в лесу
замок да хозяйство большое, а живу я один. Вот ты мне и будешь вроде брата и
сына.
- Ладно, пусть будет по-твоему,-согласился Ион.
Недели две ему не пришлось и пальцем пошевелить.
Но вот однажды змей послал его воды принести. А ведра дал такие
большие, что Ион их и пустыми еле-еле несет, а полными их и не поднять. Что
делать? Решил Ион схитрить. Стал он окапывать колодец вокруг. Змей воды не
дождался и пошел Иону навстречу. Пришел и спрашивает:
- Что ты делаешь, Ион?
- Да вот хочу этот колодец домой принести.
- Ты что, ума лишился? - закричал змей.-Только этот колодец и есть у
меня, а ты его завалить хочешь. Дай-ка я лучше сам воды наберу, а то с
твоими затеями я без колодца останусь!
Змей взял ведра, и они пошли домой. А дышал змей так сильно, что при
выдохе Ион отлетал далеко вперед, а при вдохе его притягивало к самой пасти
змея.
- Ты чего бегаешь туда-сюда? - спросил змей.
- Сердит я так, что места себе не нахожу. Как пойду вперед, вспомню
все, возвращаюсь, и хочется так тебя треснуть, чтобы искры из глаз
посыпались.
- А чем же я провинился?
- Как чем? По твоей милости мне придется каждый день ведра таскать.
Разве не лучше было весь колодец домой принести?
- Ладно,-говорит змей,-воду я сам буду носить, только ты колодец не
трогай.
На другой день змей посылает Иона в лес за дровами. А Ион взял веревку
и стал ею обвязывать все деревья в лесу. Увидел змей, что Иона все нет да
нет, и пошел посмотреть, что он делает.
- Слушай, что ты затеял? - спросил он у Иона.
- Хочу лес домой отнести.
- Тьфу, чтоб тебе пусто было! Ведь этот лес достался мне в наследство
от отца, а ты хочешь его уничтожить!
Вырвал змей дерево побольше, чтобы домой отнести, а Ион говорит:
- Послушай, змей, ты неси ствол, а я понесу ветки. Видишь, их как
много: тебе с ними не справиться.
Поднял змей дерево, а Ион уселся среди ветвей и спокойно поехал домой.
Скоро после того собрался змей к брату своему в гости.
Оставил он Иону ключи и сказал:
- Вот тебе ключи. Можешь заходить куда хочешь, только не заглядывай в
погреб да вот этой двери не открывай. Понятно?
Когда змей ушел, Ион стал ходить всюду, смотреть его богатства.
Остановился Ион у погреба и подумал: Что же там такое?
Взял и открыл дверь. Смотрит - а там полным - полно людей.
- Кто вы такие, люди добрые, и почему здесь сидите? - спросил Ион.
- Мы гайдуки лесные. Змей нас посадил сюда за то, что мы против злых
богачей, боеров, поднимались, добро у них отнимали и бедным раздавали.
- Выходите и отправляйтесь по домам. Вот змеева казна: возьмите из нее
золото и раздайте бедным людям.
- Спасибо тебе, Ион!
Когда они ушли, Ион открыл и ту дверь, которую не велел отпирать змей.
А за дверью стоял красавец конь, такой, что глаз не отвести. Это был конь
храброго гайдуцкого атамана Кодряна. Змеи поймал этого коня в лесу, когда
гайдук стреножил его и отпустил пастись.
Сказал конь Иону:
- Выведи меня отсюда да возьми с полки щетку, платок и шапку.
Ион Молдавану взял с полки щетку, платок и шапку и вывел коня в лес.
- А теперь,- сказал конь,- ступай отпусти волов, что тебя привели сюда.
Дальше я тебе помогать стану. А волы теперь пойдут к новому хозяину - на
опушке леса бедный старик живет.
Сбегал Ион, нашел волов - они все это время, пока Ион у змея жил, на
зеленой поляне паслись. Попрощался Ион с волами, и они пошли к бедному
старику, что без скотины маялся.
А Ион вернулся туда, где его конь гайдука Кодряна дожидался.
- Садись на меня!-крикнул конь. Ион сел. Волшебный конь заржал так, что
земля задрожала, и помчался быстрее ветра.
Услышал змей ржание коня и бросился догонять его. Когда он был уже так
близко, что от его дыхания Ион в седле закачался, конь крикнул:
- Бросай щетку!
И он бросил щетку, и она превратилась в большой, густой лес. Змей начал
грызть деревья, чтобы проложить себе дорогу. Вот он выбрался из чащи и вновь
стал Иона настигать. Тогда конь сказал:
- Бросай платок!
Ион бросил платок, и на том месте, куда платок упал, разлилось море.
Пока змей через это море перебирался, Ион далеко отъехал. Но скоро змей
снова стал беглецов настигать, и, когда он был уже совсем близко, конь
крикнул Иону:
- Бросай шапку!
Упала шапка и обернулась железной стеной, а змеи с разгону ударился о
нее и тут же околел Остановился конь, спрыгнул Ион на землю Когда они
немного отдохнули, конь говорит*- Вот что. Ион, я вернусь к своему хозяину
Кодряну-гайдуку, а ты возьми этот колокольчик. Когда я тебе буду нужен,
позвони в него - я примчусь к тебе быстрее ветра. И вот тебе мой совет: не
ходи с открытым лицом. Очень уж ты красивый и от этого с тобой может беда
случиться. Закрой лицо телячьей шкурой, она тебя от дурного глаза убережет.
Конь ускакал, а Ион пошел к пастухам, достал у них телячью шкуру,
набросил ее на себя и отправился дальше.
Услышал Ион, что у царя есть три дочери и младшая из них такая
красавица, что глаз не оторвать. И говорили люди, будто она племянницей
Кодряну-гайдуку приходится, а во дворец ее взяли, чтобы не огорчать царя.
Младшая-то царская дочь слепой родилась, отец об этом до сих пор ничего не
знал. Вот и считал царь племянницу Кодрянову своей младшей дочерью, а царица
не решалась ему правду открыть.
Пришел Ион к царским воротам и спросил, не найдется ли для него работа
какая. Послали его гусей пасти.
Вывел Ион гусей на зеленый лужок, сбросил телячью шкуру, и гуси весь
день на него смотрели, так что и о траве забывали. А всему виной была
красота Иона. Так день прошел, два, три - гуси все смотрели на Иона, не ели
и стали от голода подыхать.
Рассердился царь и послал старшую дочь проверить, как гуси у нового
пастуха пасутся. Но Ион сразу услышал, что приближается царская карета с
бубенцами, закрыл лицо шкурой, и гуси стали щипать траву. Подъехала царская
дочка, глядит - все в порядке. Возвратилась во дворец и сказала об этом
отцу. А наутро несколько гусей снова были найдены мертвыми, и царь послал к
пастуху среднюю дочь.
Оседлала царевна коня и поехала. Только она на дороге показалась, а Ион
уже заметил ее. Набросил он на себя шкуру, и гуси стали спокойно пастись.
Вернулась дочка к царю и рассказала, что Ион хорошо за гусями присматривает.
На третий день царь послал к пастуху младшую дочь, потому что опять
подохло много гусей. Она была умнее старших, набросила поверх царского
платья рваный платок и пошла не по дороге, а через терновый кустарник.
Выбралась на луг, а Ион и бровью в ее сторону не повел - сидит себе, лицо
открытое, и гуси на него глядят. Сбросила тут девушка платок, и увидел Ион,
что перед ним царевна.
- Ты, Ион, не бойся меня,- сказала она.- Слышала я о твоей красоте и
пришла на тебя посмотреть. И так ты мне понравился, что хочу я быть твоей
невестой.
- Но я человек бедный, пастух простой, ты же-дочь царская, а цари и
бедняки терпеть друг друга не могут. Ты небось слышала о Кодряне-гайдуке?
- Я даже один раз в глаза его видела,- ответила девушка,- он красивый
такой и храбрый.
- А знаешь ли, кто ты сама?
- Я младшая дочь царя.
- Нет, ты племянница Кодряна.
И рассказал ей Ион все, что от людей слышал.
Девушка велела ему и дальше от всех лицо свое прятать да никому не
рассказывать, что они любят друг друга.
А ночью царю сон приснился - мол, должен он поскорее выдать замуж всех
своих дочерей, иначе с ним беда приключится. Наутро царь позвал дочерей, дал
им по золотому яблоку и велел на балкон выйти. Все желающие проходили под
этим балконом, а царевны должны были бросить яблоко тому кого хотят себе в
женихи. Две старшие царевны сразу выбрали себе мужей - боеров знатных, а
младшая ни в первый, ни во второй день никому не бросила своего золотого
яблока. Удивлялись все, а царь повелел узнать, кто еще остался незваным ко
двору, и ему указали на пастуха в телячьей шкуре. Позвали Иона, прошел он
под балконом, и бросила ему девушка золотое яблоко.
Сильно рассердился царь на свою младшую дочь, но деваться было некуда,
и пришлось ему выдать царевну за пастуха.
К себе царь их не принял, да Ион и сам был не из тех, что в царских
дворцах живут. Сделали они землянку на самом краю города и стали там жить.
Начали они дружно работать в поле, потому что ведь и жена Иона была дочерью
бедного крестьянина, а во дворец она попала случайно. Вот однажды на страну
напали враги, и царь собрался в поход с двумя зятьями и войском своим.
Ион Молдавану говорит жене:
- Сходи к царю и попроси для меня коня.
Я тоже на войну поеду.
Но мужья старших царевен посмеялись над ней и дали Иону старую кобылу,
которая давно уже только воду возила. Раньше всех отправился в путь Ион на
царской кобыле, да на пол дороге в болоте застрял. Там его и нагнал царь с
войском.
- Посмотрите-ка, и этот неумытый тоже воевать поехал,- сказали царские
зятья.
Подъехали они к Иону и спрашивают:
- Эй, ты, куда собрался?
- На войну,- спокойно ответил Ион.- Хочу и я страну нашу защищать.
- Ты что же, не нас ли защищать вздумал?
- Нет, страна наша - это народ, люд бедный, и для нас нашествие врагов
страшнее, чем длятаких, как вы.
- Да он с ума спятил, несчастный!
Он, кажется, считает себя равным нам, царским зятьям!
Дали они ему по оплеухе и отправились дальше. Только они отъехали, Ион
позвонил в волшебный колокольчик. И сразу прискакал конь гайдука Кодряна.
Ион вошел к нему в левое ухо и вышел из правого одетым в латы, с саблей и
копьем. Быстрее ветра помчал его конь. Обогнал Ион царское войско, врезался
в ряды врагов и стал их рубить налево и направо. Пока подошел царь с
войсками, все враги уже были побиты. Повернул Ион обратно, а когда мимо
царских зятьев проезжал, шлепнул их так, что они зашатались. Добрался он до
болота, отпустил волшебного коня и прикрыл лицо телячьей шкурой. Подъехали к
нему зятья и давай опять насмехаться, а он им и отвечать не стал.
Вернулся Ион домой и послал жену во дворец сказать, что это он врагов
побил. Но зятья над ней лишь посмеялись:
- Это был Божий ангел, и он нам победить помог, а не твой пастух.
На другой день Ион снова один вражеское войско побил и надавал пощечин
зятьям царским. А они встретили его опять в болоте, верхом на старой кобыле,
и не догадались ни о чем.
Жена Иона опять к царю пошла:
- Мой муж говорит, что это он разбил вражеское войско.
- Помолчи ты, не срамись лучше! Ведь это ангел был.
На третий день войско врагов было намного сильнее. Когда царь с войском
подъехал к месту битвы, Ион еще бился с врагами. И ранили его в правую руку.
Бросил царь ему свой шелковый шарф, и перевязал им Ион свою рану. А потом
всех врагов побил, дал царским зятьям по шесть оплеух и умчался на своем
коне. А на обратном пути царские зятья опять его у болота нашли: бился он
никак свою старую кобылу из болота вытащить не мог.
Вскоре война кончилась, а Ион Молдавану все жил в своей землянке на
самом краю города.
Но вот однажды царь созвал к себе всех соседей смотреть, как будут двух
гайдуков казнить. Они в лесу напали на богатого и знатного боера. Понаехало
гостей видимо-невидимо.
Вывели гайдуков из темницы и поставили рядом на площади. Пришел туда и
Ион. Стали гости насмехаться над гайдуками. Один из царских зятьев указал на
гайдука и сказал:
- Не тот ли это богатырь, что врагов победил?
Все так и покатились со смеху, а Ион не утерпел, вышел вперед и
крикнул:
- Это я, простой пастух, помог вам врага побить, но вы мне не поверили.
А сегодня хотите казнить людей, которые дрались вместе со мной! Вот тебе,
царь, твой шелковый шарф, что ты дал мне во время битвы.
Бросились тут к Иону, чтобы схватить его, но он взял и зазвонил в свой
колокольчик. Прибежал конь, Ион вошел в левое ухо, вышел из правого в латах
да при оружии, схватил саблю и расправился с царем и его зятьями.
Освободил Ион гайдуков, побратался с ними, взял жену, и уехали они в
лес. А лес всегда был надежным другом гайдука.

 

Кузнец и крынка

Жил-был кузнец. Как-то раз получил он за свою работу крынку молока.
Понес молоко домой, а на дороге люди собрались побеседовать. Увидели кузнеца
и смеяться стали. Поставил кузнец крынку на землю, глянул на шутников и
говорит:
- Надо мной смеетесь, да? Так вот увидите: продам я эту крынку молока -
куплю поросенка, он вырастет - мне еще двенадцать поросят принесет. А каждый
из них - еще двенадцать народит. Тогда я всех их продам, разбогатею и стану
вашим старостой. Придете вы ко мне с прошениями, а я всех вас пинками
вытолкаю! Вот так!..
И пнул ногой крынку с молоком! Так ни с чем и остался, бедолага!

 

Ленивая жена

Жили-были старик со старухой, и была у них дочь-лентяйка. Такой
бездельницы, такой лежебоки свет еще не видывал. Пришло время выдавать
ленивицу замуж. Нашелся и жених в соседнем селе. Парень не слишком
прислушивался к людской молве и махнул рукой: какую жену бог пошлет, та и
будет хороша. Просватали девушку, сыграли свадьбу, и уехали молодые в новый
дом. Праздник кончился, закатился медовый месяц. Молодая на горницу не
метет, скотину не кормит, посуду не моет и ношеное платье с себя не стирает.
Не хотелось мужу начинать семейную жизнь с ссоры, берег он мир, а нужда тем
временем лезла в окна и двери, добро не копилось, а шло по ветру, и, зная,
что под лежачий камень вода не течет, задумался муж, как бы приучить
нерадивую жену к делу.
Однажды на рынке повстречал он шурина, а тот как раз собирался жениться
и пригласил молодых на свадьбу. Вернулся муж домой и говорит:
- Собирайся, жена, в субботу поедем на свадьбу к твоему брату.
- А что я надену?
- В чем есть, в том и поедешь!
- Да ведь в дырах все!
Как ни хотелось молодухе поплясать на братниной свадьбе, а лень-матушка
сильнее была, да и негоже на люди в рванье показываться. Говорит жена:
- Съезди, муженек, в родительский дом, попроси холста на рубашку.
Поехал муж к теще, посидел, покалякал, чаю попил, только о полотне ни
гу-гу. Подарила ему теща гуся. Взял он его под мышку и покатил домой.
Усердная женушка все это время у окна просидела, мужа выглядывала с
обновкой. Видит- белеет что-то у него в руках, и привиделось ей, что это
целая штука холста. На радостях скинула она старую рубашку, разорвала совсем
и в печку бросила. Муж входит в двери, а гусь: га-га-га! Только ахнула
глупая:
- На что нам гусь? Где полотно? В чем я на свадьбу заявлюсь?
- Не сердись, жена, нет полотна у матушки, вышло все. Но мы еще лучше
придумали: посажу я тебя в мешок, отвезу на телеге и ocтaвлю поблизости в
тенечке. А там она принесет тебе одеться.
Лентяйка на все согласна. Собрались ехать, залезла она в мешок, муж
завязал его и тронул лошадь. Только прихватил он еще с собой две крепких
палки. Едут они, едут, вдруг посредине пути муж говорит:
- Ox, жена, догоняет нас кто-то с вот такой дубинкой. И сердит больно,
как бы не прицепился к нам. А дорога пустым-пуста.
- Ой-ой-ой,- заплакала жена.- Гони, муженек не стой, это, видать,
разбойник.
А муж соскочил с телеги, затопал ногами и, изменив голос, говорит,
будто запыхавшись:
- Здорово, хозяин! И сам себе отвечает:
- Добрый день!
- Что в мешке?
- Конопля.
- Врешь, брат! Это у тебя та самая лентяйка, что пальцем о палец не
ударит.
- Нет!
- А я думаю, что она. Я и палку срезал на тот случай, чтоб знала в
другой раз, как работать надо.
Размахнулся муж и принялся охаживать мешок. А жена внутри скрючилась и
молчит, бедная. Бил он, бил, пока не притомился, а потом говорит:
- Ну, брат, прощай! И твое счастье, что это не она, а то живыми бы не
ушли.
И, чтоб совсем заморочить жену, хлопнул палкой по земле и вскрикнул
так, словно и ему попало:
- Ой, не бей меня, я не виноват!
- Виноват, виноват! Зачем ты привел к нам в село эту бездельницу, чтоб
ей сгореть! Из-за нее и наши жены ленятся. Поехали дальше, отдышались, и
снова говорит муж:
- Ох, жена, опять за нами гонится кто-то. И видать, еще злее того, и
дрючок у него длиннее.
- Гони, гони, муженек! Это, верно, из тех, с большой дороги.
- Поздно, догоняет. Вишь, какой долговязый. Совсем растерялась жена:
- Ты хоть переверни мешок, а то если и этот за меня возьмется, не
сносить нам головы.
Повернул ее муж на другой бок, а сам соскочил с телеги и затопал, будто
кто-то бежит впопыхах.
- Эй, заворачивай оглобли! Что везешь?
- Да вот... мешок.
-А в мешке что?
- Шерсть.
- Лих, не проведешь! А не та ли это лентяйка, что пальцем о палец не
ударит?
Как принялся он палкой трудиться, еще бы немного- и уж не надо бы
бедной женщине никакой свадьбы. Она бы застонала или закричала, да боялась,
как бы хуже не вышло. А муж сам с собой попрощался, сам себе счастливого
пути пожелал и тронулся дальше.
Проезжали они лес поблизости от родительского села. На опушке муж
развязал мешок и говорит:
- Ты побудь здесь, а я схожу принесу тебе платье и пойдем на свадьбу
вместе. А то ведь если так и привезти тебя в мешке, злые люди скажут, что
тебе и одеться не во что.
Жена, дрожа, как тростиночка, со стонами вылезла из мешка и спряталась
в кустах.
А муж погнал телегу в село. Свадьба уже началась. Гости вышли к нему,
поднесли чарочку, и музыканты сыграли марш. Теща удивилась и спрашивает:
- А Иляна где же? - или как там еще ее звали. Муж отвечает:
- Сидит Иляна на опушке. Надо и ее маршем встретить. Музыканты
заиграли, сваты с полотенцами пошли впереди, а за ними и еще гости повалили.
Дошли с песнями до опушки, смотрят- нет никого. Стали искать- и выпрыгнула
лентяйка из кустов, прикрылась мешком и, не разбирая дороги, кинулась домой.
Музыканты и сами испугались не меньше, воротились на свадьбу и рассказали,
что выскочила из-под земли кикимора, шуганула их и сгинула, а из честных
людей никого-де они не видели.
Муж, однако, домой не спешил и прогулял на свадьбе до понедельника.
Вернулся, а на дворе чистота, скотина накормлена. у хаты подметено. Заглянул
в окно- жена сидит с веретеном и прялкой. На одном плече у нее луковица, на
другом- ломоть мамалыги, и, чтобы не тратить на еду время, то откусит она
справа луку, то слева мамалыги, а сама прядет не отрываясь. Увидела мужа,
рассердилась:
- Ты на свадьбах вино пьешь, а я здесь сиди и работай.
Смотри: мне еще целое веретено спрясть надо, и будет рубашка. Давай
берись за дела, сидеть некогда.
И закипела работа у них в руках, и зажили они не хуже людей.

 

Повар и боярин

Однажды некий боярин, отправляясь в карете на гуляние, велел повару
своему зажарить к его возвращению гуся.
- Но если попутает тебя лукавый съесть хоть кусочек, прикажу связать
тебя по рукам и по ногам и столько палок отсчитаю - впредь неповадно будет
даже думать о мясе.
- Понятно, барин.
- Гляди же: если понятно, так понятно; и к моему приезду чтоб гусь был
готов, не горячий, не холодный, а в самый раз на желудок голодный.
Принялся повар за дело, зажарил гуся на славу, румяный, пахучий - у
самого слюнки текут.
Терпел он, терпел, да не вытерпел, отрезал ножку гусиную и съел.
Приехал боярин и, увидав, что гусь об одной ноге, чуть не лопнул от
досады и гнева.
- Вот, значит, каков ты, обжора. Аль не наказывал я тебе не
притрагиваться к гусю, если не хочешь бабушку с того света увидеть?
- Да ведь гусь-то цел, барин.
- А ножку кто слопал, пусть едят тебя черви могильные?
- Барин, у гуся была только одна ножка.
- Да что ты мелешь, где это видано, чтоб гуси одноногими были! -
воскликнул боярин, уписывая птицу.
- Коли не веришь, барин, пойдем к пруду, своими глазами посмотри.
- Хорошо, но коли не так, то я уж знаю, что с тобой сделать.
Пошли они к пруду. Долго ли шли они, скоро ли, вот и на берег вышли.
Солнце припекало вовсю, день был прекрасный, и гуси стояли на одной ноге,
клювами крылья теребили, охорашивались.
- Ну вот, барин, видишь, гуси все одноногие. А боярин как хлопнет в
ладоши, да как вскрикнет:
- Хышшш... халя... халя... халя... Встрепенулись гуси, испугались и
разбежались по берегу кто куда.
- Видишь, мэй, у них у всех по две ноги.
- Так что ж, барин... почему же ты не крикнул и тому гусю: хыш...
халя... халя... халя...
Уставился на него боярин, а крыть нечем; понурил голову и промолчал, и
с тех пор больше не наказывал повару не пробовать то, что настряпал.

 

Пес чабана

Жил-был чабан, и была у него большая отара овец, которых сторожил
старый преданный пес... Много волков и медведей уничтожил он на своем веку.
Да с некоторых пор стали ослабевать его силы - с трудом поднимался он с
земли, начала облезать шерсть. Чабан, увидев, что в один прекрасный день
может остаться без охранителя, нашел где-то щенка и стал его приручать. А
так как он был хорошим хозяином, то продолжал ухаживать за обоими псами. Но
вот стал щенок задираться со старым псом из-за пищи. Жадный и ненасытный, он
все боялся, что останется голодным.
Как-то подластился он к чабану, потерся об его ноги, а потом и говорит
ему:
- Хозяин, ты бы прогнал этого старого пса, он только еду зря переводит.
А так мне больше достанется: быстрее вырасту, окрепну, ведь вся твоя надежда
на меня, а он пусть идет на все четыре стороны, все равно пользы от него уж
ждать нечего.
Чабан послушался совета и принялся покрикивать на старую собаку,
сегодня тихо, завтра - громче, когда словом обидит, когда и палку пустит в
ход. Увидел бедный пес, что не житье ему у хозяина, а каторга, и, понурив
голову, побежал прочь. Бежал он сколько, бежал и добежал до леса. Там
принялся рыскать в поисках еды, ищет то там, то здесь, но ничего не находит.
От голода и напрасных поисков совсем уж лишился он сил. Но вот повстречалась
ему на пути избушка. Вошел он в нее, сел и призадумался: Ну и удружил мне
этот щенок! Теперь, видно, не останется ничего другого, как распрощаться с
жизнью .
Сидел он так и проклинал свое житье-бытье, как вдруг видит в окошко
волка, приближающегося к избушке,- тут проходила как раз тропинка волков.
Собака не ощетинилась: знала, что волки, когда сыты, не трогают никого. Волк
подошел к избушке и спрашивает:
- Мэй, ты кто таков? .
- Сапожник,-отвечает пес.
- И что ты умеешь делать?
- Постолы, сапоги, все, что можно сделать из кожи. ;- Вот хорошо,
сапожник, уж с каких пор собираюсь я себе сапоги заказать.
- А кожа есть?
- Нету. А какая требуется?
- Для подошвы - телячья, для передков - свиная, для голенищ-гусиная.
- Значит, по рукам. Сработаешь, мне сапоги!
- По рукам, кум, только приволоки мне живого теленка, я сам с него
шкуру сдеру, сам и дубить буду.
- Ладно, сапожник.
Рыскал-рыскал волк по полям, по стадам и вот тащит молодого быка.
- Хорош?
- Хорош. А через три дня мне понадобится и свинья.
Волк убежал, а пес принялся за бычка. Поест-поест, отдохнет малость,
воды попьет и опять ест. За три дня в самый раз управился с бычком. Волк,
думаючи только о сапогах, сдержал слово: на третий день приволок огромного
кабана.
- Вот, сапожник, притащил, сгодится на передки?
- Лучше и не надо.
- Когда сапоги-то готовы будут?
- Принеси теперь четырех гусей на стельки да на голенища - в три дня
сработаю.
Волк радуется не нарадуется. На второй же день притащил четырех гусей и
все места себе не может найти-не дождется, когда сапоги обует. А пес, братец
ты мой, знай себе ест да спит. Закусывает то свининкой, то гусятинкой,
добро - и вода ключевая под боком. Если это был не рай, близко к раю это
было. От сытной еды окреп пес, набрался сил, шкура на нем стала лосниться от
жира, так что казался он двухлетком - так помолодел. Тут и срок подошел -
является волк.
- Ну, готовы сапоги, сапожник?
- Что это за сапоги ты требуешь, зверюга? - выскочил пес из избушки.
Волк от удивленья на хвост присел, пес же бросился на него и давай
разрывать зубами. Бедный волк, предчувствуя конец, так взвыл, что сбежались
к ним все волки из ближнего леса. Пес же со всеми так расправлялся, что
только деревья качались. Как вгрызался зубами раз - сразу троих с землей
сравнивал. Через какое-то время примчался и царь волков. Увидел такую свалку
и закричал:
- Довольно, волки! Оставьте пса в покое и бегите ко мне.
Волки отступили, а царь принялся их отчитывать.
- Мэй, клыкастые, зачем вы связались с этой псиной, иль хотите, чтобы
он вам всем перегрыз горло, так чтоб и рода вашего не осталось? Не видите,
как он силен и ловок,- никто из вас не может устоять против него! Идите,
дайте ему денег, сделайте все, чтоб он ушел отсюда куда глаза глядят, иначе
не будет нам покою.
Побежали тогда четыре волка к псу:
- Ваше высочество, сколько заплатить вам иль что сделать, чтоб вы
покинули лес и оставили нас?
- Коль утащите из отары такого-то чабана (тут он назвал имя своего
хозяина) двух овец, мне другого вознагражденья не надо.
Волкам порученье пришлось до вкусу. Побежали они под гору, куда пес
указал; и недалеко от отары овец принялись выть и лязгать зубами. Молодой
пес от страха поднял хвост трубой и - поминай как звали. Бедный же чабан не
мог справиться с четырьмя волками одной палкой. Свистел, кричал, да все
напрасно: волки бросились к овцам, схватили двух из них и собрались в
обратный путь. Тут выбежал им навстречу наш пес (а он тихонько раньше
пробрался к отаре) и давай рвать волков зубами, кромсать, так что те еле-еле
унесли ноги.
Ох и обрадовался чабан, увидев, как расправляется с волками его старый
друг! Приласкал его, накормил, а молодого пса, когда тот вернулся, побил и
прогнал прочь от загона.
Стал старый пес, как и прежде, жить в довольстве у чабана: и корм у
него был, и уход, и крыша над головой.
И чем он старее становился, тем усерднее чабан ухаживал за ним. А когда
настало время искать чабану другого пса, нашел он такого, который был похож
на старого: прилежно охранял отару и не боялся волков.

 

Пэкалэ и боярин

Сидел как-то Пэкалэ на лесной опушке и думал, чем бы ему заняться.
Взглянул он на дорогу и видит - прямо к нему коляска катит. Поставил Пэкалэ
большое бревно торчком, обхватил руками и держит, чтобы не падало.
А в коляске ехал боярин с боярыней, и кучер лошадьми правил.
Увидел боярин Пэкалэ, приказал кучеру остановиться.
- Доброго,- говорит,- тебе здоровья!
- Благодарствую,- отвечает Пэкалэ.
- Что ты здесь делаешь?
- Да вот, боярин, срубил я эту лесину. Даю ей отдохнуть малость.
Отдохнет - домой понесу. А ты куда путь держишь?
- Наслышан я о Пэкалэ, который всех перехитрить может. Вот и еду его
искать, чтобы он и меня перехитрил.
Говорит Пэкалэ боярину:
- Далеко тебе не надо ехать. Я и есть тот самый Пэкалэ.
Только перехитрить тебя не могу - хитрость свою дома оставил. Если
хочешь - схожу домой, принесу хитрость, тогда и перехитрю. А чтобы мне
быстрей управиться - дай мне свою коляску. А ты здесь обожди с боярыней и с
кучером. Подержи пока эту лесину. Только крепко держи, чтобы на стороны не
клонилась. А я мигом обернусь.
Вышли из коляски. Боярин бревно обхватил, изо всех сил держит, а Пэкалэ
сел в коляску, лошадей хлестанул, да и был таков!
Ночь наступила - Пэкалэ не едет. День настал, и уже к закату близится.
Проходил мимо прохожий:
- Добрый день!
- Да не очень! - отвечает боярин.
- Чего ты, боярин, там стоишь?
Боярин и рассказал прохожему, что держит, дескать, бревно, чтобы оно
прямо стояло и на стороны не клонилось, пока Пэкалэ из деревни хитрость свою
не принесет и его,боярина, не перехитрит.
- Сказал, что на моей коляске быстро обернется, да вот до сих пор
что-то не едет,- закончил свой рассказ боярин.
Говорит тогда прохожий боярину:
- Неужто мало тебе той хитрости, что ты без коляски и без лошадей
остался?

 

Фэт-Фрумос и солнце

Давным-давно, а может быть, и не так давно, не скажу, только случилась
такая беда - не стало на земле Солнца. Всегда стояла непроглядная ночь, да
такая темная-темная. Не было света и тепла. Стали гибнуть леса и поля, а за
ними звери и птицы.
Говорили люди, что Солнце украли драконы. Но куда они его упрятали,
никто не знал. И страдал от темноты несчастный народ - ох, как страдал!
Так вот, в те времена на опушке дремучего леса, на берегу могучей реки,
жили в ветхой избушке муж и жена. Были они очень бедные: в доме ни мяса, ни
соли, во дворе ни птицы, ни скотины. Перебивались кое-как с хлеба на мякину.
Мужик-то был старательный, собою ладный, семьянин хороший. Исходил он все
царство вдоль и поперек, работу искал. Готов был воду из камня выжимать,
лишь бы с пустыми руками домой не являться.
Но вот пошла по свету молва, будто можно Солнце из плена вызволить.
Стали люди о том поговаривать и друг друга подбадривать. Ведь если Солнце
спасти да на небо вознести, снова земля будет светлой и щедрой. Зелень
покроет луга, на нивах созреет хлеб - только убирать поспевай! Привольно
станет жить людям.
И вот собралось тогда человек тридцать, а может быть, и сорок, а с ними
и тот мужик, который на опушке леса жил, и решили они пойти Солнце из неволи
вызволить и на небо вернуть.
Горько плакала да причитала жена мужика, все просила его, чтоб не
оставлял он ее одну-одинешеньку. Да не могла его уговорить. Чем громче она
причитала, тем тверже муж на своем стоял. Ушел мужик из дому и пропал. И
остальные, все, кто с ним пошел, точно в воду канули.
Немного времени прошло, как уехал мужик, и родила жена мужика сыночка,
пухленького такого крепыша.
Дала она ему имя Ион, ласково звала Ионикэ. А еще прозвала мальчика
красавцем - Фэт-Фрумосом. И стал он Ионикэ Фэт-Фрумос.
Рос Ионикэ Фэт-Фрумос не по дням, а по часам. За день так вырастал, как
другие за год. Неделя прошла - и за работу взялся: то одно мастерит, то
другое. Но скоро понял: как ни старайся, все понапрасну - бедняк из нищеты
никак не выбьется. Вот и спросил он однажды у матери:
- Скажи, мать, чем занимался мой отец? Стану я делать то же, может,
заживем получше.
- Сыночек дорогой, помнится мне, что не приходилось ему вольно
вздохнуть: всю жизнь он маялся на всякой работе, а достатка в доме так и не
увидел.
- А куда же он пропал?
- Ох, горе мое, сыночек мой родненький! Лучше бы ты об этом не
спрашивал! - запричитала мать и горько заплакала.
А когда успокоилась, призналась сыну:
- Боюсь я тебе рассказывать, как бы и ты не пошел вслед за отцом.
- Расскажи, матушка, расскажи! Видит мать, пора уже сыну все знать, и
стала она рассказывать ему, душу отводить:
- Жили мы всегда бедно, с горем пополам крохи добывали. А как пропало
Солнце, совсем худо стало. И вот дошла до нас молва, будто какая-то злая
сила запрятала Солнце в темницу. Собрались люди и отправились Солнце искать.
С ними и отец твой пошел. И нет о нем с тех пор ни слуху ни духу.
Узнал сын о горькой отцовской судьбе и закручинился; опечалили его
слезы материнские.
С того дня загорелось в его сердце желание - пойти Солнце искать. Ни о
чем не мог думать, одно Солнце было у него на уме и во сне, и наяву. Сложил
он песню и, куда ни пойдет, все ее распевает:
День и ночь кромешна мгла,Нет ни света, ни тепла.
Подрасту и в путь пойду,Солнце дивное найду.
Я темницу сокрушу,Солнце в небо отпущу,Пусть тепло свое и светДарит
много-много лет,Расцветают пусть поля,Сердце людям веселя.
Проезжал мимо дома бедной женщины Черный царь - он той страной владел -
и услыхал песню ее сына. Велел царь остановить коней и стал слушать песню.
Прослушал он ее от начала до конца, а затем приказал кучеру:
- Живо сбегай да приведи ко мне певца. Соскочил кучер с козел и
закричал:
- Эге-гей, где ты? Постой!
- Я здесь!
Шагая на ощупь, наткнулись царский кучер и Фэт-Фрумос друг на друга. А
пока они до кареты добирались, царь сидел и думал: Всего у меня вдоволь,
чего душе угодно. Но будь еще у меня и Солнце, не было бы мне равного на
свете .
- Здесь царь, становись на колени! - сказал кучер, подводя Ионикэ к
царской карете.
- Кто ты такой?-спросил царь.
- Сын бедняцкий,- ответил мальчик. По голосу царь догадался, что ему
лет двенадцать-тринадцать, не больше.
- Кто тебя этой песне научил?
- Сам придумал - сам и пою. Как подрасту, вызволю я Солнце из глубокой
темницы.
- Как звать тебя, мальчик?
- Ионикэ Фэт-Фрумос.
- А где живут твои родители?
-Отца у меня нет, а мы с матерью живем на опушке леса, недалеко отсюда;
только не жизнь это, а горе одно.
- Послушай,- говорит царь,- если знаешь ты где заперто Солнце, иди жить
ко мне во дворец;буду я тебя кормить-растить. А почуешь в себе вдоволь сил,
дам тебе коня доброго да денег на дорогу, но с уговором, что привезешь мне
Солнце со всем его светом и теплом.
- Светлейший царь, коль ты желаешь, чтобы я за тобой во дворец
последовал, вели привести и матушку мою. Иначе иссохнет у нее сердце от горя
и печали, пока будет разыскивать меня по всем дорогам да тропкам.
- Ну, быть по-твоему,- сказал царь и велел кучеру сбегать за матерью
Ионикэ.
Пришла она, с сыном простилась, а к царю не поехала - не захотела дом
свой бросать.
И стал Ионикэ жить при царском дворе. Скоро почуял он в себе такую силу
великую, что камни рукой в порошок растирал! Тогда объявил он, что пойдет
Солнце вызволять, и попросил царя снарядить его в путь-дорогу.
Царь говорит:
- Выбери себе в конюшне коня по душе, саблю да палицу и отправляйся.
Взял Фэт-Фрумос узду, серебром расшитую, и пошел выбирать себе коня по
душе. Всю конюшню обошел, но ни один конь не дал взнуздать себя. И вот в
самом темном углу увидел он еще одного коня. Тощий конек - одна шкура да
кости, еле-еле на ногах держится. Но заметил он Фэт-Фрумоса да так к узде и
потянулся.
- Тпру... жалкая кляча, не тебя я ищу! Еще раз обошел Фэт-Фрумос всю
конюшню, и опять ни один конь не дал взнуздать себя; только клячонка из
темного угла голову к узде протягивала.
- Ну что ж, делать нечего,- решил Ион Фэт-Фрумос и взнуздал клячу.
Конь почувствовал узду, встряхнулся трижды и из несчастной клячи вдруг
обернулся славным скакуном. А как почуял на себе седло, а в седле седока,
заговорил человеческим голосом:
- Скажи, хозяин, как тебя везти? Хочешь - ветром расстелюсь, хочешь -
как мысль помчусь.
- Ты ветром не стелись, мыслью не мчись, а вези меня, как добру молодцу
ездить пристало.
Побежал конь рысью, задрожала земля под копытами. Проскакали они через
горы высокие, через долины широкие и доехали до какой-то кузницы. Фэт-Фрумос
кричит кузнецу:
- Кузнец, кузнец, мастер-удалец, скуй мне палицу молодецкую, не малу,
не велику, по силе моей, да смастери петли и засовы на двери, чтобы
запиралась кузница крепко-накрепко и не мог бы в нее никто ни зайти, ни
заглянуть.
- Ладно, путник, пока твой конь отдохнет малость, я все сделаю.
- Я дальше поеду, а ты делай, как я велел. Вернусь - чтоб все было
готово. Возьми деньги вперед и делай все получше. Да гляди, укрепи двери
заклепками калеными.
Принялся кузнец за работу, а Фэт-Фрумос пришпорил коня и дальше
отправился.
Ехал он, ехал, долго ли, коротко ли, и решил отдохнуть у моста.
Вот лежит Фэт-Фрумос у дороги и вдруг слышит стук копыт по ту сторону
моста. Ступил чужой конь на мост - и захрапел, попятился. Всадник стегает
его плетью да кричит:
- Ах ты, кляча негодная! Чтоб тебе гривы лишиться, чтоб тебя волки
загрызли, чтоб твои кости в земле истлели! Когда я за тебя денежки платил не
ты ли хвастала, что, кроме Фэт-Фрумоса, никого на свете не боишься!
А Фэт-Фрумос вскочил и говорит:
- Полно тебе, дракон, лаяться! Я и есть Фэт-Фрумос.
Услыхал его всадник, рассмеялся громко, даже горы окрестные затряслись:
- Ха-ха-ха! Послушайте этого юнца неразумного! Да знаешь ли ты, что не
простой дракон перед тобой, а сам Вечер-великан, похититель Солнца? И ты
посмел стать мне поперек пути?! Что ж, подойди поближе да говори - на саблях
ли хочешь биться или на поясах бороться?
Не оробел Фэт-Фрумос, отвечает великану:
- Давай лучше на поясах бороться. Борьба честнее.
Кинулся Вечер-великан на Фэт-Фрумоса, схватил за пояс, поднял над
головой и бросил с такой силой, что Фэт-Фрумос по щиколотки в землю ушел. Но
вскочил Фэт-Фрумос, схватил великана за пояс, бросил и вогнал в землю по
колени. Поднялся разъяренный Вечер-великан да с такой силой кинул
Фэт-Фрумоса, что вогнал его в землю по пояс. А Фэт-Фрумос вырвался из земли,
схватил в ярости великана да и всадил его в землю по самую шею. Потом
выхватил саблю и отрубил Вечер-великану голову, а коня так палицей стукнул,
что с землею смешал.
Отдохнул Фэт-Фрумос, сил набрался, вскочил на коня и отправился дальше.
Ехал он, ехал на коне своем быстроногом, доехал до второго моста и опять
надумал отдохнуть. Присел у обочины дороги и запел:
День и ночь кромешна мгла,Нет ни света, ни тепла.
Исхожу я все пути,Солнце б только мне найти.
Я темницу сокрушу,Солнце в небо отпущу,Пусть тепло свое и светДарит
много-много лет,Расцветают пусть поля,Сердце людям веселя.
Поет он свою песню и вдруг - цок-цок! - слышит цоканье копыт по ту
сторону моста. Как подъехал чужой конь к мосту - захрапел, попятился.
Нахлестывает его всадник плетью, кричит:
- Вперед, кляча пугливая! Чтоб тебе гривы лишиться, чтоб тебя волки
задрали, чтоб твои кости в земле истлели! Когда я за тебя денежки платил, не
ты ли хвастала, что кроме Фэт-Фрумоса, никого на свете не боишься!
А Фэт-Фрумос вскочил и говорит:
- Полно тебе, дракон, лаяться! Я и есть Фэт-Фрумос!
Соскочил всадник с коня, насмехается, куражится:
- Ха-ха-ха, послушайте этого юнца глупого! Называет меня драконом
простым и не знает, что перед ним сам Ночь-великан. Стоит мне подуть разок -
и вся земля засыпает. Что ж, коли ты храбрый такой, подойди поближе да
скажи: на саблях ли хочешь биться или на поясах бороться?
Не оробел Ионикэ Фэт-Фрумос, отвечает Ночь-великану:
- Давай поборемся. Борьба честнее. Схватил Ночь-великан Фэт-Фрумоса за
пояс и бросил его с такой силой, что по щиколотки в землю вбил. Вскочил
Фэт-Фрумос, схватил великана за пояс и вогнал его в землю по колени.
Поднялся разъяренный великан, -да так бросил Фэт-Фрумоса, что ушел тот в
землю по пояс. А Фэт-Фрумос вырвался из земли, схватил в ярости
Ночь-великана за пояс и вогнал его в землю по самую шею.
Потом схватил саблю и отрубил ему голову, а коня так ударил палицей,
что с землей его смешал.
Отдохнул Фэт-Фрумос, почуял, что силы вернулись к нему, вскочил на коня
и поскакалдальше.
Ехал он, ехал - по горам, по долам, по оврагам и холмам, перебрался за
высокие горы с острыми вершинами, добрался до третьего моста и опять вздумал
отдохнуть. Прилег у обочины и запел:
День и ночь кромешна мгла,Нет ни света, ни тепла.
Исхожу я все пути,Солнце б только мне найти.
Я темницу сокрушу,Солнце в небо отпущу,Пусть тепло свое и светДарит
много-много лет,Расцветают пусть поля,Сердце людям веселя.
Только закончил он свою песню, слышит цоканье копыт по ту сторону
моста. Как подъехал конь к мосту, захрапел, попятился.
Хлещет его всадник плетью, кричит:
- Ах ты, паршивая кляча! Чтоб тебе гривы лишиться, чтоб тебя волки
загрызли, чтоб твои кости в земле истлели! Когда я денежки за тебя платил,
не ты ли хвастала, что, кроме Фэт-Фрумоса, никого на свете не испугаешься!
Фэт-Фрумос услышал, как всадник плетью щелкает и проклятиями сыплет,
вышел ему навстречу и говорит:
- Полно тебе, дракон, лаяться! Я и есть Фэт-Фрумос.
Соскочил всадник с коня, наступает на Фэт-Фрумоса да хвастает:
- Ха-ха-ха! Что за дурак: меня за простого дракона принял! А я сам
Полночь-великан. Когда по земле хожу - все спят, никто глаз открыть не
смеет! Коли ты такой храбрый, говори, чего хочешь: на саблях биться или на
поясах бороться?
Не оробел Ионикэ Фэт-Фрумос, отвечает Полночь-великану:
- Давай бороться. Борьба честнее.
Полночь-великан схватил Иона Фэт-Фрумоса, поднял его да так бросил, что
тот по щиколотки в землю ушел. Тогда Ион Фэт-Фрумос ухватил великана и
вогнал его в землю по колени. Вскочил рассвирепевший Полночь-великан да как
бросит Иона Фэт-Фрумоса - забил его в землю по самый пояс. Поднялся
Фэт-Фрумос, ухватил в гневе великана и так его подбросил, что тот упал и
тоже по пояс в землю ушел.
Хотел Фэт-Фрумос голову ему отрубить, а Полночь-великан из земли
вырвался и с саблей на него кинулся. Бились они, бились, пока от усталости
не повалились в разные стороны.
Вдруг над ними орел закружился. Увидел его великан и закричал:
- Орел мой, орленок, окропи меня водой, чтобы силы ко мне вернулись! За
твое добро и я добром отплачу: поесть тебе дам.
Ион Фэт-Фрумос тоже стал просить орла:
- Орел мой, орленок, окропи меня водой, чтобы силы ко мне вернулись! Я
на небе Солнце зажгу. Осветит оно и согреет просторы, по которым носят тебя
крылья.
Кинулся орел вниз, нашел воду, окунул в нее крылья, набрал воды в клюв
и стрелой полетел к Иону Фэт-Фрумосу. Похлопал над ним мокрыми крыльями,
потом напоил из клюва. Вскочил Ион Фэт-Фрумос и почувствовал в себе силы
небывалые. Одним ударом рассек он великана сверху донизу, да и коня заодно
прихватил. Потом вскочил Фэт-Фрумос на своего коня и поскакал вперед. И вот
доехал он до высокого замка. Отпустил коня, а сам закружился на одной ноге и
обернулся золотистым петухом с красным гребешком. Захлопал крыльями петух,
закукарекал и обернулся мухой, а муха - ж-ж-ж! - полетела к замку ведьмы
Пожирайки. Прилетел Ион к замку, ткнулся в дверь, ткнулся в окно, ткнулся
под крышу - все закрыто, нет нигде лазейки. Взлетел он на крышу и по
дымоходу пробрался в замок, полетал по комнатам и спрятался в уголке. Видит
Фэт-Фрумос в комнате стол, а на нем яства да напитки разные. И сидят вокруг
стола четыре женщины: три помоложе, а четвертая - древняя старуха. И слышит
Фэт-Фрумос - говорит старуха:
- Невестушки мои, красавицы, что же вы все глядите вдаль да горюете?
Сейчас вернутся ваши мужья, и неладно будет, коли найдут вас заплаканными да
печальными. Расскажите лучше о чем-нибудь, так и время незаметно пройдет.
Начнем с тебя, жена Вечер-великана.
Стала жена Вечер-великана со стола убирать и такую речь повела:
- Мой муж такой сильный, что, коль встретится с этим несчастным Ионом,
подует - и вгонит его в землю. Вовек Иону из земли не выбраться.
После нее заговорила другая, не иначе как жена Ночь-великана,- была она
черная, как смола, только зубы да глаза поблескивали:
- А мой муж такой сильный, что, коль встретится с тем несчастным Ионом
да подует, полетит Ион на край света, как лист кукурузный.
Тут заговорила и третья, самая страшная да уродливая, с железными
когтями на ногах и булатным ножом за поясом:
- А у моего Полночь-великана такая сила, что, коль повстречается ему
несчастный Ион, муж мой одним ударом превратит его в прах да развеет по
ветру, чтобы и следа от Иона не осталось.
- Будет вам, не хвастайтесь. Ион тоже не лыком шит. А повстречается он
на пути кому-либо из моих сыновей, придется им биться крепче, чем с любым
другим богатырем.
- Нечего этого негодника богатырем называть! - прервала ее жена
Вечер-великана.- Коли уж с мужем моим случится что, я сама с ним
расправлюсь. Обернусь колодцем с прохладной водой, и коль выпьет Ион хоть
каплю, останется от него один пепел.
- А я могу обернуться яблоней,-поспешила сказать жена Ночь-великана,-
надкусит Ион яблоко и тут же отравится.
- А коли моему мужу он такое зло сделает,- сказала жена
Полночь-великана,-где бы ни был и куда бы ни направился Ион несчастный, я
повстречаюсь ему на пути виноградным кустом. Попробует он одну ягодку и
тотчас ноги протянет.
- Опять вы за похвальбу принялись! Знаете ведь, родненькие, нет добра
от хвастовства. Загляните-ка лучше в подземелье да проверьте, там ли Солнце.
Вышли невестки Пожирайки из комнаты, а Фэт-Фрумос за ними мухой
полетел. Невестки в подземелье спустились, а Фэт-Фрумос за ними.
Слышит-звякнули ключи, загремели засовы, открыли невестки железную дверь. И
увидел Ион в темноте тоненький-тоненький луч света.
- Тут оно, Солнце! Никогда отсюда не вырвется - сказала жена
Полночь-великана.
Захлопнули невестки железную дверь, загремели ключами и засовами,
поднялись из подземелья.
А Фэт-Фрумос у двери остался. Зажужжала муха и превратилась в
золотистого петуха с красным гребешком. Захлопал петух крыльями, кукарекнул
три раза - стал Фэт-Фрумос снова человеком. Ощупал дверь в темницу-семь
замков на ней. Сломал Фэт-Фрумос семь замков один за другим, открыл дверь,
видит - стоит в углу железный сундук, а из замочной скважины тоненький лучик
.светит. Напряг Ион все силы, открыл сундук. И вырвалось оттуда яркое
Солнце, молнией вылетело в дверь и унеслось в небеса.
Вмиг осветилась вся земля, люди стали на Солнце глядеть, теплу да свету
радоваться. И пошло кругом такое ликование, какого еще мир не видывал.
Обнимались люди, точно братья. Счастливы были, что от тьмы избавились и что
всех одинаково согревает ласковое Солнце.
А Черный царь вскочил на крышу своего дворца и стал ловить Солнце
руками, да с крыши-то и свалился вниз головой. Тут и пришел ему конец.
Ион Фэт-Фрумос вслед за Солнцем выбежал из подземелья, бросился к
своему коню и крикнул:
- Неси меня быстрее ветра к кузнецу!
Помчался конь - только земля под копытами гудела. Скакал-скакал, увидел
колодец у дороги и остановился на водопой. Но Ион Фэт-Фрумос нагнулся с
седла, всадил в колодец саблю по самое дно, и хлынула оттуда поганая кровь.
Пришпорил Ион Фэт-Фрумос коня, щелкнул плетью и отправился далее.
Долго ли, коротко ли он ехал и вдруг увидел на своем пути ветвистое
дерево, все усыпанное яблоками. Яблоки все крупные, румяные да спелые, висят
у самой дороги. Глянешь на них - так слюнки и потекут. Никто мимо не
пройдет, яблока не отведав. А Ион Фэт-Фрумос, как увидел яблоню, выхватил
саблю и посек ей все ветки. Полился из яблок ядовитый сок. Где капнет, там
земля загорается и в окалину превращается.
Ион Фэт-Фрумос пришпорил коня и поскакал дальше. Долго ли, коротко ли
он ехал, видит - растет у дороги виноградный куст, а на нем гроздья тяжелые
висят. Ягоды крупные, спелые, соком налитые. Но Ион-то знал, что это за куст
стоит. Подъехал он поближе и искромсал куст саблей. Полился тут сок
ядовитый, а из него пламя языками вьется.
И снова Ион Фэт-Фрумос коня пришпорил, плетью хлестнул - впереди был
еще долгий путь.
Едет он, а Солнце знай себе светит. Где прежде голая земля была, теперь
поля зеленели да сады дивные цвели. На глазах чудеса творились:
росли-разрастались тенистые леса, поднимались буйные травы.
Ехал Ион Фэт-Фрумос, ехал, и вдруг, откуда ни возьмись, подул сухой
ветер, суля беду всему свету: траву к земле пригибает, деревья в лесу
ломает. И показалась черная туча. Где она пролетит, там земля выгорает.
Оглянулся Фэт-Фрумос и понял: не туча это, а Пожирайка злая его
догоняет.
Пришпорил Ион Фэт-Фрумос коня, помчался стрелою и прискакал к кузнице.
Есть ли кто в ней, нет ли, глядеть не стал, въехал в кузницу с конем, запер
окна и двери на запоры, какие кузнец ему выковал. А палицу с шипами, что у
наковальни лежала, в огонь сунул. Тут и Пожирайка вихрем подлетела, вокруг
кузницы носится, а проникнуть в нее не может: заперта кузница на крепкие
запоры, двери да ставни пригнаны ладно, и нигде щели не отыщешь.
Взмолилась Пожирайка сладким голосом:
- Ион Фэт-Фрумос, сделай в стене щелочку, хоть одним глазком дай
взглянуть, каков ты собой, что сумел сыновей моих да невесток извести. Ведь
были они самыми храбрыми да самыми сильными на земле.
Ион Фэт-Фрумос подбросил углей в горн, раздул мехами огонь, а когда
палица накалилась добела, пробил в стене дыру и стал около нее с палицей.
Как приметила Пожирайка дыру в стене, рот разинула да бросилась к ней,
чтобы рассмотреть молодца и погубить его. А Ион Фэт-Фрумос размахнулся и -
раз! - метнул палицу прямо ей в пасть. Проглотила Пожирайка палицу
раскаленную и околела на месте.
Фэт-Фрумос отодвинул засовы, вышел из кузницы и коня своего вывел.
Глядит - ни тучи нет, ни ветра. А Солнце светит да припекает. И лежит у
стены Пожирайка.
Вскочил Фэт-Фрумос на коня и поскакал дальше.
Искал он по свету то место, где Солнце в полдень отдыхает. Слыхал
Фэт-Фрумос, будто живет там самый главный враг - дракон Лимбэ-Лимбэу,
которого ни меч, ни сабля, ни палица не берут. Много горя да несчастья
причинил дракон людям, и приходился он Пожирайке мужем, а трем
великанам -отцом. Пока жив дракон, не будет людям счастья на земле.
Много Фэт-Фрумос пересек высоких гор, глубоких долин и бурных потоков.
И кого в пути встречал, у всех спрашивал, где найти дракона Лимбэ-Лимбэу.
И вот повстречался ему древний хромой старик. Поведал он, что тоже
дракона искал, да ногу в пути сломал. Рассказал он ему, что смерть дракона
Лимбэ-Лимбэу, которого палица не берет, сабля не сечет, спрятана в свинье с
поросятами. А искать ее надо на полночь от Каменной горы.
Повернул Фэт-Фрумос коня на полночь, поскакал, как ветер, только земля
под копытами дро-жит.
Ехал он долго ли, коротко ли, по зеленым лугам, по крутым горам, ехал
день до вечера, до заката красна солнышка и решил отдохнуть на берегу озера.
Прилег на травку, глядит на озеро, да вдруг видит у берега свинью с
поросятами. Смекнул он тут, что это и есть та свинья, о которой древний
старик ему говорил. Подкрался Ион ближе и увидел страшилище: вместо щетины у
свиньи - острые иголки, клыки и копыта железные. По камням ступает-искры
высекает. :
Ион Фэт-Фрумос схватил свою палицу да так огрел свинью, что та на месте
дух испустила. Из свиньи выскочил заяц и бросился было бежать, да Фэт-Фрумос
зарубил его саблей. Из зайца утка вылетела: взмахнул Ион саблей и отрубил ей
голову. Упала утка на землю и яйцо снесла. Покатилось яйцо по кочкам,
разбилось, а из него три жука вылетели. Ион Фэт-Фрумос изловил двух и убил,
а третьего упустил. Жук взметнулся вверх и полетел на полночь. Ионикэ
Фэт-Фрумос вскочил на коня и следом за жуком помчался.
А жук полетел к замку дракона Лимбэ-Лимбэу. Стоял тот замок на высокой
горе, и войти в него можно было только через одну дверь: не было в замке
больше дверей, не было и окон.
День и ночь охранял ту дверь сторож. Дракон Лимбэ-Лимбэу приказал
уничтожить каждого, кто бы ни появился перед дверью. Человек ли, птица ли
зверь или букашка, любое живое существо - никто не должен проникнуть в замок
дракона. Но забыл дракон предупредить сторожа, в чем его смерть спрятана.
И вот прилетел жук к замку Лимбэ-Лимбэу, а сторож его не впускает.
Напрасно молил его жук:
- Пусти меня к Лимбэ-Лимбэу, хозяину нашему, жизнь его в большой
опасности, и дни его сочтены. Пропусти: как хозяин меня увидит да в руке
подержит-век ему жить.
- Мое дело приказ исполнять. Если пропущу кого в замок, снесет мне
хозяин голову.- И поймал сторож жука да ногами истоптал.
А тут и Фэт-Фрумос к замку подъехал. Сторож бросился на него, да Ион
мигом с ним расправился. Вошел в замок и увидел бездыханного Лимбэ-Лимбэу.
Схватил его, бросил на кучу дров и поджег. А когда костер прогорел, развеял
пепел по ветру.
- Пусть тебя ветер развеет, чтоб и следа от злых драконов не осталось,-
сказал Фэт-Фрумос. Потом сел на коня и поскакал в родные края.

 

Честность Пэкалэ

Нанялся как-то Пэкалэ служить у боярина. Боярин видит, что он малый не
промах, призвал его к себе и спрашивает:
- Верный Пэкалэ, скажи мне по совести, ты честный человек?
- Честный, твое благородие, таких еще поискать!
- Добро, сын мой. А если тебе случится, к примеру, мой кошель найти -
ты как поступишь?
- Что тебе сказать, брат? Вместе благородными будем.

 

Тебе досталась одна душа, а мне - две

Жил-был бедный-пребедный парень. С малых лет остался он сиротой, без
отца, без матери. Пришлось ему в батраки наняться. Батрачил он, батрачил,
горе мыкал, спину на хозяев гнул, да никакого толку в жизни не добился. Вот
решил он бросить хозяина и податься, куда глаза глядят. Идет по дороге и сам
себе говорит:
- На многих я спину гнул, только черту еще не служил. Послужу-ка теперь
и ему, авось и мне что-нибудь достанется.
Тут ему дьявол вышел навстречу да и спрашивает:
- Пойдешь ко мне в услужение?
- А чего бы и нет? За этим-то я и пошел, куда глаза глядят.
- Ну, так ступай за мной!
Пошел парень за чертом, и тот привел его к себе в дом.
- Вот что, парень, - говорит ему черт. - Снимай свою одежку да надень
то, что я тебе дам. Целый год тебе запрещено переодеваться, умываться,
стричься и бриться. А как пройдет год, так и службе твоей конец.
Парень так и сделал. Выстроил черт большую лавку у самой городской
площади, забил ее есякими товарами красными, а парня посадил деньги
принимать да счет им держать.
Принялся наш парень за дело. Приказчики снуют, товар продают, а он весь
день-деньской на стульчике сидит, денежки считает.
Торговля шла бойко, деньги рекой текли, а Сатана каждый день приходит,
казну себе забирает.
В один прекрасный день пришел к парню какой-то боярин и просит у него
две тысячи рублей взаймы.
- Приходи под вечер, может и дам.
Только боярин вышел, и черт тут как тут. Парень его и спрашивает, как
быть.
- Дай ему денег! - велел черт.
Под вечер опять боярин в лавку явился.
- Ну что, надумал? Дашь мне денег?
- Пиши расписку,- отвечает парень.- Деньги вот они. Боярину того только
и надо было. Написал он расписку,схватил деньги и побежал с другими боярами
в карты играть. Да недолго он радовался, скоро все до копейки от него и
уплыло.
И неделя не прошла, как боярин опять явился в лавку и попросил десять
тысяч рублей взаймы; и опять велел ему парень прийти под вечер.
Пришел Сатана, а парень у него и спрашивает, как быть.
- Дай ему денег! - велел Сатана.
Вечером явился боярин, написал расписку, и парень отсчитал ему десять
тысяч рублей.
Только мироед и эти деньги быстро спустил и через месяц опять к парню
явился, да на сей раз уже сто тысяч просит.
- Приходи под вечер, - говорит ему парень.
Пришел черт, парень ему все рассказал, подумал, подумал нечистый дух да
и говорит:
- Ладно, дай ему, сколько просит.
И опять парень отсчитал боярину деньги, взяв взамен расписку.
Прошло несколько месяцев, боярин все деньги пустил по ветру и остался
без ничего. Тросточка в руке - вот и все его имение. Ходит он по городу без
дела и посвистывает.
Тут и парню исполнился год службы у Сатаны. Пошел он к хозяину, отчет
отдал, все честь честью. Только он был честным человеком и напомнил черту:
- Не хватает здесь тех денег, которые я боярину взаймы дал.
- Ладно, не тревожься, он заплатит все сполна.
- Тогда и ты мне уплати за службу, и пойду я восвояси.
- А ты повремени дня два-три, тогда и рассчитаемся. На другой день сел
черт в карету, поехал к должникусвоему. Прижал он боярина к стенке, тот
тык-мык, а платить-то нечем.
- Ладно, - говорит черт, - мне твоих денег не надо, только выдай одну
из своих дочерей вот за этого парня.
Тут нечистый достал из кармана портрет страшилища: одет в отрепья,
грязный, небритый, борода спутана, на пальцах - когти длиннющие. У боярина
волосы дыбом встали, да деться-то ему некуда. Позвал он трех своих дочерей и
рассказал им, что и как. Две старшие дочери руками и ногами отбиваются, а
младшая и говорит:
- Я за него выйду, батюшка. Будь со мной, что будет, только бы мои
родители на старости лет в долговую тюрьму не попали.
Принялись старшие сестры над младшей насмехаться, женихом-уродом ее
корить, а та молчит и к свадьбе готовится.
А нечистый тем временем парня помыл, постриг, приодел и стал он таким
красавцем, каких свет не видывал.
Настал день свадьбы, и вот дьявол привел в дом к боярину парня. А там
все глядят на него, дивятся, глазам своим не верят.
Тесть и спрашивает:
- Да где же жених?
- А вот он, - отвечает черт и как толкнет вперед красавца.
Такое зло, такая досада разобрала старших дочерей, что они забились в
свои покои и тут же повесились.
А парень сыграл свадьбу, черт его на прощанье казной богатой наградил и
так сказал:
- Ты мне честно служил, но тебе все же досталась одна душа, а я
заработал целых две.

 

Иляна Косынзяна

В ее косе Роза в росеЖил-был на свете богатый человек. Всего у него
было в доме вдоволь, одного не хватало: хоть и был он в возрасте, а жена все
ему детей не приносила.
Однажды говорит ему жена:
__ Погляди-ка, муженек, сколько у нас добра всякого, адитя нам господь
не дал. И на старости лет не на кого нам будет опереться, некого будет
приласкать. Хуже, кажись, ничего и нет на свете. Ступай-ка ты к лекарям, не
дадут ли они тебе снадобья какого, чтобы и нам детей иметь.
Поплелся горемыка по свету, у многих лекарей побывал, всяких снадобьев
жене принес, но прошел год, прошел второй, а она все детей не родит.
Ни один лекарь им так и не помог. Тогда жена ему опять говорит:
- Ступай-ка, муженек, к знахаркам, попробуем и их сна-добьев, авось
повезет...
Ходил, ходил наш молдаван, пока набрел на искусную знахарку. Выслушала
его старуха и так велела:
- Ты, человече, не кручинься. Ступай домой и спроси у жены, чего бы ей
покушать хотелось, а дома того нет. А потом придешь ко мне и скажешь.
Вернулся муж домой и стал жену расспрашивать, чего бы ей покушать
хотелось, а дома того нет.
- Да у нас, чай, дом - полная чаша, - говорит жена.- Мне и не придумать
такого, всего у нас вдоволь.
- А ты подумай, подумай, авось вспомнишь.
Думала жена, думала да вдруг вспомнила, что хотелось бы ей покушать
рыбки-уклейки. Услыхал муж такое, побежал к знахарке и все ей поведал.
- Вот и ладно, - говорит знахарка. - Это и будет тебе снадобьем. Ступай
на ярмарку. По дороге встретишь рыбака. Купи у него рыбку-уклейку и дай жене
покушать.
Муж так и сделал: пошел на ярмарку и встретил дорогой рыбака.
- Мэй, рыбаче, не продашь ли ты мне рыбки немножко, мне на лекарство
нужно.
- И продал бы, мил человек, да все уже продано.
- А ты посмотри хорошенько в корзине, авось хоть что-нибудь найдешь.
Мне немного надобно.
Порылся рыбак в корзине и кашел под листьями двадцать одну уклейку.
Взял у него муж рыбу и заплатил за нее не скупясь. А потом в радости великой
домой вернулся, велел ясене уху сварить и все съесть. Жена так и сделала и с
того часа зачала. Ну и радости же у них было...
Промелькнуло девять месяцев, пришло жене время рожать. Родила она сына,
родила второго, потом третьего, четвертого... К вечеру появился на свет и
двадцать первый, и тогда только роды кончились.
А муж сидит во второй комнате и по писку новорожденных считает. Как
насчитал он двадцать одного сына, схватился за голову и воскликнул
сдавленным голосом:
- Дети мне нужны были?.. Такая орава съест меня с потрохами! Бог их
послал, пусть бог о них и заботится, а я пойду куда глаза глядят.
Выбежал он из дому и шел, не оглядываясь, пока достиг дремучего леса. В
глухой чащобе срубил себе избушку и стал жить. Питался он мхами да
кореньями, пил воду ключевую, людям на глаза не показывался и вскоре совсем
одичал.
А жена его с сыновьями тем временем кое-как из нужды выкарабкалась.
Стали мальчики подрастать, работали дружно и опять на славу зажили. Были они
проворными и смекалистыми, так что вскоре трудами своими нажили в двадцать
раз больше добра, чем прежде отец их имел.
А как стали совсем взрослыми парнями, начали по праздникам на охоту
ходить в самые далекие и глухие места. Вот однажды, охотясь, набрели они на
избушку, в которой жил дикий человек. Очень это их удивило, стали они
расспраши-вать всех встречных и поперечных, что это за человек, пока
дознались, что он их отец. Тогда парни вернулись домой, рассказали обо всем
матери и все вместе принялись думу ду-мать: как ухитриться отца домой
вернуть, чтоб их никто не смел сиротами считать.
И умудрила их старуха таким советом:
- Вы, сынки, глядите, отца не испугайте. Он одичал сов-сем и, коли вы
навалитесь на него кучей, может с ума сойти со страху и убежать еще дальше.
А понесите ему краюху хле-ба, вина баклажку да один сапог, такой, чтобы
одной ноге в нем было просторно, а двум - тесно. Сложите все в избуш-ке и
поглядите, что дальше будет.
Парни так и сделали.
Вот вернулся дикарь в избушку и сразу же краюху у дел: накинулся на нее
и стал жадно есть, приговаривая:
- Такой хлеб я едал, когда дома жил. Жует он, жует, да вдруг и баклагу
замечает.
- Вот добро! Тут, оказывается, и вино есть. А я его уж сколько лет не
пивал.
Глотнул он из баклаги разок-другой и захмелел. Только вздумал на
постель повалиться, да вдруг сапог заметил.
- Мэй, гляди-ка - сапог!.. А где же его пара?
Искал мужик, искал, все уголки обшарил, да пары не нашел. Тогда он
натянул сапог на одну ногу - велик. И вздумалось ему сунуть в сапог и вторую
ногу. Сунуть-то сунул, а вытащить никак не может. Тут и сыновья из засады
выскочили и, окружив его, говорят:
- Довольно тебе, отец, в дикости жить, пойдем с нами домой.
Привели сыновья отца домой, умыли, остригли, одели и, как стал он в
себя приходить, такую речь повели:
- Отец, ты нам свет подарил, а потом бросил на произвол судьбы. Хоть
теперь об нас подумай. Ступай по свету да сосватай нам двадцать одну сестру,
чтобы мы могли своим хозяйством осесть. А коли и этого для нас не сделаешь,
не сносить тебе головы.
Пошел бедняга по свету, много дорог исходил, в каких только местах ни
побывал, а двадцать одну сестру нигде не нашел. Однажды шел по лесной
тропинке, понурив голову, думу горькую думал, да и встретился с какой-то
старухой. Рассказал он старухе, какая его участь ждет, а та его пожалела и
такой совет дала:
- Ступай по этой дороге и иди все вперед, пока дойдешь до дворца Иляны
Косынзяны - в ее косе роза в росе. На всем свете только у нее ты найдешь
двадцать одну дочь. Попробуй посватать ее дочерей, авось выйдет дело.
Послушался старик совета, шел он, шел все на север, пока не добрался до
прекрасного дворца, каких раньше ему видеть не приходилось, сколько ни
бродил по свету.
Проник он в ворота золоченые, пересек двор, выложенный
камнями-самоцветами, и перед лестницей мраморной остановился. Над головой у
него зазвенел серебряный колокольчик, и за дверью раздался голос Иляны
Косынзяны:
- Коли добрый ты человек - входи; коли лютый - ступай своей дорогой, не
то выпущу на тебя волшебный палаш двенадцати ока весом и посечет он тебя,
как капусту.
- Я добрый человек.
- Так входи. А чего тебе у меня надобно?
- Есть у меня двадцать один парень, а у твоей милости двадцать одна
девица. Не угодно ли со мною породниться?
- Речь мне твоя приятна, но прежде хочу на жениховпоглядеть.
Обрадовался старик и домой вернулся.
- Ну что, нашел нам невесту - спрашивают его сыновья.
- Нашел. Пойдемте к Иляне Косынзяне.
Парни тоже обрадовались, стали наряжаться, в путь-дорогу собираться.
Побежали они к табуну, скакунов добрых себе выбрали. А тому, кто последним
родился, - коня не досталось.
- Не горюй, Петря, - говорят ему братья. - Бери любого коня.
- Где ж я его возьму? Ваших мне не надо, а в табуне только клячи
остались. Съезжу я на ярмарку, куплю себе коня по сердцу.
Нагрузил он две десаги золота и в путь пустился. Долго искал Петря,
пока увидел серого жеребца в яблоках, стройного могучего красавца. Пришелся
ему по душе конь богатырский.
- Сколько просишь за коня, купец?
- Меру золота.
Петря торговаться не стал, золото отсыпал, вскочил на коня и в обратный
путь подался. А конь-то был волшебный. Только они от ярмарки отъехали, он и
заговорил человеческим голосом.
- Куда ехать собрался, хозяин?
- Едем мы все, братья, к Иляне Косынзяне, чтоб жениться на ее двадцати
одной дочери.
- Коли хотите живыми остаться, - говорит тогда конь,- так меня
слушайтесь. Коней во двор не вводите, а привяжите за оградой. Только меня с
собой возьми. Иляна Косынзяна вас примет ласково, за стол усадит и дочерей
вам отдаст. Потом вы. все уляжетесь спать, каждый со своей нареченной.
Только прежде наденьте на жен своих платье богатырское, а сами в женские
тряпки обрядитесь. А как трону я тебя копытом, кликни всех братьев, садитесь
на коней и скачите что есть духу прочь от волшебного дворца. Теперь же вели,
как тебя нести: быстрее ветра или быстрее мысли?
- Неси так, как добру молодцу ездить пристало.
Понесся конь под самыми облаками, земля под копытами мелькала, и
недалече от дворца нагнал остальных двадцать братьев.
- А вот и наш Петря.
- Да, братцы, догнал я вас. Теперь глядите, делайте так, как я вас
научу, иначе нам не сдобровать.
И Петря передал им все, что сам от коня услышал. Пришпорили парни
скакунов и вскоре остановились перед дворцом Иляны Косынзяны. Все братья
привязали коней за оградой, только Петря ввел своего скакуна во двор.
Иляна Косынзяна с дочерьми вышли им навстречу, те приняли их ласково, и
каждый выбрал себе невесту по сердцу.
Уселись они за стол, ели яства редкие, пили вина добрые, я после пира
каждый из братьев взял свою нареченную, с тещей попрощался и спать
отправился. Как остались они одни, парни и говорят своим женам:
- Вот что, женушки, в нашем краю есть такой обычай: в первую брачную
ночь муж с женой платьем обмениваются. Негоже нам старинным обычаем
пренебрегать, давайте и мы так сделаем.
Обменялись они платьем, женщины кушмы на голову нахлобучили, а мужчины
повязались платками. Так и спать улеглись.
А Иляна Косынзяна тем временем позвала палаш свой волшебный двенадцати
ока весом и велела ему отсечь головы всем двадцати одному братьям. Принялся
палаш за дело и снес все головы, на которых были кушмы.
Тут волшебный конь коснулся Петри копытом, тот вско-чил, как ужаленный,
и крикнул братьям:
- Айда, братцы!
Сели они на коней и поскакали восвояси.
Но топот коней разбудил Иляну Косынзяну, побежала она поглядеть, что
стряслось, да и увидела своих дочерей мертвыми. А парней и след простыл.
Вскрикнула Иляна, взъярилась и велела палашу догнать беглецов и отомстить им
смертью лютой.
Палаш было погнался за братьями, но они уже успели пересечь рубеж
Иляниного царства, а за этим рубежом палаш силы не имел. Так спаслись братья
от смерти неминучей, но домой вернулись ни с чем. Подумали они, как быть, и
опять Говорят отцу:
- Не повезло нам у Иляны Косынзяны, теперь уже столько сестер нам нигде
не сыскать. Ступай отец и ищи нам невест - по две, по три сестры, где
сколько будет.
- Так, ребята, куда лучше - вижу, набрались вы ума-разума.
- А я, отец, не стану тебя беспокоить, - говорит Петря. - Пойду сам
себе невесту искать.
Недолго он собирался, сел на коня и пустился в путь-дорогу. Долго ли,
коротко ли ехал, вдруг глядь - блестит что-то на дороге. Перегнулся парень с
седла, поднял золотое пе-рышко и коня своего спрашивает:
- Взять мне его или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж
возьми, раз хоть так, хоть этак раскаи-ваться придется.
Петря спрятал перышко и дальше двинулся. Ехал он сколько ехал и опять
видит - блестит что-то посреди дороги. Перегнулся с седла и поднял золотую
подкову.
- Взять мне ее, конь мой, или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж
возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придется.
Спрятал Петря в сумку и подкову, пришпорил коня и дальше поскакал.
Ехал, ехал и вскоре опять видит: блестит что-то на дороге. Перегнулся с
седла и достал золотой платок, сверкавший, точно солнце.
- Взять его, конь мой, или бросить?
- Коли возьмешь, раскаешься; коли бросишь, тоже раскаешься. Лучше уж
возьми, раз хоть так, хоть этак раскаиваться придется.
Взял Петря платок и дальше поскакал.
Так он ехал без передышки, пока добрался до дворца богатого-пребогатого
боярина. Увидел боярин Петрю и спрашивает :
- Чего тебе надобно, парень?
- Хочу к хозяину в услужение наняться.
- Могу тебя нанять в кучера. Согласен?
- Ладно.
Положил ему боярин жалованье, но с таким уговором? чуть он в чем-либо
волю боярскую не выполнит - голову о плеч долой.
Поставил Петря коня своего в конюшню, а сам за дело принялся, работа у
него в руках горела.
Однажды заглянула в конюшню дочь боярская и увидела: на стене что-то
ослепительно сверкает. Побежала она к отцу и молвит:
- Батюшка, а у нашего кучера есть какая-то сверкающая вещь, какой у нас
во всем дворце нет.
Нахмурился боярин:
- Вели ему, пусть тотчас принесет эту вещь ко мне. Кучер и принес ему
золотое перышко. Поглядел на негобоярин, озлился и кричит:
- Где хочешь, найди мне птицу, у которой это перо вырвали, иначе не
сносить тебе головы.
Загрустил Петря, закручинился, пошел к своему коню совет держать.
- Пустяки, хозяин, не кручинься" Ступай, проспись хорошенько, а как
только смеркнется, седлай меня и поедем птицу добывать.
Петря так и сделал, под вечер оседлал скакуна и поехал путями давно не
езжеными, не хожеными. Дорогой конь ему говорит:
- Петря, золотая птица находится во дворце Иляны Ко-сынзяны в чудесной
клетке, что в десять раз красивее и драгоценнее самой птицы. Ты птицу
возьми, а клетку не трогай, не то худо будет. Пройдешь двенадцать покоев,
которые сторожат двенадцать стражников, и только в тринадцатом покое птицу
найдешь. А стражников не бойся, я их усыплю, так что переступай смело прямо
через их тела.
Пробрался Петря во дворец Иляны Косынзяны, прошел двенадцать покоев и в
тринадцатом нашел птицу е чудесной клетке. Птицу он взял, а клетку не
тронул. Потом выбежал из ДЕорца, вскочил на коня и во весь опор помчался
восвояси.
Очень обрадовался боярин, когда Петря вручил ему птицу невиданную,
схватил ее, а кучеру велел на конюшню отправляться.
Через неделю дочь боярская опять на конюшню заглянула, а там блестит
что-то еще пуще прежнего. Кинулась она к отцу и кричит:
- Батюшка, а у Петри на конюшне что-то еще пуще прежнего блестит.
- Вели ему, чтоб ко мне принес.
Явился Петря перед боярином и показывает подкову золотую. А тот недолго
думает и велит кучеру:
- Приведи ко мне коня, который подкову эту потерял, иначе не сносить
тебе головы, лопух!
Закручинился Петря, слезы на глаза навернулись, и побежал к коню своему
о новом горе поведать.
- Не кручинься, хозяин. Мы и коня найдем у Иляны Ко-сынзяны. Под вечер
в дорогу пустимся.
Как стало темнеть, оседлал Петря коня, пустился в дорогу дальнюю.
Стали они ко двору Иляны Косынзяны приближаться, а волшебный скакун и
говорит:
- Конь, которого мы ищем, стоит в конюшне и горячие угли глотает.
Выдерни три волоска из моей гривы и брось на
угли. Он вдохнет дым от горящих волос и не станет ржать, когда ты его
из конюшни выводить будешь.
Петря послушался скакуна своего, все так и сделал, благополучно вывел
из конюшни волшебного коня с золотистой гривой и привел его к боярину. Тот и
глаза выпучил от удивления.
Через неделю боярская дочь опять заглянула на конюшню и чуть не
ослепла: такое там было сияние. Побежала она к отцу.
- Батюшка, у нашего Петри есть такие вещи, каких и вцарском дворце не
сыщешь.
- Вели ему, пусть несет их сюда.
Петре некуда деваться, несет боярину золотой платок. Глянул мироед,
диву дался и велел кучеру:
- Ступай, куда хочешь, весь мир обойди, а приведи ко мне хозяйку этого
платка, не то не сносить тебе головы.
Тут Петря совсем приуныл, побежал к коню совет держать.
- Не теряй надежды, хозяин, авось и с зтим делом справимся.
Ночью оседлал Петря коня и опять пустился в путь ко дворцу Иляны
Косынзяны.
- Петря, как войдешь ты в опочивальню Иляны Косынзяны, застанешь ее
спящей. А у ног ее увидишь стакан питья волшебного и у головы - другой
стакан. Выпей вначале тот стакан, что у ног, затем тот, что у головы, и силы
твои удесятерятся, Тогда возьми ее с постелью, со всем, садись на меня
верхом и - в путь.
Петря тихонько пробрался во дворец, выпил оба стакана питья волшебного,
поднял, словно перышко, Иляну Косынзя-ну вместе с ее ложем, вынес из дворца,
вскочил на коня и припустил во все лопатки. Так и довез ее, не разбудив, до
замка боярского. Тут он тихонько поставил кровать Косынзякы рядом с кроватью
боярина, а сам ушел к себе на конюшню.
Наутро боярин проснулся и диву дался. Глядит не наглядится на
Косынзяну, была она такой красивой, что с солнцем красотой поспорить могла
бы.
Вскоре проснулась и Иляна, огляделась вокруг, все поняла и в сердцах
закричала:
- Только Петря мог сыграть со мной такую злую шутку. Велите его позвать
ко мне.
Мигом перед нею кучер явился.
- Вот что, Петря, ты убил моих дочерей, ты украл мою
золотую птичку, ты увел моего коня волшебного. Мало тебе было этого,
так ты и меня вынес из дворца моего, лишив меня покоя и радости. Теперь
настал час и мне отыграться. Помни, коли не приведешь ко мне мой табун
лошадей, что пасется на дне морском, не сносить тебе головы.
Побежал Петря к коню и передал приказ Иляны. А конь ему говорит:
- Пойди, потребуй у нее двенадцать телег смолы, двенадцать телег рогожи
и двенадцать телег ряден.
Выслушала Иляна слова кучера и велела дать ему все, что просит.
Тогда конь велел Петре:
- Смажь мне спину смолой, положи рогожу, потом опять смажь смолой и
положи рядно и так, пока не уложишь все, что есть на возах.
Петря уложил коню на спину все рогожи и рядна, так что тот стал с дом
величиной. Потом сам залез на самую верхушку и в путь двинулся.
Долго ли, коротко ли они ехали, наконец добрались до высокого берега
морского. А по берегу зияло много пещер, в которых можно было легко
спрятаться.
- Ты, Петря, спрячься в одну из пещер и жди там, пока я не одолею
жеребца со дна морского, - велел конь. - Коли удастся мне его одолеть,
выходи, надень на него узду и в обратный путь поедем, а коли он меня свалит,
гляди, не выходи, не то худо тебе будет.
Петря спрятался, а конь заржал так, что море всколыхнулось, и тоже
укрылся за скалой. Тут со дна морского выплыл страшный жеребец, мигом обежал
весь берег, но никого не увидел и опять кинулся в воду.
Петрин конь из убежища своего вышел, еще пуще заржал и опять скрылся.
Снова выскочил из волн морских злой жеребец, дважды весь берег обежал, но
никого не увидел и в море кинулся. Тут Петрин конь в третий раз заржал -
горы всколыхнулись.
Выскочил жеребец, совсем разозлился, трижды весь берег обежал, землю
копытами роет. Видит Петрин конь - устал жеребец изрядно. Только теперь он
посмел выйти ему навстречу. Схватились они не на жизнь, а на смерть, грызут
один другого зубами. Только Петрин конь живое мясо рзет; а жеребец - рогожку
да дерюгу. Ясно стало Петре: его конь жеребца одолевает, тогда он и сам
выбежал из засады и
взнуздал пленника. Затем вскочил на коня своего волшебно-го и помчался
в обратный путь, ведя жеребца на поводу. Скакали они, скакали, да вот конь
говорит Петре:
- Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли чего за нами. Петря оглянулся и
далеко-далеко увидел что-то вроде стаижуравлей.
- Ну, что видишь?
- Никак стая журавлей летит за нами.
А это табун со дна морского за своим жеребцом бежал. Конь сразу
догадался и говорит:
- Ну-ка стегни меня плетью разок, а жеребца стегни дважды да покрепче.
Так Петря и сделал, и понеслись они пуще прежнего. Через некоторое
время конь опять молвит:
- Ну-ка, Петря, оглянись, не увидишь ли чего. Оглянулся парень и увидел
что-то вроде стада овец,- Ну, что видишь?
- Никак, стадо овец нас догоняет.
- Ладно. Стегни разок меня плетью, а жеребца трижды, да покрепче, чтоб
не плелся в хвосте.
И опять они мчались, не переводя дыхания, пока конь не велел:
- Оглянись-ка, Петря, не увидишь ли еще чего. Оглянулся Петря и увидел
табун страшных лошадей.
Мчатся за ними, землю едят.
- Что видишь, Петря?
- Большой табун страшных лошадей нас догоняет.
- Вот теперь стегни меня плетью дважды, а жеребца четырежды.
Петря послушался и погнал скакунов еще сильнее.
Иляна Косынзяна уже знала, что табун скоро прибудет, и велела загоны
построить. Только Петря явился, она всех кобыл в загон загнала, а жеребца в
конюшню поставила.
- Вот, - говорит Петря, - доставил я тебе табун.
- Но от меня все еще не избавился. Теперь подои кобыл, вскипяти их
молоко в котле и искупайся в нем.
Видит Петря, что Иляна хочет во что бы то ни стало жизни его порешить.
Никогда ему еще так горько не было. Пришел он к коню хмурой тучей, а конь
его и спрашивает:
- Что с тобой, хозяин?
- Вот что Иляна велела мне сделать, - и все коню рас-сказал.
- А ты ступай к Иляне и попроси позволения, чтобы и я с тобой пошел,
поглядел, как ты мучиться будешь.
Пошел Петря к Иляне и стал просить:
- Вижу, пробил мой час последний, и очень прошу тебя, позволь, чтобы
конь мой верный при мне был, когда я дух испускать буду.
- Ладно, - согласилась Иляна.
Под вечер Петря залил загон, где стоял табун, водой. А ночью мороз
ударил и. кобылы в лед вмерзли по самые колени.
Утром Петря подоил их, налил молоко в большой котел, а как стало оно
закипать, вывел коня своего из конюшни и привязал к ушку котла.
Подул конь зимней ноздрей и молоко застыло, потом подул летней и
отогрел его. - точь-в-точь как вода в пруду летним днем. Петря искупался и
вылез, из котла жив. и невредим. Увидела это Иляна и приказала:
- Завтра опять кобыл подоишь и молоко вскипятишь. Я в нем. купаться-
буду. А к котлу привяжи моего жеребца.
Парень сделал все, как она велела. А ее жеребец тоже был волшебный.
Подул он на молоко зимней ноздрей и заморозил; затем подул летней ноздрей и
отогрел. Искупалась Иляна, как в пруду среди лета, позвала Петрю и опять
повелела:
- Теперь приготовь такую же купель и для боярина, а к котлу привяжи его
коня.
Подоил. Петря кобыл, молоко вскипятил, а к ушку, котла привязал коня
боярского. Да то был конь простой и ничего с молоком поделать из смог.
Боярин очень уж возгордился золотой птицей,, златогри-вым конем и
пленницей своей Иляной. Косынзяной. Не хотел он от простого кучера в
доблести отстать и побежал в мо-локе купаться. Только он прыгнул в котел,
тут же сварилсяи дух испустил.
А Иляна Косынзяна позвала Петрю и такую речь повела:
- Ну, Петря, теперь мы от боярина избавились и стали вольными птицами.
Ты холостяк, а я вдовица, давай поже-нимся. и будем вместе век свой
коротать.
Закатили они свадьбу веселую, пир горой, и я там был, ел и пил, а потом
удрал и сказку вам рассказал.

 

Кырмыза

О чем сказ поведу, ребята, все так и было когда-то, а коль не было б,
по свету не сказывали б сказку эту.
Жил-был большой барин, имел он богатства несметные, поместья
беспредельные. Дворец его был сложен из камней-самоцзетов и ночью светился,
как в солнечный полдень. Под стенами его притаилось девяносто девять
погребов, доверху набитых золотом и серебром, а вокруг дворца раскинулся
роскошный сад, в котором росли деревья со всех концов света. Но не золотом и
не дворцом, не садами и не поместьями более всего дорожил барин. Дочь
Кырмыза - вот что было самым ценным его достоянием. Была она красна, как
сама весна, улыбка ее - точно солнечный восход, ясна, очи - две звезды среди
ночи, стан ее тонкий - точно колос звонкий, что колышется вечерком под тихим
ветерком, голос серебрие-
тый - точно звон мониста, и платье на ней - такая краса, точно цветы,
когда их омоет утренняя роса.
Семнадцати лет Кырмыза многих лишила покоя, оставив им взамен смятение.
Барин все это видел и решил не выдавать дочь замуж за первого
встречного-поперечного, а только за избранного жениха. Женихи к ним валом
валили из-за тридевяти земель, из-за тридевяти морей. Надумал барин испытать
их всех. Построил из камней-самоцветов высокую-пре-высокую лестницу от земли
до вершины башни шириной в две пяди и со ступеньками из стекла. Усадил он
Кырмызу в башню, а женихам так сказал:
- Кто взберется верхом по этой лестнице, доберется до Кырмызы, снимет
пестень с пальца да назовет ее по имени, тому она и достанется.
Помчались юноши во все лопатки волю барина выполнять, но все
спотыкались на первой ступеньке. Да вдруг объявился дракон на льве верхом,
грива на льве торчком, когти крючком; ступенька за ступенькой поднялся он по
лестнице до самой Кырмызы; дракон перстень с ее руки снял, по имени назвал.
Привел барин дочь во дворец, позвал дракона, обручил их, благословил и
началась свадьба, какой белый свет не видал. Весь люд веселится, пирует,
дракон-уродина ликует, а невеста горюет, горько рыдает, как цветок увядает.
Почуяла бедная девушка, что лют он, этот пес-дракон. Грустила девица,
тосковала, да улучив минутку, из хором удрала и побежала на конюшню к своему
любимцу Гайтану - волшебному коню и горько заплакала.
Конь заржал и спросил ее:
- Чего ты слезы льешь, добрая Кырмыза?
- Как же мне не плакать, когда отдает меня отец за дракона с чужой
дальней стороны; ему не живые, мертвыенужны.
- Молчи, не плачь, не причитай: когда жизнь мила - добро побеждает, а
зло отступает. Завтра, как прикажет тебе змей в путь-дорогу сбираться,
отсыпь мне меру углей горячих, надень на меня узду золотую с серебряными
удилами да и отправляйся с ним. В пути все время отставай от неге на три
шага. Он тебя спросит: "Почему, дорогая Кырмыза, ты позади меня едешь?" Ты
отвечай, что женщине следует позади мужа ехать. А как престанет он тебя
замечать, достань саблю из ножен и держи ее в правой руке на высоте шеи,
Да покрепче за седло цепляйся, я поскачу впереди, а дракон мертвым на
дорогу упадет.
Успокоилась Кырмыза, вернулась в хоромы и кое-как выждала до следующего
вечера, когда дракон велел ей в путь собираться. Быстренько взяла она меру,
наполнила ее полыхающими углями и понесла Гайтану. Волшебный конь мигом съел
все угли. Затем она надела на него узду золотую е серебряными удилами. И вот
сел дракон на льва верхом, а Кырмыза на Гайтана - волшебного коня, и
отправились они в дорогу. Невеста все отстает от дракона на три шага. А
дракон все оборачивается да спрашивает:
- Отчего ты, Кырмыза милая, отстаешь?
- Так уж следует женщине позади мужа ехать.
Дракон, вглядевшись вдаль, поскакал, как ветер, только пыль столбом
поднялась. А красавица Кырмыза дернула волшебного Гайтана за повод, вынула
саблю из ножен, взяла ее в правую руку, подняла на уровень драконовой шеи и
фьють!.. голову ему с плеч долой. Понесся лев через горы, долы и привез
обезглавленный труп прямо в замок, где дра-конша-мать все глаза проглядела,
сынка с красавицей-рабыней ожидаючи. Рано она радовалась, теперь горевать
пришлось и от злости драконша руки перекусала, волосы повы-рывала. И вот с
того дня стала она жечь дрова в большой кремневой печи, так как надумала
красавицу Кырмызу изло-еить, живой или мертвой, привесть да сжечь. Горел
огонь круглый год, ни днем, ни ночью не угасая. А сама драконша рыскала по
белу свету, но найти Кырмызу не могла.
А краса-девица в свадебном наряде вложила в ножны меч и поскакала на
волшебном коне Гайтане по зеленой поляне, по высоким горам, по глубоким
долам, через поле чистое, через кодры тенистые, через реки широкие, через
воды глубокие. И к рассвету следующего дня прискакала в село, вроде наших
Барабоен. Случилось это в среду, день был ярмарочный, и съезжались туда
жители окрестных сел. А так как настала уже пора отдохнуть, то остановила
Кырмыза коня на окраине села на базарной площади,В одном из соседних сел,
назовем его Фрасинешты, жил в ту пору парень по имени Ион; сам он был
статен, красотою не обижен, да вот грех какой - никак жениться не удавалось.
Те, кого он сватал, не соглашались, а те, что сами набивались, ему не по
душе были. Встревожился Ион и пошел к знахарке, что гадала по звездам, кто
для кого создан, бобы
бросала да счастье узнавала. И вот что поведала парню ворожея :
- Отправляйся в среду затемно в Варабоены на ярмарку и первого
приехавшего туда, не задумываясь, бери, будь то старуха или дед, мужик иди
баба, парень или девица. Веди его домой и живи с ним вместе: так бобы
говорят, счастьетебе сулят.
Чуть забрезжил рассвет, парень уже к Барабоенской ярмарке подъезжал.
Гайтан - волшебный конь - знал о том, что Ион выехализ Фрасинешт, и
говорит Кырмызе:
- Хозяйка-хозяйка, сунь руку в мое правое ухо, достаньоттуда одежду да
надень ее.
Протянула Кырмыза руку и достала пару чабанских шаровар, длинную
крестьянскую рубаху с вышитым воротом и рукавами, красный, как огонь, пояс,
высокую островерхую кушму и пару постолов с вздернутыми носками - все новое.
Кырмыза оделась, косы под кушму спрятала и стала походить на доброго юношу,
стройного, как ель, красивого надиво.
Как начали звезды на кебе гаснуть да туман пополз из долины к вершинам
холмов, подъехал и Ион, весь в поту.
- С добрым утром, парень, - молвил Ион издали.
- Доброе утро! - тот ему в ответ. Слово за слово, а Иони говорит прямо:
- Поехали ко мне жить.
После долгих споров-уговоров отправились вместе во Фрасинешты.
Но как бы тучи ни заволакивали небо, земля нет-нет да и увидит
солнечный луч. Так и до Иона время от времени доходили то взгляд, то улыбка,
то слово понежнее, и сердце говорило ему, что не парень с ним едет, а
девица, да все не верилось. Думал он, гадал, совсем растерялся и опять
пошелк знахарке.
- Бабуся, - говорит он, - нет мне покою от парня, которого привел я
сегодня с ярмарки: гляжу на него и все мне мерещится, будто девица это.
Зажгла старуха уголек, поглядела на пламя и отвечает:
- Коль сомневаешься, испытай его. Выезжайте вдвоем верхами в чисто
поле, поскачите наперегонки. Если обгонит тебя - не иначе как парень, а коль
отстанет, так и знай, что девка проклятая.
Вернулся Ион домой и, увидев что парень призадумался, сказал:
- Давай верхами покатаемся,- Чего же, можно!
Выехав в поле, Ион встал ка стременах и показал ему вдали большой
курган.
- Давай, парень, спорить: кто первый объедет тот курган да сюда
вернется?
Кырмыза прошептала: "Скачи, волшебный конь Гайтан!" И только он ее и
видел, а Ион плетью хлещет коня, да куда ему, не та прыть! Давно уж потерял
он парня из виду и встревожился, а вдруг тот не вернется. Стал он подъезжать
к холму, а парень ветром навстречу несется.
Повернул Ион коня и хлесть, хлесть! хлыстом, раз, два по коню, но куда
там! Пока объезжал он курган, тот уже семь курганов объехал и давно ожидал
его на старом месте.
Слишком отстал Ион от парня и теперь, опустив голову, стоял
опечаленный, пристыженный. Только не успокоился он и опять пошел к старухе.
Вновь она раздула уголек и говорит ему:
- Лежит у тебя во дворе пара возов жердей. Подведи его к ним да спроси:
"Для чего сгодятся эти жерди?" Коль девка, так сразу ответит: "Что за
кудельники для прялки, какой челнок, какое веретено можно изготовить". Коль
парень он хозяйственный, так скажет: "Ясли добры смастерить, али дом
огородить!"Возвращается Ион домой и подводит как бы невзначай приятеля
своего к жердям.
- Хороши жерди! Что бы нам из них смастерить?
- Эгей, братец! Ясли добрые могли бы мы сделать да плетень хороший. А
какой домище таким плетнем огородить можно!
Ион только глаза раскрыл пошире да опять к знахарке побежал, а та,
узнав в чем дело, так молвила:
- Ступай домой да возле сабель, стрел, копий и булавы развесь на стене
полотенца цветастые, салфетки вышитые да пару мотков шерсти. Как выполнишь
это, веди гостя, пусть поглядит. Коль на оружие глянет, знай, что мужчина, а
коль засмотрится на вышивки да на мотки шерсти - не иначе как женщина.
Вернулся Ион одним духом домой, выполнил наказ знахарки, а потом зовет
товарища, вроде как бы оружие показать. Тот уставился на оружие, снимал его
со стены, в руках вертел, осматривал, ржавчину счистить да смазать велел, и
тут же послал его за паклей да смазкой, чтоб за работу взяться. На остальное
он даже не взглянул. Вышел Ион из дому опечаленный и в четвертый раз пошел к
знахарке с поклоном.
Сморщенная старуха в печь подула, заговор свой нашептала, в ладони
погадала да потом сказала:
- Иди-ка домой да брось метлу на порог. А парня-то возьми с собой да
поведи, куда душе угодно. А как будете возвращаться да в дом входить, в оба
гляди: коль наступит он на метлу, аль перешагнет через нее, знай, что
мужчина, а коль поднимет да подметет, а потом в уголок поставит палкой
кверху, не иначе как девка.
Выполнил он старухи наказ. Обошли они все село и вот возвращаются
домой. "Сейчас или никогда", - думал Ион. Вошел он в дом и на метлу
наступил, а товарищ его схватил метлу за палку, подмел кругом да и поставил
в уголок. Тогда Ион обернулся и обнял девицу.
- Любимая ты моя, жизнь ты моя, как тебя звать?
И тут сняла Кырмыза кушму с головы. Длинные волосы шелковые украсили ее
девичье лицо, и стала она похожа на солнышко ясное. Посмотрела она ему в
глаза - сама жизни рада, улыбка во взгляде - и ответила:
- Кырмызой звать меня.
Сыграли они настоящую молдавскую свадьбу, устроили пир на весь мир,
танцевали остропец, за неделю сто дружек настряпали гору галушек, сто
шаферов понесли по свету весть, где можно попить, поесть, мол, в Фрасинештах
гуляют, на свадьбу всех приглашают.
Зажили они после свадьбы мирно и дружно. Ради Кырмы-зы работящий,
старательный Ион трудился от темна до темна. Долго ли, коротко ли прожили
они так, да вдруг вспыхнула война. Тут и Иона взяли, только он наказать
успел: "Батюшка да матушка! Берегите Кырмызу, работой тяжелой не донимайте,
поласковей будьте с ней. Коль счастье от меня не отвернется и вернусь я
домой живой-здоровый, буду вас на старости так холить-лелеять, что захочется
вам еще век жить-не тужить".
Отправился Ион и как в воду канул - ни слуху ни духу.
Не знали, жив ли он ила голову сложил, но ждали его дома,. как дитя
весну ждет.
Средь сабельных боев, да посвиста стрел удалось ему письмецо написать,:
"Батюшка да матушка, берегите Кырмызу. Скоро закончится кровопролитие, и я
вернусь домой. Желаю вам здоровья".
Старики помнили наказ сына и не давали девице-красе соломину с пола
поднять. Так холили ее, так лелеяли, что в огонь были готовы идти за нее.
А тот человек, что письмо вез, долго ли, коротко ли ехал и попал он в
полночь в лес дремучий. Вокруг тьма-тьмущая, хоть глаз выколи. Набрел он на
дом драконши да и решил постучаться, на ночлег проситься.
Открыла драконша дверь, впустила его, накормила, затем принялась письма
читать: да и нашла то, где о Кырмызе написано. Тогда старая карга
прикинулась радушной хозяйкой, принесла старого вина, что в кубке играет,
напоила бедного человечка в доску, и пока тот спал мертвым сном, сожгла
письмо к Кырмызе и написала другое: "Батюшка да матушка, как дойдет до вас
это письмо, привезите девятнадцать возов дров, запалите их да сожгите
Кырмызу. Она с драконом всю жизнь проплутала, а потом ко мне пристала. Я
скоро домой вернусь, и коль не выполните мою волю, не задумываясь, сожгу вас
живьем на большом костре". Утром человек отправился з путь. Долго ли,
коротко ли шел он и принес письмо родителям Иона. Прочитали они письмо и
залились слезами. Услышав их причитания, прибежала Кыр-мыза, прочитала
письмо и тоже горько заплакала. Потом вышла к волшебному коню Гайтану, а тот
заржал и спросил ее:
- Чего, Кырмыза дорогая, слезы льешь?
- Как мне не плакать, рсоль вот что со мной стряслось, - и поведала
коню, что в письме говорится.
- Не плачь, не горюй!.. Вели родителям, пусть делают, как в письме
написано, а только костер буйным пламенем разгорится, скажи им, что вместе с
конем умирать хочешь. Подведи меня к костру и вытащи из правого уха платок
свернутый, кинь его в огонь и смело скачи верхом прямо в пламя.
Старик в горе и отчаянии привез девятнадцать возов дров, сложил
пребольшую поленницу, зажег ее, и так разгорелся
костер, что небу жарко стало. Взяла Кырмыза коня под уздцы, подвела к
костру, пламя которого так и рвалось во всестороны. А когда родители лицо
руками закрыли, чтобы не видеть, как она горит, Еырмыза выхватила из правого
уха волшебного коня Гайтана платок и бросила его в грозное пламя. Огокь
сразу стих, как водой залитый, а Кырмыза вскочила в седло, понеслась сквозь
дым, взвилась к солнцу, полетела над тучами, над горными кручами, над
цветущими полями, над дремучими лесами, потом опустилась на землю и поехала
легкой рысью. У встретившегося им на склоне холма родника Кырмыза остановила
коня, соскочила на землю и легла- на траву.
- Ох, дорогой мой конь, волшебный твой Гайтан, пришло мне время
рожать, - молвила она.
- А мне пришло время помирать, - ответил конь и повалился замертво.
Кырмыза же уснула, а как проснулась, увидела себя в большой красивом
замке. Лежала она на кровати и держала на руках двух красавцев-сыновей,
златокудрых богатырей. У изголовья повитуха стояла. Все это сделал волшебный
конь Гайтан. Оберегал он красавицу Кырмызу и после смерти: грудь его стала
замком с золотыми башнями, со стенами кз драгоценных камней с серебряными
дверьми, жемчугом украшенными, голова стала столом, уставленным яствами
всякими; глаза да уши - двумя свирепыми волкодавами, что бегали вокруг
замка; из шерсти Гайтана перед замком вырос сад прекрасный с деревьями
разными, плодами усыпанными, и птицами-певуньями, а из одного копыта
появилась морщинистая и сгорбленная старуха. Она повивала младенцев, купала
да кормить Кырмызе подавала.
Долго ли, коротко ли прожили (C)ни так, сыновья росли не по дням, а по
часам и стали красивыми, как два цветка. В один прекрасный день, когда они
по двору бегали, подошла к воротам старуха. Учуяли ее собаки, стали по
сторонам ворот и не впускают. Тут старуха и говорит:
- Подойдите сюда, ребятишки мои милые!
Ребята подбежали к воротам, а старая карга достала три волосинки из-за
одного пояса да три из-за другого пояса, отдала их ребятам и сказала:
- Возьмите! Ты брось их вон на ту собаку, а ты кинь на шею другой.
И как только бросили их ребята, три волосинки превратились в три
толстые тяжелые железные цепи, приковавшие собак к столбам у ворот, а старая
карга, чтоЗлобною рожей На черта похожа, Лоб, точно глыба, Волосы дыбом,
Кулаки сжимает, Глазами сверкает,кинулась к дверям, замка. Собаки лаяли,
рвались и вдруг цепи разорвали. Не успела старуха за щеколду ухватиться, а
волкодавы вцепились ей в спину и ну рвать ее да кромсать, так отделали, мать
родная не узнала бы. А ребята увидали все это, испугались да закричали:
- Матушка, матушка! Выйди быстрее! Собаки старуху разорвали!
Кырмыза выбежала из замка и как увидела в крови злое-презлое лицо,
признала в старухе проклятую драконшу, пришедшую путями нехожеными, чтоб
убить ее. Подняла она ребят на руки, приголубила и сказала:
- И поделом ей. Всю жизнь она за мной по пятам ходила, мечтала загнать
в могилу.
Не дали они черной язве перед замком залеживаться, а по-волокли ее
кости далеко, на высокую гору, и бросили тамПод солнцем жгучим,В песке
сыпучем, Чтобы ветры стегали, Дожди размывали И бури терзали, Чтоб мир забыл
ее злыеделишки, Ни дна ей, ведьме, нипокрышки.
А теперь вернемся назад и вспомним Иона: далеко ведь мы со сказкою
ушли. А он тем временем воротился с войны цел и невредим, приструнил коня у
ворот и кричит:
- Выходи из хаты, Кырмыза дорогая! Гостей принимай, мужа встречай!
Где уж Кырмызе было мужа встречать, когда она за три-.
девять земель от него ушла. Вышли родители, заплакали от радости,
слезами Кырмызу помянули. Ион же, узнав о горе своем да прочитав письмо,
повернул коня и поехал землю колесить вдоль и поперек: на запад и восток, на
север и на юг, но жену повстречать так ему и не удалось. Утомился он от
стольких дорог нехоженых, поистратил силушку в местах, где ноги человеческой
сроду не бывало, бросил поводья на луку седла и дал коню волю. А было это в
Кырмызиной долине, и вскоре, как из-под земли, выросли перед ним две собаки.
Зарычали да залаяли они то с одного, то с другого бока на всадника и погнали
его прямо к замку, не позволяя с пути свернуть. Ребята в то время во дворе
играли и, увидев всадника,закричали:
- Матушка, матушка, выйди поглядеть: к нам всадниккакой-то прискакал.
Вышла Кырмыза, ладонь козырьком к глазам приложила,увидала его и
узнала.
- Ах, сыночки вы мои милые, то батюшка ваш едет.
Поднял Ион ребят на руки, поцеловал, и сели они вчетвером за стол.
Попили, поели, а затем о житье-бытье своем рассказывать стали: три дня все
говорили, наговориться не могли, да сладкий сон глаза им закрыл. А как
проснулись, увидели себя в чистом поле, да не в постели, а на голой земле,
головами на бугре. Поглядели они по сторонам и увидали, что издалека к ним
играючи пара коней скачет. Один из них был караковый Иона, а второй
волшебный конь Гайтан. Вскочили они на коней, взяли на руки сыновей и домой
поехали.
А я в седло доброе сел - Сказку вам рассказал, как умел, А потом
оседлал котел И сказку до конца довел.

 

Базилик зелёный и царская дочь

В некотором царстве жила-была бедная-пребедная женщина. Ко всем бедам,
свалившимся на ее голову, была она еще и бездетной. Вот однажды поведала ей
знахарка, что коль выпьет она настой травы, собранной в ночь на Ивана
Купалу, то родит ребенка.
Сказано - сделано. И родила та женщина на старости лет ребенка такого
красивого - глаз не оторвать. А так как трава, собранная в ночь на Ивана
Купалу, была базиликом, то и нарекла она мальчика Базиликом Зеленым.
Рос ребенок не по дням, а по часам, так как берегла его сила волшебная.
И где нога его ступала, базилик вырастал.
Так жил он и не то чтобы в довольстве, а в бедности. И долго бы еще
пришлось ему горе мыкать, коли бы в царстве, в котором он жил с матерью, не
приключилась беда. Пова-
дился в их края дракон жестокий двадцатичетырехглавый я украл ключи от
всех источников питьевой воды. Люди и скот изнывали от жажды и падали, как
мухи. Царь и так и этак обломать его пытался, да дракона не возьмешь голыми
руками. А когда узнал царь, что пока не отдаст дракону в жены дочь, не
видать ему ключа, совсем занемог от горя и в постель свалился. Волей-неволей
пришлось ему дочь отдать, чтобы спасти источники и самому не умереть от
жажды. Как говорится, своя рубашка ближе к телу.
Вот такое горе-злосчастье обрушилось на это царство.
Однажды хлопотал Базилик Зеленый на скотном дворе, да вдруг слышит
громкие речи на площади посреди села. А это были глашатаи, посланные царем
во все концы царства оповестить народ, что тому, кто спасет его дочь от
дракона, отдаст он ее в жены и полцарства впридачу.
Слушали это стар и млад, кто плечами пожимал, кто призадумывался, да
так при думах своих и оставался - никто не решался счастье попытать, потому
что грознее этого дракона не было ничего на свете. А людям, которые никак не
могут побороть собственный страх, уж конечно с драконом не сладить. Только
Базилик Зеленый, услышав, о чем речь, бросился со всех ног к своей матери и
молвит:
- Так, мол, и так, матушка, иду выручать царскую дочь. Залилась мать
горючими слезами и говорит ему:
- Куда ты пойдешь, сын мой дорогой, и зачем покидаешь меня на старости
лет на произвол судьбы? Видишь, чай, добрые молодцы идти не решаются, а тебе
куда уж...
Но Базилик Зеленый и не думал от решения своего отказываться и тут же
стал себе подбирать оружие под силу.
Года два слонялся он по свету, пока нашел мастера-кузнеца, который
взялся выковать ему оружие по душе, и заказал ему обоюдоострый меч такой
величины, чтоб сто молодцев не могли его сдвинуть с места. Возвратился он
домой, завалился спать и проспал целых три дня,- шутка ли, странствовать два
года! Проснувшись, собрал он в котомку еды немного в дальнюю дорогу,
распрощался с матерью и пустился в путь. Шесть месяцев ходил он так дорогами
нехожеными по пустыням и лесам. Уже и еда кончилась, и жил он на одной воде.
Так прошел он еще немало дней и ночей. В один прекрасный день он дошел до
какого-то леса, но, устав от ходьбы, не добрался до края, а решил присесть и
отдохнуть, где попало. Так его голод мучил, что стал он, бедняга, листья
жевать. Вдруг его осенила мысль взобраться на верхушку дерева и
поглядеть, далеко ли еще до края леса. Мигом вскарабкался он на высокое
дерево и увидел вдали мерцание огонька. Соскочил он быстро с дерева и пошел
на огонек. Шел он так, шел, пока, наконец, не очутился перед замком дракона,
где жила царская дочь. Призадумался Базилик Зеленый, как ему с драконом
сразиться. Недолго он думал да и постучался в ворота. Услышав стук,
царевна,- а она как раз была одна дома,- очень испугалась и дрожащим от
страха голосом спросила:
- Кто там?
Услышал Базилик Зеленый нежный серебристый женский голос, повеселел и
ответил:
- Открой, это я, Базилик Зеленый, я слышал про тебя от глашатаев отца
твоего. И еще сказали глашатаи, что тот, кто избавит тебя от змея, получит
тебя в жены и полцарства впри-дачу, но никто не отважился пойти за тобой.
Только я на это решился. Два года я скитался, выковал себе оружие и пришел
тебя выручить.
Тогда девушка отодвинула запоры, и добрый молодец вошел в дом. Увидев,
какой он красивый и статный, девушка онемела от радости; но вскоре пришла
немного в себя и горько заплакала. Очень уж она боялась, что прилетят
драконы и порешат Базилика Зеленого, и тогда уж больше некому будет ее
выручить.
Стал Базилик Зеленый утешать ее:
- Не плачь, дай мне лучше чего-нибудь поесть, я так проголодался и
устал, что даже говорить не могу.
Девушка накормила его, не мешкая, и молвит:
- Ложись и отдохни. Когда возвратятся змеи, я тебя разбужу, и ты
вступишь с ними в бой.
Не успел Базилик Зеленый коснуться подушки, как его уж охватил глубокий
сладкий сон. А девушка стояла рядом и не могла наглядеться на его красоту.
Одно ее тревожило, что драконы скоро должны возвратиться.
Тем временем драконы домой летели, и от взмахов их крыльев земля
дрожала, двери скрипели - все ходуном ходило. Подлетели они к порогу и сразу
почуяли дух чужого человека... А девушка, как увидала их, потеряла голос от
страха и не могла слова промолвить, только слезы из ее глаз катились. Вот
горячая слеза упала на лицо Базилика Зеленого, проснулся он сразу и спросил
тихонько:
- Прилетели?
Девушка ничего ему не ответила, так как не могла говорить, а только
головой кивнула и руками замахала: да, мол, змеи прилетели и стоят у дверей.
Схватил Базилик Зеленый меч и кинулся к двери, где его драконы ждали.
Двадцатиче-тырехглавый дракон, которому все остальные подчинялись, приказал
шестиглавому пойти поглядеть, что за чужестранец проник в их дом.
Потоптался шестиглавый у дверей и, наконец, решился зайти посмотреть,
кто это у них в доме находится, а остальные драконы отошли в сторонку,
ожидая его с ответом.
Чуял шестиглавый дракон, что смертный час его близок, Да раз старший
повелел, некуда ему было деться.
Просунулся он наполовину в комнату, пасти широко раскрыл, языки
высунул. Из пастей валит густой дым. Как увидел его Базилик Зеленый,
нисколько не робея, вынул меч из ножен и пошел кромсать.
Взмахнул он разок мечом - и отрубил дракону головы, еще раз взмахнул -
и тело его разрубил. Затем выбросил головы и куски тела в окно и опять стал
за дверьми, ждет, что дальше будет. Ждали, ждали драконы во дворе
возвращения шестиглавого, и, видя, что тот долго не идет с ответом, старший
приказал отправиться дненадцатиглавому поглядеть, что там в доме происходит.
Как дошел дракон до дверей, сразу почуял, что смертный час его близок, да не
посмел ослушаться старшего. Толкнул он дверь, пасти раскрыл, языки высунул,
А из пастей густой дым, как из трубы, валит. Как только он открыл дверь,
Базилик Зеленый взмахнул мечом, разрубил его на части, тело швырнул туда же,
куда и тело шестиглавого дракона. Потом придвинулся к двери и ждет
двадцатичеты-рехглавого. Хотя тот и был грозой земли, Базилик его уже не
страшился. Видя, что посланные им драконы не возвращаются, старший понял,
что в доме что-то неладно. А потому решил он просунуть в дом сперва
двенадцать голов, а остальные двенадцать оставить во дворе. И из его пастей
валил дым густой, да искры по всему дому летели. Взглянул на него Базилик
Зеленый и подумал, что с этим нелегко будет справить, ся, но духом все же не
пал.
Только дракон просунул в дверь свои двенадцать голов. Базилик Зеленый
ударил по ним изо всей силы мечом и отрубил их одним махом... Змей, имевший,
кроме отрубленных, еще двенадцать голов, почувствовал, как что-то горячее
обо-
легло ему шею, но не догадался, что это его двенадцать голов отрублены,
а потому все вползал и вползал в дом, пока не проник в него весь целиком.
Базилик Зеленый снова поднял меч и с большим трудом отрубил ему оставшиеся
двенадцать голов. Но тело змея, даже с отрубленными головами, продолжало
сотрясаться, и от этого земля дрожала..
Только к утру оно замерло. Тут девица на радостях стала воспевать
доблесть Базилика Зеленого и его бой с драконами. И говорит ей Базилик
Зеленый:
- Ты примись обед стряпать, а я прилягу отдохнуть, больно уж утомился в
бою.
Повеселев, состряпала царевна обед прекрасный, всяких яств приготовила.
Была она вне себя от счастья, что Базилик Зеленый уничтожил всех драконов и
освободил ее из их когтей и что вскоре станет она женою красивого и
отважного витязя. Когда еда была готова, она разбудила Базилика, и поели они
вместе, затем начали готовиться в путь-дорогу к царским чертогам.
Невесть как узнал обо всем случившемся Получеловек. Был он одноногим,
одноруким, полуголовым, одноглазым и одноухим. А как узнал, помчался быстро
к замку драконов. Базилик Зеленый с царевной в путь собирались. И крикнул
Получеловек:
- Мэй, Базилик Зеленый, ну-ка выходи на бой! Поборемся мы с тобой, и
пусть царевна победителю достанется.
Царевна уже слышала ранее про этого Получеловека, о нем много раз
говорили драконы, а потому она горько заплакала, приговаривая:
- Базилик Зеленый, коль ты этого одолеешь, значит написано тебе на роду
живым быть. И заживем мы тогда в счастье и согласии.
Взял Базилик Зеленый меч в руки и вышел во двор. Взмахнул мечом и отсек
Получеловеку кусок головы. Но тот отбежал в сторону и опять принялся
кричать:
- Выйди бороться со мной, Базилик Зеленый! Испугался Базилик Зеленый,
услыхав, что Получеловекего снова на борьбу вызывает. Подбежал он к чудищу и
одним ударом отсек и оставшийся кусок головы, тело изрубил на кусочки, а
куски собрал и сложил под порогом дома. И лишь тогда вошел в дом и сказал
девушке:
- Изрезал я его на куски, теперь уж ему не воскреснуть. Но Получеловек
ожил и опять стал кричать:
- Базилик Зеленый, выходи, поборемся!
На этот раз Базилик Зеленый перепугался насмерть. Но все же взял меч в
руки и вышел драться. А Получеловек спрятался за дверью и, как только
Базилик вышел, кинулся к нему, выхватил меч и отсек ему голову. Упал Базилик
Зеленый замертво на землю.
Убив Базилика Зеленого, Получеловек кинул меч возле него, вошел в дом и
сказал царевне:
- Пойдем к твоему отцу.
Горько оплакивала царевна смерть Базилика Зеленого, ко делать было
нечего, пришлось ей пуститься в дорогу с уродом. Шли они, шли, пока достигли
царского дворца. Пришли туда темной ночью, и царевна крикнула своему отцу:
- Отец, впусти меня.
Как услышал ее голос царь, сразу узнал, выбежал навстречу и крепко
обнял. Много лет прошло с тех пор, как он ее не видел. На радостях позвал он
гостей в дом и стал расспрашивать о бое с драконами. Тут вступил в разговор
Получеловек, но был он так уродлив и противен, что, глядя на него, царю
становилось жутко. Да что тут поделаешь: дал слово - держись. Сговорились
они быстро меж собой, что на второй день состоится заручение, а через год и
свадьбу сыграют. После за-ручения жениха и невесту разлучили. Получеловек
был весел. а царевна печальна - не могла она забыть Базилика Зеленого.
Тем временем мать Базилика Зеленого, истосковавшись по сыну, бросила
свое маленькое и бедное хозяйство и пустилась в дорогу по его следам.
Дорожка, по которой она шла, была усеяна базиликами, и как раз в тот день,
когда царевна с Получеловеком ушли к царскому дворцу, мать Базилика Зеленого
нашла мертвое тело сына.
Стала она его оплакивать. Но в это время проползали мимо муравьи,
собиравшие пищу на зиму. Вдруг один муравей набросился на другого и оторвал
ему голову, а третий, завидев это, подошел к убитому муравью, приложил
голову. к шее. Затем потер трижды рану листком базилика, и муравей ожил.
Увидев это, мать Базилика Зеленого решила сделать то же самое. Очнулся
Базилик Зеленый ото сна и очень обрадовался, увидев мать. Потом он ей
рассказал о своей борьбе с драконами и Получеловеком, показал трупы убитых
драконов и молвил:
- Иди домой, к нашему маленькому и бедному хозяйству, которое ты
оставила без присмотра. А я пойду разыскивать
Получеловека, убившего меня, и снова померяюсь с ним силами.
Пустилась его мать домой, а Базилик Зеленый направился на запад. Шел он
так день-деньской от зари до зари, пока добрался до какой-то избушки, в
которой горел огонек. Только он подошел к избушке, у порога собака залаяла,
и тут же послышался женский голос из дома:
- Коли ты добрый человек, входи, а коли нет, проходи. Дом мой стережет
пес с железными когтями и стальными клыками, и изорвет он тебя в клочья.
Базилик Зеленый, будучи человеком честным и с чистой душой, решил войти
в избушку. Поклонился он женщине, жившей там в одиночестве, и рассказал ей
про все свои приключения от начала до конца. А она ему и говорит:
- Переночуй у меня, а утром я тебе скажу, в чем кроется сила
Получеловека и как его одолеть можно.
Эта женщина была святая Пятница. На другой день утром проснулась святая
Пятница и созвала всех птиц со всех концов света. Покормила их и спросила,
не знают ли они, где находится Получеловек. Птицы ей ответили, что не
слышали ничего о нем.
Святая Пятница разбудила тогда Базилика Зеленого и сказала ему:
- Иди все на запад, пока найдешь мою сестру. Может, она знает кое-что о
Получеловеке, а я ничем не могу тебе помочь.
И снова пустился в дорогу Базилик Зеленый. Два дня он шел, пока достиг
дома сестры святой Пятницы, святой Троицы, и поведал ей о всех своих
мытарствах. Она также велела ему подождать до утра. На другой день она
встала чуть свет, созвала всех птиц со всего света и спросила их, не знают
ли они, где находится Получеловек.
- Мы ничего не знаем, но нету здесь с нами голубя, может быть, он
знает.
Вскоре прилетел и голубь. Спросила его сестра святой Пятницы о том же,
и голубь ответил:
- Получеловек находится при царском дворе. Обручился он с дочерью царя,
а свадьбу сыграют через год. Царь решил найти таких музыкантов, от игры
которых запляшет и стар и млад... А я, вот, принес с собой волшебную
свирель, которую нашел в логове драконов: может, кому и пригодится. О силе
Получеловека я узнал с его же слов. Он мне сказал, что его
сила находится на востоке от царского дворца. Надо пересечь девять
рубежей, а в первом селе на девятом рубеже стоит высокая гора, на которой
овцы пасутся. В этой горе имеется глубокая расщелина, в которой живет хромой
заяц. В желудке этого зайца лежит золотое яблоко, а в нем находятся девять
червей. Вот в этих девяти червях и кроется сила Получеловека, и кто
доберется туда и убьет червей, убьет и Получеловека. Сказав это, голубь
улетел восвояси, а святая Троица вошла в избушку, разбудила усталого
Базилика Зеленого и сказала ему:
- Возьми себе волшебную свирель и иди к царскому дворцу, там
Получеловек, убивший тебя. Когда доберешься туда, оповестишь царя через его
телохранителя, что хочешь играть на свадьбе его дочери. Видишь ли, царь ищет
таких музыкантов, от игры которых заплясали бы и стар и млад, и горы и реки.
Поиграешь ему на свирели. После того, как сойдешься в цене с царем -
покинешь царский двор, пойдешь на восток и пересечешь девять рубежей. И в
первом селе за девятым рубежом наймешься пастухом. Затем возьмешь овец и
поднимешься с ними на высокую гору, а взобравшись на гору, увидишь глубокую
расщелину. Тогда заиграешь на свирели. Как только ты заиграешь, из расщелины
выйдет хромой заяц, который начнет плясать под твою музыку, ты его мигом и
убей. В нем ты найдешь золотое яблоко, а в яблоке - девять червей. Вот в
этих девяти червях и кроется сила Получеловека. Как только ты убьешь червей,
он тут же умрет, а царевна, которую ты спас от смерти, тебе достанется. Но
знай, что путь твой будет тяжким, страшные грозы, буйные потоки преграждают
дорогу к силе Получеловека. Только если сумеешь преодолеть все эти
препятствия, найдешь то, что ищешь.
Базилик Зеленый поблагодарил ее, поцеловал ей руку и пошел к царскому
дворцу. Шел он, шел, пока дошел до дворца, и через привратника передал царю,
что желает играть на свадьбе.
Услышав это, царь велел впустить путника во двор, а как увидел его,
спросил, на каком инструменте он играет.
Базилик Зеленый ответил ему:
- Играю я не бог весть на каком инструменте - на свирели, но стоит мне
тебе сыграть, как запляшут травы и листья деревьев, и весь мир.
Засмеялся тогда царь:
- Такие музыканты, как ты, могут играть только овцам,
но никак не на свадьбе моей дочери, впрочем... ну-ка сыграй, посмотрим,
на что ты горазд.
Вынул Базилик Зеленый волшебную свирель и начал играть. И такие звуки
полились, что пустились в пляс ке только царь и придворные, но и деревья, и
камни мостовой. Это очень понравилось царю, дал он музыканту цену хорошую и
велел ему прийти играть на свадьбе.
Базилик Зеленый попросил тогда разрешения повидать невесту, а царь ему
ответил:
- Невесту увидишь, когда придешь играть.
Покинул Базилик Зеленый царский, двор и направился на восток, к высокой
горе, где была спрятана сила Получеловека.
Долго он шел, все трудности пути поборол, но когда дошел до девятого
рубежа, поднялся такой сильный ураган, какого еще свет не видывал. Вдруг
перед ним выросла водяная стена, а по воде плыли такие громадные черные
змеи, что Базилика Зеленого охватила дрожь. Все же он бросился в воду, чтобы
пересечь и этот рубеж, как пересек остальные. Пока он с волнами боролся,
ураган сорвал плотину на пруде одного богатого боярина. В этом пруде было
много рыбы, и одна большая рыбина кинулась к Базилику Зеленому, чтобы съесть
его. Борясь с рыбиной, потерял он свирель, которую заткнул за пояс, но
обнаружил эту пропажу только когда вышел на берег.
Разгневанный и удрученный, он сказал:
"Ну, а теперь иди дальше, если можешь!"Вдохнул он воздуха побольше и
опять бросился в воду искать свою волшебную свирель.
Пока он в. воду нырял в поисках свирели, змеи подплыли и ринулись на
него всей кучей, вот-вот погубят.
Но Базилик Зеленый знал, что змей не раскрывает пасти в воде и не
обратил на них никакого внимания, а продолжал искать волшебную свирель.
Долго он искал ее и, наконец, на-шел под большим камнем. Стал он из воды на
сушу выбираться, чтобы дальше к большой горе податься. Но змеи обвились
вокруг его тела, рук и ног и только ждали, когда ен из воды выйдет, чтобы
вонзить в нем" свои ядовитые клыки... Базилик Зеленый не растерялся и, как
только- вышел из- воды, заиграл на волшебной свирели. Змеи принялись
илясать, а он таким образом избавился от них. Затем он направился к первому
селу девятого рубежа, туда, где находилась сила Получеловека. Прибыв в село,
он попросился" к одному чело-
веку переночевать, е дороги отдохнутъ. Человек его принял. После того
как Базилик Зеленый отдохнул, хозяин спросил его, куда он путь держит и чего
ищет? Отвечает Базилик Зеленый :
- Ищу хозяина, чтоб чабаном к нему наняться, овец пасти.
Пообещал хозяин определить его на место и повел к сельскому попу. Поп
нанять его согласился и такую речь держал:
- Нанять я найму тебя, но знай, что ты мне головой за овец отвечаешь,
гляди, как бы не отбилась какая-нибудь от стада.
Только Базилик Зеленый меньше всего об овцах думал. Поклонился он попу
и пошел к большой горе, где овцы паслись. Придя туда, вынул из-за пояса
свирель и заиграл, и до тех пор дудел, пока заяц не вышел и не принялся
плясать. Тогда Базилик Зеленый кинулся к нему, схватил за уши, ударил
свирелью по голове и размозжил ему череп. Затем рассек его тело пополам и
нашел золотое яблоко, в котором были спрятаны девять червей. На радостях
Базилик Зеленый, с места не сходя, двух червей убил. Получеловек сразу
заболел. Спрятал Базилик Зеленый золотое яблоко в карман, и такая радость
его охватила, что он играл, не переставая, на свирели до тех пор, пока
половина овец от пляски не околела.
Затем он повернулся лицом к западу, откуда пришел, и пустился в
обратный путь, ко двору царя, где жила любимая им девушка, ставшая невестой
мерзкого Получеловека. А царевна сидела в тереме и думала о доле своей
горькой: очень уж ей не хотелось за урода выходить.
Идя к царскому дворцу, Базилик Зеленый проходил мимо ярмарки и купил
себе платье шелковое, какое в ту пору только врачи носили.
Тем временем царь, увидав, что Получеловек болен, созвал лучших врачей
со всей вселенной. Вишь, боялся он, как бы в случае смерти зятя не стали его
остальные цари обвинять в убийстве. Но ни один из врачей, осмотревших
больного, не смог определить, какая хворь его одолела.
Тут и Базилик Зеленый добрался до царского дворца и проник к царю под
видом врача: будто пришел осмотреть больного Получеловека и исцелить его.
Царь приказал, чтобы врача впустили в Получеловеку в комнату. Пока Базилик
Зеленый ожидал приказа царского, вынул он яблоко и убил еще пятерых червей.
А затем быстро прошел в комнату По-
лучеловека, который лежал в постели с перевязанной головой, чуть дыша.
Врач приблизился к нему, а Получеловек, как только взглянул на лекаря, то
есть на Базилика Зеленого, сразу узнал его и крикнул:
- Откуда ты взялся? Ведь я тебя убил и тело твое под порог забросил.
Но Базилик Зеленый за словом в карман не полез:
- Я воскрес и научился врачевать, и вот пришел сюда лечить тебя так,
как ты меня лечил. Ты позарился на чужой труд и забрал девушку, не считаясь
с тем, что я победил драконов. От борьбы ты увильнул, а славы пожелал и
хвастал, что именно ты победил драконов и тебе должна достаться царевна. Ну
так знай, что человеческий труд никогда не пропадает даром. А я научился
врачеванию и нашел источник твоей силы. И если хочешь его видеть, гляди - он
у меня в кармане.
Вынул Базилик Зеленый последних червей из яблока и, положив на стол,
прихлопнул. Тут Получеловек дух испустил. Царь и царица очень обрадовались и
царевну быстро позвали. Вошла царевна в комнату и, как увидела Базилика
Зеленого, чуть в обморок не упала.
- Ты ли это, Базилик Зеленый, тот самый, который меня спас от смерти? -
вскрикнула она.
Вскоре они и свадьбу сыграли, целый год да еще одну ночь плясали, а
народ веселился и ликовал, что от дракона и чудища злого Получеловека
избавился.
И я был на той свадьбе, Век мне там гулять бы, Съел быка одним духом -
Чуть не лопнуло брюхо.
Потом вскочил на жеребца И сказку довел до конца.

 

Лейся свет впереди, тьма стелись позади

Сказку я вам расскажу, ничего не утаю, так, как сказывали мне вечерами
на селе.
Жили-были муж да жена. Как поженились они в молодости, родилась у них
дочка. Росла дочка красавицей-раскрасавицей, как солнышко ясное, как ягодка
рясная. Те, кому жениться пора пришла, все мешкали, все надеялись: и она
ведь девушка, как все девушки, когда-никогда придется и ей жениха себе
выбрать.
Только, как говорится, каждое семя легко всходит-зеленеет, да нелегко
цветет и зреет. Бывает, дожди и ветры злые гнут росток к земле, рвут его и
ломают, и тяжко ему снова в себя прийти, чело к солнцу поднять.
Так настали тяжелые дни и для бедной девушки. Ни с того, ни с сего
заболела ее матушка и богу душу отдала. Толь-
ко и успела достать из-за пазухи перетень, отдать его дочка да
промолвить:
- Видишь этот перстень? Береги его, как зеницу ока. Кто бы тебя ни
сватал, надень ему перстень на палец: коли впору придется, выходи за него, а
коль нет, так и не думай.
Похоронила она матушку, покручинилась, погоревала, прошло немного
времени, и опять стали ее женихи донимать.
Примеряла она всем перстень, да никому он впору не приходился. Так и не
могла себе жениха выбрать.
Жил в те времена Мужичок-с-ноготок, борода-с-локоток и был у него внук,
не к ночи будь помянут, уродливый да страшный, как нечистая сила.
Как-то так случилось, что чудище Мужичок-с-ноготок проведал, каков
размер перстня, а проведав, развел костер жаркий и заставил внука девять
дней да девять ночей держать руку в огне-пламени; когда размякла рука,
положил ее Мужичок-с-ноготок на наковальню и трах-таррарах - стал ковать
девятью молотами. Ковал, ковал, пока не подогнал палец внука под размер
перстня.
Тогда нарядил Мужичок-с-ноготок своего внука в платье, золотом и
серебром шитое, самоцветами украшенное,, и послал его красну-девицу сватать.
Поклонился тот девице, протянул палец... и пришелся ему перстень впору.
Горе-горюшко, у бедной девицы слезы ручьем полились. Не ждала она, не
гадала, что такой жених ей достанется. Но коль матушка на смертном одре так
наказала, некуда ей было деться. Плакала она, причитала, но никто ее горю
помочь не мог, никто ее не мог утешить.
Как уж она там крутилась-вертелась, а удалось ей скрыться с глаз
дракона и, никем не замеченная, побежала она к матушкиной могиле и стала
горько плакать:
Ой, земля ты черная,Ой, могила темная,Хоть бы дождь тебя размыл,Хоть
мороз бы расщепил,К матушке на дно земли,Стоны чтоб мои дошли.
День-деньской я слёзы лью,Пусть услышит боль мою!
- Что с тобой сталось, доченька милая? - раздался голос глухой, точно
стон.
- Ой, матушка родимая, оставила ты мне перстень на горе-злосчастье, не
нашелся по нему жених, как все женихи, а пришелся он впору чудищу-дракону.
Научи меня, матушка, уму-разуму, как мне от дракона избавиться, а то, нежели
мне выйти замуж за такое лихо, лучше с тобой рядышком в могилку лечь.
- Доченька моя, ступай домой и скажи жениху, что, коль сошьет он тебе
платье прекрасное, как небо на заре, как солнце в полдень, как вечер на
закате, выйдешь за него, а коль не сможет, пусть убирается восвояси.
Возвратилась девица домой и сказала змею прямо в лицо, что коль сошьет
ей такое платье, выйдет за него замуж, а не выполнит наказ, пусть и на порог
не является.
Внук Мужичка-с-ноготка послал эту весть в змеиное царство, и сшили там
из золота и самоцветов такое платье, какого ни до того, ни после белый свет
не видывал.
Вернулся дракон с платьем, с поклоном отдал его девушке. Когда она его
надела, то платье сидело на ней, как вылитое. И как ни славилась девица
красотой, а в платье том в семь раз красивее стала. На груди, на плечах, на
подоле три солнца блестели; восходящее, полуденное и заходящее.
Дракон ликует, а девушка чахнет и горюет. Лицо ее из золотистого стало
землистым, по щекам ручьем слезы льются; увидала она, что свадьба готовится,
и побежала тайком на могилу своей матушки, да так горько заплакала и
запричитала, что сердце разрывалось:
Ой, земля ты черная,Ой, могила темная,Ты разверзнись подо мной,Лягу,
матушка, с тобой,Твоей шалью поутруСлезы я свои утру.
А коль нет, из-под землиДобрый мне совет пошли:
Что мне делать, как мне быть,Умереть мне или жить?
И снова донесся из-под земли глухой голос:
Дочь моя печальная, Отчего ты слезы льешь, Мне покою не даешь?
- Матушка, матушка, - молвила девица, - змей мне платье сшил, теперь со
свадьбой торопит.
- А ты скажи жениху, пусть сошьет еще одно, и чтоб было оно прекрасно,
как утро ясное, и пронизано лучами и усыпано цветами во всей их красе при
утренней росе, цвет их взоры чтоб манил, запах душу бы пьянил. И коль сошьет
он тебе такое платье, выходи за него, а коль нет, вели ему и близко к дому
не подходить.
Воротилась девушка домой и говорит дракону:
- Коль люба я тебе, дракон, и хочешь, чтобы я твоей невестой стала,
одень меня прежде в платье прекрасное, как утро ясное, пронизанное лучами,
усыпанное цветами во всей их красе при утренней росе, цвет их чтоб взоры
манил, запах душу пьянил, а коль нет...
Не успела она договорить, как внук Мужичка-с-ноготка уже умчался в
царство драконов и поднял на ноги золотарей да портных - лучших мастеров
своих. Три дня они цветы собирали, три дня нить шелковую пряли, три дня
самоцветы да крупинки золота подбирали и сшили такое платье, что не сыщешь
второго на свете; глядя на него, птицы щебетали, люди трепетали, глаз
оторвать не могли, на лицах улыбки цвели. Как надела его девушка... ух...
братец ты мой!.. Ни прекрасный май, ни цветущий край, ни любимой взгляд, ни
солнечный сад, ни кадры на горе при утренней заре - ничто с ней сравниться
не могло. Только с песней, только с мечтой сравнить ее можно было. Кто на
нее глядел, от любви к неч млел, а девушка ходит хмурою тучею да плачет
слезами горькими.
Пошла девушка опять тайком на могилу матушки и плачет, рыдает, горе в
слезах выливает:
Ой, земля ты черная, Ой, могила темная, Давишь маме ты на плечи, Но
печаль моя не легче,Черным-черна ночь твоя, Черней долюшка моя. Ты, могила,
расступись, Матушка, ко мне явись. В третий раз хочу спросить: Умереть мне
или жить?
- Что случилось, доченька родная?
- Сшил дракон платье и ждет, чтобы я ему руну подала, иод венец с ним
шла.
- Красавица ты моя, вели дракону сшить тебе третье платье, прекрасное,
как ночь-кудесница, со звездным небом и полным месяцем, и коль и с этим он
справится и платье всем понравится, сделай вид, что покоряешься, начинай
свадьбу веселую: а как выйдешь во двор танцевать, приложи руку к цветку на
груди и молви: "Лейся свет впереди, тьма стелись позади", - и ступай, куда
глаза глядят. Станешь ты вольной, как птичка небесная, как ветер весенний,
никто не найдет ни следов твоих, ни тени.
Передала девушка дракону свой наказ, а чудище ничего не ответило, он
решил и эту задачу выполнить во славу рода драконова. "Ладно, - думает, - не
сегодня, так завтра, а будешь ты моя". Отправился он и сшил ей третье
платье, да такое прекрасное, что целого дня не тватило бы на его описание да
и времени на это у нас нету. Пришел внук Мужичка-с ноготка к девице, она
убралась в новый наряд и стала писакой красавицей; на ее плечах два
драгоценных камня сверкали, как две утренние звезды, на кушаке рубиновые и
изумрудные гроздья, на груди полный месяц светел и велик, но Есе ж
прекрасней был девичий лик.
Не много времени прошло, и завели они свадьбу. Гостей съехалось
видимо-невидимо, пошел пир да веселье. Музыка заиграла, пляс разгорелся, и
никому невдомек было, что на том и свадьбе конец.
Вот пришло время выводить невесту из дома по древнему обычаю. Только
стали гости место для хоры очищать, невеста руку к цветку на груди приложила
и молвила: - Лейся свет впереди, тьма стелись позади! Только сказала эти
слова, туман черный опустился на землю, и девушку больше никто не видел.
Отойдя от дома, пошла она по краю неба, по звездным лучам и дошла до
старого леса дремучего: дело было к вечеру, и решила она подыскать себе в
чаще местечко для ночевки.
Солнце вечером заходит, всходит утром рано, а гроза и дождь, когда им
вздумается, могут нагрянуть.
Добрался внук Мужичка-с-ноготка в царство драконов, те не дали ему на
печи засиживаться, а снарядили быстро еще одного дракона с двумя
злыми-презлыми собаками и послали девушку искать. Собаки - нос в землю,
хвост трубой -.
повели их по свету, повели па свежему следу. Бегут псы впереди, а
драконы позади, оба машут кулаками, скрежещут зубами, несутся во весь опор и
наяву мечтают и во сне им снится, как бы скорее получить красу-девицу.
Вскоре добежали собаки до леса, залаяли и бросились в заросли, где
девушка спряталась. Бедняжка со страху обомлела, хотелось ей сквозь землю
провалиться.
Схватил ее свирепый внук Мужичка-с-ноготок за руку, хотел из кустов
выволочь, тянет-потянет, а она и шелохнуться; не хочет. А второй дракон,
недолго думая, хвать! девушку саблей по рукам и обрубил их по самые локти.
Упала девушка наземь, заплакала, а внук Мужичка-с-ноготок бросил одну руку
одной собаке, вторую - другой, кивнул своему спутнику, повернул восвояси и
был таков.
Осталась красна девица одна со своим горем, со своей печалью. Побрела
она по лесу, а силы слабеют; вдруг, откуда ни возьмись, разразилась гроза,
поднялась буря страшная, ветер лютует, деревья корчует. Укрылась девушка от
ненастья, как смогла, а тут - трах! - обломилась вершина дерева, а на ней
было гнездо с птенцами. Ветер гнездо распотрошил, и посыпались птенцы, кто
куда. Лежат, бедные, такой писк поднимают, что и камню впору от жалости к
ним заплакать.
Тронул девушку крик птенцов, стала она по лесу метаться, собрала их
обрубками рук, присела над ними и укрыла, пока гроза и дождь не стихли.
Только она оставить их вздумала, как вдруг слышит: птица какая-то над
головой крыльями шелестит. Запищали птенцы и потянулись к матери.
Обрадовалась птица, увидев, что ее дети живы и невредимы, и спросила
девушку:
- Чем же тебе отплатить за сделанное добро?
- Чем тебе не жалко.
- Ой, родненькая моя, рада бы тебе руки отрастить, да нет у меня воды
чистой, как слеза, из родника родников, что бьет из-под драконовой скалы, и
добыть ее не в силах. Позабочусь я о тебе, как забочусь о птенцах своих: как
их холю, и тебя холить буду.
Расправила птица крыло, повела им над девушкой и обернула ее в птенца,
как две капли воды похожего на остальных.
Выкормила она их, выходила, а как подросли птенцы, песней веселой:
солнце встречали, над привольными полями
порхали. Держались они стайкой, сами пищу добывали, сами на ночлег
летали.
А неподалеку от леса, в котором жили птенцы, рос большой прекрасный сад
Зелен-царя.
Повадились пташки в тот сад летать, червяков, жучков клевать, пока в
один прекрасный день не приметили яблонь-ку ветвистую,
красавицу-раскрасавицу. А яблонька та была не простая: утром листья
распускались, в полдень ветви цветом покрывались, через день плоды
наливались, да такими они были сладкими, вкусными и сочными - язык
проглотишь. Как приметили они то дерево, так только на нем яблоки и клевали.
Зелен-царь терпел день, терпел два, но, видя что так ему не собрать
урожая, созвал трех сыновей своих и молвил:
- Сыны мои, коль яблоки есть хотите, покараульте дерево от птиц
небесных.
- Покараулим, батюшка, - ответили в один голос сыновья.
В первый вечер отправился караулить старший сын, да только недолго он
бодрствовал: сковал его сон, да такой крепкий, что с трудом солнце красное
его утром разбудило.
От стыда не знал он, куда и деться: смеялись над ним и царь, и братья,
и весь двор.
На второй вечер отправился караулить средний сын. Боролся он со сном,
боролся, а когда сумерки совсем спустились, заснул еще крепче брата. На
следующий день опять было над кем посмеяться.
На третий вечер отправился караулить младший сын. Взял он с собою
оружие молодецкое, подобрал местечко укромное и сел в засаду. Просидел он
недолго - над землею ночь опустилась. Вдруг в воздухе крылышки зашелестели,
пташки всей стайкой на яблоню сели и ну плоды клевать! Поднял царевич лук,
прицелился, да только заметила это девушка, в птицу превращенная, и
закричала:
- Стой, царевич, не стреляй!.. Коль нас убьешь, ничего не выгадаешь,
только радости лишишься.
Испугался царевич, лук опустил, а пташка - скок, скок!- с ветки на
ветку, все ниже и ниже, и, как только земли достигла, обернулась опять
красавицей-раскрасавицей.
У царевича сердце зашлось от любви к ней. Но как увидел ее безрукой,
заплакал горько; заплакала и девушка вместе с ним. Лились слезы ручьями, но
пламя любви их быстро
высушило. И поведала ему девушка жизнь свою, жизнь горькую-прегорькую,
омраченную псом-драконом.
- Души б своей не пожалел, только бы видеть тебя с руками. Возможно ль
это?
- Птица, обернувшая меня в птенца, сказывала, что коль привезет кто
воды чистой, как слеза, из родника родников, что бьет из-под скалы
драконовой, смогу я исцелиться, и отрастут у меня руки такими, как были.
Осмотрелся царевич, увидал в саду среди деревьев цветущий красный мак,
сорвал его и приколол девушке на грудь.
- Возьми этот цветок, а я отправлюсь в путь-дорогу. Как соскучишься по
мне, брось цветок в прозрачную воду: коль потонет - не жди меня более, коль
поплывет по воде - жди меня хоть целый век, а подплывет к берегу - жди меня
год один...
- Куда же ты собрался?
- Пойду к скале драконовой.
- Туда даже птица не залетает, а человек и подавно.
- Коли все-таки вернусь, где тебя искать?
- Буду я по утрам в твоем саду песней восход солнца встречать.
Рассталась красавица с сыном Зелен-царя, опять пташкой обернулась и
прыгнула на веточку.
Потом взяла она маковый цветок в клюв, полетела к ручью прозрачному,
бросила его в воду и с трепетом глядела, что с ним станется. Поплыл было
цветок по течению, потом к берегу... и пристал, точно весь свой век там рос.
Обрадовалась птичка и быстро полетела ко дворцу посмотреть, там ли еще
молодец, а он уж далеко ушел, путь держал к царству драконов, к роднику
родников с водою, как слеза.
Запела птичка песню расставания, песню добрых встреч, а царевич все шел
да шел - лесами, горами, местами, где драконы обитали, и в один прекрасный
день добрался до глубокого страшного оврага, на дне которого три черта драку
затеяли, за чубы тягались да такой вой подняли - хоть святых выноси. Увидев
путника, стали его просить:
- Добрый человек, коль привел тебя случай к нам, смилостивься и рассуди
нас: больно крепок орешек, нам самим его не раскусить. Отец наш на смертном
одре завещал нам три вещи, а вот мы никак наследство не поделим.
- Что же он вам оставил?
- Пару постолов, кушму и флуер. Но вещи эти не простые, а волшебные.
Коль обуешь постолы, можешь в них ходить по воде, как по суше. Кушму как
наденешь на голову, идешь своей дорогой и горя тебе мало - никто тебя не
увидит, а на флуере как заиграешь, сразу очутишься там, где душе твоей
угодно.
- Тяжелую загадку вы мне задали. Видите ли, что толку, коль каждый из
вас получит по одной вещи? Один по воде пойдет, другой - сам черт не ведает
куда. Вот коли б один из вас всем завладел, это было бы дело.
- Вот я и думаю сделать так, чтобы все одному досталось. Теперь
слушайте меня. Оставьте вещи здесь, в овраге, и бегите до того холма, что
виднеется вдали. Кто быстрее туда добежит да назад воротится, тому владеть
всеми вещами.
- Ладно, - согласились черти.
- Ну, становитесь в ряд и марш!
Как припустили они... гей-гей... батюшки, такую пыль подняли, что на
десять верст вокруг кодры припорошили. Бегут черти, а царевич в ус
посмеивается. Обул он постолы, надел кушму на голову, заиграл на флуере и
только уепел подумать, как очутился у скалы драконовой, у родника родников с
водою, как слеза.
Учуяли драконы, что кто-то из родника воду берет, и мигом собрались
стар и млад. Глянули, а там ни живой души, А сами чуют - берет кто-то воду.
Вот напасть! Окружили они родник, глаза пялят, но никого не видят.
Наклонился один дракон над родником, а невидимый царевич как
размахнется булавой и хвать! его по затылку, чуть со свету не сжил.
- Ой-ой, кто меня ударил, очи б ему повылазили! - завыл дракон и хвать!
хвать! того, что позади него стоял, думая, что тот его огрел; тот тоже
обидчика не приметил и ударил другого. Стали драконы дубасить один другого,
затеяли драку, да такую, что ни неба, нн земли не видно. Только один дракон
остался в живых, и не брал его ни палаш;, ни булава.
И подумал царевич, что коль не сокрушила дракона сила булавы, пусть
сокрушат его стены тюрьмы да темнота подвалов. Приставил молодец флуер к
губам и пожелал очутиться вместе со змеем при царском дворе. Не успел он
песни спеть, как был уже дома. Посадил дракона под замок, за семью запорами,
под охрану стражников, а сам направился прямо в сад, где в зеленой листве
пела птичья стайка: приметив его, птичка сразу поскакала с ветки на ветку,
пока на
земле не очутилась, и как только прикоснулась к земле, обер-нулась
красной девицей. От радости царевич смеялся, а девица плакала. Засучил он ей
рукава по самые плечи и трижды смочил обрубки водой родникозой. Тут же у
девушки руки отросли такими, как были, и засияла она от счастья. Прекрасно
солнце, когда вырвется из-за горных круч, из-за черных туч, прекрасен
цветок, когда ветер над ним не веет, дождь польет и солнце пригреет,
прекрасен цветущий луг в мае, когда теплый ветерок его ласкает. Такой же
красивой была и девица с отросшими руками, с радостью в сердце и улыбкой на
лице.
Пошли они вместе во дворец, а Зелен-царь от радости, что сын
возвратился, да еще с такой девицей-красавицей, кинулся им навстречу. Но не
успел он их обнять, как стражники закричали от ужаса: начали рушиться стены
да ломаться запоры темницы: это дракон из плена вырывался. Мать моя, какой
страх всех охватил! Многие разбежались, а царевич надел кушму на голову и,
когда подошел к нему разъяренный дракон... хвать! его булавой по одному
виску, потом по другому так, что уложил его на месте. Подошла к дракону
девушка, узнала его и затряслась; чудище собралось с силами да протянуло
руки, схватить ее. Но тут девушка приметила у него на пальце свой перстень
и - раз! - сорвала его. Тем же мигом дракон в прах превратился, только куча
костей на землю свалилась - давно ему пора была умирать.
Повелел тут Зелен-царь своей челяди кости сжечь, а пепел по ветру
пустить, чтобы и следа драконова не осталось, а потом затеял свадьбу с
музыкой неслыханной, с яствами невиданными, и гостей созвали со всего света.
Приехал на свадьбу из дальнего царства и отец девицы: за ним за первый
послали карету с двенадцатью конями. И разгорелся там пир- на весь мир! Уж
кто садился за стол, голодным и трезвым не вставал.
Счастье привело и меня на их свадьбу. Погулял я на ней, повеселился и
видел, как они зажили в мире и согласии.

 

Кремень-молодец

Жила-была женщина. Было у нее два сына и дочь. Однажды весной выехали
братья в поле землю пахать. Пахали они, пахали, один загон еще остался, да
показался им горше всей прежней работы - из сил уже выбились.
Однажды поутру собрались они в поле, положили на телегу плуг да борону
и, прежде чем тронуться в путь, сказали матери:
- Матушка, сколько нам еще перебиваться всухомятку? Свари ты нам
чего-нибудь да пошли с сестренкой на пашню.
- Ох, родимые мои, да как же я ее пошлю, бедняжку, в этакую даль; мала
ведь она, заблудится, и не найдем ее более.
- Не заблудится, матушка. Мы вот волов запряжем да протянем борозду от
дома до самого поля, она и пойдет все ло борозде да прямо к нам и попадет.
Мать принялась стряпать, а сыновья взялись за плуг и начали
прокладывать от дома борозду глубокую, дорогу широкую для милой сестренки
своей. Спорилась работа в тот день, все ждали хлопцы, что принесет им
сейчас, сестричка покушать горяченького. Ведь в поле на работе и есть куда
больше охота, да и похлебка куда вкуснее, когда сидишь себе на земле-матушке
и ветерок прохладный тебя освежает.
Все поглядывали молодцы вдоль борозды и, чем выше солнце поднималось
над головою, тем чаще они свои взоры обращали туда, откуда должна была
показаться долгожданная сестренка.
Да не всегда желания исполняются; бывает и так, что с одной стороны
солнце пригреет, а с другой - тень сгущается.
Недалеко от их поля простирались владения дракона, старого-престарого,
белого, как зима, и хмурого, как осень ненастная. Дознался дракон поганый,
по какому пути девушка пойдет, и задумал заполонить ее, сделать рабыней при
своем дворе. Порешил он так и, не мешкая, пустился в путь-дорогу. Дошел до
борозды и стал ее засыпать, задувать, затаптывать. А как добрался до околицы
села, сбросил со спины плуг с медным лемехом да и проложил до самого своего
дворца борозду глубокую, крестьянскую. Вышла девушка за околицу и по борозде
пошла, но не к братьям пришла, а прямо ко дворцу дракона страшного. Схватил
ее дракон, запер в своих хоромах и стал задавать ей работу что ни день - все
тяжелее. Велико было горе братьев и матери, когда, вернувшись домой, узнали
они, что ушла их сестренка да пропала без вести. До самой полночи они
думали-гадали, да так ничего путного не придумали. А наутро старший брат
встал, собрал котомку да и отправился искать по белу свету, куда занес
сестренку злой ветер. Увидел он борозду свежую и пошел по следу.
Как воды бурливые несут щепу легкую по течению да на вечное погребение,
так и борозда дракона вела парня не к жизни веселой, а к смерти неминучей. И
некому было вернуть его с дороги этой. Все быстрее шагал он по свежему следу
сестры своей. Закончилась борозда, и ступил парень в царство дракона.
Невдалеке раскинулся сад прекрасный, точно море зеленое, деревья - одно
другого красивее. А посреди сада этого возвышался дворец золоченый,
самоцветами убранный, сверкая, точно солнышко красное. Не оробел парень, а
пошел ша-гом молодецким прямо ко дворцу. Тут голос девичий остановил его:
Парень милый, погоди,Нету ко дворцу пути,Не ходи в волшебный сад,
Будешь сам потом не рад. Как увидит пес-дракон,Что ты лезешь на рожон,Горе
горькое нас ждет -Он тебя тотчас убьет!
Огляделся парень и увидел перед собой сестренку свою. Она также узнала
его и подошла - лицо печальное, слезырекой льются.
Ох, братец мой, уходи скорее, а то нагрянет сейчас лютый дракон и
когда увидит тебя - на месте прикончит.
Сестрица, сестра,.
Домой нам пора!
Как ушла ты от насВ тот недобрый день и час-Солнца свет для всех погас.
Все мы слезы льем рекой,Так идем скорей домой.
- Давай быстрее, - сказала она, и, взявшись за руки, они бросились
бежать. Но не успели они и трех шагов сделать, как упала прямо перед ними
палица дракона - такая огромная, что не обойти ее, не объехать; тут и сам
дракон-страшилище вырос перед ними и спрашивает:
- Что же, хлопчик, бороться будем или бражничать?
Не нужна мне твоя брага, Потягаемся в бою! Выходи, дракон-собака, Силу
покажи свою.
Покосился дракон на меч, висевший у него на боку, и прокричал:
Меч мой, вылезай,Ножны покидай,С ног его сбивай!
Выскочил меч из ножен, просвистел в воздухе и отрезал парню ноги.
Схватил дракон палицу свою, покружил над головой да закинул далеко-далеко,
за дворец, за сад, на самый край царства. Ударилась оземь палица и яму
глубокую вырыла. Бросил дракон туда парня несчастного и ноги его отрезанные.
Много ли, мало ли времени прошло, и вот тоска да печаль, да слезы
матери толкнули и второго брата на ту же дорогу, пошел он вдоль борозды. Шел
он с утра до полудня, обошел яму глубокую, вырытую палицей дракона, и дошел
до сада. Только хотел в этот сад вступить, слышит голос девичий:
Парень милый, погоди, Нету ко дворцу пути, Не ходи в волшебный сад,
Будешь сам потом не рад. Как увидит пес-дракон, Что ты лезешь на рожон, Горе
горькое нас ждет - Он тебя тотчас убьет!
Оглянулся парень и сестрицу свою увидел. И она его узнала, подошла -
лицо печальное, слезы ручьем льются и молвит:
- Ох, братец, уходи скорее, а то сейчас дракон нагрянет и не сносить
тебе головы.
Сестрица, сестра, Домой нам пора!
Как ушла ты от насВ тот недобрый день и час -Солнца свет для всех
погас,Все мы слезы льем рекой,Так идем скорей домой.
Только они два-три шага сделали, как откуда ни возьмись вновь дракон
лютый дорогу им загородил.
- Стой, молодец, и отвечай мне: драться будем или бражничать?
Отрезал ему парень:
Не нужна мне твоя брага,Потягаемся в бою!
Выходи, дракон-собака, Силу покажи свою.
Приказал тогда дракон мечу своему:
Меч мой, вылезай, Ножны покидай, С ног его сбивай!
Выскочил меч из ножен, просвистел в воздухе да отрезал парню ноги выше
колен, Нагнулся змей и забросил его в ту же яму глубокую.
И до того горевала девушка, а теперь ее горю предела не было. Почернела
она, как земля, проливая слезы кровавые, и каждый день пробиралась крадучись
к яме глубокой и бросала братцам покушать.
А матушка все ждет не дождется, когда же вернется хоть один из детей.
Однажды, проходя мимо колодца, захотелось ей испить воды студеной. Утолила
жажду свою, присела отдохнуть немного на кремневых камнях да и зачала от
этого.
Родила она вскоре мальчика, прекрасного, как солнце ясное. Рос ее сын
на глазах: другой за год так не вырастет, как он за день. И прозвала его
Кремень-молодец. Едва ему две недели минуло, а он уж играл с
десятилетними-двенадцатилетними ребятами. И никто с ним по силе тягаться не
мог. Как-то разговорились между собой люди, на него глядя и силе его дивясь:
- Вот этот, коли пойдет, так братьев да сестру непременно разыщет.
Услыхал Кремень слова эти и что есть духу домой прибежал.
- Матушка, разве есть у меня братья и сестры? Затуманилось чело
материнское, задумалась она и промолвила :
- Нет у тебя больше никого, сын мой.
Только нелегко матери дитя свое обманывать - печаль ее так и гложет. А
Кремень приметил, как мать опечалилась, и еще пуще поверил молве людской.
Однажды во время охоты забрел он на лужайку зеленую и увидел железную
скалу. "Вот бы мне из нее палицу смастерить!"- подумал он да и отнес ее
кузнецу.
Выковал кузнец такую палицу, что двенадцати мужикам не поднять. Взял ее
Кремень, принес домой да как размахнется, как подбросит - скрылась палица за
облаками. А парень дверь открыл и говорит матери:
- Я отдохнуть прилягу, а ты, как услышишь, что гудит палица, разбуди
меня.
Проспал он три дня и три ночи. На четвертый день, заслышав свист
пронзительный, разбудила его мать. Выскочил он на порог и подставил палице
колено. Потом оглядел - согнулась палица: "Ковать еще следует",- подумал он
и понес обратно в кузницу. А затем позвал мать и говорит:
- Снился мне, матушка, сон, будто бы пришел ко мне старик седой и
посоветовал, чтобы полезла ты под избу и оттуда подала мне кусок лепешки,
тобою испеченной, тогда и силы мои утроятся.
Что не сделают родители, только бы их дети сильней и красивей стали!
Поддел Кремень-молодец избу около завалинки, приподнял ее, а мать с
лепешкой в руке под нее забралась и протягивает ее ему оттуда. А он тут стал
полегоньку опускать избу на мать - все больше и больше. Терпела-терпела
горемычная да вскрикнула наконец:
- Кремень, Кремень, что ты делаешь?
- Скажи мне, матушка, есть у меня братья да сестры? Застонала мать,
заплакала:
- Да, мой дорогой, и братья, и сестра у тебя есть.
Поведала она ему, как ушли они один за другим да и не вернулись.
- Ну, раз так, замеси мне на твоих слезах лепешек в дорогу дальнюю,
пойду я по белу свету, авось на их след нападу.
Выбралась мать из-под избы, насыпала муки в квашню и замесила тесто,
поливая его слезами горючими. Взял Кремень свежие лепешки да и пошел вдоль
борозды, по следам своих братьев. Шел он, шел, обошел пропасть глубокую,
палицей дракона вырытую, да и дошел до сада прекрасного. Только хотел
вступить туда, как услыхал голос девичий:
Парень милый, погоди, Нету ко дворцу пути, Не ходи в волшебный сад,
Будешь сам потом не рад.
Как увидит пес-дракон, Что ты лезешь на рожон,Горе горькое нас ждет -Он
тебя тотчас убьет!
Остановился Кремень и, увидев девушку изможденную, бледную,
заплаканную, пожалел ее и протянул кусок лепешки. Поднесла девушка лепешку
ко рту.
- Откуда у тебя эта лепешка?
- Из дому. Мне мать ее дала.
- Не может быть, ведь этот хлеб испечен моей матушкой.
- Значит, ты моя сестра.
Рассказал ей кремень-молодец, как послала мать двух сыновей, молодых да
красивых, чтоб дочь отыскали и домой привели.
- И вот ушли они, - говорит ей молодец, - как в воду канули, ни слуху о
них, ни духу. Знает матушка лишь день, когда они ушли, а когда домой
вернутся - кто ведает?
- Это я вдоль борозды из дома пошла, а за мною следом и братья мои.
Встретиться-то мы встретились, но домой нам дракон зернуться не дал.
- Сестрица милая, давай убежим.
- Колы ты мне брат, то возвращайся скорее домой да о матушке
позаботься, ибо нас навряд ли она увидит. Сколько раз ни пыталась я бежать,
а едва три шага сделаю, как дракон меня уж ловит, избивает и обратно
возвращает.
- А как мне его распознать?
- При встрече с чужим он всегда спрашивает: "Что ж, будем бороться или
бражничать?" На ответ "давай бороться" приказывает он мечу своему:
Меч мой, вылезай, Ножны покидай, С ног его сбивай!
Так и подкосил он обоих братьев моих да забросил в яму. Ну, а если
ответ будет иным да пожелает гость незваный "бражничать", ведет его змей во
дворец, за стол усаживает и начинает потчевать - тремя волами жареными,
вином да хлебом. И таков уж обычай его: как обглодает кость, так и огреет
гостя по голове, чтобы разбить мосол и мозг из него высосать. А коли кто
покрепче и выдержит такое обращение,
то все одно ему конец придет, так как, покушав, дракон вновь к мечу
обращается:
Меч мой, вылезай, Ножны покидай, С ног его сбивай!
Только девушка рассказ свой закончила, как вдруг поднялась вдали
страшная туча черная, загремели громы грозные, а из-за тучи молнией ринулась
на них палица дракона. Схватил ее Кремень-молодец одною рукою, повертел над
головой да и кинул обратно. Почернела, помутнела еще больше туча, и раздался
гневный голос змея:
- Эх, недобрые гости ждут меня!
И прямо с горы вихрем скатился оборотень, пыль столбом вокруг себя
вздымая, стукнулся оземь и обернулся драконом.
- Чего желаешь, добрый молодец, бороться или бражничать?
- Давай раньше поедим, за столом посидим, а потом и поборемся!
Вошли они во дворец, поставил змей на стол трех волов жареных, бочку
вина и давай уплетать. Обглодал он кость, схватил ее, да хлоп! молодца по
голове. Но тут коса на камень нашла! Обгрыз и Кремень-молодец кость да как
влепит дракону прямо в лоб с такой силой, что у того искры из глаз
посыпались. Пока змей очухался, Кремень выхватил у него саблю из ножен, да
об колено - вначале пополам, а затем на четыре, на восемь частей разломил и
как стукнет их о скалу, разлетелись они в пух и прах. Очнулся дракон,
хватился, а сабли уж не стало. Видит, что дело плохо, не удалась его
хитрость, вышел он во двор да и заорал что есть мочи:
- Выходи, молодец, поборемся на току медном.
Вышли они на медный ток, выкованный девяносто девятью змеями-горынычами
за девяносто девять дней девяносто девятью молотами на стольких же
наковальнях. Тут они схватились не на жизнь, а на смерть, ударили они
палицами, - вдребезги палицы разлетелися. Схватились они тогда врукопашную,
кто кого одолеет - по праву сильнее. Скалы крошились, горы сквозь землю
проваливались, от деревьев щепки летели, в небе молнии сверкали да громы
гремели, так борол-
ся дракон проклятый с Кремнем-молодцем. Боролись они, боролись, пока
выбились из сил, и повалились наземь от усталости великой. И так они
разгорячились, что из пасти дракона вырывалось пламя синее, а из уст
Кремня-молодца зеленое пламя. Лежат они так, еле дух переводят и вдруг видят
высоко в синем небе сокола сизого. Как завидел его змей, закричал что есть
мочи:
Сокол, слетайНа речку Дунай,В бочке самой лучшейКлювом могучимВоду
принеси,Пламя погаси.
За непослушаньеЖди ты наказанья:
Род твой сокрушу, 'Жизни порешуСоколов, синицИ всех прочих птиц.
А сокол кружится над ними как ни в чем не бывало. Тогда Кремень-молодец
попросил его ласково:
Эх, соколик мой, Воды ключевой Притащи скорей Да огонь залей,Напои
меня, Прохлади меня, Будут люди рады, И тебе в награду Дам я, по закону,
Падаль дракона. Ты слетай, мой свет, Будет здесь обед Соколам, синицам И
всем прочим птицам.
Ринулся сокол на землю, пошарил где пошарил и появился вскоре, неся в
когтях кувшин воды студеной, родниковой. Утолил он жажду добра молодца,
побрызгал его, освежил,
Почувствовав силу новую, вскочил Кремень, поднатужился, да как схватит
дракона лютого, да как стукнет о сыру землю - тут и конец дракону пришел.
Покинули тучи небо ясное, показалося солнышко красное, ветер на крыльях
своих принес полей благоуханье. Возвратился Кремень-молодец ко дворцу, нашел
сестрицу свою, взял ее за руку и молвит:
- Теперь идем домой, свирепый дракон уж нас не остановит.
Прошла девушка несколько шагов, остановилась и заплакала.
- Ох, братец, не могу я уйти, покинув здесь братьев наших несчастных.
- Да где же они?
- В пропасти глубокой. Дракон покалечил их да бросил тудр.
Спустился Кремень в пропасть и вскоре вынес на руках обоих братьев.
Бедняги держали в руках отрезанные ноги и были бледны и худы, жизнь едва в
них теплилась. Положил их Кремень на траву зеленую, огляделся окрест да и
направился прямо на восток. Шел он, шел по горам, по долинам, по лесам
дремучим, по высоким кручам, и вот повстречалась ему в пути старушка.
- День добрый, бабушка!
- Здравствуй, добрый молодец! Куда путь держишь?
- Ищу я мертвую да живую воду.
- Много тут родников всяких в этой долине, да нелегко будет найти
мертвую и живую воду; почти во всех родниках вода отравленная.
Сел Кремень да призадумался. И тут родник, и там ключом вода бьет, а
как же узнать, какая целебная? Не попробуешь ведь: благо попадешь на
хорошую, а вдруг выпьешь яд и с жизнью расстанешься?
Ходит Кремень по этой долине, все поглядывает на родники и вдруг набрел
на цветы. Стал он рвать их, собрал большой букет и вернулся к родникам; взял
да и окунул в воду каждого родника по цветку. Как раз хватило ему всех
цветов собранных. Повернул назад Кремень-молодец и смотрит: повсюду цветы
завяли, захирели. Только в одном роднике цветок распустился пуще прежнего, а
в другом корни в землю дал. Наполнил он два кувшина водой из этих родников
да и пошел, не оглядываясь. Затем приложил он братьям от-
рубленные ноги, побрызгал мертвой водой, и срослись ноги, а когда
побрызгал живой водой, то встали парни, как ни в чем не бывало. Счастью их
не было конца. Обнялись они, расцеловались да и пошли все четверо домой.
Как после ночи темной и холодной свет зари и солнечное тепло оживляет
все окрест, так вернулись в душу матери любовь и счастье, когда увидела она
детей своих. Стали они жить-поживать да добра наживать. У каждого ез них был
свой дом, свой стол, и жили они так счастливо и мирно много-много лет, а
может, и сейчас живут, если не померли.

 

Дафин и Вестра

Далеко-далеко, там, где солнце спать ложится, когда вдосталь на суету
людскую надивится, простиралось большое царство. И жили в том царстве царь
да царица. Давно уж отшумела их молодость, но не было у них на старости лет
ни опоры, ни услады - ни сына, ни дочери. И поэтому тоска их пуще старости к
земле гнула. Но вот нашелся старый-престарый отшельник, умевший снадобье
всякое из трав варить, и пришел он ко дворцу царскому, утешить царя и царицу
в их горе.
Проводили старца до трона царского, пал он на колени и протянул царице
гроздь виноградную, что выросла на холмах у жаркого солнца на глазах;
отведала царица винограда и зачала.
Будто солнце царю душу отогрело, опять мила стала ему
жизнь и дела мирские. Кликнул царь людей своих, псарей да ловчих и на
охоту отправился. Много всякой дичи настрелял: и волков, и лисиц, и зайцев;
в пылу охоты забрался он далеко, за границу царства своего, да никто этого
не приметил. Спустившись вниз со скалы крутой, увидали охотники крепость
высокую и пустынную. Обошли ее кругом - всюду только камень да камень, и ни
живой души.
Заметались охотники кто куда, как птица в силках, а выхода нигде не
находят. День прошел, второй прошел, уже всю дичь поели, есть нечего, голод
все крепче знать себя дает. Еще день да ночь прошли, а на рассвете глянули -
черт по стене крепостной ходит, гуляет, трубкой попыхивает.
Подошли воины к царю-государю да подбили спросить лукавого :
- Ваша темнейшая мерзость, чем не угодили мы тебе, что заточил ты нас в
крепости этой?
- Не я вас заточил, сами вы сюда пришли, - отвечает бес им сверху.
- Что тебе подарить, чтобы ты открыл ворота крепости? - спросил царь.
- Подари мне, что есть у тебя во дворце, а ты ни слухом, ни духом о нем
не ведаешь, и я тебя мигом выпущу.
Задумался царь, видать, что-то нечистое лукавый замыслил, да очень не
терпелось Еыбраться из тисков стен, вот он и отвечает:
- Согласен, быть по сему.
- Пиши грамоту на подарок, - требует бес.
Только получил черт грамоту царскую, стены крепости тут же сквозь землю
провалились. Обрадовались все да поскорее домой направились, а как доехал
царь до владений своих, счастье безмерное охватило его. Родила ему царица
сына круглолицего, и нарекли его Дафином, и рос он не по дням, а по часам,
всем на диво.
Нежданно-негаданно явился ко дворцу царскому черт да и потребовал не
что иное, как самого Дафина. Не успели царь с царицею от ужаса в себя
прийти, как бес схватил мальчонку за шиворот и понесся, - поминай, как
звали! Дафин и не заметил, по каким путям-дорогам его пронесли и куда
забросили. Здесь черт запряг мальчика в работу тяжкую, и чего только не
пришлось испытать бедняжке Дафину! И голод, и холод, и ночи без сна - всего
натерпелся. Но приходилось терпеть: беда, коль не выполнит воли лешего.
Многое хоте-
лось узнать Дафину, но пуще всего влекло его к ремеслам разным. Легко
давались ему и языки Есякие, так что вскоре стал он понимать и птиц, и
животных, и малых букашек.
Однажды отправился нечистый в края дальние, а Дафин, оставшись один,
отправился к роднику. Присел он у ручьи, в тени тополя высокого, напился,
перекусил да и прилег отдохнуть немного. Тут сели на макушку тополя три
птицы и, увидев молодца, заговорили меж собой:
- Посмотрите-ка, сестрицы, - молвила первая, - вот отдыхает добрый
молодец, из далеких краев чертом привезенный. А знал бы он о горе-злосчастье
Арапа, пошел бы, грехи б ему отпустил и избавил бы несчастного старика от
кары дьявольской. Вот уж сто восемьдесят лет подряд все черпает он воду из
колодца бездонного да льет ее в долину, где купается прекрасная Вестра,
девушка, которую черт похитил и приворожил, чтоб сама бесовкой стала и по
худому пути пошла.
Собрался Дафин в путь-дорогу да и пошел. Не присядет, не приляжет, все
идет без устали. А на рассвете дня четвертого дошел он до пруда
широкого-преширокого, ни конца ни края не видать. Вдали, на склоне горы,
колодец чернеет. Подошел Дафин поближе и увидел старца:
- Бог в помощь, дедушка!
- Спасибо, сынок. А ты кто будешь?
- Нездешний я дедушка. Увел черт меня, и теперь ума не приложу, как мне
из царства его выбраться да вольной жизни себе добыть.
Присел дед на сруб колодца, призадумался, стал перебирать в уме всякие
способы спасения.
- Так вот, - сказал он наконец. - Можешь ты спастись отсюда только с
помощью Вестры, юной девицы, привезенной сюда дьяволом из-за тридевяти
земель, тридевяти морей, чтоб стала она орудием зла. Переняла она уже от
черта силу да искусство бесовское, но сердцем еще чиста, как младенец.
Пройди-ка ты по ту сторону озера, подстереги ее, как купаться придет, схвати
одежду ее и удирай, только упаси тебя боже оглянуться - сразу всю власть над
нею потеряешь. Благословлю я вас, и, коль удастся от черта избавиться, век
свой счастливо проживете.
Обрадовался Дафин словам Арапа и пошел берегом озера широкого легким
шагом молодецким. Дошел до места заветного, схоронился в кустах и сидит - не
пикнет,
Красива заря вечерняя в синеве небес, но где ей тягаться с красавицей
Вестрой, которая как раз спускалась с пригорка к озеру. До озера дошла -
платье скинула, окунулась в воду и сразу обернулась лебедем белоснежным. Тут
она принялась купаться, крыльями вздымать брызги алмазные, чудеса творить
разные - глаз от нее не оторвать. Но Дафин не стал ее разглядывать, а
схватил одежду... и был таков. Вышла Вестра на берег, хватилась, а одежды
нету. С испугу сердце у нее зашлось. Поглядела на все четыре стороны да и
заметила Дафина-молодца. Пошла она за ним следом, стала песни заводить.
Дафин бежит без оглядки, хоть и чует - загораются пятки. Еще пуще Вестра
старается, песней сердечной его чарует:
Дафин, милый мой,Цветок полевой,Сладкий, как мед,Не стремись впередИ не
убегай,Добра не бросай,Оглянись назад,Будешь встрече рад.
Тяжко Дафину, стоном стонет, до того оглянуться хочется, а все же
осилил он сердце свое, не оглянулся. Добежал до колодца, стал перед Арапом,
только тот положил ему руку на плечо - Вестра тут как тут.
Старик благословил их, чтоб жили-поживали, горя горького не знали.
Затем достал из-за пояса два колечка обручальных и надел молодым на пальцы.
Встали молодые, поблагодарили и собрались было уже в путь-дорогу, как
вспомнил Дафин птичий рассказ и промолвил:
- Будь же, дедушка, прощен и избавься от кары дьявольской.
Только прозвучали слова эти, как старик Арап исчез, будто сквозь землю
провалился. В мгновенье ока не стало ни колодца, ни журавля, только след от
них на примятой трава остался. Давно уж, видно, пора было им сгинуть с
лицаземли.
Дафин ходит женихом, а Вестра все грустнее становитсяи под конец
молвит:
- Никогда нам не перейти предела царства этого без согласия дьявола.
Пойди ты к нему, попроси руки моей.
Пошел Дафин ко дворцу чертову, долго пробирайся по спадам да оврагам,
да диким буеракам, и вот встает перед ним крепость черная, как сажа. Вошел
он и очутился перед нечистой силой.
- Здравствуй, бес.
- Здравствуй,- отвечает черт и спрашивает:-Каким гнусным ветром занесло
тебя сюда?
- Пришел я попросить у тебя руки Вестры.
- Вестру я тебе отдам, коли выполнишь три моих приказа.
- Берусь, ваша темность, твои приказы выполнить.
- Хорошо, приходи вечерком.
Под вечер приходит Дафин к дьяволу. Вышел дьявол во двор, на запад
глянул и спрашивает:
- Что ты там видишь?
- Край земли, - отвечает Дафин.
- Коли хочешь руки Вестры, так до утра вспаши мне все это поле, посей
пшеницу, вырасти да пожни, сгреби Да скопни, пшеницу намолоти, на мельницу
отвези и с восходом солнца хлебца свежего мне отведать принеси.
Услышав приказ такой, испугался и загрустил Дафин и темнее ночи черной
вернулся к Вестре. Закралась к нему и такая дума - не послала ли она его на
гибель неминучую? Разве под силу кому такой приказ выполнить?
- Не тревожься, ты, не печалься,- говорит ему Вест-ра. - Такой приказ
легче легкого выполнить.
Взглянула Вестра на горы дальние, свистнула, что было мочи, и, откуда
ни возьмись, налетело чертей видимо-невидимо, все поле кишмя кишело.
- До утра выполните мой приказ, - говорит им девушка. - От дворца его
темнейшества на запад и на юг до края земли должны вы все ноле вспахать,
пшеницей засеять, урожай вырастить, собрать, помолотить, зерно смолоть и,
едва день забрезжит, - хлеб горячий мне представить. Поняли?
- Да! Да! - закричали бесенята в один голос. Принялись они за дело, все
в руках у них кипело. Однипахали, землю разворачивали, другие шли следом с
бороною, третьи сеяли, четвертые ползком на четвереньках духом своим корни
согревали. Чудесно поле преобразилось. К утру пшеница уже созрела, и взялись
черти - кто косить, кто молотить, кто на мельницу возить, с первою же зарей
хлеб был уже в печи. Только солнышко красное всходить
стало - и хлеб теплый, только что из печи, лежал уже пред добрым
молодцем. Взял Дафин белый каравай, положил на полотенце да и отнес его
черту.
- Вот, ваша темность, выполнил я приказ твой, получай каравай.
Нахмурился черт, как глянул на поля свои, но хлеб взял. Потом повел
Дафина на склад оружейный и велит:
- Выбери себе оружие по нраву, второй приказ мой на охоте выполнишь.
Приходи завтра да подстрели зайца в моем саду. Но помни, охотиться будешь
только у меня в саду. Понял?
- Понял, ваша темность, - ответил Дафин и с радостью на душе отправился
к Вестре.
- Отчего ты так веселишься? - спрашивает она.
- Как же мне не веселиться, когда бес так опростоволосился. Тоже мне
приказ: подстрелить зайца в его саду.
- Не смейся, не веселись, Дафин, как бы потом плакать не пришлось. Ведь
этот заяц будет не простой косой, а сам черт обернется зайцем. Завтра ты не
гонись за ним с ружьем, так ничего не добьешься, а садись у входа во дворец
и жди. Я обернусь в борзую, стану за ним гнаться, ни в какой норе спрятаться
не дам. Когда он из сил выбьется, то попытается проникнуть во дворец; тут ты
его и хватай да и стукни изо всех сил головой о лестницу.
Спрятался на следующий день Дафин за дверью дворцовой, а борзая
принялась гоняться за серым, вот-вот схватит и разорвет. Почувствовал заяц,
что туго ему пришлось, не сдобровать, видно, и бросился ко входу во дворец.
Поймал его Дафин за уши, схватил за лапки задние и раз! - головой о камень.
Взвыл заяц от боли.
Такой шум и вой поднялся, что вышла из хоромов своих чертова жена да
как увидела, что творится, чуть было за волосы не схватилась да не
заголосила, только вовремя спохватилась и прикрикнула на Дафина:
- Что же ты, Дафин, такой шум-гам поднимаешь?
- Вот поручил мне их темность поймать ему зайца на жаркое.
- Постой, не убивай его, дай мне его живым, я с него шкуру спущу и
зажарю.
- Нет, я сам должен его их темности отдать.
- Как же ты дашь ему зайца, когда он только вечером
вернется? Подай его сюда, я его поджарю на ужин, и ты тоже с нами
поешь.
Отдал ей Дафин зайца да и пошел себе с чистой совестью отдыхать после
трудов праведных, А под вечер пришел он к лешему во дворец жаркое заячье
отведать. Принял его черт как ни в чем не бывало, угощает, притворяется,
будто рад ему безмерно, а у самого голова перевязана, под глазами синяки. С
трудом раскрывая рот, говорит дьявол Дафину, что согласен отдать ему Вестру,
но надо прийти наутро и выбрать ее среди дочерей чертовых.
- Хорошо, - сказал Дафин и ушел, довольный тем, что избавился, наконец,
от поручений дьявольских.
- Чего ты так радуешься? - спросила его Вестра, идя ему навстречу.
- Как же мне не радоваться, когда нечистый велел мне взять тебя да и
пойти своей дорогою.
- Милый мой Дафин, не знаешь, как тяжело будет выполнить этот приказ.
Тут плакать надо, а не радоваться. Завтра он тебя заставит искать меня среди
сотен девушек, похожих на меня, как две капли воды, и лицом, и волосами, и
платьем. Как же ты меня отличишь?
- Да будь вас хоть сколько звезд на небе, а тебя я все равно узнаю.
- Не говори так, а послушай-ка лучше, что я тебе скажу. Завтра гляди
внимательно каждой в глаза да выбирай ту, у которой слезы польются.
Так они порешили. На второй день пришел Дафин за своей Вестрой, а
лукавый его отвел в комнату, где стояло множество девушек, - все одна в
одну, вылитые Вестры. Долго глядел на них Дафин, но никак не мог найти свою
суженую. Да и как отличить ее, когда стояли они, точно в поле пшеничном
колосья золотые, соком налитые - все на одно лицо. Время шло, все сильнее
сжималось его сердце от страха и печали, как вдруг заприметил: блестят на
девичьих ресницах две жемчужины слез.
- Вот она, ваша темность! - воскликнул радостно колодец.
Посинел от злости дьявол, понял, что они в сговоре, накинулся на них с
кулаками и заточил в темницу глубокую, за двенадцатью дверьми железными,
тяжелыми запорами запертыми. Было в той темнице одно только крохотное
окошечко, сквозь которое проникал к узникам тонкий, как ниточка, луч
света. Горькая кручина свалилась на Дафина, но Вестра ударила кольцом
оземь, да и превратились они в мошек малых и сквозь щелочку на волю
выбрались. И полетели они что есть мочи через горы и долины, подальше от
беса проклятого. Но почуял бес, что нет уж их в тюрьме, огляделся вокруг да
и заприметил их далеко-далеко, за горной кручей, за лесом дремучим. Послал
он им вслед своих лучших всадников, чтоб доставили во дворец.
Поскакали всадники пуще ветра быстрого, быстрей молнии лучистой и уже
неподалеку от Дафика и Вестры стали пускать носом пламя.
Обернулась Вестра да и признала всадников.
- Догоняют нас беса посланцы.
- Как же нам быть?
- Не бойся. Я превращусь в цветущий сад, ты же станешь
стариком-садовником. Как подъедут они да станут расспрашивать, ответь, что,
мол, прошла какая-то пара мимо, но очень давно, еще когда ты сад свой только
садить начинал.
Сказала это Вестра и тут же превратилась в сад цветущий со множеством
разных деревьев плодовых, а Дафин - в старого-престарого садовника.
Вихрем подлетели посланцы беса и спрашивают садовника :
- Не пробегали здесь девица да молодец?
- Давно, очень давно пробегали тут какие-то. Я как раз сажал деревья
эти. А с тех пор никто больше в этих краях не показывался.
Удивились всадники, услыхав такой ответ, да и вернулись ни с чем.
- Ваше ничтожество, - говорят они лукавому, - побывали мы там, куда ты
нас послал, да никого не встретили, кроме садовника.
- Мэй, это ведь они были, вернитесь да поймайте их. Вновь бросились
всадники в погоню.
- Ох, опять что-то сзади жжет мне спину, - пожаловался Дафин.
Оглянулась Вестра и узнала посланцев дьявола.
- Догоняют нас. Ты вновь ответь им, как прежде, только теперь обернемся
мы не садом и садовником, а пшеничным полем да стариком, готовым к жатве.
- Хорошо, ответил Дафин и превратился вдруг в старика, с серпом в руке.
Только сорвал он несколько колосьев, да попробовал крепость зерен, а
всадники тут как тут.
- Скажи нам, старик, не видел ли ты здесь молодца с девицей?
- Видал я их, как же, видал, да давненько это было, как раз когда я
сеял пшеничку, а с тех пор никого больше не видал.
Всадники уши развесили, поверили речам старца да и повернули назад.
- Ваше ничтожество, - молвили они, кланяясь дьяволу в ноги, - никак не
догнать их. Встретили мы на пути старика, готовившегося к жатве, и сказал он
нам, что видал беглецов, да больно давно, еще когда сеял пшеницу. Вот и
вернулись мы назад. Кто их знает, куда они делись!
У черта сердце зашлось от злости:
- Ведь это они и были!
Взвился он, точно страшный смерч, и помчался сам беглецов догонять.
Оглянулся Дафин, видит, туча темная, мохнатая прямо на них надвигается, но
признала Вестра черта лукавого, стукнула кольцом оземь да и превратила
Дафина в реку глубокую, полноводную, а сама уточкой обернулась, по волнам
поплыла.
Как дошел бес к реке той да как взглянул на уточку, сразу же признал
Вестру. Начал он воздух в себя тянуть да и поднял бурю страшную, все уточку
ко рту своему притянуть норовит. Но река волнами своими уточку ограждает, к
другому берегу поворачивает.
Видя, что так ему ничего не добиться, принялся он глотать воду речную,
глотал, глотал, пока наглотался до отвалу и лопнул.
Как перед заблудшими в лесу дремучем вдруг неприметная тропка появится,
так и перед Дафином и Вестрой ясная дорога широкая раскрылася.
Радостные, пошли они в путь-дорогу и все шли да шли через тридевять
земель, через тридевять морей к родному краю Дафина. А там старый царь с
царицей все горюют да оплакивают судьбу сына своего несчастного. С тех пор,
как забрал у них черт сына, не просыхали слезы в их глазах, улыбка лица не
освещала, а сердца вздохов не вмещали. Но вот дожили они до того, до чего
вовек не надеялись дожить. Дафин вернулся во дворец и предстал пред их
очами.
Как солнце своими лучами разгоняет тьму ночную, так
радость осветила лица родительские - и закатили они пир на весь мир и
сыграли свадьбу сына своего с прекрасной Вестрой Народу было тьма-тьмущая, и
я там был, мед-пиво пил, но узнав, что с ними приключилось, не высидел до
кон-ца, а
Сел на колесо верхом, Покатился кувырком, Передать чтоб всем те вести О
Дафине и о Вестре.

 

Базилик Фэт-Фрумос и Иляна Косынзяна, сестра Солнца

Сказка-сказкой, былью-быль.
Не случись все это -Не пошла б молва по свету.
Жили-были мужик да баба, и была у них дочь прекрасная, как утро ясное,
проворная - на все руки мастерица и резвая, как весенний ветер. Кому
случалось увидеть, как трудятся ее руки, как горят ее глаза, как пламенеют
еа щеки, тому западала она в душу на всю жизнь; а у тех, кто помоложе -
сердце начинало сильнее биться.
В один прекрасный день взяла она два кувшина и отправилась к колодцу по
воду. А как наполнила кувшины, захотелось ей отдохнуть на срубе колодца.
Вдруг увидела девушка стебелек базилика. Недолго думая, сорвала его,
понюхала и от запаха базилика зачала ребенка.
Принялись родители девушку до того бранить да поносить, что свет ей
стал не мил, и порешила она убежать куда глаза. глядят. Собралась тихонько
от всех, ушла - и след ее простыл.
Со страху да от обиды горючей шла девушка и шла без роздыха, пока дошла
до леса дремучего и наткнулась там на пещеру. Подумала она отдохнуть в
пещере и только порог переступила, а навстречу ей выходит, покашливая да
покряхтывая, старый-престарый дед.
- Что ты за человек и как сюда попала? - спрашивает ее старик, поднимая
костылем нависшие на глаза брови.
Заплакала девушка, застонала да потом и рассказала, что да как
случилось и почему она в его пещере очутилась.
Услышал старик ее рассказ, утешил теплым словом и уговорил пожить в его
пещере.
Так они и жили, девушка горе свое тешила, а дед - старость. По утрам к
пещере подходили три козы. Старик доил их, и этим они кормились.
Вот пролетело время, и девушка родила мальчика. Искупали они его в
утренней росе, чтоб никакое зло к пеку нэ пристало, провели над ним огнем и
железом, чтоб не-вредимым мог пройти сквозь всякие тяготы и всегда оставался
бы чистым и ясным,, как солнышко красное. Затем мать прочла заклинание, чтоб
он был отважным, а дед пошарил по темным углам пещеры, достал палаш и
палицу, оставшиеся ему от дней молодости, и подарил кх младенцу, чтоб
служили ему службу добрую, Не много на крестинах пили да ели, зато было
много радости и веселья, и пожелали они мальчику счастья в жизни. Нарек его
дед именем Базилик, от стебелька базилика, а мать еще добавила имя
Фэт-Фрумос. Очень уж красивым казался ей сын драгоценный.
Вырос Базилик Фэт-Фрумос, начал ходить ка охоту дальнюю, по кодрам и
дубравам к заходил все дальше и дальше.- сколько глаз видит.
Однажды дошел Базилик до одной долины и, как глянул вдаль, - показалось
ему, будто видит обширное зеленое сзв-ро, в котором солнце купается. А как
подошел ближе, то увидел дворец из чистого золота и жемчуга, сиявший над
бескрайним зеленым лесом, густым, точно щетка. Впервые в жизни увидел он
красоту такую и, поправив за поясом па-лаш и палицу, направился прямо ко
дворцу. Шел он недолго и вот переступил порог дворца. Окна и двери -
открыты, но
ни во дворце, ни около него не видно ни одной живой души. Прошел он по
всему дворцу из покоя в покой, вышел во двор, опять огляделся вокруг -
никого. И вдруг слышит Базилик: загудел лес, затрещали деревья. Тут вышли из
лесу семеро драконов престрашных:
Головы козлиные, копыта ослиные, пасти волчьи, глазища,полные желчи.
Как увидели Базилика Фэт-Фрумоса, бросились к нему.
Но Базилик обнажил палаш и только кто из них шагнет за порог, он его -
тюк! - и голова с плеч долой. Покатились головы по полу, точно срубленная
капуста. Так он одного за другим обезглавил шестерых драконов. А как зашел
седьмой, не взял его палаш.
Бил его Базилик острием и плашмя по шее, по голове, колол в самое
сердце - ни в какую. Тогда Базилик Фэт-Фру-мос схватил свою палицу.
Завертелся дракон и стал отступать, то и дело головой на стены натыкаясь.
Добежал до девяносто девятой комнаты и спрятался в каменной ступе.
Запер его Базилик, положил ключ за пазуху и, довольный тем, что доброе
дело сделал, ушел восвояси.
Вернулся он с радостью великой в пещеру и говорит матери :
- Отныне, мама, будем жить в другом месте, оставим пещеру. Нашел я
большой и прекрасный дворец.
Обрадовалась мать, пошла с Базиликом во дворец, из золота и жемчуга
сделанный, и зажили они там хозяевами.
- Вот, - молвит Базилик Фэт-Фрумос, - все это наше. Но гляди, ни за что
не открывай дверь в последнюю комнату; там еще один дракон остался.
- Будь спокоен, сынок! Уж коли хотел он съесть тебя, то я сумею держать
дверь на замке.
Взяла мать ключ, завязала в платок десятью узлами и так упрятала, чтоб
его во веки веков никто найти не смог.
Стала теперь жизнь осыпать их добром да благом, словно из рога
изобилия. И дом у них был великолепный, и охота богатая, и красота
невиданная окрест.
Пожили они так не год и не два. Да вот, так же как вес- . на порой
негаданно-нежданно ласковое тепло приносит, так, бывает, и бури вдруг на
землю обрушиваются, готовые разорвать ее в клочья.
Семь-то драконов родом были из другого царства. Вырастила их там старая
ведьма Клоанца, черная, как смола, и такая злющая, что от одного ее взгляда
земля выгорала. Ждала она сколько ждала драконов, а как увидела, что их нет
дольше обычного, злое предчувствие обожгло ей сердце. Заметалась Клоанца,
точно змея на костре, и в страшном бешенстве помчалась к их дворцу
посмотреть, в чем дело.
Тут ведьма узнала, какая участь постигла драконов,- заголову
схватилась.
Вне себя от ярости бросилась она на мать Базилика, вырвала у нее ключ,
схватила за руку и что было силы швырнула в подвал; а затем вызволила
дракона и стала с ним совет держать: как Базилику отомстить, жизни его
решить.
- Вызови его на битву.
- Боюсь, - говорит дракон. - Удар у него куда тяжелее моего. Я бы так
рассудил: лучше нам уйти отсюда подобру-поздорову, на глаза ему не
попадаться, а то не сдобро-вать ни мне, ни тебе.
- Коли так, положись на меня. Доведу я его до того, что он в нору
змеиную полезет, сам смерти искать будет.
Сказав это, спрятала она дракона, а сама закружилась волчком и приняла
облик матери Базилика Фэт-Фрумоса. Потом притворилась, будто страдает и
мучается болезнью тяжкой, и стала его ждать.
Прошел день, прошли два, и вернулся Базилик Фэт-Фрумос с охоты. Едва он
порог переступил, ведьма приняласьстонать и причитать:
- Горе мне, мальчик мой, ушел ты - точно в воду канул, не подумал
поскорее домой вернуться. А я захворала тяжко, и некому было мне на помощь
прийти. Была бы у меня хоть капля птичьего молока, я бы сразу хворь прогнала
и наноги встала.
С печалью великой выслушал Базилик Фэт-Фрумос весть о тяжком недуге
матери, взял крынку и, обнадежив мать, что скоро вернется, ушел искать
птичье молоко.
Шел он, шел по горам, по долам и дошел наконец до ка-
кого-то дворца. Постучался в ворота, а из за них голос девичий
раздается:
- Коли добрый ты человек - заходи, коли худой - проходи, а то у меня
есть пес с железной шерстью, со стальными зубами. Войдешь ненароком, в
клочья разорвет.
- Добрый, добрый человек, - ответил Базилик Фэт-Фрумос.
Отворились перед ним ворота, увидел он дом с открытыми настежь дверьми
и окнами и вошел.
В доме том увидел он девицу невиданной красоты.
- Что привело тебя в наши края, добрый молодец, - спросила его девица.
- Птичье молоко ищу, - ответил молодец.
- Сколь живу на свете, не слыхала я ни о еде такой, ни о таком
снадобье. Но так как ты добрый человек, сделаю и я тебе добро - узнаю. Чуть
попозже отправлюсь к моему брату - Красну-Солнышку, он-то знает, где что
находится на свете.
Вот как попал Базилик Фэт-Фрумос к Иляне Косынзяне, сестре Солнца.
Попозднее, когда свалила путника усталость, пошла Иля-на Косынзяна к
брату и стала его расспрашивать:
- Не знаешь ли, братец, где можно найти на свете молока птичьего?
- Далеко, сестричка, далеко отсюда молоко птичье. Много недель надо
идти туда - все на восток, к Медной горе. Но добыть его все равно нельзя,
потому что птица эта - чудище невиданное, каждое крыло у нее, точно облако,
а как поймает кого вблизи, так и тащит к себе в гнездо и отдает птенцам на
растерзание.
Жалость и страх охватили сестру Солнца при мысли о судьбе путника,
который шел на верную гибель, и решила она помочь ему. Наутро вывела она из
конюшни коня двенадца-тикрылого и отдала Базилику.
- Возьми, добрый человек, коня, сослужит он тебе службу добрую, из беды
выручит. Да выпадет ли тебе удача, нет ли, а на обратном пути к нам заверни.
Хотелось Базилику Фэт-Фрумосу сердце свое положить к ногам этой
приветливой и прекрасной девицы. Отблагодарил он ее горячо, вскочил на коня
и двинулся в путь-дорогу. Ехал он, ехал через горы,через долы,по тропинкам
тайным,по лесам бескрайним,пока увидел вдали что-то вроде медного вала. Стал
приближаться, а вал все рос да рос, в горку перерос, а из горки - в огромную
гору. Когда очутился Базилик у подножья Медной горы, то увидел, что она
вершиной небо подпирает. Такую гору не часто увидишь! Оглядел Базилик
Фэт-Фрумос гору, смерил ее взглядом от подножья до вершины и только тогда
заметил высоко в небе огромную птицу с крыльями, точно тучи.
Тогда Базилик Фэт-Фрумос натянул поводья и погнал коня вверх. В
мгновенье оказался на вершине горы. Глянул он и такое диво увидел: сидят в
медных гнездах еще не оперившиеся птенцы, каждый величиной с буйвола, и от
голода воют наперебой. Огляделся Базилик Фэт-Фрумос вокруг и, найдя
рассщелину в медной скале, спрятался в ней вместе с конем. Немного времени
прошло, прилетела птица, стала облетать гнезда, птенцов птичьим молоком
поить. Подлетела птица к гнезду, вблизи которого спрятался Базилик
Фэт-Фрумос, а тот, набравшись смелости, протянул крынку, и птица налила в
нее молока. Тут он вскочил на коня и погнал - давай бог ноги. Птенец опять
завыл от голода, а птица оглянулась и увидела Базилика. Бросилась она за ним
следом, точно дух нечистый, но догнать не смогла. У нее-то была только одна
пара крыльев, а у коня Базилика шесть пар, вот он и летел куда быстрее.
На обратном пути поехал он сновачерез горы, через долы,по тропинкам
тайным, по лесам бескрайним,пока добрался до Иляны Косынзяны. Та его радушью
встретила и пригласила остаться передохнуть. Поел, попил Бази-лик Фэт-Фрумос
и спать улегся, а Косынзяна, зная, как обстоят дела, спрятала птичье молоко
и вместо него налила в крынку коровьего.
Проснулся Базилик Фэт-Фрумос и, взяв свою крынку, мол-вит:
- Добра ты ко мне, сестрица, хорошо мне почивать у тебя в доме, да
лучше будет в пути-дороге. Меня ведь матушка хворая ждет-не дождется.
А Косынзяна ему в ответ:
- Что ж, витязь, доброго тебе пути, да и к нам иной раз не забудь
зайти.
Поклонился ей Базилик Фзт-Фрумос, распрощался и уехал. Подъехал ко
дворцу, ведьма волчком завертелась, будто кто огненными стрелами ее
пронзил - учуяла. Бросилась в постель, застонала, заохала, будто и впрямь
при смерти:
- Хорошо, что ты вернулся, сыночек милый. Ох и долго же я тебя ждала!
Принес ли мне лекарство?
- Принес, - ответил ей Базилик Фэт-Фрумос и протянул крынку.
Ведьма приложила крынку ко рту и все молоко вылакала.
- Спасибо, милый сынок, теперь вроде легче стало. Затем улеглась она
спать, да только глаз не сомкнула, вседуму думала: куда бы его услать так,
чтоб и помину не осталось. Подумала сколько подумала да вдруг прикинулась,
будто просыпается еще более страждущей, заворочалась, застонала :
- Ох, сыночек мой милый, опять меня болезнь скрутила. И снилось мне,
будто выздоровею, коли покушаю мяса дикого кабана.
- Что ж, пойду я, мама, раздобуду такого мяса, только бы ты
выздоровела.
Вскочил он на коня и пустился в путь-дорогу. Ехал, ехал, пока опять не
приехал к Иляне Косынзяне.
- Рады гостям?
- Рада, с дорогой душой принимаю.
Присел он отдохнуть и стал рассказывать Косынзяне, какая новая беда на
него обрушилась.
- Не знаешь ли, где бы мне найти дикого кабана? Опять мою матушку хворь
одолела, и говорит она, что только мясо дикого кабанчика ее спасти может.
- Я-то не знаю, но ты пока отдохни, а вечером я выпытаю у брата моего,
Солнца. Он уж наверняка знает, ему там, наверху, все видно и все ведомо.
Остался Базилик Фэт-Фрумос ночевать, а под вечер, уло-жив лучи свои на
покой, пришел отдохнуть и брат Иляны.
Пошла Косынзяна к Солнцу, стала к нему ласкаться да выведывать:
- Слышала я разговор о диких кабанах; не знаешь ли ты, в каком краю
света они водятся?
- Далеко, сестрица, далеко отсюда, все на север путь, за цветущим полем
чистым, во большом лесу тенистом.
- А как там достать кабана, чтоб поджарить?
- Никак этого сделать нельзя, сестрица. В те кодры, где они живут, и
лучи мои пробиться не могут, не то что нога человека. Я и то вижу их только
в полдень, когда они выходят на опушку в болоте поваляться. Зубы у них
острые, кто бы ни подошел - раздерут в клочья.
Иляна Косынзяна слова эти передала Базилику, а тот, зная теперь куда
путь держать и что ждет его впереди, сел на коня и уехал. Ехал он, ехал
через горы, через долы, через реки и овраги, проехал поле чистое и доехал до
леса тенистого. Заехал он в лес, а там тьма такая, словно в преисподней.
Взлетел конь, поднял его выше самых высоких деревьев, и тут Базилик увидел
болото, о котором говорила емуКосынзяна.
Солнце как раз подходило к полудню, в лесу раздалось громкое хрюканье,
и стали выходить кабаны в грязи поваляться. Высмотрел себе Базилик славного
кабанчика, под-хватил его, взвалил на коня и давай бог ноги. Как схватятся
кабаны и ну за ним гнаться - поймать норовят, землю едят. Не будь у Базилика
Фэт-Фрумоса коня такого резвого, пришлось бы ему здесь костьми лечь. Спас
его быстрый бег коня от острых клыков зверей свирепых. А теперь конь под
ними играл, сам Базилик Фэт-Фрумос песни напевал, радовался, что и это дело
довел до благополучного конца.
На обратном пути завернул он снова к Иляне Косынзяна и, как прежде,
остановился у нее передохнуть. Сестра Солнца заменила его кабана простым,
домашним поросенком, я потом, не подавая виду, приветливо проводила в
путь-дорогу.
Вернулся Базилик Фэт-Фрумос домой. Увидела его ведьма и так зубами
заскрежетала, что искры посыпались, да тут же взяла себя в руки и встретила
его, притворяясь смертельно больной:
- Ох, сыночек милый, спасибо, что довелось еще разок увидеть тебя.
Задержался бы еще немного, не застал бы меня в живых. Забей скорее кабана и
дай мне мяса отведать.
Базилик Фэт-Фрумос заколол кабана, изжарил на углях, подрумянил
хорошенько и дал ей отведать.
- Вот теперь будто легче стало и в глазах посветлело,- притворилась
ведьма, будто оживает. А когда съела все, опять заохала, еще пуще прежнего:
- Ох, сыночек милый, бедный мой мальчик, хлебнул уж ты горя в дорогах
дальних, но коль хочешь, чтоб я и впрямь от хвори избавилась, поезжай еще
разок. Опять мне хуже стало и, коль не привезешь мне живой и мертвой воды,
не вырвешь из когтей смерти.
- Так я поеду, мама,- ответил Базилик Фэт-Фрумос и пустился в
путь-дорогу.
Ехал он, ехал, приехал к Иляне Косынзяне и стал горько сетовать:
- Никакие снадобья матери моей не помогают, и велела ока мне привезти
мертвую и живую воду. Не знаешь ли ты, где воду ту искать, какими путями
достать?
- Погоди малость, отдохни, может, помогу я тебе и насей раз.
Пошла она под вечер к брату своему, который только-только присел с
дороги.
- Братец Солнце, тебе с неба вся земля видна, не знаешь ли ты, в каком
краю протекает мертвая и живая вода?
- Далеко, сестрица, далеко отсюда, за тридевять земель, за тридевять
морей, у Владычицы полей. Но сколько людей за этой водой ни ходило, никто
живым не вернулся, потому что стоит там на рубеже дракон свирепый. Зайти в
царство дает, а выйти - не пускает. Мало того, что выпивает воду, а и
смельчаков решает жизни.
Узнал Базилик Фэт-Фрумос, куда ему путь держать и что ждет его впереди,
но не поддался страху, а только поправил палаш и палицу за поясом,
распрощался с хозяйкой и, вскочив па коня, поехал. Путь был долгий, ехал он
без передышки, моря объезжал, рубежи считал. Проехал он так тридевять морей,
тридевять земель и добрался до дивного царства. Прелести земли здесь были в
три раза прекраснее. Нигде ни единой сухой веточки, ни единой полегшей
травинки. Все бурно росло, пышно цвело, богато плодоносило.
Шел он по царству - душа от всего виденного радовалась - и дошел до
двух скал, на которых били два ключа. "Вот они, ключи, которые мне нужны",-
подумал Базилик Фэт-Фрумос и, чтобы удостовериться, поймал мотылька,
разорвал его в клочья, потом окунул в воду одного ключа, и мотылек склеился,
как был, окунул в воду другого, и моты-
лек ожил. Обрадовался богатырь, набрал в две баклаги воды из ключей и
повернул в обратный путь. Но едва он добрался до рубежа царства, как деревья
вокруг затрещали, словно от бури, небо потемнело, и вырос перед ним, зло
помахивая хвостом, дракон десятиглавый.
Базилик Фэт-Фрумос схватил в одну руку палицу, в другую палаш и, только
дракон протянул к нему одну из голов, ударил по ней палицей и палашом
отрубил. Со второй головой тоже так, с третьей тоже... Увидел дракон, что
конец его близок, взвился к небу; но конь богатыря взлетел еще выше. Отрубил
Базилик Фэт-Фрумос все десять голов и поверг дракона наземь.
Теперь он беспрепятственно поехал дальше и прибыл к Иляне Косынзяне.
После битвы тяжкой и пути дальнего прилег Базилик Фэт-Фрумос отдохнуть,
Иляна Косынзяна взяла да и подменила ему фляги, положив такие же, только
наполненные ключевой водой.
Базилику Фэт-Фрумосу и в голову не пришло заподозрить, в чем-то Иляну
Косынзяну, которая ему столько раз помогала. Отдохнул он хорошенько, оседлал
коня и поехал домой.
Как увидела его ведьма, с лица почернела, землистой стала. От злобы и
досады сердце у нее налилось ядом. Выпила она воды, пришла немного в себя и
снова стала перебирать в мыслях все способы, какими можно Базилика
Фэт-Фрумоса смести с лица земли.
Дав ему передохнуть немного с дороги, позвала его ведьма и, лаская,
молвила:
- Милый сыночек Базилик, сколь ходил ты по путям-дорогам, поистратил,
небось, силушку. Ну-ка посмотрим, порвешь ли ты вот эту шелковую веревку?
И, достав веревку шелковую, обвязала его ею.
- Ну-ка поднатужься, милый, посмотрим, не рассеял ли ты силушку свою по
белу свету, по дорогам нехоженым.
Напрягся Базилик Фэт-Фрумос и разорвал веревку в клочья.
- А теперь давай-ка посмотрим, порвешь ли ты две веревки.
Порвал Базилик и две веревки.
- Есть еще, есть силушка молодецкая. Да посмотрим, вся ли она осталась.
И, сказав это, опутала его ведьма тремя веревками шелковыми.
Поднапрягся Базилик Фэт-Фрумос, рванул - ничего не вышло; поднатужился
еще раз - тяжко сдавили веревки ему мышцы; в третий раз собрал он все свои
силы и как рванется - врезались ему веревки шелковые в тело до самой кости,
а целы остались.
От радости старая Клоанца закричала:
- Эй, дракон, где ты там спрятался, беги сюда, разделайся с Базиликом
Фэт-Фрумосом.
Дракон заржал от радости, покинул свой тайник и, схватив палаш, изрубил
Фэт-Фрумоса, что твою капусту. Потом собрал все кусочки в рваные десаги,
перекинул через седло, отстегал коня кнутом и, ликуя, крикнул:
- Гей, конь дурной, где возил живого, повези и мертвого.
Помчался конь, точно призрак, земля под копытами загудела, и направил
свой бег туда, где вырос, где его кормили и ласкали: прямо перед дворцом
Иляны Косынзяны остановился.
Косынзяна вышла на порог, но увидела не путника, пожелавшего отдохнуть
с дороги, а коня своего в мыле и в пятнах крови.
В горе бросилась она к коню, сняла десаги и узнала в них останки
Базилика Фэт-Фрумоса.
- Гей-гей, бедняга, вот какой смертью они тебя убили,- запричитала она
и стала складывать кусок к куску, пока не сложила Базилика Фэт-Фрумоса
таким, каким был он прежде.
Сделав это, побежала в кладовку, принесла мертвую и живую воду,
поросенка дикого и молоко птичье. Где не хватило кусков тела Базилика,
сложила она по кусочку мяса кабана, потом окропила мертвой водой, и все
кусочки срослись, омыла живой водой, и богатырь воскрес. Вздохнул Базилик
Фэт-Фрумос тяжко:
- Ох, и долго же я спал.
- Эгей, милый мой, спать бы тебе вечным сном, коли меня бы здесь не
было,- ответила ему Иляна Косынзяна и поднесла к его устам крынку с птичьим
молоком.
Базилик Фэт-Фрумос выпил молоко, и с каждым глотком сил набирался. А
как выпил все, таким могучим стал, каким не был никогда прежде. Скалу
кремневую мог бы одним ударом палицы в порошок раздробить.
Поднявшись с земли и стряхнув с себя слабость, вспомнил
Базилик Фэт-Фрумос, как поглумился над ним дракон, схватил палаш и
помчался ко дворцу.
Дошел до дворца и видит: сидит за столом ведьма с драконом и весело
пируют, а в стороне стоит с салфеткой в руках его матушка и прислуживает им.
Как вошел Базилик Фэт-Фрумос в трапезную, у гадин будто пропасть под
ногами разверзлась. Молодец затопил печь медную и сжег их дотла, чтоб и
следа не осталось ни на зем-ле ни на воде, ни под черной тучей, ни под
горной кручей.
Потом обнял Фэт-Фрумос мать свою и утешил ее ласкою сыновней.
Вскоре затем пришла к ним еще большая радость: Бази-лик Фэт-Фрумос
попросил руки Иляны Косынзяны. Собралось народу видимо-невидимо, и сыграли
они свадьбу развеселую. А во главе стола сидел сам братец Солнце, выпивал
жбаны до конца, счастья всем желая, радость всем давая, веселье и пенье
порою весенней.
После свадьбы зажили они в любви и согласии и живут, быть может, и
поныне, если не умерли.

 

Три брата

Сказка сказкой, да не со сказочных времен, а чуть попозже сложили ее
люди, в те времена, когда прадеды наши воду черпали решетом и солнце
четвериком носили в дом.
Сказывают, жили-были в те времена три брата, три дюжих молодца, все
похожие с лица. Отцу их и матери не пос-счастливилось на сыновей
порадоваться, рано они руки на груди сложили. Начав сами хозяйничать, братья
день и ночь трудились, вертелись, как белка в колесе, да проку немного было.
Видят они, что везет им во всем, как утопленнику, и стали совет держать, как
дальше быть.
- Мэй, братцы,- говорит старший.- Пока отец с матерью жили, и мы дома в
холе были. А с тех пор, как снесли мы их на погост, и дом опостылел, как
горькая редька. Давай-ка лучше пойдем по свету счастье искать, авось найдем
где работу хорошую, будем помогать друг другу и в люди выбьемся.
- Ладно,- согласились младшие братья.
И вот в один прекрасный день пустились они в путь-дорогу от родного
порога.
Шли они, шли, немало городов и сел обошли, а работы нигде не нашли.
Однажды дошли они до какого-то перекрестка дорог: одна зела налево, другая -
направо, а третья - прямо. Сели братья отдохнуть, слово за слово, и вот до
чего договорились :
- Мэй,- сказал один.- Сколько уж мы времени по дорогам ноги бьем, а все
никак работы не найдем. Давайте лучше разделимся, пойдем каждый своим путем,
авось в одиночку легче будет работу найти.
- Так-то оно так, а как мы узнаем, что с кем сталось? -: спросили
остальные.
- Куда б мы работать ни поступили, наниматься будем только на один год,
а потом снова соберемся на этом перекрестке, и кто что заработает, с
остальными братьями поделит.
Сказано - сделано. Пошел старший брат направо, средний налево, а
младший прямо. Старший вскоре нашел себе работу, в батраки нанялся, да не
очень надрывался - только бы время пролетало да брюхо голоду не знало.
Средний тоже в батраки нанялся, но оказался ленивым на диво, трудился
нерадиво, все больше на братьев надеялся, авось побольше заработают и с ним
поделятся. А младший все шел вперед от зари до темна и к ночи добрался до
леса дремучего. Со всех сторон его окружали толстенные и высоченные деревья,
дороге конца краю не видно, а тьма все сгущается. И такой страх охватил
парня, что волосы у него дыбом встали. Устал он с дороги, теперь бы в самую
пору прилечь отдохнуть, да как тут приляжешь, чего доброго, зверь какой
налетит и в клочья разорвет. Так он мучился от усталости и страха, пока не
пришла ему в голову спасительная мысль: забраться на самое высокое и толстое
дерево и там переждать до восхода солнца. Взобрался он кое-как на вершину
дерева, примостился на толстом суку и сидит - ни жив ни мертв от страха.
Вдруг, примерно в полночь, слышит, идет кто-то. Сколько их там было: пятеро
ли, шестеро - все хохочут, веселятся, громко бранятся. Под самым деревом, на
которое взобрался младший брат, остановились. Тут один из них, видать
главный, спрашивает:
- Ну, нечистые, докладывайте, где побывали, что повидали, какое зло
людям учинили? Пусть каждый дает ответ - заслужил он себе место в аду или
нет?
- Ваша темнейшая низость,- говорит один,- много я дорог исходил по
свету, но зато и сделал стоющее дело. Неподалеку отсюда раскинулось большое
царство. Крутился я по нему, вертелся, да под конец ухитрился наслать
страшный мор на скотину. Падают лошади, коровы, овцы, и никто не знает, как
от несчастья избавиться. Людям и невдомек, что лекарство сделать очень
просто: нужно отварить семя акации в молоке коровы-первотелки и дать больной
скотине три капли отвара и три семечка акации - хворь как рукой снимет.
- А ты, Сарсаила, что сотворил?
- Эгей, ваша низость, сдается мне, что такого еще ни один черт не
натворил. На юге отсюда раскинулось большое царство. Много я там потрудился,
но под конец удалось мне все же заговорить все реки и колодцы - кругом вся
вода высохла. Ошалели люди от жажды, мрут как мухи, скот падает, а никому и
невдомек трижды воткнуть копье в скалу, которая стоит между двумя горами
Лобобойками.
- А ты, Никодица, чем похвастаешь?
- Челом тебе бью, ваша высочайшая подлость. Я также не зря по свету
болтался. За три земли отсюда лежит царство Зелен-царя. Славился он
поместьями обширными, казною богатой, но еще больше славился дочерью
красною, как солнце ясное. Сохнут по ней зимой и летом добры молодцы со
всего света. Но вот на той неделе удалось мне наслать на нее хворь тяжкую.
Все кругом плачут, царевну жалеют, а никто помочь ей не умеет. Да и кому
придет в голову, что лекарство найти очень просто: надо отмерить два шага от
порога царского, выкопать яму в рост человеческий, поднять со дна ее
красного червя полосатого, настоять его на шкалике водки и, продержав настой
на солнце от зари до темна, дать царевне три капли,- мигом бы выздоровела.
- Молодцы, рогатые, добрых вы дел понаделали, ступайте опять гулять по
свету.
Разбежались тут нечистые кто куда, только им ведомыми дорогами.
Пока они говорили, младший брат словно прирос к дереву, дыхание затаил,
уши раскрыл - не пропустил ни слова. Вот стихло все в лесу, поунялся страх у
парня, стал он думу думать: "Мэй, если все, что они говорили, правда, то уж
я им
свинью подложу, все замыслы разрушу. Пусть потом говорят, что я
сатанистее самого сатаны!"На рассвете сошел он с дерева и в путь двинулся.
Шел он, шел через горы, через долы, и в один прекрасный день добрался до
маленького сельца. А там стон стоит, люди от горя чернее земли стали -
падает скот, и никто спасения придумать не может.
- Люди добрые,- обратился наш парень к нескольким селянам.- А
испытайте-ка такое-то лекарство.
- Эгей, парень! Сколько уж мы всяких лекарств испытывали, а пользы -
что от козла молока.
- Но испытайте же и это. Как знать, где счастье прячется.
Послушались горемыки совета, нашли первотелку, подоили, семя акации в
молоке отварили и дали больной скотине по три семени и по три капли отвару.
Скотина мигом повеселела и выздоровела, хворь как рукой сняло. Сельчане и не
знали, как отблагодарить парня за добрый совет, а он распростился с ними и
пошел дальше. Так он шел от села к селу и всех учил, как скот лечить, добрые
советы раздавал, благодарность людей собирал, пока дошел до края царства.
Открылась теперь перед ним другая картина - кругом все выгоревшие поля,
заброшенные колодцы, пересохшие реки. Нашел он мастера доброго, который
сделал ему копье с железным наконечником, спросил дорогу к горам Лобобойкам
и в путь отправился. Только он подошел к нужной ему скале, как горы над ней
стали сшибаться лбами, искры высекая, страх в него вселяя. Бились они так
три дня и три ночи, пока устали и остановились передохнуть. Тут парень
стрелой метнулся к скале и трижды воткнул в нее копье. Вздрогнули горы,
опять собрались лбами сшибаться, но из скалы хлынула струя могучая к самому
небу и боевой их пыл охладила. Тем же мигом появилась вода ео всех колодцах,
ожили реки, зашептали свои песни ручьи горные. Напились люди воды,
повеселели, парню дорогу цветами устелили. Пошел он дальше и вскоре добрался
до другого царства. Здесь от мала до велика все женщины и мужчины поддались
злой кручине: царская дочь - краса мира - захворала тяжко и лежала на
смертном одре. Давно оповестили все гонцы царские, что тому, кто царевну
исцелит, отдаст ее царь в жены да еще полцарства в придачу. Все врачи и
знахарки испытали на ней свои травы и заговоры, да спасти ее никто не был в
силах. Горевали царь и царица, до-
роже всего на свете была им дочь, и плакали они слезами кровавыми в три
ручья, что дочка тает как свеча восковая. Вот в это-то время, когда всякие
надежды угасли и они ждали с минуты на минуту смерти неминучей, вошел во
дворец наш парень, поклонился царю и лекарям земным поклоном и испросил
позволения царевну полечить.
- Эй, юноша, многие сюда приходили, многие вылечить ее сулили, да,
видать, хворь царевны неисцелима.
- Пресветлый царь, многие приходили, многие исцелить ее сулили, позволь
и мне силы попытать.
- К чему это, если давно уж нету надежды и просвета.
- Позволь и ему, государь, силы попытать, как знать, где счастье
зарыто,- взмолились перед царем придворные.
- Ну что ж, пусть так, по крайней мере, буду знать, что все средства
испытаны,- согласился царь.
Отмерил парень два шага от порога дворца, вырыл яму в рост человека,
нашел красного червя полосатого, бросил его в шкалик водки и продержал на
солнце от зари до темна. Потом дал царевне испить три капли настоя, и
поднялась она с постели весела и здорова.
Царь, не мешкая, созвал всех музыкантов и свадьбу сыграл. Был там пир
на весь мир, все пили, ели, на молодых глядели, налюбоваться не могли. Целый
месяц длилось веселье, а потом поутихло, и тут парень заявил царю, что есть
у него свой дом и братья ждут его не дождутся. Напрасно молил его царь
остаться, напрасно трон ему царский сулил, парень стоял на своем. Видя такое
дело, велел царь нагрузить три телеги золотом и каменьями драгоценными, что
по его подсчетам стоило с полцарства, дал молодым платье царское, золотом
шитое, и, попрощавшись, отпустил их с миром в дальнюю дорогу. Пустился
младший брат в обратный путь и ровно через год со дня разлуки с братьями
добрался до заветного перекрестка дорог. А старшие братья уже тут как тут,
младшего ждут. Сами они так ничего и не заработали, все лодыря валяли,
надеясь каждый чужим трудом поживиться.
- Здравствуйте, братья дорогие!
- Добро пожаловать, братенек,- ответили старшие братья с жадностью
оглядывая груженые телеги.
- Где ходили, где трудились, каким добром разжились?
- Э, братец, была у нас работа до седьмого пота, а разжиться мы ничем
не разжились, только обносились.
- Ничего, братцы, как уговорились мы, прощаясь, так и
сделаем: поделим все по-братски. Берите себе каждый телегу коего добра.
Обрадовались братья и побежали к телегам да как увидели на последнем
возу деву молодую, оба к нему бросились и заорали во всю глотку:
- Это моя!
- Нет, моя!
- Почему твоя?
- Потому что я первый к ней подбежал.
- Нет, моя, потому что я старше.
- Стойте, братцы, не спорьте зря, это моя жена,- крикнул младший и,
подбежав к телеге, забрал свою суженую.
Раскрыли старшие братья рты от удивления и стали его расспрашивать.
- Где ты работал, братец, что столько добра заработал, да еще... такую
красотку-невесту нашел?
Стал им младший брат рассказывать все, как было, сколько он добра на
свете сделал, сколько народу спас от смерти неминучей, а те переглянулись
меж собой и заговорили оба сразу:
- Слушай, мэй, да разве любой из нас не может сделать то же, что и он,
да заиметь не один поз золота, а целых три и прекрасную невесту в придачу?
- Ступайте же вот этой дорогой до леса дремучего и взберитесь на самое
высокое и самое толстое дерево. Подождите там до ночи и узнаете, что вам
делать следует,- сказал им кладший брат и погнал волов домой.
А старшие кинулись во все лопатки к лесу, отыскали нужное дерево, с
горем пополам взобрались на вершину, дыхание затаили, ждут прихода чертей. В
полночь раздались в лесу голоса и топот копыт. Собрались нечистые, сколько
их там было: - пять ли, шесть ли - у подножья дерева и стали жаловаться
главному своему:
- Ох, ваша низость, хорошее я дело придумал и не зря ты меня похвалил,
да вот не знаю, кто указал людям лекарство, и весь скот выздоровел.
- Ваша высочайшая подлость, и мои все замыслы разрушены. Мог ли я и
подумать, что найдется смертный, который это сделает? А вот нашелся такой,
воткнул трижды копье в скалу, колодцы водой наполнились, реки и ручьи ожили,
и избавились от засухи и жажды.
__ Ваша низость, и мое злодейство ни к чему не привело.
Исцелил кто-то больную царевну.
- Кто же это все натворил?
__ Уж не подслушал ли нас кто-нибудь в прошлый раз,когда мы здесь совет
держали?
__ А может, и сейчас кто-нибудь притаился на дереве иподслушивает?
- Ну-ка, поглядим.
Мигом трое нечистых взобрались на вершину дерева и, наткнувшись на
старших братьев, закричали:
- Вот они, мэй!
- Ай, ай! Стойте! Это не мы!..
Только не стали их черти слушать, а схватили за загривки и сбросили с
дереза вниз головой. Упали братья на землю и больше уж не поднялись.
А младший брат вскоре до дому добрался и еще долго жил и добро творил.

 

Марку-Богатей

Будет сказка занимательна, слушайте ее внимательно, кто уши хорошенько
раскроет, много всякой всячины усвоит, а кто невзначай уснет, так ни с чем и
уйдет.
Сказывают, жил-был когда-то боярин по имени Марку Богатей. Богатства
его были несметны, так что он им и счет потерял. Имел он множество дворцов,
хоромы несчетные, поля беспредельные, и на что, бывало, ни глянешь: лес ли,
нива ли - все ему принадлежит. На лугах и лесных полянах паслись табуны его
лошадей, стада волов и коров и отары овец.
Вот однажды задумал Марку Богатей закатить пир на весь мир, всех
богатеев созвать и совет с ними держать, чтоб узнать, чье имение больше, чья
казна богаче.
Ждали во дворце гостей, столы от яств и вин ломились: оглядел их Марку
Богатей оком хозяйским и приказал стражникам, что на воротах стояли:
- Коль знатный боярин явится, пусть к столу скорее направится, а
посмеет прийти бедняк - постолы да дрянной кушак,- так вы его, не жалея,
гоните батогами в три шеи. Так я хочу, за то вам деньги плачу.
Стали съезжаться фаэтоны да кареты, которым равных з мире нету, с
колокольчиками, бубенцами, со знатными седоками - за три версты слышно -
бояре едут!
Под вечер, когда день с ночью смешаются, а пиры боярские разгораются,
подошел к воротам старичок в лохмотьях, такой древний да усталый, что ветром
его качало.
- Назад, старик! - закричали стражники, едва его завидели.
- Позвольте мне пройти, авось боярин чем-нибудь пожалует.
- Назад, старый хрыч, не подходи к воротам, коли жизньдорога.
Видит старик - шутки плохи, понурил голову и назад повернул. Свернул на
дорогу в ближнее сельцо, вскоре подошел к крайней избушке и в дверь
постучался, чтобы приюта на ночь попросить.
Вышла к нему на порог хозяйка.
- Вечер добрый, хозяюшка!
- Добрый вечер.
- А не пустишь ли меня в дом переночевать?
- С дорогой душой. Только не обессудьте: изба моя детишек полна, мал
мала меньше, ни накормить, ни одеть мне их нечем. На ночь их юбкой да
платком укрываю, от холода оберегая.
- Что ж, невелика беда, лягу я за печью, коли тебя темне обеспокою.
- Милости просим, какое уж тут беспокойство.
В избе, при свете лучины, показался ей старик очень странным, был он
похож скорее на колдуна, чем на человека.
Улегся путник за печкой и, так как устал очень с дороги, сразу же
захрапел. Легла и хозяйка и вскоре тоже уснула.
Вдруг в полночь слышит она: цок, цок, цок! - стучит кто-то в окошко.
Глянула и видит: слетела с неба сверкающая звезда, шепчет старику:
Древний Вещун, Знатный колдун, Знаешь ай нет:
Родился на свет Новый человек!
Что сулит ему век?
А старик и отвечает из-за печи:
- Эгей, бедолага, будет он горе мыкать, за семерых спину гнуть и все
без толку. Прижмет его нужда злая, запьет он горькую и до самой смерти не
будет у него другого крова и пристанища, кроме корчмы.
Хозяйка прикинулась спящей, но все видела, все слышала и от страха вся
дрожала, зуб на зуб не попадал.
Вскоре слышит она опять: цок, цок, цок! - в окошко. Зто другая звезда
прилетела и тоже молвит:
Древний Вещун, Знатный колдун, Знаешь ай нет: Родился на свет Новый
человек! Что сулит ему век?
'- Эгей, бедолага, тяжка его доля. Будет он всю жизнь честен, как
добрые весы, но в этом бесчестном мире честному только брань и побои
достаются, когда он за правое дело стоит. Закуют его в кандалы и до самой
смерти будут таскать по темницам.
На рассвете постучалась в окно звезда еще больше и красивее прежних и
спросила:
Древний Вещун, Знатный колдун,Знаешь ай нет:
Родился на светНовый человек! Что сулит ему век?
- Этому достанется все добро Марку Богатея,- ответил старик,
перевернулся на другой бок и уснул.
Наутро старик поблагодарил хозяйку за гостеприимство и пустился в
путь-дорогу, одному ему ведомо в какие края. А хозяйка осталась со своей
нуждой и своим горем. Только солнышко взошло, отправилась она к Марку
Богатею барщину
отрабатывать. С тех пор как на свет родилась, только и знала она, что
спину гнуть от зари до темна, бывало ей и солоно и горько, пока добудет
хлеба черствого корку.
Явилась она ко двору боярскому, а там пир стоит горой, от песен небо
раскалывается. Вышел Марку на подворье, а женщина, как увидела его,
вспомнила о словах ночного гостя и крикнула:
- Боярин Марку, боярин Марку!
Насупил боярин брови и напустился на нее с бранью:
- Чего тебе? Небось опять есть попросишь, едят тебя черви могильные!
Коли дело скажешь - говори, а коли попрошайничать вздумала - сгинь с глаз
моих!
- Боярин Марку, я вот тебе поведать хочу: этой ночью ночевал у меня
какой-то странник, сама не знаю, откуда явился и куда путь держал. Показался
он мне чудным каким-то, не то человек, не то колдун. А видать, он большущий
пророк. Ночью, как где дитя нарождалось, тут же звездочка в окошко стучалась
и пытала его о судьбе младенца. Одному он предсказал, что станет горьким
пьяницей, другому - что каторга по нему плачет. А под утро третий младенец
на свет появился и предсказал странник, мол, стать ему владельцем всего
твоего добра.
- Ха-ха-ха! Какие это тебе чудные сны по ночам мерещатся.
- Боярин Марку, я своими ушами все слышала. Почесал Марку затылок,
будто комар его укусил, поправил кушак на вздутом, точно бочка, брюхе,
махнул женщине рукой: принимайся, мол, за дело, а сам в хоромы отправился.
Еще пуще пир разгорелся. Снедь на столах - горой, вино лилось рекой, Марку
поднимал стаканы и кричал в угаре пьяном: гей, гоп, гол, гоп!
Кончили бояре пировать только на второй день под вечер, и проводил
Марку всех отпрысков боярских в путь. Но, как говорится: вода уходит, камни
остаются. Так и угар пира прошел, а слова бедной женщины запали ему в
сердце, покою не давали ни днем ни ночью. Ходил Марку Богатей хмурой тучей
да и решил под конец съездить к повитухе, расспросить, кто в округе в
такую-то ночь в такой-то час сына родил. Уж кому, как не повитухе, знать,
кто когда на свет народился.
- В такую-то ночь, в такой час родила сына жена Иона Бедняка. Бедная
женщина, это у нее тринадцатое дитя, а в доме такая нужда, такая нищета, что
глядеть на них жалко.
Боярин, не мешкая, велел гнать лошадей и остановил карету перед
избушкой Иона Бедняка.
- День добрый, бедолага!
- Добрый, день, боярин!
- Мэй, Ион, слыхал я, будто жена твоя сына родила.
- Верно, боярин, родила жена тринадцатого ребенка. Велика семья моя, да
еще больше нужда моя.
- Мэй Ион, отдай его мне. У меня-то своих детей нет, вот и выращу я его
и будет он мне на старости лет опорой. А вам от этого честь большая.
- Не знаю, что еще жена скажет.
Позвали жену, а она как услышала, о чем речь,- в слезы ударилась.
- Ох, боярин, тринадцать детей у меня и живем мы в та-такой бедности,
что еле-еле душа в теле. А все же дитя не могу тебе отдать, сердце за ним
болит.
- Полно, женщина! У меня он будет жить в холе да в тепле, и сыт, и
обут, и одет. А как подрастет, пошлю я его учиться и станет он одним из
первых людей в царстве-государстве.
Так сладко пел Марку Богатей, все сулил: обуть, одеть их сына, учиться
послать, в люди вывести, что в конце концов растрогал сердце бедняков, и
продали они ему младенца за три кошеля денег.
Взял Марку Богатей ребенка на руки, стал качать да баюкать с притворной
любовью, сел с ним в карету и отправился восвояси.
Едет он и думу думает: как бы этого младенца жизни решить. Вздумал он
было удавить его, да страшно стало. Туг карета проезжала лесом, и решил
боярин бросить дитя в заросли, авось какой-нибудь дикий зверь на него
наткнется и разорвет. Как надумал, так и сделал: бросил ребенка под высоким
толстым тополем, а сам в карету сел и весело домой покатил. Теперь уж, думал
боярин, избавится он от тяжких дум и горьких сомнений.
А следом ехали батраки Марку Богатея, ко двору его дрова везли.
Случилось так, что один из погонщиков кнут потерял, а волы, почуяв волю,
стали то и дело к траве склоняться, с пути сбиваться и чуть было телегу не
перевернули. Видит батрак, что дело худо, остановил волов, взял топорик и
пошел в чащу прут хороший подыскать, чтобы было чем скотину погонять. Искал
он, искал, пока не добрался до высокого тол-
стого тополя, под которым увидел брошенного младенца. Взял он дитя на
руки, огляделся, нет ли кого поблизости,- ни живой души. Что делать? Понес
он мальца к телеге. Собрались вокруг него остальные батраки и все
прикидывают: кто бы это мог ребенка в чаще леской бросить? Так никто и не
додумался до правды, а тот, что нашел младенца, рад-радешенек: тридцать лет
он с женой прожил и не подарила она ему ребенка. И так он сладко глядел на
найденыша, так нежно ежу улыбался и к груди прижимал, будто чистое золото в
руках держал.
- Поглядите, мэй, как этот дурень обрадовался. Будто подарил ему кто
полмира,- заметил один из батраков.
- Как же ему не радоваться, когда опору своей старости в руках держит,-
ответил другой.
- Никогда не знаешь, под каким кустом счастье человека караулит,-
бросил какой-то шутник и, хлестнув быков кнутом, вскочил на телегу.
- Гей-гей! Цоб, цобэ! - двинулись телеги дальше. Приехав на подворье,
батраки разгрузили дрова и сталиждать, какую работу задаст им хозяин на
следующий день. Марку Богатей сам должен был работу им назначить, так как
приказчик куда-то уехал по делам. Собрались батраки, хозяина слушают, а тот,
что дитя нашел, все подходит к окошку, на телегу поглядывает. Видя такое
дело, боярин его и спрашивает :
- Мэй, ты что там нашел, что места себе не сыщешь, все глаза в окошко
пялишь.
- Эгей, боярин, что он там нашел, будет ему доброй находкой в жизни,-
сказал один из батраков.
- Да что же он нашел? - выпучил боярин глаза.
- Нашел он мальчугана в таком-то месте.
Кольнула эта весть боярина в самое сердце, только он и виду не подал, а
повернул дело очень хитро:
- Тьфу, побей тебя счастье, ты и не искал да нашел, а я вот с ног уже
сбился и никак себе приемыша не найду. Продай его мне, мэй, у меня-то нет
парней.
- Как же мне его продать, когда у меня у самого тоже нет?
- Вот как, значит, не продашь?! Был бы он твоим, куда ни шло, а о
найденыше чего тебе жалеть да горевать? Ну, продай, я тебе хорошую цену дам.
С боярином один на один лучше не связывайся - мигом
удавит. Скрепя сердце взял бедный человек деньги и отдал младенца.
Опять Марку Богатей призадумался, и так и этак прикидывал: как бы это с
мальцом покончить, со свету его сжить. Всякие мысли ему в голову приходили,
одна другой страшнее. Так уж дума толстосума: не жди от нее добра, зато на
зло - щедра. Наконец решил он положить мальца в бочонок, набить обручи
потуже и пустить по реке. В тот же день замысел свой и исполнил. Ветер
отогнал бочонок от берега на середину реки, волны быстрые его подхватили и
понесли, а боярин с сердцем, злобой налитым, проклятие ему вслед послал :
- На вот, пропади ты пропадом, катись головой вниз, и когда вода эта
вспять повернет, тогда и ты вернись.
Потом сел Марку Богатей в карету и с радостью в душе домой вернулся.
Бочонок на волнах качается, о берег ударяется, плывет день и ночь от
боярина прочь. В одном месте у излучины реки зацепился он о коряги и к
берегу пристал. А неподалеку от этого места стояла на берегу сукновальня,
где суманы делали. Вскоре подошли к берегу два сукновальщика воду брать и
наткнулись на бочонок. Раз, два - вытащили его из воды. Почувствовав, что
бочонок не пуст, стали они осторожненько обручи ослаблять. Каково же было их
удивление, когда обнаружили в бочонке славного, пухленького мальчугана.
Взяли они ребенка и бегом отнесли в сукновальню. Холили его мастера, нежили,
а как подрос, стали мастерству обучать. Парень оказался смышленым, все на
лету хватал и крепко-накрепко запоминал. Весь день-деньской работал он в
мастерской и вскоре не только научился всему, что старые мастера знали, но и
намного их превзошел и стал вырабатывать сукно любого сорта и любой ширины.
Не много времени прошло, и пронеслась по свету молва, что в такой-то
сукновальне делают невиданное доселе сукно.
Народ валом валил, кто верхом, кто пешком - всем хотелось заиметь хоть
кусок редкого сукна. Туда, сюда, дошли слухи о необыкновенном сукне и до
Марку Богатея. В один прекрасный день велел он заложить в карету шестерку
лошадей цугом, надеть на них новую сбрую и бубенцы подцепить, на козлы
лучшего кучера посадить и, когда все было готово,
двинулся к хваленой сукновальне с полными карманами денег - покупать
сукно да войлок, получше да побольше. Прибыл Марку Богатей на сукновальню и
был встречен с почетом, расчистили для него дорогу до самого порога, к
старшему проводили, за стол усадили, потчуют таровато, как пристало
потчевать бояр богатых. Слово за слово, зашла речь о сукне и сукновальне.
- Где это вы нашли таких мастеров знатных? - спросилМарку Богатей.
- Мастер этот знатный сам к нам пришел.
- Видать, из стран заморских?
- Нет, боярин, вот послушай. Лет двадцать тому уж будет, пошли однажды
два сукновальщика по воду. Глядь, а волны прибили к берегу какой-то бочонок.
Вытащили они бочонок из воды, обручи сбили и нашли в нем мальца в пеленках.
Боярина будто кто кипятком ошпарил, еле-еле он сдержался, зубы стиснул,
чтоб не выдать, как у него сердце горит.
- Вот мы его и вырастили, выучили, а он так ловок и так умен, что с тех
пор как работать начал, стало наше сукно славиться по всему свету.
- Видать, он многому учился, книжную мудрость постиг и судейские дела
тоже не худо знает? - спросил Марку Богатей.
- Верно, боярин, много всякой всячины он знает,- подтвердили мастера.
- А у меня как раз неполадки в имении. Не мог бы он пойти дела там
распутать? И, коли время будет, пусть и дочь мою обучит всякой книжной
мудрости, а то ей до сих пор попадались совсем никудышные учителя.
- Что ж, это можно. Сукновальня теперь уж и без него обойтись может,
все налажено. Позвать его, что ли?
- Да, позовите.
Пока мастера искали юношу, чтобы поведать ему о желании боярина, Марку
Богатей живо настрочил письмецо: "Боярыня-сударыня, как придет к тебе этот
юноша с письмом, вели заковать его в кандалы. Потом вели привезти девять
возов дров, сложить из них костер, а парня на том костре сжечь и пепел его
по ветру развеять, чтоб ни имени, ни следа его на свете не осталось". Под
письмецом подпись поставил: Марку Богатей.
Тут как раз юноша к столу подошел.
- Вот так-то и так-то,- объяснили ему мастера.- Ступай ко двору Марку
Богатея.
- Ладно, я готов,- ответил парень.
Вручил ему боярин письмо и так напутствовал:
- Возьми вот, в знак того, что я тебя послал. Как придешь отдай моей
боярыне письмо, пусть прочтет. Передай, что я еще задержусь немного из-за
сукна и по всяким другим делам, но постараюсь поскорее домой возвратиться.
Спрятал парень письмо за пазуху и пустился в путь-дорогу. Шел он, шел и
вот однажды, проходя мимо опушки леса, видит - медведь в дупло полез и мед у
пчелок ворует. Десятки пчел мертвыми падают, оставляя свои жала в его шкуре,
а медведь знай себе ворчит и дерево ломает, все глубже в дупло забирается.
Увидев путника, одна пчелка подлетела к нему и говорит человечьим голосом:
- Добрый человек, избавь нас от зтого горя-злосчастья, прогони медведя.
Не пропадет твой труд, и мы тебе чем-нибудь отслужим, а коли в беду
попадешь, из беды выручим.
Сломал путник толстую дубовую ветку, живо вырезал из нее дубину
увесистую и пошел гулять ею по голове косолапого. Видит медведь: худо дело,
тут уж не до жиру, быть бы жи-ву, схватил ноги на плечи и - поминай как
звали!
Устав от боя с медведем и дороги дальней, юноша прилег в тени дереза, и
тут же сон его одолел. А среди пчел была одна волшебная, и знала она, что
кто замыслил и чем это кончится. Ну, а раз парень сделал добро пчелиному
племени, решила и она ему добром отслужить, из беды тяжкой выручить.
Вытащила она тихонько письмецо у парня из-за пазухи, а вместо него другое
положила: "Боярыня-сударыня, как придет к тебе этот юноша, вели свести его в
баню, дай ему платье самое лучшее и сыграйте свадьбу с моей дочерью, да
берегите его от всякого зла пуще зеницы ока". Внизу стояла подпись: Марку
Богатей, точь-в-точь как у боярина.
Недолго путник почивал, проснулся, пчелы поблагодарили его за помощь, в
путь проводили, а о письме ни словом не обмолвились. После нескольких дней
пути прибыл юноша ко двору боярскому, показал слугам письмо, и те с
поклонами проводили его к боярыне. Та на радостях сразу велела всякие яства
да вина готовить, музыкантов звать, свадьбу боярскую играть. Такую свадьбу
затеяли, целую неделю пировали да гуляли.
Улегся шум свадебного пира, а несколько дней спустя и
Марку Богатей в карете домой вернулся. Как узнал он новость нежданную,
стал волосы на себе рвать, чуть не лопнул отзлости.
- Что вы натворили? - набросился он на жену и на дочь.
- Как ты в письме велел, так мы и сделали.
- Что же я вам в письме велел?
- Погляди-ка вот сам.
Как увидел Марку Богатей письмо да еще и подпись своя, пронзил его
страх до мозга костей: никак, и впрямь суждено этому парню на его добро руку
наложить. И опять стал Марку Богатей думать, как бы поступить, чтобы зятя
своего со свету сжить. Наконец осенила его мысль: послать юношу на тот свет
к покойной матери за перстнем с печаткой боярской. Наутро позвал он к себе
зятя и сказал ему голосом тихик, но полным угрозы:
- Потерял я печать свою боярскую, а другой у меня нет и никто сделать
ее не может. Пока я ее имел, мне и в голову не пришло снять хотя бы слепок.
Ну, да на наше счастье есть еще одна такая печать.
- Где, батюшка?
- На том свете. Матушка моя, значит, твоя бабушка, носит на пальце
золотой перстень с печаткой рода нашего. Ступай к ней и забери перстень. Да
помни, коли вернешься с пустыми руками, быть твоей голове там, где сейчас
ноги.
Взял себе парень еду на дорогу, денег немного и пустился в путь с верой
и надеждой вернуться обратно, добыв перстень с боярской печаткой. Долго ли,
коротко ли он шел, а прошел хороший кусок пути, пока однажды в полдень
добрался до какого-то пруда. Чем ближе он к пруду подходил, тем явственнее
слышал странные звуки: будто кто-то что-то бормочет и хлебает впустую.
- Добрый человек, подойди ко мне,- донесся вдруг до него голос с самой
середины пруда.
Присмотрелся путник и окаменел от ужаса. По воде плыл человек с
обгоревшими от жажды губами и никак не мог наклониться, воды напиться.
- Что с тобой приключилось? - спросил его юноша.
- Тяжкое проклятие пало на мою голову. А ты куда путьдержишь?
- Иду на тот свет, взять у бабушки перстень с печаткой.
- Раз уж ты туда идешь, спроси и обо мне: долго ли мне еще так
мучиться?
- Ладно, коли доберусь туда, и о тебе не забуду. Пошел зять Марку
Богатея дальше, шел он, шел и наткнулся на два бочонка. Из одного вино через
край лилось, а второй был совершенно пуст, даже клепки рассохлись. Глянул
парень и подумал: "Кто это таких дел понаделал, в один бочонок столько вина
налил, что через край льется, а другой рассыхается на солнце?" Поднял он
полный бочонок, перевернул кверху дном над пустым, трясет, трясет, а ни
капли вина в пустой бочонок не льется.
"Тьфу, напасть, это еще что за шутка такая?" - подумал юноша и пошел
своей дорогой. Шел он, шел без устали, пока дошел до какого-то овражка.
Овражек как овражек, да только на самом его дне лежит себе поп на спине. И
до того тот поп отощал, что казался только тенью человека: скулы выперли,
глаза впали, а он все кричит хриплым голосом: "Кушать, кушать"! Всякий раз,
когда он губы размыкал, вываливалась изо рта страшная змея: трепыхнется
разок-другсй на воле и опять в рот убирается. Подумал было юноша к по- пу
подойти, да преградили ему дорогу злые змеи ядовитые. Напуганный виденным,
путник отступил и пошел дальше своей дорогой. Вскоре вышел он на большой
луг, весь усыпанный цветами. Посреди луга стоял стол, ломившийся от всяких
яств и напитков, а вокруг стола сидели люди, все такие бледные и худые, что
и на людей не походили. Руки их были привязаны к большущим половникам, но
как они, бедняги, ни изворачивались, а донести пищу до рта не могли.
Страшная это была пытка! Все от голода зубами скрипели, глаза у них горели,
кругом яства прекрасные, а они ни крошки в рот взять не могут! Узнав, куда
юный странник путь держит, стали они его просить:
- Сделай милость, когда дойдешь до Вельзевула Древнего, узнай у него,
долго ли нам еще эту пытку терпеть: сидеть голодными перед накрытым столом?
- Ладно, не забуду и о вас расспросить,- пообещал им зять Марку Богатея
и пошел своей дорогой.
Долго ли он шел, нет ли, а дошел до крепости с еысокими стенами,
черными, как смола. У железных ворот стоял на строже солдат с палицей на
плече и саблей на боку.
- Что ты здесь караулишь при таком оружии?
- Сотни лет стою я на страже у этих ворот, все жду-не дождусь смены. А
ты куда путь держишь?
- Иду я на тот свет, золотой перстень искать.
- Раз так, сделай милость, спроси там и обо мне: долго ли еще придется
торчать здесь?
- Ладно, спрошу.
Вскоре дошел наш парень до замка, тоже черного, как смола. Видать, тут
и была канцелярия адова и место сбора чертей. Застал он там только старую
чертовку. Так ей наскучило одиночество, что, как увидела парня, так и
заохала:
- Ох, ох, горе мне и еще раз горе! Но, видать, есть еще у меня капелька
счастья, раз удалось повидать земнородного человека.
Усадила она парня на лавку, стала расспрашивать, откуда он и по какому
делу пришел из далеких далей в этот мир печали. Узнав, какая нужда его в
путь погнала, старуха ему и говорит:
- Подожди здесь до полуночи, пока явится Вельзевул Древний, самый
главный сатана, которому сила зло творить дана. Я уж у него расспрошу обо
всем, что ты узнать хочешь,В полночь явился Вельзевул Древний, еле ноги
волоча от усталости: много он в тот день всяких бед людям натворил. Старая
чертовка хорошенько спрятала земнородного, а сама прикинулась, будто
захворала тяжко, повалилась на пол и так застонала, словно час ее последний
пришел.
- Да что с тобой приключилось? - спросил Вельзевул, входя.- Может, кто
обидел или хворь какая одолела?
- Захворала я от горя и досады, что ты мне все никак не принесешь
перстень Марку Богатея. Тебе хоть кол на голове теши, сколько раз говорила -
все в одно ухо войдет, в другое вылетит.
- Да стоит ли из-за пустяка так горевать? Я бы прямо сейчас и
отправился за перстнем, но далеко ходить, до самой Пятки Адовой. Завтра же
ночью непременно принесу. Хорошо, что ты мне напомнила, а то ношусь весь
день-деньской, как угорелый, и все на свете забываю.
- Ох, ох, Вельзевул рогатый! Сколько уж веков я здесь горе мыкаю, а все
еще не знаю, что к чему в этом царстве адовом.
- Чего это ты не знаешь?
- Сколько раз я бывала у Соленого пруда в каменном ущелье, а ты мне так
ни разу и не сказал, кто тот человек, что день и ночь в воде сидит и ни
капли в рот взять не может?
- На земле он был большим богатеем.
- И чего он натворил, что на такую казнь осужден?
- Жил он в достатке, в яствах и винах катался, как мас-ло з сметане, а
слуг верных ни за что ни про что порол нещадно, в холодную закрывал и целыми
днями ни есть ни пить им не давал. Нынче и ему пора пришла узнать, почем
фунт лиха, огня жажды изведать.
- И долго он так мучиться будет?
- Во веки веков.
- А что это за два бочонка на Желтой ниве? Из одного через край виное
льется, а второй на солнце рассыхается?
- Это значит, что на земле есть бедные и богатые. У одних столько
добра, что девать его некуда, а другие с хлеба на воду перебиваются, весь
свой век горе мыкают.
- А почему, когда кто-нибудь пробует перелить вино из полной бочки в
пустую, оттуда ни капли не льется?
- Потому, что сытый голодного не разумеет, и сколько бы бедняки ни
взывали к богатым о помощи, ничего не получат. Скорее толстосум из бедняка
душу выколотит, чем бедняк у него копейку.
- А кто тот поп, что лежит в Полынном овраге ни жив ни мертв от голоду
и все кричит: "кушать, кушать!"- Это поп Калач, который ездил на земле на
горбу бедняков, всю жизнь драл шкуру с живых и мертвых, а теперь сам
испытывает, каково было тем, у кого он кусок изо рта вырывал.
- А почему у него змей во рту сидит?
- Потому что был он сквернословом и лгуном. На земле у него был не
человеческий, а змеиный язык, таким он и теперь остался.
- И долго он так мучиться будет?
- Во веки веков.
- Скажи мне еще, за какие грехи так казнятся люди на Голодном лугу и
умирают с голоду и жажды, сидя за столом, который ломится от яств и
напитков!
- Казнятся они, так как никому в голову не приходит накормить своего
ближнего, чтобы и ближний его накормил. Только тогда жизнь чего-нибудь
стоит, когда люди друг другу помогают.
- А кто тот человек, что стоит на страже у врат ада?
- Это тоже бывший толстосум, который много зла сотворил, живя на земле.
Дня через три-четыре я его переведу на другую пытку, а его место займет
Марку Богатей.
На следующую ночь Вельзевул Древний принес перстень
с печаткой Марку Богатея. Взял его юноша и пустился в обратный путь.
Вскоре дошел он до врат ада. Стражник завидел его еще издали и кричит:
- Что ты узнал обо мне, долго я еще здесь простою?
- Дня через три-четыре придет тебе на смену Марку БогатейНемного
времени спустя добрался он и до Голодного луга, где его ждали с разинутыми
ртами алчущие и жаждущие.
- Добрый молодец, что сказал Сатана о нашей участи?
- Люди добрые, пока каждый из вас думает только о своем брюхе, будете
вы мучиться голодом и жаждой. Наберите полные половники и кормите друг
друга, иначе вам не прожить.
С той минуты стали они кормить друг друга: кто лучше кормил, того тоже
лучше кормили, кто ленился набрать полный половник, тому тоже меньше
доставалось. На столах без конца появлялись новые яства и напитки, и они
жили, как братья, забыв о муках голода и жажды.
А наш юноша шел своей дорогой и вскоре добрался до озера, в котором
боярин изнывал от жажды.
- Какие вести принес ты мне?
- Грустные, боярин. Слыхал я, что мука твоя будет вечной в наказание за
те несправедливости, которые ты чинил людям на земле.
Отправился юноша дальше, шел он, шел и наконец пришел домой. Как увидел
Марку Богатей, что зять вернулся домой жив, здоров да еще перстенек с
печаткой принес, чуть не лопнул от досады и страха. Придраться было не к
чему, вот и стал расспрашивать зятя, где был и что видел.
- Эгей,- сами знаете, как оно в дороге,- ответил зять.- Много всякой
всячины увидишь и услышишь. У врат ада видел я стражника с палицей на плече
и саблей на боку; ждет он, чтоб вы ему на смену пришли.
- Я?!
- Так он говорил.
- Никто в моем роду никогда в стражниках не ходил. Только меня и
нашли?.. Да еще где стоять - у врат ада!.. Пойду сам погляжу и коли ложь
это, коль хотел ты посмеяться надо мной, не миновать тебе петли.
Собрался Марку Богатый в путь-дорогу и пошел по следам зятя. Стал
подходить к вратам ада, а стражник еще издали кричит:
- Стой, мэй, стой! Кто ты таков и куда путь держишь?
- Я Марку Богатей.
- Раз так, иди сюда.
Подошел Марку, а стражник ему говорит:
- На вот, подержи-ка палицу, саблю, одежду мою и обувку.
Не успел Марку Богатей разобраться, в чем дело, как стражник сунул все
ему в руки и был таков. Одежда на него наделась, ремни подпоясались; почуял
Марку - пятки печет, подскочил кверху и в сапогах очутился. Мигом был он
одет, обут, до зубов вооружен и к месту пригвожден. Много лет подряд стерег
он врата ада, ни днем ни ночью век не смыкая, и, может, и сейчас еще
стережет, коли кто другой его не сменил.
А сын Иона Бедняка, завладев всем имуществом Марку Богатея, поделил его
со своими братьями и всеми другимибедняками.
1 Валяльная мастерская, вырабатывающая войлок и грубое сукно.

 

Конь и медведь

Жил-был мельник, и держал он при мельнице коня. Столько поездил мельник
на нем, столько поклажи перевез, что остались от бедной скотины лишь кожа да
кости. Увидал мельник, что не годится уж конь для работы, подвязал ему
поводья к шее и отпустил - иди, мол, куда глаза глядят. Побрел конь по
дороге и добрался до леса. Тут нашел он травку сочную, прохладу лесную, воду
прозрачную, ключевую, и так все пасся, отдыхал да сил набирался: залоснилась
шерсть, округлились бока, не проглядывают уж ребра сквозь кожу; хорошо,
вольготно жилось коню, так что он по утрам да по вечерам даже резвиться
начал, прыгать, на дыбы вздыматься, по траве зеленой кататься.
Но вот однажды наступили и для него дни тяжелые, увязался за ним
медведь и все норовит поймать да съесть. Заржал конь?,
- Выкинь ты дурь эту из головы, медведь, а то как бы не пришлось тебе
проклясть тот миг, когда мы встретились с тобой.
- Что ж, по-твоему, у меня зубы сточились, и не могу я с тебя шкуру
содрать да мясо сожрать?
- Неужто ты такой сильный?
- А как же.
- Тогда давай потягаемся. Покажи-ка, чего ты стоишь, - сказал конь.
Поглядел медведь окрест, увидал скалу поваленную, подошел к ней да как
сжал в объятиях - в песок раскрошил и по ветру пустил.
- И это все? - спросил конь.- А я, как стукну копытом о камень, так не
пыль, огонь высеку.
- Вижу, горазд ты хвастать,- рассердился медведь.
- А выйдем-ка на дорогу, сам увидишь.
Пошли они. Стал медведь на задние лапы, смотрит, а конь отошел
подальше, а потом как разогнался - вихрем промчался, искры из камней
высекая.
Медведь даже присел от удивления и страха.
- Ну, что ты скажешь?
- В самом деле, в тебе куда больше силы, чем во мне, - ответил медведь.
- Как же наказать тебя за то, что посмел зубы на меня скалить? Убить
тебя и то мало!
- Не убивай меня, добрый конь. Какую хочешь службу тебе сослужу, только
жизни меня не решай.
- Так вот, в наказание будешь водить меня на поводу, выискивать траву
повкуснее, пока я не усну.
Медведь и не пикнул в ответ, боялся, как бы не поднял конь ногу да не
протопал ему копытом аллилуя. Стал медведь коня пасти, пасет, пасет, а сам
ждет - когда ж он, проклятый, заснет. Да не тут-то было! Изморился Мишка,
зубами скрежещет, ругается на чем свет стоит, да все про себя, чтобы конь не
услыхал. Как-то раз набрался он духу и робко так говорит коню:
- Ваша конская милость, неплохо бы отдохнуть тебе. - А я и так слишком
много отдыхаю.
- Когда же ты отдыхаешь, я ни разу не видел, чтоб ты прилег, глаза
закрыл и хоть чуточку вздремнул,- Разве не знаешь ты, что конь одним ухом
спит, другим слышит?
- Но когда же ты спишь?
- Да вот, тогда и сплю, когда не пасусь, а так стою, с ноги на ногу
переминаюсь.
Намотал себе медведь на ус слова эти, да и начал он примечать, когда
пасется конь, как воду пьет, когда на месте застывает. Вот однажды увидал
Мишка, что конь стоит без движенья, глаза в одну точку вперил да с ноги на
ногу переминается, и попробовал выпустить из лап поводья. Стоит конь, как ни
в чем не бывало. Медведь сделал шаг назад, другой, весь дрожит, потом
обливается. Конь ни с места. Тогда Мишка - ноги на плечи и ну улепетывать.
Бежит он так во все лопатки, не разбирая дороги, а навстречу волк.
- Что ты бежишь так, куманек, точно от смерти спасаешься?
- От нее и бегу.
- Неужто?
- Ей-ей! Тут неподалеку конь спит.
- Конь?!
- Да.
- Ну и что ж. Чай, не его испугался.
- Вот именно его. Глядишь, проснется, да как лягнет, тут тебе и
смерть'.
- Ну и трус же ты и глуп, Мишка! Где конь-то?
- Погляди-ка туда, откуда я прибежал. - Не видно.
- Поднимись повыше.
- Ничего не видать.
Повернулся медведь, смотрит назад, на цыпочки поднимается, а ничего не
видит. Конь-то за пригорком остался.
- Где же он? - не стерпел волк.
- Давай подниму я тебя, тогда увидишь.
Как обхватил он Еолка лапами своими могучими, чтоб поднять повыше, волк
только пасть разинул, да так и дух испустил, не успев даже пикнуть. Но
медведь и не почувствовал, как сжал его в своих лапах и смерть ему уготовил.
А увидав, что волк сдох, вздохнул косолапый и молвит:
- Эх, бедняжка, ты только увидал коня, и то сдох, каково же мне, когда
я его столько времени пас?
И, охваченный ужасом, пуще прежнего бросился медведь вновь наутек,-
может, и поныне бежит без оглядки.

 

Красноглазый мельник

Жил-был на свете человек, и имел он единственного сына. Как подрос
мальчик, стал он отцу по хозяйству помогать. Вот однажды нагрузил отец
полный воз мешков пшеницы да послал сына на мельницу муку смолоть.
- На какую же мне мельницу податься?
- На водяную.
- Ты ведь знаешь, что там немало водяных мельниц.
- Выбирай любую, только красноглазого мельника берегись.
Взялся парень за налыгач и - цоб, цобэ! - потихонечку доехал до
мельницы. Тут выходит ему навстречу мельник, весь с ног до головы в муке, да
и ласково зазывает:
- Подъезжай, заворачивай, мешки сбрасывай, - А не много ли на мельнице
народу?
- Никого нет, давай мешки да начнем муку молоть. Как подошел парень
поближе к мельнику, глядь,- а у того глаза красные, точно ошпаренные.
- Нет, не желаю я молоть у мельника красноглазого,-• сказал парень да и
повернул к другой мельнице.
Мельник же обогнал его и возле второй мельницы вновь выходит парню
навстречу.
- Здравствуй, мельник. - Здорово, паренек.
- Большой на мельнице наплыв? - Да, страшное дело.
"Тьфу, беда! - подумал парнишка.- И наплыв большой" да и этот мельник
красноглазый".
- Ну, раз так, поеду я к другой мельнице.
Мельник, однако, опять обогнал его и возле третьей мель" ницы вновь
выходит ему навстречу.
- Как там у тебя, мельник, большой наплыв?
- А ты думал? Битком набита мельница мешками. "Пока пшеницу смелешь,
глаза на лоб вылезут,- говоритпро себя парень.- А ведь и зтот мельник
красноглазый. Вер-нусь-ка я лучше к первому, там хоть наплыва нет, быстрее
муку получу".
Повернул он подводу обратно, да вскоре и подъезжает к порогу первой
мельницы.
- Вернулся я, мельник, обратно к тебе. Там, у других мельниц, народу
тьма тьмущая, да и мельники все красноглазые.
- Ладно, парень, сыпь зерно в ящик, пока нет никого. Много ли, мало ли
времени прошло, и вот стоят мешки рядышком, доверху мукой полны.
- Ну, а теперь,- говорит мельник,- давай испечем каравай да покушаем.
- Давай.
- Привези-ка воз дров, а я тем временем тесто замешу.
Поехал парень по дрова, а мельник красноглазый притащил квашню, такую
огромную, что целый мешок муки в ней скрылся, налил воды и принялся тесто
замешивать. Привез парень дров, развели они огонь, испекли каравай, а как
вытащили его из печи, мельник и говорит:
- Теперь, паренек, давай сказки сказывать. И кто таксе понаскажет, что
второй ему не поверит, тот и возьмет себе каравай.
Согласился парень, и вот мельник стал сказку сказывать:
- Помню, был я еще махоньким, когда отец мой огород-ничеством
занимался. Посадил он однажды семечко арбузное, да и выросла ботва огромная,
растянулась по всей стране, в одну сторону до Днестра, в другую до Прута, на
север до Могилева, а на юг до Дуная. Кто бы ни проходил мимо, все арбузов
наедались и все еще оставалось. Как-то раз один прохожий затерял ножик среди
ботвы; стал искать - искал день, другой, третий, пока с отцом моим не
повстречался.
- Мэй, чего ты все ищешь?
- Ножик потерял.
- Когда?
- Три дня тому назад.
- И целых три дня ножик ищешь?
- Да.
- Эх ты, я свой табун лошадей как-то затерял, и то не стал трех дней
искать, а ты из-за жалкого ножика так уби-ваешься!
- Это и вся сказка?
- Вся.
- Ну и что в ней такого? Может, так оно и было на самом деле.
- Ну, тогда послушаем, что ты расскажешь.
- Помню, когда я был малюткой, отец мой обзавелся множеством ульев. И
знал он всех своих пчелок наперечет, каждую по имени звал. Вот приметил
как-то отец, что пчелка по имени Форноая пропала; день ее нет, другой нет,
третий и так несколько дней подряд. Ждал он, ждал, не вернется ли пчелка,-
ни слуху, ни духу. А бедняжку поймали боярские прислужники да в плуг
впрягли. Вернулась она к отцу моему вся измученная, с натертой шеей - так
долго в ярме ходила. Опечалился отец, стал спрашивать то одну знахарку, то
другую, как пчелку вылечить.
Вот и научила его старушка одна кормить пчелку сердце-еиной ореха, на
сладком молоке настоянной. Достал отец и орех и молочка сладкого, дал ей
поесть, а пчелка возьми, да и подавись. Застрял орех в горле у нее,- никак
не вытащить. В теплоте да в сырости пустил орешек корешки да начал расти.
Пророс он, вылез из головы пчелки, да как распустился ввысь да вширь, и
превратился в большое, толстое ореховое дерево; а орехов на нем столько
было, что ветки гнулись под их тяжестью. Поспели орехи, стали из своей
зеленой кожуры
вылезать, но налетели на них вороны черные да начали их клевать,
уничтожать. Мы с отцом принялись было ворон гнать, швыряя в них комьями
земли, да комья меж веток застревали. Столько мы тех комьев набросали, что
на верхушке дерева целое поле раскинулось. Полез туда отец, вспахал землю да
и засеял пшеницей. Как пришло время жатвы, полезли мы вдвоем быстрее хлеб
собирать, дабы не намочил его дождь да град не побил. Сжали мы всю пшеницу,
собрали, я слез на землю, а отец остался сноп один довязывать. Связал он
сноп, на скирду положил и тоже собрался за мной. Сплел из соломы веревку
длинную и толстую, стал спускаться, ан не хватило ему Ееревки, несколько
саженей до земли не достало" Так и остался он висеть между небом и землей,
ни туда, ни сюда двинуться не может. Пролетали тут пчелы наши, увиде-ли отца
и принялись кружить над ним. Кружили они, кружили, да начали откладывать
соты с медом, все больше и больше. Отяжелел отец от меда, порвалась веревка
соломенная, и упал он оземь, превратившись в большую лужу меда. Стали люди
сюда приходить с посудой со всякой да меду себе набирать. Среди них и отец
твой пришел с горшком большущим. Но к его приходу весь мед уже кончился.
Поискал он, поискал, да вдруг видит кончик постола отца моего. Схватил
постол, обрадовался, немного меду там осталось. Вот, подумал он, хоть
немного принесу сынку моему, то есть тебе, полакомиться.
- Враки, не могло так быть. -Не поверил ты сказке моей.
- А, так бы и сказал, что это сказка, тогда...
- Тогда, значит, выиграл я каравай.
Понял мельник красноглазый, что попал впросак, да деваться ему уж было
некуда. А парень погрузил муку и каравай на телегу и поехал восвояси.

 

Когда за добро злом платят

Шел однажды человек по лесу, с работы домой возвращался. Дорога не
ближняя, идет он, думу думает и вдруг видит впереди - дерево горит. Бушует
пламя, объяло его снизу доверху, только веточки трещат. А на самой вершине
змея предлинная корчится, извивается в огне лютом, мается и шипит что есть
мочи от страшной боли. Заметила змея человека запричитала
жалобно-прежалобно: '- Помоги, добрый человек, спаси меня от смерти лютой.
Совестно стало человеку мимо пройти, не вызволить змею из беды: и она,
чай, существо живое, тоже умирать не хочет Протянул он посох свой длинный, и
змея тихонько-легонько спустилась вниз, поползла по руке человека, да
негаданно-нежданно и обвилась вокруг него.
Остолбенел бедняга от изумления.
Схватил было змею, крутит ее, рвет, чтоб избавиться, да не тут-то было!
Змея только рассвирепела да еще пуще шею сдавила, чуть не удавила.
- Тьфу, напасть,- мечется человек.- Хотел змее добро сделать, а оно
против меня же злом обернулось.
- Так оно и бывает всегда. - Как это?
- Аль не знаешь ты, что за добро злом всегда платят?
- Откуда ты правило такое выкопала?
- Как это, откуда? Так уж водится, опроси хоть кого, никто не скажет
тебе, чтоб за добро добром воздавали; а коль найдется хоть одно существо,
которое думает иначе, сползу я с твоей шеи.
Пошел человек дальше, от горя в глазах потемнело, еле-еле дорогу видит.
Идет он, идет и вдруг коня встречает.
- Здравствуй, конь.
- Здравствуй, прохожий.
- Послушай-ка, в какую беду я попал. Проходил я лесом и вот пожалел
змею эту, из огня ее вытащил, а она вокруг шеи моей обвилась, и ношу я ее
теперь на себе, словно крест тяжкий. Рассуди же нас, правильно ли это, что
за добро злом мне платят.
- Эх, бедолага, понятна мне скорбь твоя, ведь и я едва на ногах держусь
от горя-горького. В молодости кормил меня хозяин зерном отборным, поил да
холил, а потом, бывало, вскочит верхом, и ношу я его по свету вдоль и
поперек. Но только я состарился - погнал он меня на все четыре стороны. Нет
во мне больше нужды. Вот как бывает на свете! Горе нам, несчастным, за добро
нам злом платят.
- Ну что, аль не права я? Слышишь, что конь говорит?- злорадно зашипела
змея.
Пошел человек дальше, и увидал он пса старого, тощего и шелудивого.
- Здравствуй, пес!
- Здравствуй.
- Подойди-ка поближе и послушай, какое у меня горе. Вот то-то и то-то
со мной приключилося.- И поведал он псу все, как было.
- Эх, добрый человек, могу я тебе только посочувствовать, ведь и на
меня несчастье большое обрушилось. В молодости служил я хозяину, и кормил он
меня хорошо; ловил я ему зайцев, лисиц, волков загонял; а как постарел и
обесси-
лил, прогнал меня хозяин, и теперь слоняюсь я, как неприкаянный, и на
помойках роюсь, и мослы глодаю, забыл хозяин все услуги мои. Эгей, что и
говорить, за добро злом платят.
- Слышишь, человече, что все говорят?
- Слышу, как же, слышу, но давай еще кого-нибудь спросим.
Пошли они своей дорогой, шли все вперед, пока дошли До другого леса.
Тут повстречался им добрый молодец, юный красавец со взором ясным, с палицей
на плече и мечом на боку.
- Здравствуй, добрый молодец,- молвит человек.
- Здравствуй, горемыка.
- Послушай-ка про горести мои.
- Говори, что болит.
- Возвращался я с работы, да в лесу одном вытащил из огня-полымени эту
змею подколодную, и вот обвилась она вокруг шеи моей, задушить норовит.
Рассуди же нас, добрый молодец, скажи, можно ли за добро злом платить.
- Добрый человек, не могу вас рассудить, когда один на другом верхом
сидит.
- Как же нам быть?
- Разойдитесь один по эту сторону дороги, другой по ту, тогда и рассужу
я вас.
Змея - ни в какую. Сидит на шее человека, словно привороженная.
- Да слезь ты, змея проклятая, пусть рассудит нас добрый молодец,-
закричал на нее человек.
Поползла змея вниз, направилась к обочине дороги. Тут добрый молодец
засвистел что есть мочи, и вдруг как из-под земли вырос отряд витязей
могучих, да стали змею топтать, избивать, на куски рубить, пока с землей не
смешали.
Вот каков приговор, когда за добро злом платят.

 

Слуга и барин

Сказывают, жил когда-то барин, и было у него множество птичников, а в
них несметное количество кур и уток, и гусей. Нанял себе барин слугу, чтоб
было кому заботиться о всей этой птице, кормить ее, поить, на ночь
закрывать, а сам он, бывало, приходит раз в два-три дня да и пересчитывает
птицу. И столько было там работы, что бедному слуге и передохнуть некогда
было, не говоря уж о том, что курятины он и не нюхивал. Как же! Все барину
доставалось. Думал слуга, думал об этой несправедливости, и вот однажды
поймал он гуся да в горшок его, а потом съел, сердце свое усладил. Стал
барин пересчитывать свою сотню гусей, а их только девяносто девять.
- Мэй (как, бишь, он его там назвал), нет одного гуся!
- Что вы, барин, все на месте.
- Где же все, когда их только девяносто девять.
- Нет, полная сотня,- не поддается слуга. Сосчитал барин еще раз. Нет
гуся и только!
- Мэй, лопни твои глаза, я из тебя гуся сделаю!
- Что вы привязались ко мне, барин, вся сотня на мест. Так они долго
друг с другом спорили, один говорит: нет!
второй - свое: есть! Решил барин доказать свою правоту. Приказал он
явиться к птичнику ста слугам своим, пересчитал их.
- Видишь сто слуг?
- Вижу.
- Раз ты говоришь, что здесь сто гусей, то на каждого слугу придется по
одному гусю, не так ли?
- Мэй,- велит барин слугам,- ну-ка, хватайте каждый по гусю, но только
по одному.
Набросились слуги на гусей, гонялись за ними, гонялись и вскоре всех
изловили. Девяносто девять молодцев стоят о гусями под мышкой, а один ни с
чем остался.
- Теперь скажи, треклятый, почему этот без гуся остался?
- Так кто ж ему виноват, барин, коли он замешкался да не изловчился,
чтоб и себе гуся поймать.

 

Что приключилось с купцами

Большим шутником слыл Леонтий Курэрару. Как отколет он шутку, то весть
о ней облетит всю округу. Соберутся где-нибудь два-три человека, заходит
речь о нем, и начинают перебирать без конца его выдумки, одна похлеще
другой. Вот и это, к примеру, тоже про него рассказывают. Приехали как-то в
наше село купцы и вот, закончив все свои дела, стали искать, кто бы их отвез
на вокзал. Набрели они на Петрю Дуду-ку, у которого была пара кляч - кожа да
кости - подстать своему горемычному хозяину, с ним и договорились. Положил
Петря в телегу два мешка соломы вместо сидения, прикрыл их зипуном и - в
путь-дорогу.
Дорога вначале была ровная, и Петря браво понукал лошадей. Но вот в
трех верстах от вокзала начался крутой подъем; немало мужик, бывало,
потрудится да накричится, пока наверх выберется.
У подножья горы остановил Петря лошадей передохнуть, поглядел на
купцов, надеясь, что совесть в них заговорит, но те сидят себе, как ни в чем
не бывало, и не думают с телеги сойти. Уперся Петря плечом в ручицу, щелкнул
кнутом и лошадок понукает:
- Ну, лошадки, потихоньку, ну, вперед!
Стараются лошади, из сил выбиваются, тянут-потянут! - где там! Больно
подъем крутой да и купцы сидят в телеге, как привороженные.
Посреди горы, глядь - показался Леонтий Курэрару, спускается под гору
налегке, видать, тоже возил людей на вокзал и теперь домой возвращается. Как
поравнялись телеги, попридержал коней Леонтий. -Ты ли это, Петря?
- Я, братец Леонтий.
Поглядел тот на лошадей, на купцов и нахмурился.
- Стой, пропади ты пропадом, попался мне наконец! Петря глаза
вытаращил, ничего не понимает.
- Вчера, когда я поднимался в гору, вот на этом самом месте, почему ты
исхлестал моих коней? Да еще притворяешься, что знать ничего не знаешь? Вот
я сейчас твоих тоже кнутом попотчую.
Да как начал стегать, стегает куда попало, а попадало все больше по
спинам купцов.
Извиваются купцы, вопят благим матом да побыстрее о телеги сигают,- кто
куда, а Леонтий все еще кнутом настигает; исхлестал он их за милую душу, а
потом как припустит лошадей да как полетит под гору - только спицы мелькают.
Не захотелось больше купцам в подводу забираться, пошли они пешком, все
отругиваясь и отплевываясь, а Петря Дудука усмехается да полегоньку лошадей
погоняет.

 

Железный волк

Жила-была женщина. Тягостно, все в бедности да в невзгодах проходили ее
дни, и единственной радостью жизни ее был сын-подросток, который уже помогал
ей то в одном, то в другом деле. Как-то в зиму одну лютую началась вьюга,
метель разыгралась, сугробы намело громадные - света не видать. Поутру,
когда затихла метелица и поднялось солнышко ясное, вышел паренек с лопатою
снег отбросить, дорожку расчистить.
Работает он себе да вдруг слышит, как с дерева ворона закаркала :
- Киррр, кар, кар, кар... Киррр, кар, кар, кар! - Рыдает бедная ворона,
сердце разрывается.
Мальчик выпрямился и прислушался:
Кирр, кар, кар, кар, Кирр, кар, кар, кар: Ветер дует, задувает, Снегом
поле заметает, Лют мороз и крутит вьюга,Стонут все леса в округе, А весна
еще не скоро, Есть мне нечего - вот горе! Ох, тоска в моей груди, . Голод,
холод впереди! Кирр, кар, кар, кар, Кирр, кар, кар, кар, Кто меня сейчас
спасет, Счастье в жизни обретет.
Прослезился паренек и, хорошо зная, почем фунт лиха,- не раз сидел он
голодный, что и на белый свет глядеть не хотелось,- кинул он лопату из рук и
крикнул:
Эй, лети сюда, ворона, Мне твои понятны стоны. Позабочусь о
тебе -Зазимуй в моей избе.
Подлетела к нему ворона, и стал он с той поры кормить ее, холить. Не
раз последний кусок ото рта отрывал и бедной птице отдавал. А когда пришла
весна-кудёсница да потекли, зазвенели ручейки, поблагодарила ворона парня от
души и молвила:
- Друг ты мой, пойдем со мной в царство воронье, там живет моя матушка;
за добро, что ты мне сделал, одарит она тебя всем, что есть лучшего под
солнцем; даст она тебе имение, дворцы, казну богатую, но ты попроси одну
лишь подушечку, на которой она стоит.
Выслушал парень слова вороны, да и пошли они, вдвоем в путь дорогу
дальнюю. Шли они, шли, не день и не два, пока вошли в царство этого рода
птичьего. Обрадовалась им старая ворона, задала пир на весь мир, столы
ломились от всяких яств и вин, песни чудесные звенели, ведь пели там
жар-птицы звонкими голосами своими.
- Что же мне подарить тебе, парень милый, как отблаго-дарить за дело
доброе, за спасение жизни моего детеныша.
Ты утолил мою скорбь и дал мне взамен счастье необъятное. Скажи, чего
тебе хочется: имения, дворцы, казну богатую, все тебе дам...
- Не осмелюсь я таких богатств просить; сказать по правде, достаточно
мне одной подушечки,что под ногами у тебя лежит,- ответил парень, с первого
взгляда приметивший, что ворона то и дело прыгает на красивой подушечке.
- Проси, парень, что душа твоя желает, дам тебе я сокровища несметные,
станешь ты самым богатым человеком в мире,- настаивает вновь ворона-матушка.
- Ничего другого мне не надо, хочу я подушечку, на которой ты прыгаешь.
Увидала старая ворона, что парень стоит на своем, некуда ей деваться,
отдала подушечку.
- Береги ее, как зеницу ока,- посоветовала она ему на прощание,- да
смотри, не вздумай распороть ее, чтоб внутрь заглянуть. Как вернешься домой,
построй видимо-невидимо загонов обширных и тогда лишь можешь вспороть
подушечку.
- Понятно,- ответил парень и отправился в путь-дорогу. Шел он, шел, да
все его гложет желание распороть хотьнемного подушечку да заглянуть в нее.
"Или обманули меня, или чудо большое в подушечке захоронено. Раз она
посоветовала мне такие загоны большие приготовить,- думал парень,- значит,
много всякого добра в подушечке спрятано,- давай-ка посмотрим". Только он
чуть-чуть надпорол подушеч-ку, а из нее как хлынут животные всякие: лошади,
волы, коровы, стада овец, свиней... Мечется парень во все стороны, старается
согнать их вместе, да не тут-то было: разбежались они кто куда. Увидал
горемычный, что ничем помочь себе не мо-жет, да и заплакал горькими слезами,
даже траве вокруг жалко его стало. Охватила его тоска жгучая, так что и свет
белый ему не мил. И вот, откуда ни возьмись, подошел к нему железный волк,
такой большой, могучий, что от шагов его земля сотрясалася.
- Чего ты, молодец, плачешь? - спросил волк, зубами щелкая.
- Как мне не плакать, если приключилось со мной несчастье такое,- и
рассказал он волку все, что с ним произошло.
- А что ты мне дашь, если загоню весь скот обратно?
- Если сможешь сделать это, возьми себе свою долю, так чтобы и я не был
в обиде, да и ты не прогадал.
- Взять я и без того могу, сколько мне захочется, и ты никак мне не
помешаешь.
- Ничем другим отблагодарить тебя не могу. А тебе чего бы хотелось?
- Мне бы хотелось тебя съесть, когда жизнь тебе всего милее покажется.
Задумался парень и так решил: будь потом, что будет, только бы скот
загнать да матушку свою обрадовать, из бедности вызволить.
Обежал железный волк вокруг стад несметных, защелкал зубами, точно в
колокола забил, да и загнал скот в подушечку.
На прощание вновь напомнил железный волк парню, что тогда за ним
придет, когда жизнь ему всего милее покажется.
Пошел парень своей дорогой, а волк убежал одному ему известными
тролками.
Вот пришел молодец домой, понастроил загоны большие-пребольшие, сколько
взором с крыши мог охватить, затем распорол подушечку и выпустил стада
несметные. Весть о чуде том весь мир облетела, и много бояр да царей думали
его в зятья заполучить, только он и слушать не хотел.
Все жил он с думкой горькою, в ожидании страшной минуты той, когда
железный волк явится за обещанным и даже косточки от него не оставит.
Увидали люди, что чахнет добрый молодец, как цветок от осенних заморозков,
да и сказали ему без обиняков: "Женись парень, чего мешкаешь". Он туда,
сюда, все им зубы заговаривал. Но однажды так его прижали, что не смог
отвертеться от ответа прямого, да и молвил:
- Эх, люди добрые, женился бы я, не задумался бы, да вот боюсь, что как
затею свадьбу, придет железный волк и съест меня.- И рассказал он им все,
как было.
- Ну, вот еще чего убоялся!
- Женись, парень, не посмеет волк сюда к нам прийти, а если и сунется,
знаем мы, как шкуру серую с него содрать.
- Нашел чего бояться, женись, не тужи, ну а волк пусть только появится,
найдем на него управу.
- Не такие уж мы лопоухие, чтобы волк к нам сам на рожон шел: закатывай
свадьбу, парень, не раздумывай.
Послушался парень советчиков своих да и решил жениться.
Веселье и радость царили на свадьбе этой, танцам не было конца, но
только собрались все у столов накрытых, чтобы выпить в честь молодых,- как
из-под земли железный волк вырос, вот-вот готовый жениха схватить.
Все окаменели от ужаса, никто ведь от сотворения мира не видал волка
такого. Весь железный, клыки длинные и острые, глаза большие, как тарелки,
хвост, что тополь, а сам такой тяжелый, что еле его земля носила.
- Ау-ау! жених счастливый, проглочу тебя я живо,- завыл волк, зубами
щелкая.
А на столе перед женихом лежал каравай, и, чувствуя, что будет худо, и
свадьба сулит вместо радости влюбленных - слезы, стон и похороны, вместо
песен, вместо скрипки - горестной вдовицы крики, заговорил каравай громким
голосом:
- Остановись-ка, волк железный, потерпи немного да меня послушай.
Не очень-то хотелось волку слушать, но присел он и зни-мает.
- Перед тем, как в землю меня посадить, семена мои известкой посыпают,
брызгают, протравляют, а я все терплю, терпи и ты, волк!
- Терплю! - воскликнул волк.
- Затем меня выносят в поле чистое, засыпают в сеялки лучистые да
хоронят в землю теплую. А я терплю, терпи и ты, волк!
- Терплю!
- А в земле я оживаю, все покровы пробиваю, поле зеленеет, земля
молодеет, а зимою от морозов лицо мое леденеет.
Затем снег меня укроет, злятся вихри надо мною, задувают, заметают, что
и след мой исчезает, а я терплю, терпи и ты, волк!
- Терплю!
- А когда весна приходит, то согреет, то подморозит, а потом, как
станет теплее, землю боронами разрыхляют и катком меня давят; я терплю,
терпи и ты, волк!
- Терплю!
- А еще подожди, хлынут дожди, я расту все выше, ветры колосья колышут,
к земле безжалостно гнут, а потом люди меня жнут косами, серпами,
комбайнами-молодцами, а затем молотят, по бокам колотят, насыпают в тары и
везут в амбары, а я терплю, терпи и ты, волк!
- Терплю!
- А из амбаров меня на мельницу отвозят. Ох, не легок труд, жерновами
трут, растирают, в муку превращают, а я терплю, терпи и ты, волк!
- Терплю.
__ С мельницы, волчонок мой, везут меня домой, на весахвзвесят, в
квашне замесят, на куски разрезают, в печь на угли сажают, а я терплю, терпи
и ты, волк!
- Терплю.
- А вот, если легкая рука, то и хлеб хоть куда, а коль месят без
уменья, то и хлеб весь никудышний, лопнувший. Лопни и ты,волк!
- Лопну! - и только промолвил это волк, тут же лопнулна мелкие кусочки.
Раздалось опять на свадьбе веселье. Целый месяц пиры непрекращались.
И я на той свадьбе был, там я сказку эту услыхал, да и вам точь-в-точь
рассказал.

 

Алистар Фэт-Фрумос

Видать, случилось это когда-то, а коли не было б, то люди в миру не
сказывали бы.
Не на небе, на земле, в некой долине, в одном селе жили-были старик со
старухой, да такие старые, что еле-еле уж волочили за собой груз лет своих.
Надеждой и опорой их в те времена был единственный сын Алистар. Старики
доживали уж последние свои деньки и, прежде чем попрощаться с белым светом,
позвали к себе сына и дали ему последний наказ:
- Алистар, дорогой, как проводишь нас в последний путь, поищи в пучке
базилика, что за балкой, зеленый стебелек и понюхай его три раза.
- Хорошо, отец и мать, исполню, - промолвил Алистар. Со стенаниями и
плачем проводил он родителей до могилы, а когда возвратился домой, отыскал
зеленый стебелек в пучке базилика. Был он меньше и тоньше иглы, но едва
толь-ко понюхал его Алистар один раз, - вмиг почувствовал, что силы в нем
прибыло втрое, понюхал второй раз-.- еще столько же сил прибавилось, а
прикоснулся к нзму в третий раз- могучая кровь забилась в его жилах. И о чем
бы ни подумал юноша, все тотчас оживало и представало перед его взором.
Работал Алистар не покладая рук, но все ж не мог променять бедность
свою на достаток. И в один прекрасный день решил он отправиться по белу
свету: авось счастье ему улыбнется. А коль побрел он, то брел-брэл, пока не
пришел к неким хоромам. Откуда было знать ему, что это за хоромы л кому они
принадлежат? Обрадованный, что повстречалось ему, наконец, жилье, постучал
он в ворота и тотчас увидел перед собой етрашнющего змея-дракона.
- Добрый день, - проговорил путник.
- Здравствуй, - отвечает дракон.
- Не найдется ли, змей, работы в твоих владениях, хоть во дворе? -
спросил Алистар.
- Как же, мне очень нужен слуга. Входи.
Вошел Алистар во двор и увидел здесь множество амбаров, хлевов - все,
что полагается иметь богатому барину. Змей же принялся сразу поучать его,
как и что он должен делать, а про себя все думал: скорей бы вечер, чтобы
прикончить путника и съесть. За работой незаметно подкрались сумерки.
Откуда-то е полей возвратился драконов сын; усевшись за стол, все поели, а
вскоре отправились спать по разным углам. Сыну своему дракон постелил на
одной завалинке, укрыв его красным одеялом и поставив подле зажженную свечу,
Алистара же уложил на другой завалинке, накрыв его одеялом черным, как сама
земля. Свечи ему он не зажег. Стал батрак гадать про себя: "Что надумал этот
страшилище-дракон? Ясно, что не зря он старается". Не спится Алистару - все
думает он, а змеи только прилегли - сразу захрапели так, что окна задрожали.
Ворочается наш молодец с боку на бок, но все напрасно: ни на минуту не может
сомкнуть глаз. "Лягу-ка я на место драконова сына", - решил он. И, раз уж
надумал таксе, поднялся быстрехонько, приблизился к завалинке сына змея,
поднял его легонько на руки, - а тот и не шелохнется, - и уложил на своей
завалинке, прикрыв черным одеялом. Потом улегся на место змеева сына, и тут
же одолел его сон.
Ночь спрятала за вершины холмов серебряный лик луны, будто хочет, чтоб
змеев сон был глубже и покойнее. А когда совсем опустилась луна за холм,
старый дракон пробудился ото сна. Схватил он тяжелый кинжал и вышел во двор.
Вот и завалинка, где он уложил Алистара. Взметнулся кинжал в воздухе, и -
джжик! джжик! - отлетела голова спящего. Не ведал змей, что убил сына
своего. Да и откуда было знать ему, коли была такая темнота - хоть глаз
выколи. Потом старый дракон развел в печи жаркий огонь и все подклады-вал
дров, чтоб успеть зажарить свою добычу до зари. Алистар же окаменел от
догадки, что все это должно было статься с ним. Вскочил быстро на ноги,
схватил свечу и - фью! фью! - задувает ее, а она не гаснет; тогда он ее
оземь, но не может ни бросить, ни потушить. Не отстает свеча от руки и не
гаснет, а все ярче разгорается. Увидев это, побежал Алистар прочь, только
пятки засверкали. Бежит, торопится, а свеча путь ему освещает. Когда змей
опомнился и посмотрел вдаль, увидел он не звезду падающую, а свечу бегущую,
разгневался и закричал:
Эй, свеча моя, свеча,Не теряйся ты в ночи,Воротись-ка лучше в
дом -Гостя ярко освети.
А свеча все удаляется и удаляется. Тогда повернулся старый дракон к
дому да как закричит в бешенстве:
Э-ге-гей, сын драконов, Сна тяжкого сбрось оковы И беги, беги скорей За
свечой своей!
Но как мог ответить ему сын, если был убит? Ищет его дракон в доме, во
дворе, кличет повсюду, да напрасны старания. - Положу-ка я сперва Алистара
на вертел, а потом приведу огонек-свечу, - промолвил змей и, схватив тело
мертвеца, направился к печи. Идет, торопится и возле печи вдруг узнает лик
сына своего. Открылось ему, наконец, что он натворил. Схватив кинжал,
погнался он за свечой, за Алиста-ром. Закружился, как оборотень, и повсюду,
где ступал, скалы с громом сокрушал, деревья с корнем вырывал, землю в
бездну погружал, И вот все ближе и ближе он к беглецу, -
будто тьма туч надвигается на Алистара. Тот же успел до-бежать до
большой реки, широкой и глубокой, бросился в нее с ходу и поплыл. Уже
Алистар был на том берегу, а дракок только подбегал к воде. Подбежав же,
остановился, так как не умел он плавать, и стал кричать да проклинать
Алистара:
Эге-гей, пес Алистар, Это ты свечу стащил, Сына моего убил!
Алистар же с того берега ему в ответ:
Уймись, драконов пес! Станешь поминать о зле, Худо будет и тебе!
Повернул змей восвояси, а Алистар пошел да пошел по тропе нехоженной,
цветами украшенной, по траве колосистой. Идучи так, нет-нет посматривает он
на свечу и хочет задуть ее, - а она все ярче разгорается; пробует потушить
пламя рукой, - оно светится и руку не жжет; приближает его к себе - рубаха
не загорается, - такое уж пламя было у той свечи: жечь не жгло, зажигать не
зажигало, а светить светило.
Положил Алистар свечу в котомку и идет себе дальше.
Шагаючи так по тропкам да по дорожкам, добрел Алистар до хором некоего
барина, где и нашел пристанище. А барин тот, уверившись, что он - юноша
работящий и толковый, сделал его старшим над конюхами. Выделил ему каморку,
как остальным слугам, и стал молодец жить там да батрачить.
Все шло своим чередом, да выискался среди конюхов злой человек. . . .
Однажды пришел он к барину с такими словами:
- Ты, верно, и не знаешь барин, чем намедни хвалился Алистар? . . .
- Коли скажешь, буду знать.
- Говорил он... э... э... что, коли пожелаешь, приведет тебе драконова
коня.
- Драконова коня? Кличь-ка его ко мне. . . Побежал конюх, не помня
себя. от радости, нашел Алистара, и тот предстал перед барином...
- Приведи мне драконова коня. Не приведешь, голова твоя будет там, где
сейчас твои пятки.
Делать нечего, поклонился Алистар барину низко и отправился в путь.
Идет он, идет день-деньской, прошел большую часть пути и около полуночи
добрался до драконовых хором. Тихонько приблизился к конюшне, прошел внутрь,
а конь, как учуял его, заржал оглушительно три раза. Вскоре после этого
послышалось: топ! топ! топ!..- то дракон бежал к конюшне с огнем в руке.
Алистар присел, прокрутился на одной пятке три раза вокруг себя, обратился
мухой и полетел под крышу конюшни.
Осмотрел дракон все углы, пошарил под яслями, обыскал все вокруг
конюшни - никого. Успокоившись, ушел в дом. Алистар же вылетел из-под крыши
и хотел уже схватить коня, да не тут-то было, - упрямый конь не дается в
руки и ржет все громче.
Опять прибежал змей с огнем, оглядел все вокруг, обшарил каждый угол
конюшни внутри и снаружи, и снова - живого дыхания не слышит.
- Тьфу, чтоб тебя собаки сгрызли, чертов конь, что понапрасну ржешь,
спать не даешь? - рассвирепел змей, схватил здоровенную дубину, что попалась
под руку, и ну пересчитывать ребра бедному коню!
- Попробуй заржать еще раз, - коли вернусь, шкуру спущу.
Ушел змей в свои покои, а когда установилась тишина, вылетел снова
Алистар из-под крыши конюшни, обернулся человеком, приблизился к коню, - а
тот больше не ржал, - вывел его во двор, оседлал и... змей в доме услышал,
как удалялся конь вместе с Алистаром.
Взбешенный, пустился он во весь дух за ними в погоню. Алистар же,
молодец, знай себе гонит коня, погоняет, но и чудовище-дракон не отстает.
Только успел Алистар переплыть большую реку, как змей добежал до берега.
Увидев, что конь под Алистаром уже на подъеме, закричало чудовище что было
сил:
Эге-гей, пес Алистар! Это ты свечу стащил, Сына моего убил,Доброго коня
лишил!
Алистар ему в ответ:
Уймись, драконов пес! Будешь поминать о зле, Не сносить головы и тебе!
Повернул змей обратно, кусая себе руки от досады и злости. Алистар же
полетел быстрее ветра к владениям хозяина. У порога распряг он коня, передал
его хозяину, а тот был так доволен и рад, словно поймал самого бога за
бороду.
Но давно ведь известно, что зайца борзая подстерегает, над сусликом
коршун -в небе летает, а зло добро со света сжи-Еает.
Не было покоя Алистару, снова конюх-наушник пошел к барину и заявил:
- Барин, богат ты, силен и много знаешь, а что вокруг творится и что
делается, до слуха твоего не доходит.
- Что ты хочешь сказать, говори яснее.
- Намедни хвалился Алистар: коли пожелаешь, драконову кушму тебе
притащит.
- Кличь его сюда.
Позвали Алистара, и барин приказал ему:
- Принеси мне драконову кушму, не то голова твоя будет там, где сейчас
твои ноги.
Промолчал Алистар и снова отправился в путь-дорогу, ибо знал: коли, не
медля, не отправиться, разозлится барин так, что не сдобровать, позабудешь и
то, откуда ты родом.
Шел он шел, а как стал подходить к драконову двору, увидел над собой
тучи черные и грозные, поднялась страшная буря, и полил такой дождь, какого
не привелось ему видеть ни до того, ни после. Вверху гром и молния пронзали
и кромсали тучи, внизу воды бороздили землю.
Но молодец прешел и сквозь ураган, и сквозь дождь, а возле драконова
двора прокрутился три раза вокруг себя, обернулся кошкой и принялся мяукать
и проситься в дом. Жена драконова кричит мужу:
- Вставай-ка, проснись, поди открой дверь, не то дождь зальет бедную
кошку.
Поднялся змей с неохотой, только двери отворил, кошка- шарк!
прошмыгнула в дом и - к печке. Змей вернулся, глянул кошке в глаза да как
закричит:
- Это Алистар! Ага, попался ты мне, наконец!
- Что с тобой, муженек, ты, видать, совсем спятил, не вздумалось ли
тебе убить такую красавицу-кошку?!
- Я его по глазам узнаю. Это Алистар обернулся кошкой.
- Ложись-ка и выбрось из головы наваждение.
Когда змей заснул, кошка тихо-тихо подкралась к нему, как умеют
подкрадываться кошки, и потянула из-под головы кушму. Тянет-потянет, да
сдвинуть не может. Обернулась тогда кошка человеком, но нечаянно задела
змзя, тот проснулся вмиг и тотчас схватил его.
- Говорил же я, что это Алистар. Вставай, змеиха, затопи печь, нынче
нам есть что зажарить на ужин.
Затопила змеиха печь, а потом осмотрели они Алистара и увидели, что он
так худ - кожа да кости.
- Э-э-э, да тут и зажаривать нечего, - говорит змей. - Туши огонь,
будем его сперва откармливать.
И принялись они кормить. его лепешками из отборного зерна, орехами да
сладким молоком. Алистар поправлялся, мужал, а через месяц так растолстел,
что вместо глаз виднелись одни щелки.
- Вот сейчас самое время посадить его на вертел, - радовался змей. -
Змеиха, затопи пожарче огонь в медной печи, а я пойду позову гостей.
Сказано - сделано. Змеиха затопила медную печь, накалила ее докрасна,
положила на припечек лопату, позвала Алистара и говорит ему:
На лопату вставай,В печь полазай!
Алистар взял и встал на лопату ногами.
- Ложись! - кричит ему змеиха.
Садится тогда Алистар на край лопаты, свесив ноги.
- Тьфу, недотепа, лечь на лопату не умеет.
- Откуда мне уметь, коли глаза мои отроду не видели ни лопаты, ни печи.
Покажи, как надо лечь.
- Слезай! - завопила змеиха, влезла на лопату, легла на спину, вытянула
ноги, руки вдоль тела, а Алистару только того и надо. Едва улеглась змеиха
поудобней, он - хвать лопату! - и в одно мгновенье зашвырнул змеиху в самую
глубь печи, петом - тррах! - прикрыл хорошенько заслонкой.
Алистар же схватил кушму змея и - восвояси. Шагает
себе, напевает, а в это время змей, довольный, возвращается с гостями
домой, сажает их за стол и направляется к медной печи. Когда открыл он
заслонку и увидел змеиху, его чуть удар не хватил. Взял он кинжал и погнался
за Алистаром. Мчался он с быстротою молнии, из глаз искры сыпались,пар шел
из ноздрей, дым валил из ушей, и повсюду, где ступал, горы в бездну
погружал.
Когда дракон добежал до реки, Алистар уже скрывался вдали. Разгневался
змей, закричал:
Эге-гей, пес Алистар! Это ты свечу стащил, Доброго коня лишил, Сына
моего убил, Кушму прочь уволок И змею в печи испек!
Алистар обернулся и в ответ ему:
Уймись ты, драконов пес, Поминать станешь о зле,- Не сносить головы и
тебе!
Потом не спеша побрел к хозяйским хоромам. Отдал барину кушму, но не
успел отдохнуть с дороги, как опять барин кличет:
- Коня мне привел, кушму принес, а теперь самого змея хочу.
Прежде чем отправиться в путь, нашел Алистар во дворе барском топорик,
ножовку, долото, скобель, затычки, сложил все это в мешок и побрел. Возле
змеевых хором обернулся, он старцем с бородой до колен, с седой головой. Как
подошел к змеевым воротам, принялся людей зазывать:
- Хозяева почтенные и люди знатные, кому нужны бочки, пусть ко мне
подойдет. Мастерю я кадки да бочонки для вина, и большие бочки найдутся у
меня.
Змей, как услышал, позвал его к себе во двор, и договорились они, что
бондарь смастерит ему несколько новых бочонков, а остальные - подправит.
Принялся мастер бондарить и за несколько дней сработал такую дубовую
бочку, что глаз от нее нельзя было оторвать. У змея от радости сердце
запрыгало в груди, как увидел, какие бочки выходят из-под рук мастера.
- Ну, теперь уж не будут протекать мои бочки,- говорит он бондарю.
- Не будут протекать, коли ты поможешь мне кое в чем, ибо стар- я,
плохо видеть стал и не могу узреть все дырочки, чтоб рогозом их забить.
- Что же мне делать, дед?
- Залезай в эту бочку, огляди ее: нет ли где просвета между клепками.
Влез змей в бочку, осмотрел все клепки от первого утора до последнего,
но не нашел ни одного просвета.
- Нет, дед, клепка в клепку вошла - так хорошо они уложены и
обструганы.
- Погоди-ка, теперь я приложу еще днище, оглядишь, Хорошо ли подошло.
Приложил Алистар одно днище, приложил другое.
- Видно что-либо?
- Ни одной дырочки.
- А ты надуйся, приложи силу, проверим, крепка ли боч-! ка. - Змей
надувается, распирает бочку.
- Сильнее! - кричит мастер.
- Уф, уф, уф...- слышится из бочки.
- Надувайся, как только можешь, приложи силушку! - Ни один обруч не
дрогнул, ни одна клепка с места не сдвинулась на бочке. А змей кричит уже:
- Нету больше моей мочи!
- Ну, так принимай работу на здоровье.
Понял змей, что попал в руки к Алистару, но из бочки вылезти не может.
И покатил Алистар бочку, а в ней, как белка в колесе, вертелся змей,
отбивая себе то бока, то головой о днище ударяясь. Так катил Алистар змея до
самого порога баринова дома.
Как прослышал барин, что Алистар возвратился, вышел во двор, волнуясь и
удивляясь, потому что с тех пор как жил, слышал о драконах, но видеть не
видывал.
- Алистар, выбей скорее днище, я на него глянуть хочу.
- Нет, барин, если открою бочку, прикончит он нас всех.
- Сделай тогда отверстие, не терпится мне взглянуть на него хоть одним
глазом.
Алистар взял сверло, просверлил отверстие, и, как только барин
приложился к нему глазом, змей потянул в себя воздух, а с ним и барина в
дырочку, как нитку, так что от того и следа не осталось.
- Вот тебе, - сказал Алистар, - змея хотел, на смерть налетел.
Поднял Алистар бочку и бросил на кучу дров, что нашлись во дворе,
поджег их и сгорели змей с барином, даже пепла от них не осталось.
Избавился, наконец, Алистар от змея, избавился и от барина и усталый,
как был, отправился в свою каморку отдохнуть. Едва отворил он дверь, -
свеча, что горела все время, заколыхалась вдруг из стороны в сторону,
запылала ярко и, будто в сказке, превратилась в девушку, молодую и такую
прекрасную, что хоть стой весь день и смотри на нее.
- Скажи, милая, кто ты и отчего так. мучишься: ходить не ходишь,
говорить не говоришь, а только горишь все время, сама, верно, не ведая,
отчего.
- Дорогой Алистар Фэт-Фрумос, кончились теперь мои страдания, ты
избавил меня от них, убив ненавистного пса-дракона.
И принялась девушка рассказывать, как украл ее змей, желая сделать
женой сына своего, но она не давалась, и тогда змей проклял ее: сколько
будет он жить, столько будет она свечой, что горит беспрестанно, но никого
не согревает и ничего не зажигает.
- И так было бы много лет, коли б не было на свете тебя, и не
расколдовал бы ты меня от змеевых чар.
Алистар обнял ее, поцеловал, созвал всех людей в округе, и сыграли они
свадьбу, да какую свадьбу!
Много людей собралось там - пировали да веселились, был и я среди них,
пил-ел, не помню сколько. Может, и сегодня справлял бы вместе с ними
свадьбу, если б не пришлось вам сказку сказывать о том, что приключилось с
Алистаром Фэт-Фрумосом.

 

Гэвэун-великан

Видать, случилось так когда-то, А коли не было б, по свету Не сказывали
б сказку эту.
Жил когда-то чабан, и было у него трое сыновей. Построил он под пологом
леса загон для овец и пас там овец круглый год. Чуть ниже, в самом сердце
кодр, жил Гэвэун-великан - мерзкий и страшнющий змей, не видать бы его ни во
сне, ни наяву.
По утрам, когда пробуждались птицы, и вечерами, когда из долины тянуло
прохладой, Гэвзун-великан гикал и кричал чабанам, что были в загонах:
- Мэй, чабаны, эхе-хе-хе, Гоните-ка овец ко мне, В травы колосистые, Во
леса тенистые!
Но все чабаны знали, что за ласковыми словами таятся страшные дела. И
никто ему не отвечал, и никто не шел.
Сколько раз слышал чабан гиканье и слова великана-змея, столько раз
поучал своих сыновей:
- Боже упаси кого-нибудь из вас ответить змею - ему только того и над":
распрощаетесь навсегда и с овцами, и с жизнью своей. Никто из тех, кто
ответил ему или ушел с ов-рами в лес, не спасся.
Парни прислушивались к совету отца. Так шли годы. Пришло время, и
старый чабан умер. Остались сыновья его в стойбище одни. Набивали в кадки
брынзу, хлопотали по хозяйству, как прежде отец, одним словом, справлялись с
дела-ки. В один прекрасный день пошли старший брат' со средним на ярмарку.
Купили,, чего хотели купить, да, видно, рас-пивая магарыч, перехватили
малость.
Идут, шатаются из стороны в сторону, все камешки перепитали на дороге.
Как подходить к шалашу, хорошее настроение так овладело ими, что стали они
во весь голос изливать, что было на душе, да хвалиться.
Когда добрались до стойбища и принялись было за дело, услышали вдруг:
- Мэй, чабаны, эх-хе-хе, Гоните-ка овец ко мне,В травы колосистые,Во
леса тенистые!
- Давай ответим ему и поведем овец,- говорит старший брат.
- Давай: кто его знает, может, и неправда то, что говорил нам отец,
пойдем, посмотрим,- в ответ ему средний.
- Братья мои, опомнитесь, погибнем мы все,- попытал-ся отговорить их
младший.
- Заткни глотку, мэй, что ты понимаешь? Мал еще по-учать нас.
В это время призыв змея послышался еще раз. Старшие братья, как
услышали, поднялись на ноги и во весь голос вакричали:
- Уху-ух-ух, Гэвэун, Слышим мы твои слова, Да не видим никогда!
Ее успели они перевести дыхание - Гэвзун тут как тут:
- Здравствуйте, ребята.
- День добрый.
- Это вы меня кликали? - Кто ж другой?
- Тогда пойдемте со мной на пастбище, в лес. Да сначала зарежьте овцу -
больно голоден я.
Зарезали парки овцу, накололи мясо на вертел, развели огонь, а как
образовались угли - положили мясо жарить. В два-три глотка проглотил великан
овцу вместе с костями, а потом повел ребят с отарой овец в свой лес.
Пастбище там было отменное, да не на пользу и не на радость себе пасли
парни овец. Змей-страшилище с них глаз не спускал и каждый день заставлял
зажаривать по три овцы. Так что у ребят сердце болело, видя, как пошел
прахом их и отцовский труд.
Кое-как, с грехом пополам, мирились они со своей бедой. Да страшилище
не оставил их в покое на этом. В один прекрасный день развел он жаркий
костер, подвесил котел и, когда закипела вода, бросил в котел старшего
брата, сварил его и съел. Потом съел и среднего. Очередь была за младшим, и
тот, бедняга, света белого не взвидел от страха и ужаса. Предчувствуя беду,
погнал он овец на пастбище и стал там думать-гадать, что делать, ибо великан
вот-вот схватит его своими ручищами. Не найти бы ему решенья, если б не
оказалось в отаре ясновидящей овечки, которая, почуяв смятенье хозяина,
принялась блеять и метаться да и отбилась от отары.
Парень, заметив неладное, спрашивает ее:
- Что приключилось, миоара, что не пасется тебе?
- Хозяин, хозяин, чую я, подстерегает тебя большая опасность.
Гэвэун-великан надумал и тебя прикончить. Да не теряй мужества, не печалься.
Заметь: Гэвэун, после того, как поставит котел на огонь, сразу засыпает. А
ты подложи дров в огонь и, когда вода закипит, вылей ее великану между глаз.
Известно: не из чего иного, как из самого крошечного зернышка пускает
дерево корни в землю и тянет к небу ветви.
Так и парень, успокоенный миоарой, стал надеяться на свое избавление, и
прибавилось у него сил. На другое утро великан заснул у костра, парень же
стал наготове у котла. Когда вода закипела, он осторожно снял котел и -
бултых! - вылил кипящую воду великану между глаз и ослепил его.
Вскочил Гэвэун - бушующий огонь, и был он страшнее бешеной собаки или
потревоженной гадюки,- завертелся, как оборотень, да напрасно. Потом
приблизился к загону, уселся на бугорок и велел парню доить овец.
Тому и невдомек, в чем дело, а великан спрашивает:
- Ну, готов овец загонять?
- Да,- отвечает.
Тогда Гэвэун бросился закрывать калитку загона, одной рукой держит
калитку, другой - ощупывает овец и выпускает по одной, чтоб схватить парня.
Но и парень был не из тех, что лыком шиты. Подкрался он к большому
барану, залез ему под брюхо, вцепился руками в шерсть и незаметно проскочил.
Упустил великан парня. Теперь уж знал он наверняка, что ничем ему его
не прельстить, не заполучить. Тот будет только насмехаться и издеваться над
ним. Поднявшись ео весь свой высоченный рост, принялся великан каяться:
- Дорогой ты мой, кто надоумил тебя на такую хитрость - хорошо
придумал, а если ты сам догадался, и того лучше. Нет у меня сил держать тебя
подле себя и, если решил ты идти на все четыре стороны, возьми это кольцо -
будет памятью тебе о Гэвэуне-великане.
Парень, на чуя беды, подбежал, подобрал кольцо и одел его на палец. А
Гэвэун как закричит:
- Колечко, колечко, где ты?
- Здесь,' здесь! - отвечает кодьцо (оно было ке простое, а волшебное).
Тогда великан - хлоп! хлоп! хлоп! - потопал своими ножищами туда, откуда
слышался ответ, потом опять закричал:
- Колечко, колечко, где ты?
- Здесь, здесь,- отвечало кольцо, и парень почувствовал, что сам себе
надел веревку на шею.
Гэвэун носился с распростертыми руками, чтоб схватить парня, и все
кричал:
- Колечко, колечко, где ты?
- Здесь, здесь! - отвечало кольцо прямо под носом великана.
Тогда парень обхватил кольцо, пытаясь снять его с пальца. Но оно не
снимается, не дается ни в какую.
А великан - все ближе и 'ближе.
Схватил тогда парень его зубами - напрасно старается. Видя, что другого
выхода нет, вытащил он нож, что носил У
пояса, положил руку на сруб колодца, что был поблизости, и- хруст! -
отрубил палец с кольцом и бросил в колодец. Великан же снова кричит:
- Колечко, колечко, где ты?
- Здесь, здесь! - отвечает кольцо из колодца.
Раздосадованный Гэвэун-обжора - бух! - бросился головой вниз в колодец
и, воя, летел в него, покуда на стукнулся головой о дно. Наглотался он там
воды, стал захлебываться и все пытался вырваться наружу, пока ке испустил
дух.
Парень, удостоверившись, что великан-громадина отдал концы, влез на его
пятки, торчавшие из колодца, и заплясал от радости. Потом собрал свою отару
овец и погнал их в код-ры. Когда был он уже под тенью кодр, догнали его
другие чабаны. Рассказал он им, что с ним приключилось,- тогда и другие
чабаны осмелились повести овец в кодры. Поначалу шли они с опаской, потом
построили себе загоны на богатых и красивых лесных полянах и стали там пасти
овец. Может, и по сей день пасут их, если не умерли.

 

Царство змея

Родился я не в те сказочные времена, а позже, когда де-вушки из
Турлуешт носили сказки в передниках. Однажды протянул я тихонько руку и -
хвать! - украл одну из них. Вот и сказываю ее вам.
Жили-были когда-то муж с женой. Время успело поселить горечь в их
сердца и взвалило много тяжести на их плечи, но больше всего печалило их то,
что не было у них сына или дочери - поддержки и защиты в трудную минуту. А
они уж чуЕствовали приближение своей осени. Горькая судьба выпала бедным, да
вот что как-то приключилось. В одно прекрас-гое утро брела жена по росе на
вершину холма встречать восход солнца и от этого зачала. Вскоре родила она
ребенка - красивого, здорового - и радости родителей не было конца.
Прошел день-другой, и думает человек: пора и кумовьев звать, крестины
справить и имя ребенку дать. Но все, кого он ни приглашал, не хотели идти в
кумовья. Беспокойство все больше охватывало дом, где родился младенец.
Как-то поздним вечером, когда все уже спали, бедный человек ворочался с
боку на бок, все не мог сомкнуть глаз, охал да вздыхал:
Ох, ох, мои беды, Тяжкие мои беды, Никто их не слышит,Никто их не
видит, Никто им не верит.
Только успел проговорить!.. - бах! - кто-то дернул дверь и ввалился в
дом:
- Вечер добрый.
- Добрый.
- Прослышала я, человек, о нужде и беде твоей: будто не можешь найти
кумовьев, чтоб имя ребенку дать, и вот пришла помочь твоему горю.
- Милости прошу, но кто ты?
- Смерть.
- И чем же ты хочешь скрепить кумовство?
- Как чем?
- Неужто не знаешь, что кумовья приходят не с пустой рукой, - надобно
ребенка одарить чем-нибудь, чтоб он рос да мужал.
- Коли так, возьму его с собой.
- Поди прочь из моего дома, страшилище, и чтоб не слышал я речей твоих.
Уж коли не нашел я кумовьев до сих пор, то найду впредь, а тебе не отдам
ребенка.
Побрела смерть прочь, человек же вышел во двор (а дело было ясной
ночью, в полнолуние), уселся на завалинку и принялся опять причитать да
вздыхать:
Ох, ох, мои беды. Тяжкие мои беды, Никто их не слышит, Никто их не
видит,Никто им не верит.
Услышала его плач и стенанья луна и спустилась с небес-
кого царства на землю, остановилась перед домом несчастного, посеребрив
вмиг и двор, к дом, и тропинку. Предстала перед ним, поклонилась низко до
земли и спрашивает:
- Не угодно ли тебе, хозяин, взять меня кумой? - А чем ры можешь
одарить нашего ребенка?
- Красотой и богатством, что на мне.
Поглядел человек на нее, поглядел и так говорит:
- Твое богатство ночь съедает, краса - с солнцем исчезает.
- Коль не дружен ты с добром, оставайся со злом, - промолвила луна, в
мгновенье ока поднялась на свое место а небе и направилась к западу.
А человек снова принялся оплакивать свою судьбу. До самого восхода
солнца все причитал:
Ох, ох, мои беды, Тяжкие мои беды,Никто их не слышит, Никто их. не
видит, Никто им не верит.
Рассвело. Солнце медленно выплыло из-за вершины холка и увидело не росу
на листьях травы, на цветах полевых, а ручьи слез, что лились из глаз
бедного человека. И тогда покатилось оно по макушкам деревьев, по верхушкам
дубрав до самого дома, где был новорожденный.
- С добрым утром, человек.
- Благодарствую.
- Отчего ты встречаешь слезами мое восхождение нанебо?
- Ох, светлейшее солнце, как мне не плакать, коли не могу найти
крестного отца, чтоб одарил моего ребенка чем-нибудь и дал ему имя.
- Не хочешь ли ты меня взять крестным отцом?
- А чем ты можешь одарить моего сына?
- Золотом, что на мне, и красотой света.
-. Быть посему, - промолвил- бедняк и повел солнце в дом, и где оно
ступало - ярко все освещало, и где проходило - всех вокруг золотило.
Приблизилось солнце к колыбели ребенка, провело пучком лучей по его
лицу, пробудило ото сна, после взяло на руки, нежно прикоснулось устами и,
как положено по обычаю,
выкупало его, но не в воде, а в своих же лучах, теплых да ласковых,
потом лротянуло его беднякам:
- Возьмите вашего сына Фэт-Фрумоса, пусть вырастет молодцем сильным да
здоровым и будет вам помощью и опорой на старости лет.
Поклонились муж и жена солнцу, отблагодарили, как умели, за такую
радость. Оно же, попрощавшись с ними, снова стало путь держать от одного
края земли к другому. А муж с женой стали жить-поживать в своем золоченом
доме.
Фэт-Фрумос мужал, рос сильным да красивым, и родители не могли на него
нарадоваться, так он им был дорог. Пришло время, и сын стал ходить на охоту,
поначалу в места, что поближе, потом и в отдаленные. Как-то раз воротился он
с охоты с богатой добычей, отец ему и говорит:
- Сын дорогой, разрешаю тебе обойти хоть весь белый свет вдоль и
поперек, только границу змеева государства не переступай.
- Отчего, отец?
- Все, кто переступил его границу, обратно не вернулись.
Фэт-Фрумос хаживал с тех пор на охоту повсюду и, возвращаясь домой,
всегда огибал змеево государство, - не потому, что был он робким, а чтоб не
огорчать родителей своих, не хотел заставлять их ждать и беспокоиться о нем.
В один прекрасный день решил он отправиться на охоту' в места более
отдаленные, и - долго ли, коротко ли шел он шаг за шагом, - попался ему на
прицел заяц. Джжнк! - полетела в него одна стрела, - джжик! - другая вослед,
захромал заяц на одну ногу - вот-вот молодец его схватит... но хромой заяц
знай себе переваливается с боку на бок, так бежит, что пыль столбом
поднимает. Фэт-Фрумос - за ним, заяц удаляется и охотник тоже. Опомнился
Фэт-Фрумос в самом сердце змеева государства. Зайца и след простыл, - перед
ним, на опушке леса, между деревьев, виднеется терем, да такой
прекрасный,что глаз не отвести.
Приблизился Фэт-Фрумос и видит: окна, двери настежь раскрыты, а
вокруг - никого, ни одной живой души не слышно и не видно. Переступил он
порог, и запах жареного мяса, плацынд и разных других яств ударил ему в нос,
будоража аппетит. Переступил другой порог - видит на столах всевозможные
кушанья, наполненные чаши. Коли это был не рай, близко к раю зто было.
Фэт-Фрумос, голодный, как волк, все бы глазами так и съел, да без чьего-либо
ведома как-то не по
себе было ему вот так, сразу, усесться за стол. Стал на порог,
огляделся вокруг - ни души. Тогда расправил он грудь молодецкую и крикнул:
- Мэй, люди! Кто тут хозяин, объявись?
Крикнул так три раза подряд, но никто не показался. "Коли так, -
рассудил он, - сяду-ка я за стол. Чему быть, того не миновать, а голодным
оставаться - не дело". Поел он всего, чего душа пожелала, уж подниматься
из-за стола собрался, как вдруг слышит: топ! топ! топ! - кто-то
приближается. Фзт-Фрумос только обернуться хотел, как увидел перед собой
чудовище - безобразное, уродливое:
шея винтом, нос калачом, волосы всклоченные, зубы ощеренные.
Как глянул на него молодец, похолодел от страха.
- По чьему дозволению ты тут пируешь? - завопило чудовище.
- Кого же мне было спрашивать, если вокруг ни души.
- И тебе, недотепе, вздумалось копошиться в моей еде?! -Вот уж не думал
голодать, видя перед собой столькояств.
- Выходи-ка на бой!
- Ка какой?
- Какой пожелаешь.
Развернулся Фэт-Фрумос, размахнулся мечом, чтобы уничтожить змея одним
ударом, да удар-то пришелся в пустоту, так что молодцу чуть было руку не
вывернуло. А страшилище только посмеивается - меч его не трогает и прохбдит
сквозь него, будто сквозь тень. Тогда Фэт-Фрумос схватил саблю, прокрутил ее
множество раз над головой, чтоб искромсать змея и сравнять с землей, да все
напрасно: и сабля проходит сквозь тело чудовища, как сквозь дым. Мается
Фэт-Фрумос, старается изо всех сил, а змей знай тебе ухмыляется да
дразнятся:
- Эй, безголовый молодец, ты, видно, из тех, кто хочет ослепить
слепого.
Дразнит его уродина и "ловящим ветер в кушму" и "водовозом с
ведрами-решетами". Фэт-Фрумос землю готов грызть от досады и злости.
- Ха-ха-ха, храбрый витязь, велики твои старанья, да мала будет
награда: борешься ты не с глупцом вроде тебя, а с самим драконом этого
царства.
И понял Фэт-Фрумос, что не одолеть ему змея и понапрасну грызет его
досада, понапрасну тратит он силы. Отошел он в сторонку, чтобы отдышаться, а
змей - туча-тучей, как нахмурится да как ударит ногой оземь, стала нога вмиг
такой большой да толстой, одни только пальцы - что холмы.
- Охох-ох, проклятый змей, - диву дался Фэт-Фрумос, - ну и гора вместо
ноги у тебя выросла!
- Ею и раздавлю тебя, растопчу и кости раздроблю.
у Фэт-Фрумоса от страха волосы дыбом встали, кушма приподнялась -
пришлось ее на лоб натягивать.
Тряхнул зхей правым плечом, сделал круг правой рукой - и в мгновенье
ока ею уже можно было стянуть воедино все тучи небесные.
- Ох-ох-ох, огнедышащий змей, ну и ручища же у тебя!
- Как толкну тебя ногой, а рукой схвачу и сомну в комок, как мамалыгу.
Застыл на месте молодец от удивления и страха, а змей затрясся вдруг, и
голова его сделалась такой страшной и огромной, что насквозь протыкала небо.
- Мэй, мэй, ну и голова выросла у тебя!..
- Съем ею тебя. - И поднял он ногу, чтоб раздавить молодца.
Фэт-Фрумос вытянул кинжал и - рраз! - замахнулся, но, задев ногу змея,
кинжал разлетелся на кусочки, будто о железную гору стукнулся.
- Напрасно защищаешься, все равно раздавлю тебя ногой своей, сомну
рукой своей, не спасешься и от острых зубов моих.
Фэт-Фрумос отступил немного, змей тоже сделал шаг назад и говорит:
- Коли хочешь спастись и уйти живым из моего государства, приведи мне
Фрумоасу-Фрумоаселор, дочь царя государства садов, и тогда не только
обретешь свободу, но еще и награду от меня получишь.
И решил Фэт-Фрумос отправиться на поиски, чтобы спастись от чудовища,
при виде которого у него от страха поджилки тряслись и сердце прыгало в
груди.
- В какой же стороне надобно искать ее?
- На юг иди.
И пустился он в путь-дорогу. Шел да шел по приметам земли: по звездам
на небе, по мерцанью светлячков на холмах, покуда не добрел в один
прекрасный день до ветряной мельницы.
В местах тех дул страшный ветер, и крылья мельницы вертелись так
быстро, что их не было видно. У входа на мельницу увидел он не кого-нибудь,
а старого мельника, что укладывал в мешки муку, согнувшись над ними в три
погибели.
- Доброй встречи, мельник!
- Добро пожаловать, молодец! - приветствовали они один другого: первый,
удрученный дорожными невзгодами, второй - тяжелой работой, и присели на
завалинку передохнуть. .
- Кому ты муку мелешь?
- Мелю, дорогой мой, Фрумоасе-Фрумоаеелор из царства садов.
- Правду говоришь? - подскочил, будто ужаленный, Фэт-Фрумос.
- Что это с тобой?
- Я туда путь держу.
- В то государство? Побойся,, молодец, слов своих и шага, который
делаешь: чтобы дойти до тех мест, надобно пройти царство глубинное, скалами
усеянное, царство гор, царство морей и еще множество тридевятых государств,
где ни дыхания человеческого, ни птицы небесной не услышишь и не встретишь.
Не хватит человеку одной жизни, чтоб дойти до него!
- А как попадет туда мука, что ты перемалываешь?
- Не люди ее доставляют, твари небесные переправяя ют. Два орла, как
две тучи, прилетают, захватывают когтями мешки и быстрее молнии несутся в
царство садов.
Подивился Фэт-Фрумос такому чуду, но тут же подумал, что отсюда только
и сможет добраться до государства садов. Вызвался он помогать старому
мельнику вытряхивать мешки, накладывать и утаптывать муку, завязывать их.
Старик же рад-радешенек был, что может на досуге поглаживать свою
бороду да сетовать на прожитые годы. Только успел Фэт-Фрумос вынести два
мешка с мукой во двор, как увидел: два гигантских орла, спустившись из
небесной выси, захватили по мешку в когти и полетели к югу. Мало-помалу
затерялись орлы в голубой дали, и Фэт-Фрумос, заслонившись рукой от солнца,
долго провожал их взглядом.
Как пришло время прилетать орлам в другой раз, Фэт-Фрумос влез в один
из мешков . Старик же был подслеповат и ничего не заметил, - он взял пучок
конопляных стеблей, высушенных осенним солнцем, свил веревки, завязал Мешки
и вынес их в условленное место. Вот и орлы снижаться стали, вмиг обхватили
когтями мешки и... - шш! шш! шшш! - оторвались от земли и полетели в сторону
государства садов.
Из своего мешка Фэт-Фрумос слышал только шелест крыльев да завыванье
ветра. Через некоторое время один из орлов, держась на лету из последних
сил, простонал:
- Ох, братец, вот-вот выпущу мешок.
- Держи его крепко, мы летим над морем-океаном.
- Нету мочи моей, ноги дрожат, когти разжимаются.
- Да что зто с тобой приключилось, никогда ведь ты прежде не жаловался
на тяжесть ноши!
- Не знаю, что в этом мешке, но тяжелей он , чем обычно. Ох-ох, вот-вот
уроню.
- Коли так, продержись еще немного из последних сил, а потом лети
стрелой ввысь и выпускай мешок: поменяемся ими. Ты вцепишься в мой, я - з
твой.
Так и сделали. Взмыли оба стрелой ввысь, выпустили мешки и бросились
ловить их. Так меняли они тяжелый мешок несколько раз и долетели до царства
с большим опозданием. Мука, что там была, давно вся вышла, печи остыли, и
голод оставил уже от некоторых людей кожу да кости.
Как только орлы привезли муку, пекари быстрехонько стали топить печи,
тесто месить и... в одном из мешков нашли Фэт-Фрумоса. В разгаре работы да в
спешке заставили они его дрова колоть и воду носить. Больно торопились на
этот раз пекари и плохо старались: хлеба осели в жаркой печи, не получились
пышными да румяными, и был у них цвет золы.
Фэт-Фрумосу велели они соскабливать с корыт остатки теста. Скатал он
тесто, что соскреблось напоследок, в один хлеб, поставил в печь, и выпекся
такой пышный да румяный каравай, что при виде его сердце радовалось.
Вынув теплые хлеба из печи, пекари унесли их в хоромы, но там были
обруганы и осмеяны, потому что муку-то они всю потратили, а хлеб нельзя было
в рот взять. Тогда Фру-моасе-Фрумоаселор поднесли на полотенце хлеб,
выпеченный Фэт-Фрумосом. И так обрадовалась она этому хлебу .- не .оттого,
что голодной была, а потому, что даже по великим праздникам не выпекалось у
них такого хлеба.
- Пекарь-то кто?
- Слуга.
- Кличьте его ко мне.
И стали кликать его к царевне, чтоб она отблагодарить его
отблагодарила, одарить одарила и попотчевала. Явился Фэт-Фрумос и, думаете,
сказке конец? Как бы не так!
Так вот, потчуя его, увидела дочь царя, как в глазах его лучи солнца
играют, мрак-темноту разгоняют, и сердечко ее затрепетало, на лице улыбка
заиграла, в глазах зажегся жар любовный... и пришлись они по душе друг
другу. Сидя во главе стола, увидел старый царь по тому, как дочь
Фэт-Фру-моса благодарила, одаривала да потчевала, что готова она и корону
царскую отдать этому пекарю.
Озлобившись, сделал он незаметно знак двум стражникам, и те тут же
поволокли Фэт-Фрумоса во двор, пиная и браня, где и смешали его с землей.
Грусть-тоска затуманила лицо Фрумоасы-Фрумоаселор, болью невыносимой
обожгло ее сердце, и, как была, убитая горем, обливаясь слезами, вышла она
за ворота, где и увидела истерзанное тело Фэт-Фрумоса. Остановилась на миг,
не в силах удержать горючих слез и стенаний, потом побрела с тяжелым сердцем
по тропке к молодому лесочку. Присела она там, чтоб утешить себя, да тут
глянула невзначай на траву и увидела двух муравьев, что с трудом тащили
зернышко, в десять раз больше их самих. Один из муравьев вперед зерно волок,
другой же все норовил оттолкнуть его вбок. От досады да от злости, что в
деле нет проку, муравей, что тащил зерно вперед, бросился на второго и -
хруст! - перегрыз его на-дЕое. Остался бедняга сохнуть под солнцем, первый
же муравей, сколько ни бился, ни маялся, не в силах был зерно с места
сдвинуть. Остановился он и прикидывает: дорога дальняя, одному ничего не
удастся сделать. Товарищ, хоть когда и потянет назад или вбок, и все ж
помощник - на месте они не стояли, полегоньку да потихоньку вперед
подвигались. Долго гадал он да прикидывал, потом оставил зерно, уполз
куда-то и, долго- ли, коротко ли, воротился с какой-то травинкой зо рту.
Сложил он муравьиные половинки вместе и, только провел травинкой по месту
среза, как вскочил мертвый муравей на ноги, цел и невредим, будто ничего с
ним и не приключилось Схватились они за зерно, и, дергая во все стороны,
поволокли дальше.
Девушка глядела на них во все глаза. Поначалу удивлялась, а как
увидела, что муравей ожил, поняла, что надобно ей теперь делать. Но как? Где
найти исцеляющую траву? Муравьи же - топ! топ! - волокли потихоньку зерно и
все удалялись. .
Тяжелое испытание было ниспослано ей, да вот и счастье улыбнулось.
Надумала она, что нужно делать. Нагнулась, поймала воскресшего муравья,
разорвала его пополам и положила возле зернышка. Второй муравей, увидев,
какое несчастье опять свалилось на его голову, оставил зерно и снова
отправился ка поиски волшебной травки. Фрумоаса-Фрумоа-селор же глаз с него
не сводила. Полз муравей от травинки к травинке, от кустика к кустику,
покуда не набрел на травинку, которую искал. Корень у нее был неглубокий и
стебель невысокий, сама же она - невзрачная и увядшая. Сгрыз муравей
травинку и заторопился к своему товарищу.
Чудо повторилось. Ожил муравей. Опять схватили они зерно и
покатили-потащили к своим закромам.
Несказанно обрадовавшись, вырвала Фрумоаса-Фрумоасе-лор с корнем кустик
травы, увядшей и пожухлой, и принялась проводить этим пучком по телу
несчастного Фэт-Фрумоса. Куски тела юноши емиг прирастали друг к другу.
Как из глубин земли всемогущее солнце еыводит к свету красу и богатство
полей, так мудрая девица своей живительной травой воскресила Фэт-Фрумоса к
жизни. И стал он во сто крат прекраснее и желаннее. Поднялся, оглянулся
юношавокруг и простонал:
- Ох, как долго я спал!
- Спать бы тебе вечным сном, мой милый, коли б не воскресила я тебя.
И пошло у них слово за слово, и родилось сердечное влечение от огня их
взглядов. Долго бы миловались они да беседовали, если б не закрался в их
души страх, что обнаружит старый царь ненароком Фэт-Фрумоса и тогда только
огню, иль воде, иль ветру, или земле будет ведомо, что с ним станется.
- Убежим отсюда, - говорит он девице.
- Как?
- На отцовских орлах.
- Хорошо бы, дорогой мой, так сделать. Но знаешь ли ты, что они любой
груз могут переправить, только не человеческий?
Стал тогда думать Фэт-Фрумос, гадать, да ничего придумать не может. А
прекрасная девица льет да льет слезы и. наконец, сквозь стенанья молвит:
- Слышала я как-то разговор у нас во дворце, будто орлиный путь может
проделать только конь бабы Жгивэры с тремя кобылами. Старая ведьма
заставляет молодцев пасти своих кобыл, которые каждые три дня приносят троих
жеребят. Они растут, мужают, становятся добрыми скакунами прямо на глазах. И
нет на свете лучших коней, чем эти. Вот им-то и под силу этот опасный путь.
Но нелегко добыть такого коня: слишком трудны заданья колдуньи. Сколько
храбрецов к ней ни ходило, след их так и затерялся. Старуха умудряется
живьем никого не выпускать. Силой же и сердцами коней распоряжается она, как
ей вздумается. Большей частью прячет их в больной и хилой кляче, которую
можно узнать, лишь дав ей вместо сена и овса горящих углей.
Так говорила девица, и они расстались с надеждой встретиться. Девушка
осталась ждать, а Фэт-Фрумос пустился в путь-дорогу и все шел да шел по
полям цветущим, кодрам зеленеющим, по долинам и тропинкам с родниками
ключевой воды. Долго ли, коротко ли, повстречал он на пути дерево высокое,
на верхушке которого виднелось гнездо. В этом гнезде были две пташки, и так
они шумели да галдели, будто хотели свет белый перевернуть. Огляделся вокруг
Фзт-Фрумос и увидел змею, которая тянулась к птичьему гнезду. Птенцы же,
сбившись к краю гнезда, жалобно пищали: гш-и... пи-и... пи-и..:
- О, добрый человек, сжалься и спаси моих птенцов от змеи проклятой, -
заговорила вдруг птичка человеческим голосом, взмахнув крыльями перед самым
лицом путника.
Фэт-Фрумос не заставил себя долго упрашивать - сломал большущую ветку и
так ударил ею змею-гадюку, что та отскочила неведомо куда. Молодец - за ней
и не отступил, пока не прикончил. Как обрадовались бедные птички! Опустились
на его плечи, со слезами на глазах благодарили, а напоследок та, что сидела
на правом плече, сказала:
- Путник, большое дело ты сделал, и за добро мы тебе добром же и
отплатим. Выдерни перышко из моего крыла и, когда повстречаешь какую
трудность на своем пути, только возьми перо в руку, подумай обо мне, - и я
буду с тобой. Бережно спрятал Фэт-Фрумос перо и опять пустился в путь, чтоб
скорее добраться до бабы Жгивэры. Все убыстрял он шаг
и сокращал путь, шел-шел и остановился передохнуть у родника. Только
наклонился, чтоб воды испить, как увидел на воде пчелку, которая вот-вот
утонет. "Боже, сколько горя на белом свете", - подумал наш молодец и,
бережно вынув пчелку из воды, положил ее на зеленый лист, согретый солнцем.
Утолил он жажду и поднялся, чтобы отправиться дальше. Пчелка же, к тому
времени пришедшая в себя, обратила к молодцу слова благодарности, порадовав
его сердце. И еще попросила оторвать у нее кусочек крылышка, чтобы могла
она, коли будет нужда, прилететь к нему на помощь.
- Спрячь его в надежном месте и не теряй, потому что оно тебе
пригодится, если беда случится.
Фэт-Фрумос спрятал кусочек пчелиного крылышка и снова стал путь держать
к бабе Жгивэре.
Брел он так по цветущим полям да по тенистым лесам, покуда в один
прекрасный день не очутился на берегу моря. Стояла здесь такая изнуряющая
жара, что все вокруг горело. Тут впору было и человеку высохнуть прямо на
ногах. Идучи так по обжигающей земле, увидел он на песке рыбу, которая уже
едва дышала от зноя.
- Ох,ох, будь милосерден, путник, брось меня с припека в воду, если же
не сжалишься, придет мне сейчас конец.
Фэт-Фрумос не посчитал большим трудом для себя бросить рыбу в воду,
чтобы спасти ее от смерти. Вмиг тогда она окунулась, забилась, потом
вынырнула и говорит путнику:
- Большую милость ты сотворил. Сколько доведется на свете жить, добром
поминать буду. И на в обиду тебе хочу предложить свою помощь, коли случится
с тобой несчастье. Наклонись ко мне, возьми одну чешуйку, и, если будет
нужда, только посмотришь на нее - я окажусь рядом.
Спрятал Фэт-Фрумос рыбью чешуйку вместе с крылышком пчелы и перышком
птицы и, попрощавшись, пошел своей догорой. Шел он через горы и долины,
через овраги и путины, покуда не пришел к избушке, жалкой, покосившейся, с
оконцами не больше лисьих нор. Огорожена была избушка деревянным забором, на
кольях которого болтались человеческие черепа. Только на одном из кольев не
было головы, и он, качаясь на ветру из стороны в сторону, жалобно просил:
"Голову, голову! Голову, голову!"Фэт-Фрумос постучался в двери избушки, и на
порог вышла костлявая старуха- грязная, согнутая в три
черная, как земля, с распущенными волосами. До того она была уродлива и
страшна, что убежал бы наш молодец куда глаза глядят, только бы ее не
видеть. За нею три кобылы нетерпеливо били копытами; навострив уши, они
потряхивали гривами - вот-вот готовы были вырваться на простор. Уьл-дев на
пороге человека, пришедшего наниматься, старуха ног под собой не учуяла от
радости:
И-ха, и-ха!
К бабе Жгивэре иди,На кобыл ее взгляни,Да наймись к ней в батракиПасти
кобылок до зари.
После полных трех деньков, -Сам об этом знаешь, -Возьмешь из добрых
скакунов,Какого пожелаешь.
Фэт-Фрумос, тоже обрадовавшись, ей в ответ:
Выпускай-ка старая, кобыл, Выпускай скорей на волю, Беднягам свет уже
не мил, Пойду пасти их в поле.
За труд мой нелегкий, думаю я, Выполнишь, что обещаешь, сполна.
- Но запомни, если потеряется хоть одна кобыла, висеть твоей голове на
том коле, что давно уж плачется и просит: "Голову, голову! Голову, голову!"
Вечером, как только солнце скроется за вершиной холма, должен ты быть дома
вместе с кобылами.
- Ладно, - согласился Фэт-Фрумос, - буду следить за ними, глаз не
спускать.
Баба Жгивэра вынесла тогда из своей лачуги кусок малая да две-три
луковицы, положила в котомку и собралась было развязывать кобыл. Увидев
такое, Фэт-Фрумос воскликнул:
- Погоди, не отпускай! Не наденешь кобылам узлу, я пасти не буду.
Оаба от злости зубами заскрипела, стала ругаться и. что-то бормотать
про себя, однако протянула руку под крышу и вы-
тянула три уздечки. Фэт-Фрумос надел их на кобыл, связал вместе,
оседлал и поскакал на пастбище. Почувствовав себя на свободе, кобылы стали
прыгать, резвиться, поднимать морды к ветру, навострять уши и еще бог знает
что вытворять. А как добрались до молодой зеленой травы, одетой в колосья,
цветами усеянной, принялись выщипывать всю ее подряд так, что за ними
оставалась только голая земля. Фэт-Фрумос спешился, но держал кобыл за
уздечки и все любовался, как они тихо и смирно пасутся.
Время шло, перевалило уж за полдень. Фэт-Фрумосу очень захотелось есть,
и он, вытащив из котомки краюху малая, отломил кусок и принялся уплетать.
Наелся, а через некоторое время стал одолевать его тяжкий сон, подобный
смерти.
Дело в том, что в тот малай положено было усыпляющее зелье, и оттого
так захотелось ему спать, что глаза слипались и не видели белого света.
Опустился он, как был, во зе-лену траву, смежил веки и заснул мертвецким
сном. Солнце же приближало свой путь уже к закату. Проснулся Фэт-Фрумос - ни
узды в руках, ни кобыл. Стал искать их тут и там, свистит, зовет - где там:
найди кобыл, коли нет их. От страха перед Жгивэрой затрясло бедного, как в
лихорадке, и стал он обливаться холодным потом, а как вспомнил, что кол ео
дворе у старухи ждет-не дождется головы, чуть было не зарыдал. Да не зря
говорится: нет худа без добра. Вспомнил Фэт-Фрумос о птичьем перышке и, едва
только вытащил его из заветного места, птичка - тут как тут и ласково так
спрашивает :
- Что за беда с тобой приключилась хозяин?
- Да вот, нанялся я в услуженье к бабе Жгивзре, и послала она меня
кобыл пасти, но заснул, - они и разбегались.
- Не горюй, хозяин, ты меня в беде не оставил, постараюсь и я тебе быть
полезной. Вмиг покличу всех птиц со всего белого света и, будь кобылы на
земле или в царстве небесном, приведем, недолго тебе придется ждать, до
захода солнца успеешь и накормить их и напоить.
Скрылась птичка, летала, летала где-то, и, долго ли ко- ротко ли,
послышался издали топот и громкие ржание. Пока- зались на горизонте кобылы
Жгивэры, бежали, не помня себя , от страха, в плену у стаи птиц, с карканьем
клевавших их, так что кровь сочилась.
Когда приблизились они на такое расстояние, что моглиуслышать его,
Фэт-Фрумос потряс уздечками и крикнул:
Геть, кобылы колдовские, На конюшню к Жгивэре!
и с этими словами уздечки вмиг оказались на кобылах.
Очень благодарен он был птицам за их добро. Когда солнцу пришло время
скрыться за вершину холма, повел Фэт-Фру-мос кобыл домой. Старуха старалась
казаться доброй и приветливой, но после того, как молодец улегся на
завалинку, схватила огневой бич и принялась сечь им кобыл, приговаривая:
- Завтра спрячетесь в самую чащу лесов, куда и черто-ва нога не
ступала. Поняли?
- Поняли, поняли, так и сделаем, - уверили ее кобылы со слезами на
глазах.
На рассвете кобылы принесли трех красавцев-жеребят, крепких, словно
кремень. Как подошло время солнцу всходить, вывела баба Жгивэра кобыл с
жеребятами во двор, я стоило жеребятам три раза пососать молоко матери, как
отряхнулись они и обернулись лошадьми сильными, статными, такими красивыми,
что глаз от них нельзя было отвести. Старуха оглядела лошадей,
довольнешенька, засмеялась и зелит им:
Марш, кобылы колдовские, На конюшню к Жгивэре!
Кони вошли в двери избушки и скрылись в подземной ко-нюшне.
- Такого же коня получишь, если еще два дня будешь пасти кобыл, -
говорит старуха Фэт-Фрумосу и посылает его наутро снова.
Отправился он и на второй день, с утра стерег хорошо, а как поел того,
что старуха дала, снова заснул мертвым сном. Кобылы вырвались из узды и
поскакали неведомо куда. А Фэт-Фрумос пробудился ото сна, когда солнце было
уже на вершок от земли. Смятенье и страх охватили его. Ищет в одной стороне,
ищет в другой, но даже следов кобыл не видно. Закручинился Фэт-Фрумос, да
вспомнил о кусочке пчелиного крыла, и, как вытащил его на свет божий, вмиг
предстала перед. ним пчелка. Помня о содеянном им добре, спрашивает:
- Чем опечален, хозяин?
- Потерял я кобыл бабы Жгивэры.
- Об этом не кручинься. Подумала я как раз сегодня: кому бы это ломать
деревья в чаще лесов| - а это кобылы. Вмиг приведу их тебе, ты только
потряхивай уздами да кличь их.
В мгновенье ока пчелка скрылась, и в скором времени загудела земля от
топота ног, и послышалось лошадиное ржанье. Пчелиный рой вел кобыл и так
кусал, что тех за сердце хватало.
Фэт-Фрумос, как увидел их, затряс уздечками и закричал:
Геть, кобылы колдовские, На конюшню к Жгивэре!
Потом сел верхом и поскакал к лачуге старухи. Диву далась
рассвирепевшая Жгивэра, увидев его, но в глаза выказывала радость. Потом
накормила юношу и спать уложила на завалинке. А ночью Фэт-Фрумос слышал
только посвист кнута да проклятья старухи:
- Вот вам, волки б вас подрали, не могли спрятаться, немогли убежать!
- Убежали мы, матушка, скрылись в лесу, да напал на нас пчелиный рой и
до тех пор кусал, пока к батраку не привел.
- Завтра спрячетесь на дне морском. Понятно? - и снова стегать их,
только бич свистел.
На рассвете опять, все три кобылы ожеребились, и, как приспело
всходить солнцу, вывела баба жеребят во двор, они три раза молоко пососали и
обернулись распрекрасными скакунами, краше прежних. Если б вздумалось им
бежать, не уследить за ними никому. Жгивэра глаз с них не сводит, - [все
любуется, потом окликнула их:
Марш, кобылы колдовские, На конюшню к Жгивэре!
Они столпились у двери и подались в подземную конюшню.
- Видишь, какие красавцы? Попаси и сегодня кобыл и получишь одного из
них, - говорит баба Фэт-Фрумосу, который, держа кобыл под уздцы, собрался
вести их на пастбище.
Теперь-то он решил не засыпать ни за что на свете. Уж за полдень, а
Фэт-Фрумос не ест, держит кобыл поблизости и пасет их в молодой траве. Да не
выдержал под конец и поел опять, чего старуха дала, и снова стал одолевать
его тяжкий сон, так что не мог он понять, что с ним делается. Заснул, стоя,
и спал до тех пор, пока солнцу пришла пора скрываться за холм.
Ох и страху ж натерпелся молодец и на этот раз! От ужаса он так дрожал,
что рубашка стала подпрыгивать на нем. Но, вспомнив, какой наказ дала
старуха кобылам - спрятаться на дне моря,- молнией понесся к морскому
берегу, вытащил из заветного места чешуйку и тут же услышал:
- Что за беда приключилась с тобой, хозяин?
- Растерял я кобыл бабы Жгивэры.
- Не тревожься, беда поправимая. Думала я все, кому бы это замутить
воду так на дне морском, а это ее кобылы. Вмиг пригоню их к берегу, ты будь
наготове.
Не успел Фэт-Фрумос и глазом моргнуть, вода забулькала, забурлила и -
прыг! - все три кобылы оказались на берегу. Фэт-Фрумос потряс уздечками и
прикрикнул на них:
Тпрр! кобылы колдовские, Поведу вас к Жгивэре.
Надев узды, оседлал кобыл и погнал к старухе. Как приспело время
краешку солнца скрыться за вершиной холма, остановился Фэт-Фрумос перед
лачугой Жгивэры, которая при виде его едва не лопнула от досады и злости.
Прошла и третья ночь. Кобылы ожеребились, и Жгивэра проделала с
жеребятами то же, что и с прежними. После того как загнала их в конюшню,
вошла следом, будто приструнить их да прибрать там, на самом же деле,
поглоти ее пустыня, занялась колдовством и ворожбой. Неведомо нам, что
делала ведьма, как заклинала, но вытащила она сердца из восьми коней и
вложила их в одного, превратив его в тощую, больную и паршивенькую клячу,
которая не в силах была и на ноги подняться. Остальные кони были красивыми,
статными, сильными и быстрыми, как огонь.
Фэт-Фрумос же сидел на завалинке и не ловил мух, а думал о том, что
рассказала ему при прощанье любимая. Когда баба Жгивэра позвала его в
конюшню, чтобы он выбрал себе коня, юноша нашел в углу совок, наложил в него
горячих
угольев и пошел выбирать. Кони стояли в ряд. Как только Фэт-Фрумос
приближался к ним с угольями, они фыркали, встряхивали гривами и все
норовили его укусить. Только кляча, что тихо лежала в углу, потянулась за
совком.
- Вот этого и возьму, - говорит Фэт-Фрумос.
- Как же так, дорогой мой, неужто не считаешь свою службу трудом? Что
ты с ним делать будешь, коли он и с пола-то не поднимается? Выбери себе
доброго коня и не криви, душой.
Посмотрел Фэт-Фрумос еще раз на клячу, и стали его одолевать сомнения,
да не поддался им.
- Нет, тетушка, другого не. возьму. - И раз уж так ро-шил, напрасно его
баба уговаривала да упрашивала. Делать нечего, коль обещала дать коня,
какого выберет, - так тому и быть.
Вывел Фэт-Фрумос коня во двор и хотел было уж отправляться в
путь-дорогу, как видит: сделалась Жгивэра еся багрово-красной от досады и
злости. Не удержалась она и еа-говорила:
- Погоди, молодец, посажу тебя за стол, подкрепишься малость: негоже
голодному пускаться в путь.
- Не проси и не упрашивай, баба, кусок в горло мне не пойдет.
- А ты нэ упрямься, грешно было бы с моей стороны отпускать тебя
голодного - после того, как ты столько батрачил у меня.
Фэт-Фрумос же знал, что нечего ждать добра и благодеяний от Жгивэры.
Дал он коню еще совок угольев, и тот - хс-п! хоп! - быстрехонько справился с
ними, потоп встряхнулся, сделался сильным и круглым, как огурчик, а по бокам
его выросли шесть рядов крыльев, - таких длинных и широких, что только ветер
в них завывал.
- Седлай, хозяин, - говорит конь Фэт-Фрумосу.
Сел он верхом, и конь, взмыв стрелой ввысь, как молния понесся над
облаками.
В мгновенье ока очутился всадник у терема Фрумоасы-Фрумоасёлор и, уже
летя на волшебном коне, увидел ее в оконце - грустную и бледную. Она нэ
сводила глаз с дороги, ожидая милого друга, - все кручинилась и слезы лила.
Не гадала она, что с этого дня солнце прогонит ее печали и счастье взойдет
над ней.
Легче дуновенья ветра опустился конь перед теремом, и
Фэт-Фрумос, горячо прижав девушку к груди, молвил коню:
- Гони, мой конь, к дому гони, невесту скорее вези. А конь, рванувшись
вверх, тяжко застонал:
- Хозяин, хозяин, повезти повезу с невестой-красой, да не к тебе домой,
а в царство змея, как ты поклялся.
- Остановись, дурней конь!
- Не могу, летим над морями. - Остановись, коли говорю!
- Не могу: летим над царством глубинным, скалами усеянным.
Тогда рванулся Фэт-Фрумос вперед, чтобы схватить коня за гриву, и с
головы его слетела кушма.
- Остановись, конь, кушма слетела с головы.
- Не можем остановиться, хозяин. Пока ты проговорил, что кушма слетела
у тебя с головы, мы проделали путь, на который пешеходу понадобилось бы
шесть месяцев. А пока я говорил сейчас о ней, она осталась позади на целый
год пути.
Таким был полет коня. Не успел Фэт-Фрумос рассказать невесте о драконе,
как очутились они перед его дворцом.
Страшилище, как увидел такую гостью, Фрумоасу-Фрумоа-селор, на пороге,
обрадовался несказанно. Вьюном завился перед ней, надеясь покорить ее
сердце, да где уж! - девица сразу же прикрикнула на него:
- Поди прочь с глаз моих, уродина, пес проклятый! У змея сердце любовь
сжигает, а девица ему:
- Не приближайся ко мне, урод, что приносит людям печаль и горе!
Хитростью и уговорами пытался чудовище-дракон влезть в душу девушки,
кланялся ей до земли, да все напрасно. Девица его уничтожить готова
взглядом, насмехается над ним, а под конец плюнула ему в лицо и прокляла:
Сгинь, нечистая сила, с лица земли, Как трава увядает от лютой зимы!
Увивался он так за прекрасной девицей, увивался, да только зла и злости
набирался, и столько злился и горячился, что лопнули в нем от досады сердце
и желчный пузырь.
Фэт-Фрумос, как увидел, что змей свалился замертво на землю, насобирал
дров большую кучу, сверху пололсил змея, поджег дрова, чудовище и сгорело. А
пепел его развеяли по ветру, чтоб никаких следов от него не осталось на
земле.
Потом Фэт-Фрумос подал руку своей распрекрасной невесте, повел ее во
дворец, украшенный редкими каменьями, и затеяли они пир на весь мир.
Привели на свадьбу и родителей Фэт-Фрумоса, царей пригласили и дворовых
из отдаленных государств и много еще людей со всего белого света, ибо
разнеслась весть и вширь и вкось, что покончено с псом-драконом.
И меня жених на свадьбу звал - Там я много пил да пировал, А про сказку
как узнал, Из-за стола, простившись, встал И побрел по белу свету, рассказал
вам сказку эту.

 

Овечка батрака

Жил-был когда-то батрак. Много лет прослужил он у барина и в награду за
свои труды получил такого жалкого и несчастного ягненка,- глаза б на него не
глядели. Взял батрак ягненка и побрел по белу свету, и все бродил в поисках
работы, а ягненка пас себе у обочины дорог, в редколесье, по берегам рек.
Ягненок рос, креп и сделался круглым, как огурчик. С каждым днем колечки на
нем становились все кудрявей и золотистее. Теперь уж батрак от всего сердца
поил и кормил ягненка, глаз с него не сводил - ведь только и утешения было у
бедняги.
Однажды пас он его у обочины дороги и увидел царских глашатаев, которые
извещали о том, что у царя есть дочь, пребывающая в свои молодые годы в
большой печали. Еще не нашлось такого человека, который сумел бы вызвать
хоть
слабую тень улыбки на ее лице. Царь-де очень омрачен зтим несчастьем и
страдает денно и нощно. Он извещает о том, что, если кто-либо развеселит его
дочь, - получит ее в жены и половину царства впридачу.
Как прослышал батрак про такое, подумал: "Пойду-ка я в царский дворец,
попытаю счастья. А если опозорюсь, то, верно уж, буду не один".
И с этой думой пустился в путь-дорогу к царским хоромам. Шел с утра до
вечера, а как сумеркам сгущаться, дошел до какого-то села и постучался в
одни ворота, чтоб пустили его переночевать. Когда ворота открылись,- о
боже! - увидел человек, что попал к самому попу, а тому - что делать! -
пришлось притвориться, как человеку благочестивому, что принимает он его
ночевать с открытой душой, И повел батрака в одну из комнат. Попадья и три
его дочки как увидели овечку, так вьющиеся колечки ее стали им поперек
горла. И как могло быть иначе, если овечка, где проходила,- место золотила.
Поздней ночью надумали поповны: если украсть овечку они не могут, так
хоть выдернут у бедняжки несколько золотых завитков. Тихонько, на цыпочках,
подкралась старшая дочь попа к овечке, дернула как можно больше завитков, а
они не выдергиваются. Тогда она решила меньше захватить и хотела опустить
руку, а рука не опускается, будто приросла к овечке. Приложила девица и
другую руку, но рука, как только коснулась золотых шерстинок, так и
окаменела. Ужас, страх, дрожь забили бедную. Пробует она вырваться,
отдернуть руку - ни в какую! Рука и точно приросла к шерсти овечки.
Не долго терпела и средняя поповна, - подкралась к дверям, чтоб тоже
украсть хоть несколько кудряшек, Как увидела, что сестра уже дергает
овечку, - бросилась к ней, да не тут-то было! - и ее руки тотчас приклеились
к завиткам овечки и, хоть тресни, не отдергиваются.
Через некоторое время не выдержала и младшая - и попалась, как
остальные.
Поп с попадьей стали уж волноваться:
- Отчего так медлят наши дочки? Что могло с ними случиться?
Попадья набралась смелости и пошла поглядеть, что делается в соседней
комнате. Открыв дверь, подумала она, что дочери не могут оторвать шерсть, и
вцепилась сама в овеч-
ку обеими руками. Да так и окаменела. В тревоге и беспокойстве за
дочерей пошел и поп разведать что-либо. Отворил дверь комнаты и, думая
помочь, схватился за плечи попадьи, чтоб потянуть назад, да - рраз! -
приклеился сам вместе с попадьей и дочерьми.
До самого утра мучались они так, как не мучаются и птицы в клетках.
На другой день утром поднялся Чабан с восходом солнца и пустился в
путь-дорогу, как задумал раньше. Овечка тоже поднялась, пошла следом и
потянула за собой все семейство попа. Те плелись, спотыкаясь и падая, когда
на четвереньках, когда ползком, чабан же все это видел, но, шагая впереди,
не обращал на них внимания и только посмеивался в усы.
У околицы села некий человек, что веял зерно, увидев попа со своим
семейством, в сердцах говорит своему помощнику: "Глянь-ка на попа,- поглоти
его пустыня, так жаден, что и эту овечку хочет увести",- и, размахнувшись,
хвать попа по спине лопатой так, что у того даже кости хрустнули. Теперь уж
и этот человек плелся за ними.
А овечка в погоне за травкой бежала то у обочины дороги, то через
кустарники, и все приставшие к ней уже корчились от мук и усталости.
Так пришли они к царскому дворцу. Батрак постучал в царские ворота и
закричал что было мочи:
- Отворяйте ворота, веду с собой попа!
Стражники отворили ворота, и царь вышел ему навстречу. Да как увидел
его,- схватился за бока и ну хохотать, прямо задергался на месте. Это была
уже не шутка, а случай. Такого ни с кем не приключалось ни до того, ни
после.
А как подошел батрак ближе ко дворцу,-увидел в оконце наверху мрачную
царскую дочь, что ни разу в своей жизни не засмеялась. Взглянув на
перепуганного и растерянного попа, на всех остальных, держащихся один за
другого, и на свечку, которая, что ни шаг,- валила их всех наземь, как
нельзя смешнее, не удержалась она и так рассмеялась, что остановиться не
могла. Так весело смеялась царская дочь.
Словно солнце опустилось на землю и все богатство мира скопилось у
царского дворца - такая радость охватила людей, а больше всех - самого царя.
Велел он созвать лучших музыкантов, а батрака одел в одежды, отливающие
золотом, обручил его со своей дочерью,
и закатили они свадьбу,- другой такой не было еще и в помине. Был и я
на том пиру, пировал много недель и месяцев. От большого веселья принялись
гости стрелять из пушки, да по невнимательности и меня зарядили в нее вместо
снаряда. Как пальнули - летел я, летел и вот попал прямо сюда, чтоб
рассказать вам эту сказку о батраке и его овечке.

 

Трандафир - пшеничное зерно

Случилось это давным-давно, когда медведь был щенком, осел - калым
телём, а волк пас овец под горой, оглашая долины свирели игрой. В те времена
правил на юге Красен-царь. Много лет царствовал он, а детей у него все не
было. Когда заботы и скорбь от такого несчастья обступили его со всех
сторон, появился на царском ложе гость - то царица родила мальчика,
красивого, сильного, и нарекли его Трандафир-пшеничное зерно.
Царь и царица правили страной в спокойствии и согласии со всеми людьми.
Будучи уже глубокими старцами, сложили они руки на груди и умерли. На трон
вступил их сын Трандафир-пшеничное зерно, который был тогда в расцвете сил.
Взошел он на престол и стал править как править, да не зря говорится: когда
цветок расцветет - пчела пыльцу соберет.
Незаметно подкрался к царю и стал сжигать его огонь любви, и было ему
уже не до яетв царских, не до советов мудрых старцев. Эхе-хе, где уж там!
Царь ничего не слышит, не видит, - не живет, а прозябает: жар любви его
сердце терзает. Как порыв ветра тревожит листву дерева, так душа его
трепетала от предчувствия сердечных страданий.
В один прекрасный день, забросив дела государские, оседлал он коня и
пустился в дорогу. Долго ехал царь и доехал до степи необычайной красоты,
поехал дальше и добрался до какого-то государства. Дело было к вечеру, и
остановился ей на ночлег у короля. Тот, конечно, принял его, как принимают
царей: посадил за стол, угостил чаркой вина, попотчевал. Разговорились они.
То да се, узнал король причину страданий гостя. И, как весенний ветер топит
снег на холмах и гонит в долину булькающие ручейки, так слова молодого царя
дали толчок гостеприимству короля: вспомним о богатстве и ве-личии гостя, к
тому же у короля была дочь на выданье. Долго ли, коротко ли, сидит уж
разукрашенная и разодетая девица рядом с царем. Множество яств вокруг, пир и
веселье. Молодые полюбились друг другу и тут же вечером обручились, а день
свадьбы назначили ровно через две недели.
На второй день утром Трандафир-пшеничное зерно рас-прощался со всеми,
оседлал коня и поехал домой - оповестить всех в своем государстве о свадьбе
и начать к ней приготовления. Много рубежей, государств больших и малых
пересек он и доехал до дворца некоего царя, где и сделал привал. Здесь он с
почестями был посажен за стол, да и как же иначе: царь, и еще молодой, -
всюду гость дорогой. Когда сидели они за столом, вошла дочь царя,
красивая-красивая, разодетая с ног до головы в золото, серебро да дорогие
каменья. Молодой царь как увидел ее, вмиг пришлась -она ему по сердцу.
Сколько за столом сидел - все глаз с нее не сводил, так полюбилась ему дева.
О дочери короля он уж и думать позабыл. Так оно и бывает: ведь если луна на
небе взойдет, звезды меркнут. За угощеньями - разговоры, за разговорами -
угощенья и так до самого обрученья. Обручившись же, назначили они день
свадьбы ровно через две недели. Влюбленный и ликующий царь заторопился
домой - оповестить подданных и начать приготовления к свадьбе. Проехал
немного, и вдруг охватил эго такой страх и стыд, что сквозь землю провалился
бы. Как он мог сосватать двух невест сразу и назначить еще и свадьбу в один
и тот же день? Видан
кое ли это дело? "Что скажут люди, прослышав о такой глупости,- думал
он,- пальцем указывать станут. Да не только посмеются вдоволь, никто ведь
теперь вовек не отдаст за меня свою дочь".
Расстроенный, бросил он поводья на седло, пустил коня иноходью и
призадумался. Ехал он так сколько ехал и очутился в долине. Широкая река
спокойно текла по ней. Направился он вдоль реки и доехал до села. За
околицей, у излучины реки, женщины стирали белье. Всадник приблизился к ним
и приветствовал: - День добрый, женщины.
- Да будет добрым сердце твое, логофет!
Оглядев женщин, увидел царь на камне девушку, оборванную, в лохмотьях.
Она все пряталась да сжималась в комок, чтоб прикрыть то одну, то другую
дыру на платье. А была она так красива, что свет шел от ее отраженья в воде.
Лицо - улыбающееся, как весенний денек, когда солнышко греет и трава
зеленеет. Трандафир-пшеничное зерно застыл на месте при виде такой красоты.
Ни вперед, ни назад, ни влево, ни вправо не может двинуться. Сердце его
затрепетало, душа завздыхала, на глаза навернулись слезы, на щеках запылали
розы - так очаровала его девица. Да что говорить! Как луна в мае на поле
цветы распускает, так прекрасная дева сердца трепетать заставляет.
Трандафир спешился, взял девицу за руку и спросил, как ее звать.
- Иляна, - ответила она, краснея и смущаясь.
- Где живешь ты?
- В этом селе, что в долине.
- Одна-одинешенька?
- Нет, у меня есть мать и отец.
- А чем они занимаются?
- С тех пор, как помню себя, они плетут рогожки. Отец плетет, мать -
рогоз подает, плетут-плетут, потом на ярмарку несут.
- Пойдем к твоим родителям.
Девица собрала свои пожитки, и направились они вдвоем в село. Идут, с
тропинки на дорогу сворачивают, с дороги на тропинку, прошли темные переулки
и останавливаются у по-
луразвалившейся, расшатанной лачуги. Трандафир привязал коня к дверному
косяку и вошел в дом.
- Здравствуйте, люди добрые.
- Да будет добрым сердце твое, милости просим, - Родители девицы
подумали, что это, верно, богатый купец, прибывший издалека, чтобы купить
рогожек или закупить рогоз для новых циновок. Да заблуждались, бедные. То да
се, поговорили, снимает незнакомец вдруг кушму и с поклоном просит их:
- Отец и мать прекрасной девицы, не в обиду вам и не против вашей голи,
не благословите ли вы свою дочь стать моей нареченной, моей невестой?
Человек, как прослышал про такое дело, говорит:
- Ох-охох, милейший, живешь ты во дворце, мы же - в лачуге, хочешь,
верно, посмеяться над нами.
- Нет-нет, я говорю правду.
- Разве не видишь, что мы бедны, рубахи на себе и то не имеем, тебе же
живется богато и привольно - нет, этот разговор ни к чему.
- Любовь дороже всего на свете.
- Эх, добрый человек, у двери и то два порога, и намного хуже
стукнуться о верхний, чем споткнуться о нижний.
- Тут я не спорю, да и пора кончать разговор. Вот деньги, расплатитесь
с долгами и готовьтесь к свадьбе, - говорит царь и протягивает беднякам два
туго набитых кошелька, чтоб они купили быстренько всего, что полагается
иметь при обручении.
Веря и не веря, отправились муж с женой делать покупки. Из того, что
было,- а чего и не было,- накрыли стол и обручили свою дочь. День свадьбы
назначили ровно чзрез две недели.
Не хотелось Трандафиру-пшеничное зерно оставлять лачугу бедняка, как не
хочется человеку с жизнью прощаться. Да делать нечего, пришлось разлучаться
с невестой, возвращаться в свое государство, о свадьбе оповестить, пир
готовить. Иляна проводила Трандафира-царя до околицы села, до вершины холма,
и там они распрощались. Конь помчался по дороге, а нареченный все
оглядывался назад и смотрел на девицу, которая махала ему вслед рукой, пока
не исчезла вдали.
Проехав немного, принялся Трандафир опять печалиться и ужасаться так,
будто наступил час его смерти. Да и как ему
было не кручиниться, если вспомнил он, что обручился с тремя невестами
сразу и день свадьбы всем назначил ровно через две недели! Вот горе! И надо
решать, на которой же из трех жениться: на королевской ли дочери, царской
или на крестьянской. Думы всю дорогу не давали ему покоя, и чем он больше
гадал, тем больше сокрушался. Попал молодой царь в беду и растерялся, как
теряется заблудившийся путник на перекрестке дорог. От горя да досады света
белого он не взвидел. Вконец растерянный, проехал много полей и пустынных
мест, а под пологом леса повстречался ему заяц, худой и покалеченный,
едва-едва ноги волочит. Увидев Трандафира-шпеничное зерно, принялся заяц
просить его, плача от боли:
- Ох, молодец, вылечи меня, большая награда будет тебе за добро твое,
коли выживу.
- А что с тобой приключилось, заяц дорогой?
- Стая волков погналась за мной, еле-еле ноги унес от их клыков.
- Ну, и чем я могу тебе помочь?
- Увези меня домой, а то опять догонят волки. - А где твой дом,
длинноухий?.
- В Черешневом дворце, в глубине леса.
Просьба зайца и его несчастная судьба растрогали Тран-дафира-пшеничное
зерно. Взял он зайца на руки и пустился в путь и все гнал и гнал коня,
покуда не очутился в самом сердце огромного дремучего леса. В лесу том
возвышался дворец из черешневых деревьев. Деревья росли так близко друг к
другу, что ветви и листва их тесно переплетались между собой, и даже капля
дождя не достигала земли. Трандафир-пгпеничное зерно спешился, вошел во
дворец и там увидел... что, как вы думаете? Накрытые столы, горящие факелы,
з глубине же дворца, на троне, восседал царь длинноухих, а вокруг -
видимо-невидимо зайцев: кто ушами прядет, кто сидит с опущенными. Трандафир
дошел до трона и выпустил зайца.
Царь, как увидел зайца, чуть было в слезы не ударился: то был его сын.
- Отец мой, светлейший государь, не плачь, - лучше отблагодари путника:
если б он не подобрал меня, кто знает, встретились ли бы мы когда-нибудь.
Царь поручил своим подданным поднять на ноги всех лекарей в
государстве, чтобы вылечили они вмиг его несчаст-
ного сына, Трандафира же посадил ео главе стола, подле своего
государского кресла, и принялся благодарить его да расспрашивать, чем
отплатить ему за содеянное им добро.
- Может, золотом, а может, дорогими каменьями? - спрашивает царь.
- Ничего мне в целом свете не надобно, светлейший государь, ибо рана у
меня на сердце.
- Какая же?
- Что ж, начну сказ с самого начала. Я Трандафир-пше-ничное зерно, сын
Красена-царя. Был я больно молодым, когда перешли ко мле бразды правления.
Править я правил, как требовали того время и обстоятельства, а как пробил
час женитьбы, никто уж меня не в силах был удержать, - оседлал я коня и
поехал по белу свету искать себе нареченную. Ехал я сколько ехал и
остановился передохнуть во дворце одного короля, у которого была дочь. По
душе мне пришлась она, и обручился я с нею, а день свадьбы назначил через
две недели. Возвращаюсь, чтоб готовиться к свадьбе, и останавливаюсь у
некоего царя, а у него тоже красивая-прекрасивая дочь. Будто кто разума меня
лишил, - позабыл я о нареченной своей и обручился с дочерью царя, назначив
день свадьбы через две недели. Радовался я да веселился, пока на проехал
рубеж того государства. Только ж переехал его, охватил мэ-ня такой страх и
ужас, что не знал я, что дальше делать, - испугался осмеяния и хулы людской.
Виданное ли это дело; обручиться с двумя невестами сразу и назначить свадьбу
в один и тот же день! Призадумавшись, выпустил я поводья, и повез меня конь,
куда глаза его повели. Вез он меня вез, довез до какой-то долины, а там
женщины белье стирали в речке. Была среди них девица одна, оборванная, в
лохмотьях, но писаной красоты. И вот, как ветер разгоняет тучи свинцовые,
так и прекрасная девица изгнала, из моей души страх и смятение, и без долгих
разговоров и околичностей обручился я с ней. День свадьбы назначили опять же
через две недели. Теперь, светлейший царь, рассуди сам, которую же из них
выбрать мне в невесты: дочь короля, дочь царя или дочь бедняка.
Призадумался тут заячий царь, да ничего путного придумать не может, и
тогда велел он кликать всех своих судей. Пришли все судьи - смиренные,
отвешивают поклоны. Послушали, о чем речь идет, и принялись судить да
рядить, но сколько ни прикидывали, все к трем разным решеньям при-
ходили. Одни говорили: царь должен жениться на дочери короля, ибо
сначала с ней обручился, другие говорили: на дочери царя, потому что она ему
больше понравилась. Нашлись, слава богу, и такие, что склонны были считать:
должен Трандафир жениться на дочери бедняка, ибо была она краше невест тех,
да и царю милее всех.
Пошли опять доеоды, суды-пересуды, и, наверное, долго бы совещались
судьи, если б не нашелся один:
- Братцы, тут черт замешан, не иначе, он кашу заварил, пусть один и
отдувается.
- А где мы его найдем?
- Хоромы его недалеко отсюда, - отвечает заячий царь. Так как молодец
торопился, назначили ему в проводникизайца, и в тот же миг пустились они в
путь-дорогу, заяц - впереди, всадник - за ним и так до самых ворот чертовой
крепости. На медной дощечке у входа было написано: "Кто с чертом хочет
поговорить, должен сначала намеряться с ним трижды силой, а кто померяется
да не одолеет черта, пусть прощается с белым светом". Прочел Трандафир
надпись и передернуло его от страха, однако постучался в ворота, и вот
выходит навстречу сам черт.
- Добро пожаловать!
- Благодарствую.
- Уж не собираешься ли ты померяться со мной силой? - спрашивает черт.
- Если хочешь.
- Мое согласие будет твоим концом.
- Нет, твоим.
- Ха-ха-ха! - таких упрямых мне еще не встречалось. |Что ж, померяемся
сначала в беге. Посмотрим, кто быстрее (C)бежит крепость.
- Хочешь-таки померяться со мной? - удивился Трандафир. - Да ты и шага
не успеешь сделать, как я обегу вокруг. А чтобы ты потом диву не давался,
обгони сперва моего братца,- говорит Трандафир, указывая на зайца.
- Давай!
И побежали оба - пыль заклубилась. Только черт остался позади... хе-хе!
Вернулся он намного позднее зайца, еле дух переводит, злой-презлой.
- Ну, что скажешь? - спрашивает Трандафир,- Погоди радоваться,
померяемся в силе. Посмотрим, кто дальше пронесет на спине этого коня.
- Сначала неси ты, - говорит Трандафир.
Черт схватил коня, взвалил себе на спину и - топ! топ! - дошел до
бугра, с превеликим трудом поднялся на вершину и потащил коня обратно,
обливаясь потом в семь ручьев.
Посмотрел Трандафир на него и расхохотался:
- Эх ты, проклятый, и еще осмеливаешься бахвалиться. Лучше б уж не
петушился зря. Ты на спине едва протащил коня один раз, а. я его обхвачу
только ногами и протащу десять раз до бугра и обратно и совсем не устану.
- Ну-ка, посмотрим, - подзадоривает его черт. Трандафир сел на коня
верхом, вонзил ноги ему в бока ипоскакал. До. бугра и обратно, потом снова.
Черт остолбенел от удивления. Ему и в голову не приходило этакое. А он-то
считал, что и в десять раз меньший груз непосилен человекуГ- Ну как,
признаешь себя битым, чертяка? - донимал его Трандафир, слезая с коня.
- Померяемся теперь в свисте, - не сдается черт,- Свистни-ка сначала
ты, а я посмотрю, далеко ли слышно, не то я могу так свистнуть, что
останешься без ушей.
Струхнул черт, но вдохнул побольше воздуха и как свистнет один раз, -
пригнулись стены крепости.
- Тю-ю! И только-то? Да я как свистну, так изуродую, тебя.
Задрожал черт от страха при этих словах:
- Если хочешь, чтоб уши остались целы, - говорит Трандафир, - принеси
полотенце, обвяжу тебе их.
Побежал черт и несется обратно с полотенцем. Трандафир же обвязал ему
глаза и - трах! бах! - толкнул черта коню под ноги. Тот, перепугавшись,
оглушительно заржал и так огрел его копытом по виску, что черт покатился
неведомо куда.
А придя в себя, стал умолять молодца:
- Не свисти больше, ибо лишишь меня жизни.
- А я б и не свистел, черт, если, б ты ответил на мой вопрос.
- Отвечу тебе на все.
- Я Трандафир-пшеничное зерно. Это ты виноват во всех моих бедах.
Скажи, на которой из трех девиц мне жениться?
- Откуда ж мне знать?
- Или скажешь, или свистну еще раз.
- Не свисти, не свисти, скажу.
- Где нее разгадка?
- Вот она: помолчи - скажу я, встань - сяду я, чтонадумал, хозяин, на
коня и - гони.
- Дурака валяешь?
- Да нет нее, молодец.
- Тогда скажи так, чтоб понятно было.
- Королевская дочь скажет тебе: пусть все онемеют - говорить буду я,
повсюду первой буду я; царская дочь скажет: прочь все с дороги - ходить буду
я, да там, где дорога получше, там, где мне удобней, и ни одна, ни другая
почитать тебя не будут. Они хотят быть выше высочайших, сильнее сильнейших.
Таковы все богатые нареченные. Дочь же бедняка станет ходить за тобой с
чаркой вина, с полотенцем на руке и все будет спрашивать: "Чего ты желаешь,
хозяин?" Женись на ней, и будет она тебе настоящей женой.
Когда баба Докия протрясет все свои кожухи весенним днем, наступает
день ясный, безоблачный и теплый-претеп-лый. Так же прояснилось на душе у
Трандафира, и стало легче ему дышать. Вернулся он в свое государство и в
течение двух недель готовились разные кушанья, открывались бочки с дорогими
винами. И закатили они такой пир да свадьбу, что подобной не видывали еще
под гордым солнцем. Стали Тран-дафир-пшеничное зерно и Иляна править
страной, и правили и жили в любви и согласии. Правленье их можно было б
сравнить с течением спокойной реки по лугу - она не встречает преград и тихо
катит свои воды.
1 Логофет - высший боярский чин в феодальной Молдавии; здесь: витязь,
молодец.

 

Легенда о ласточке

Жил-был когда-то чабан, и было у него три послушных, трудолюбивых
дочери. Он пас овец, а дочки управлялись с делами по дому, и все шло так,
как должно было идти. Да с некоторых пор стал чувствовать чабан, что
старость гнетет его к земле, и в один прекрасный день так сказал он своим
дочкам:
- Дорогие мои, стар я стал, нет у меня больше сил пасти отару.
- Ах, отец, не печалься, оставайся дома, отдохни, наберись сил, а отару
будем мы пасти но очереди,- говорит старшая дочь.
- Согласился б я, дорогая, если б вы были парнями, вы же -
девушки-домоседки, боюсь, только выйдете в поле - перепугаетесь чего-нибудь.
- Ох, батюшка,- возразила ему старшая дочь,- увидишь, как еще станем
пасти, радоваться будешь-не нарадуешься.
- Помолчи, дочь, ибо с тех пор, как пасу овец, не видел еще чабана с
платком на голове и в юбке.
- А мы оденемся в мужскую одежду: зипун, кушму, постолы. Никто нас и не
узнает.
- Может, и так.
Недолго думая, надела старшая дочь зипун, обула постолы, на голову
натянула кушму,- чем не парень! - обвязалась потом кушаком красным, как
пламя, кушму же загнула эдак залихватски. Выпустила затем овец из загона,
вывела отару за село и, наигрывая на флуере, направилась к небольшому холму.
Старый отец ни придал особого значения словам и смелости дочери, он просто
хотел проверить, может ли надеяться в случае беды на нее. Прячась, чтоб не
видели остальные дочери, вытащил он из-за балки медвежью шкуру, прокрался в
кустарник, натянул на себя шкуру и явился к отаре,- мрр... мрр!.,- кидается
прямо на овец. Овечки же, едва увидели, что к ним приближается зверь,
разбежались вмиг, глазами и то не поймать бы их. Чабан окаменел на месте от
страха. Ноги задрожали, палку выронил из рук и, закричав от ужаса, повернул
назад, домой, так что только пятки засверкали.
Горестно и досадно стало старику, как никогда. Придя домой, увидел он
дочь свою, перепуганную насмерть и блед-•ную, как воск.
- Ох, беды мои, знал же я, что на вас надежды мало. Только и годитесь,
что у плиты вертеться.
- Не огорчайся, отец,- говорит вторая дочь,- поведу теперь я овец на
пастбище.
- Дочь дорогая, сидела б ты лучше дома, не хочется мне, чтоб и тебя так
напугали звери, как твою сестру.
Да не мог ее отговорить. Девушка оделась в мужскую одежду и погнала
овец туда, где трава была гуще.
Отец же не мог усидеть на месте. Хотел он убедиться, может ли быть
уверенным в разуме и смелости средней дочери, если (не дай, господь!)
случится с ней какая беда. И так же скрываясь, незаметно взял медвежью
шкуру, на лесной поляне, к которой как раз приближалась дочь с отарой, надел
на себя шкуру и - мрр! мрр!..- вышел к ним. Девушка, увидев
такую громадину, что шла на нее, рыча и лязгая зубами, повернула овец
назад и побежала что было мочи.
Старик же спрятал шкуру и бегом за дочерью. Во двор вошли они почти
одновременно. А дома - плач, стенанья, бедный человек света белого не
взвидел от такого переполоха. Собрав всех трех дочерей, принялся он их
успокаивать и жаловаться на судьбу:
- Ох, мои беды, видно, нету счастья мне на свете: будь у меня сын, была
бы сегодня помощь, а так что делать? Пропадут овцы, ухоженные мной, и после
стольких лет тяжелого труда останусь я ни с чем.
Младшая дочь так близко к сердцу приняла сетованья отца, что решила
помочь его беде во что бы то ни стало.
- Отец,- сказала она,- поведу и я овец на пастбище.
- Оставь, дочь моя, не было мне помощи от старших твоих сестер, а от
тебя - тем более. Боюсь, перепугаешься так, что потом в себя не придешь.
- Не испугаюсь я ничего на свете.
- Так все вы говорите дома, под родительской крышей, а там, на поле,
дрожите от страха.
Но отговорить никак не мог ее. Сколько ни урезонивал, все равно она
сделала так, как сказала. Надела зипун, обула постолы, натянула кушму на
голову и отправилась с овцами в лес.
Как вывела она отару во широко поле, одна овечка принялась блеять да
суетиться, места себе не находит, будто заболела вертянкой.
- Что приключилось, миоара милая, не по душе тебе твой хозяин иль трава
полевая?
- И трава мне нравится, и хозяин по душе, а не могу себе места найти,
потому что боюсь:, опять медведь встретится - испугаешься до смерти, как
перепугались твои старшие сестры.
Девушка, как все девушки, хоть и была смелой, но все жа боялась
одна-одинешенька в поле, и поддержки никакой.
- Ты много раз паслась в этих опасных местах, миоара милая, не будет ли
лучше обойти их?
- Обходи-не обходи, опасность - впереди, но ты не бойся. Как увидишь,
что медведь направляется к отаре - кидайся к нему с батогом и бей по морде.
Девушка очень уж хотела сдержать слово, данное отцу, приободрилась и
пошла вперед,- туда, откуда обычно зверь
появлялся. Вот и медведь показался, рыча, лязгая зубами, и бросился на
овец и девушку. Овцы перепугались, сбились в кучу и хотели было бежать
прочь. Девушка же покрутила батогом над головой, свистнула и - трах! - один
раз медведя по морде,- бах! - по ребрам так, что отец почувствовал, как
медвежья шкура расползается от ударов. Отскочил он в сторону и закричал:
- Стой, дочь моя, не бей!
Девушка, услышав такое, ушам своим и глазам не поверила. Задрожала вся,
а отец подошел к ней, обнял и так сказал:
- Дочь моя, ты сдержала слово, не перепугалась, как твои сестры, отныне
ты будешь пасти овец, и я спокоен,- знаю, что есть кому ухаживать за ними, и
никто отныне не отважится сказать, что ты не настоящий чабан.
И стала она пасти овец, обошла с ними, все места вдоль и поперек. Дела
шли как по маслу, и отцу было легко на сердце, и людям приятно видеть такого
чабана. -Однажды повела она отару в места, более 'отдаленные, и там
повстречался ей другой чабан с отарой. Как обычно при встрече двух чабанов,
соединили они отары, один - слово, другой - второе, разговорились, и узнала
девица, что этот чабан - сын бабы Котороанцы.
Так пасли они и пасли овец вместе. Да вот как-то посмотрел сын бабы
Котороанцы на девушку более долгам взглядом, и ёкнуло у него сердце: понял
он, что чабан этот - девица, а не парень, как можно было думать, глядя на
одежду. Эта догадка, пустившая ростки в его сердце, не давала ему покоя и
грызла день и ночь, заставляя его бороться с думами, как море бьется с
ветрами.
Украдкой глядел парень то на румянец щек, то на плавную походку, то на
сладкие уста, а вечерами, когда пригонял он отару домой, видела Котороанца,
что сын ее тяжко вздыхает и тает прямо на глазах.
- Да что с тобой, сыпок дорогой,- обратилась она к нему как-то,- что
случилось? Может, несчастье какое?
- Да нет же,- говорит он.- Встретился я сегодня с одним чабаном, и
показалось мне по тому, как он ходит и как ведет себя, что это девушка, но
ни словом, ни главами не мог я проникнуть в тайну.
- Не кручинься, а испытай его, как я тебе сейчас посоветую, и
обязательно все узнаешь. Завтра, когда встретишься с
ним, поведи овец под полог леса, где будут птицы и цветы, и, если это
будет юноша,- потянется (C)я к деревьям, чтоб выбрать палку для батога или
ветку для свирели, а если будет девушка,- потянется она к цветам.
Сын Котороанцы ожил вмиг и решил сделать, как посоветовала мать. На
другой день, распевая, влюбленный в поля и кодры, приблизился он к отаре
девицы.
Но, как земля с ее богатствами отражается в спокойных и тихих водах,
так думы и чувства одних исподволь передаются сердцам других, более
дальновидных и осторожных. Волшебная миоара угадала мысли сына Котороанцы и
все старалась найти разгадку всем козням, какие могла подстроить Котороанца
девушке.
Как пришло время идти в кодры, шепнула она о своих догадках девушке,
и - теперь держись! - решили они вкрутить парню мозги. Свистя и играя на
свирели, дошли до леса" откуда начиналось пастбище, усеянное цветами такими
прекрасными, что хватали за сердце и звали к себе, чтоб хоть понюхали их или
потрогали руками. Девушка же наступала на них, будто и не видела, и все
удалялась в чащу, увлекая за собой чабана,- выбрать палку для батога и ветку
для свирели.
Сын Котороанцы был огорошен и терялся в догадках. Вечером пришел он
домой грустный, задумчивый. Котороанца успокоила его как могла, утешила и
надоумила пригласить чабана к себе, тогда уж наверняка они узнают, девушка
это или юноша.
Сказано - сделано. Повел сьш Котороанцы отару и все хочет казаться
чабану преданным товарищем, а к вечеру принялся, начав издалека, зазывать
чабаненка к себе домой, в гости. Девушка поначалу противилась - то да се, а
потом пошла. Котороанца уже ждала их. Нагрела воды заранее - будто бы помыть
голову своему сыну, а сама надумала другое: заставишь чабаненка помыться,
тогда она увидит, есть ли у него косы, и все станет ясно.
Миоара разузнала ли что или вынюхала, а только приблизилась к девушке и
шепнула, какой ей готовится подвох, Ужаснулась та и попросила у овцы совета.
Миоара сказала:
- Как приготовят тебе корыто для мытья, я пройду и ненароком опрокину,
его, ты же скажи, что в другой воде та станешь мыться: Как на, будет
Котороанца тебя уговаривать - отказывайся.
Так и сделали. Приготовила старуха все, что полагается, и зовет
чабаненка помыть голову. Неосторожная же миоара ковыляла, ковыляла вокруг
корыта и - опрокинула его.
- Вот бедовая овечка, напакостила мне,- говорит Ко-тороанца.- Да
погоди, поставлю сейчас другую воду греть.
- Не суетитесь зря, я в другой воде мыться не буду,- говорит чабаненок.
Увидела Котороанца, что ничего не получается, и решила другим способом
выведать тайну. Как стала укладывать чабанов спать, подложила им под головы
по пучку базилика и шепнула сыну:
- Ложись, дорогой мой, до утра все разузнаю. Я положила вам под головы
по пучку базилика, если не увянет до утра, - значит чабаненок - парень, а
если увянет, - девушка.
Улеглись чабаны, один на одном уголке подушки, вто-рой - на другом, как
уложила Котороанца, а на заре, когда сон особенно сладок, миоара взяла и
поменяла пучки базилика.
Утром стала Котороанца проверять пучки, а они одинаковые. Ничего не
вышло из ее ворожбы и колдовства.
-Тебе показалось, сын мой,- говорит она сыну.- Этот чабан - юноша.
Раз уж выяснилось все таким образом, оставил сын Котороанцы свои
догадки, расстался с чабаном и стал думать о своих делах.
Через некоторое время он женился, и в мире и покое потекла его жизнь.
Как-то случай занес девушку-чобана к дому сына Котороанцы. Подошла она
ближе и видит: горит перед домом костер, а на треножниках варится что-то в
горшке. Чуть подале, у дерева, сын Котороанцы свежует ягнёнка, а в доме
хлопочет молодая хозяйка. Девушка подошла ближе. В это время костер
разгорелся так ярко, что из горшка стало выплескиваться варево. Хозяйка
подбежала, обхватила горшок передником и хочет снимать его с огня.
- Бог ты мой! - не выдержала девушка-чабан, - сколько по белому свету
хожу, не видела еще хозяйку, чтобы снимала горшок передником.- И с досады
бросила кушму оземь. Волосы ее рассыпались по плечам, окружили лицо
золотистыми кольцами. Сын Котороанцы, как оглянулся и увидел ее, бросился к
ней с распростертыми руками, чтоб обнять (а руки его были выпачканы кровью
ягненка). Девуш-
ка же прокружилась вокруг себя и обернулась ласточкой. Только на том
месте у шеи, где прикоснулись руки сына Котороанцы, осталась полоска цвета
крови, и сохранилась она до наших дней.
Забилась ласточка и - фрр! фрр! фрр! - стала подниматься в небо. Сын
Котороанцы схватил ее за хвост, а она рванулась изо всех сил, и в руках у
него остался только пучок перьев. Посмотрел он ласточке вслед и увидел, что
хвост у нее принял форму ножниц. А ласточка все удалялась и удалялась от
него, скрываясь в небе.
С тех пор у ласточек и красная шейка, и хвост ножницами, а гнездо свое
они вьют под крышами домов-знак того, что ведут свой род от рода
человеческого.

 

Поп и кобыла

Жила-была старуха, и имела она сына. А жили они бедно-пребедно, даже
ложки в доме не было. Пришло время, и сложила старуха руки на груди. Делать
нечего, умерла - так надобно похоронить ее по-человечески, а бедный сын
только руками разводит: досок для гроба и тех нет. Держать же усопшую на
лавке негоже. Пошел он побираться, ходил-ходил, хоть из ружья пали - ничего
не может найти. Скрепя сердце пошел к попу и поведал о беде своей.
- Только уговор, сын мой,- молвит поп,- заплатишь мне за панихиду, дабы
господь принял усопшую в ряды праведных и непорочных.
Поверишь ли, батюшка, в карманах у меня пусто.
- Ну нет, не спою за упокой души, покуда не увижу де-нежки.
Ждать больше парень не мог, и стал он просить да упрашивать попа. Тому
деваться некуда - взял евангелие и направился уж было службу служить. Да как
из дома выходить, подумал: неужто так и не удастся выманить у него
поминальный дар да немного деньжат.
- Сын мой, у тебя взаправду ничего нет?
- И гроша ломаного, батюшка. .
- Тьфу, вот напасть. Да погоди, мэй, раздобудем денег.
- Где ж, батюшка?
- Пойди, бре, к такому-то, у него есть кобыла, укради да уведи. се на
ярмарку, вот и будет чем выносить усопшую из дома.
- Боюсь, батюшка, поймает.
- Положись на меня, пошли.
Дождавшись полуночи, пробрались они в конюшню, и парень увел кобылу на
ярмарку. Поп же, оставшись в конюш не, надел на себя уздечку и привязал к
яслям.
Утром хозяин пришел кормить кобылу, да вместо клячи увидел попа. С
перепугу принялся он креститься да молиться: "Ох, господи, не видишь ты с
высоты своей, что на земле делается,- сплошь ворожба да колдовство. Кобыла
моя, видно, была попом, а я ее гонял и на гору и под гору, как скотину".
Снял он с попа узду и молвит:
- Прости меня, батюшка. Поди по миру, авось прокормишься. А я куплю
себе другую кобылу.
Поп, обрадовавшись, ушел, а хозяин, урвав здесь и там денежку, пошел на
ярмарку, Пришедши, стал он оглядывать коней, и приглянулась ему одна кобыла.
Подошел ближе: его кобыла - как не узнать!
Приблизился он к ней и стал шептать на ухо:
- Что же это, батюшка, никак, опять заворожили? Кобыла же знай
потряхивает себе головой да ушами прядет. Увидев такое, парень закричал:
Эй, дед, что ты ей там нашептываешь?
- Мэй, отпусти кобылу, ведь это поп. Он был у меня. Ты, видно, поймал
его, когда он опять превратился в кобылу.

 

Турок и девушка

Давным-давно, я впрочем, не так уж и давно, напали турки на Молдову.
Красные фески разбрелись по всем городам, по всем селам. Палкой и
батогом заставляли людей платить подати и творили много насилий - одной
матушке-земле ведомо сколько.
Собрались как-то в одном селе на посиделки девушки на выданье, женщины
помоложе и постарше, за шутками-прибаутками прядут себе и прядут. Вдруг
кто-то постучал в окно. Девушки стали посмеиваться и подталкивать друг
дружку:
- Выходи ты, Катинкуца, иди-ка, Смаранда! Выйди лучше ты, Иляна.
Вышла Иляна во двор посмотреть, что за парень там сту-
чится. И кого же увидела? Здоровенного турка на черном коне. Не успела
девушка закричать с перепугу, как турок обхватил ее за стан, посадил на коня
и был таков. Погнал он коня по горам да по долам. Когда бедная девушка
опомнилась, турок распевал:
Но-но-но, гони мой конь, Деву мы везем домой, Бросим в печь ее
живой,Так ехал турок по земле, с попутным ветром, покуда не доехал до
медного дворца, огороженного медным забором с медными воротами. Перед
дворцом сидела старая турчанка.
- Вовек тебе быть здоровой, мать!
- Добро пожаловать, доброго здоровья и тебе, сынок.
- Вот, привез молодую девушку.
- Поди, зови гостей, погуляем на славу.
Отправился турок гостей кликать, а турчанка-оса развела жаркий огонь в
печи, чтоб зажарить девушку. Бедняжка поняла, что сулит ей судьба, но не
упала на колени молить о пощаде. Стала она думать-гадать, как спастись.
Когда огонь разгорелся так, что печь стала пылать от жары, турчанка,
положила на припечек огромную лопату и крикнула:
- Прыгай, дева, на лопату!
- Прыгни вначале ты, ведьма, покажи,- девушка ей з ответ.
Злобная старуха набросилась тогда на нее:
- Поглоти тебя пустыня, не хватает ума, чтоб на лопату лечь!
- Откуда ж мне знать, тетушка, коли я никогда такого не делала!
- Большое это диво,- все ругалась старуха и принялась показывать, как
надо ложиться.- Смотри, уродина, лечь надо лицом вверх, руки приложить к
телу, ноги вытянуть, закрыть глаза.
Девушка только того и ждала. Как лежала турчанка, вытянутая на лопате,
швырнула она ее в печь и - бах! - прикрыла заслонкой.
Потом побежала прочь, и след ее затерялся. Немного погодя вернулся
турок с гостями и усадил их за стол.
- Эй, мать, где ты там, выходи, накрывай на стол.
Где уж было выходить турчанке, если из нее сделалась
пастрама! Кликал, кликал ее турок, искал и, не найдя, бросился к печной
заслонке. Как увидел он в печи свою мать - чуть было богу душу не отдал, да,
видно, крепок был - не разорвалось сердце.
Озлобившийся, погнался он за девушкой по следу, вот-вот схватит. Бедная
девушка увидела, как обернулось дело, и, оказавшись на берегу реки, залезла
на самую верхушку одного из деревьев, что росли на берегу, - сидела там, не
шелохнувшись.
Турок же так гнался за ней, что земля дрожала. Добежав до деревьев,
увидел он в воде отражение девушки, крикнул:
- Вот и попалась ты мне! - и - бултых!-в воду.
Тут и пришел конец турку,- утонул он, а девушка пошла в свое родное
село.

 

Путник и распятие

Один бедный странник держал как-то путь вдоль дороги. Притомившись,
подумал он, что неплохо было бы отдохнуть, и остановился возле большого
деревянного распятия. Поел, что в котомке было, и прилег под крест. Только
заснул, поднялся ураган, сильный порыв ветра повалил на путника крест и
переломил ему поясницу. Принялся он стонать да охать, а в это время некий
человек проезжал мимо на кэруце и, увидев, что натворили ветер к крест, увез
путника в село. Лечить его в том селе было некому, и решили люди позвать
папа, чтоб тот его причастил. Пришел поп с евангелием, прочитал, что должен
был прочитать, и протягивает несчастному маленький крест. У того глаза на
лоб полезли:
- Ох, батюшка,- говорит он,- поди прочь с этим крестам, ведь и он, как
вырастет, будет таким же нечестивым, как и тот, у обочины дороги, что
переломил мне поясницу.

 

Пэкалэ и Тындалэ

Нес однажды Пэкалэ мешок с ореховой скорлупой и кричал : - Хей, вот
орехи!
А навстречу ему шел Тындалэ, тоже с мешком на спине. В мешке у него
была болотная трава, но он кричал:
- Хей, вот шелк!
Повстречались они, и Пэкалэ, конечно, заговорил первый:
- Слушай, брат, ты не поменяешь свой мешок на мой? Тындалэ подумал,
подумал, почесал затылок, решил, чтосделка будет неплохой, да и согласился.
В минуту они покончили с делом и пошли - один туда, другой сюда.
И видели бы вы, как они обрадовались, заглянув в мешки и увидев свою
добычу!
- Ох, хитер же этот человек! - сказал один. - Ну и гусь этот
прохожий! - сказал другой.
И вот то ли земля кончилась, то ли еще почему, но, как и следовало,
Пэкалэ опять встретился с Тындалэ.
- Привет, брат! - кричит Тындалэ.- Скажи, как тебя зовут? Очень уж мы
подходим друг к другу!
- Меня Пэкалэ зовут,- ответил тот, смеясь,- а тебя как кличут?
- Меня Тындалэ.
Так они друг друга узнали, подружились и даже побратались.

 

Поп в раю

Однажды Пэкалэ и Тындалэ нанялись в батраки к одному попу. А поп был
злой и жадный - изводил своих бедных слуг. Когда те просили есть, он
заставлял их работать, когда просили вознагражденья за свои труды -
заставлял их богу молиться.
- Неблагородные,- бранился поп,- только и думаете, что о еде да о
деньгах, молились бы богу усерднее: в потустороннем мире - истинная жизнь,
уготовленная человеку.
Пробовали Пэкалэ и Тындалэ урезонить попа и так и эдак, тот знай свое
твердит. Увидев, что ни сносной жизни, ни денег от попа не добиться,
надумали они как следует проучить его.
И коль уж надумали, будьте уверены: так и сделают. В один прекрасный
день Пэкалэ и Тындалэ наловили целую корзину раков, вдели каждому раку в нос
по тоненькой свечке, зажгли их и пустили раков по горнице. Сами же
облачились в белые одеяния и, взяв в руки по толстой свече, принялись ходить
из угла в угол и петь:
- Мы, посланники господа-бога, явились за попом и попадьей, чтоб
вознести их в царство небесное.
Поп заглянул в горницу и диву дался. Показалось ему, что это само
небо - со звездами, солнцем и с ангелами спустилось на землю.
- Велика милость твоя, господи,- принялся благодарить поп и побежал к
попадье:
- Эй, попадья, готовься: сейчас вознесемся в рай. Готовься-не готовься,
пришли поп и попадья, как были, вгорницу, чтоб отправиться в рай.
- Готовы?
- Готовы, светлейшие ангелы!
- Тогда залезайте в этот мешок, ибо у вас нет еще крыльев, чтоб
полететь. Мы вас вознесем в рай.
Поп и попадья влезли в мешок, а Пэкалэ и Тындалэ завязали его покрепче
и поволокли по полу через все пороги на улицу.
- Ох, господи, кости болят от этакой тряски! - запричитала попадья.
- Молчи, попадья, думаю, что сейчас мы пролетаем сквозь облака,-
отвечает поп,А Пэкалэ и Тындалэ привязали мешок к колодезному журавлю и
написали на нем: "Кто ударит по этому мешку три раза, получит золотой, а бог
простит ему один грех .
Утром эта весть, разнеслась по всему селу. Люди приходили к колодцу,
ударяли по мешку три раза, получали от Пэкалэ золотой и уходили восвояси.
Потом пришли и слуги попа и как принялись бить по мешку - от него клочья
полетели.
- Ох, ох, мои бедные ребра,- завопил пои. А попадья все вопрошала:
- Чем мы нагрешили, господи, что так тяжко наказы-ваешь нас?
Когда ко мешку ударил, последний, батрак, поп и попадья вывалились ка
землю. Обалделые и насмерть перепуганные, глядели они по сторонам и все не
могли прийти в себя.
- Батюшка,- говорит тогда Пэкалэ,- может, и нам поведаешь, каково на
небесах, что так усердно просил нас вознестись туда?

 

Тындалэ

В один прекрасный день послала жена Тындалэ на базар купить кислого
молока и сметаны. Пойти Тындалэ пошел, а кувшина с собой не взял. Дошел он
до базара, а там - наливай молоко и сметану хоть в пригоршню. Недолго думая,
снял Тындалэ шляпу с головы и говорит сам себе:
- Вот во что куплю.
Подойдя к женщине, что продавала молоко, попросил ее:
- Лей, женщина, молоко в шляпу.
Та вылила простоквашу и получила деньги.
- Теперь - другая беда. Во что купить сметану? - Подумал-подумал
Тындалэ и так решил:
- Переверну-ка я шляпу на левую сторону. Обрадовавшись, что нашел выход
из положения, вывернул он шляпу и не заметил, что молоко вылилось. Купил
сметану и - топ, топ, топ...- пустился в обратный путь.
Жена уж поджидала его и, увидев, что он купил только сметану,
спрашивает:
- А где ж молоко, Тындалэ?
- Да вот же оно! - сказал Тындалэ и принялся переворачивать шляпу
теперь уж на правую сторону. Сметана - бултых! - прямо на землю.
Так донес Тындалэ покупки до дому,- чтоб ему пусто было!

 

Пэкалэ и Тындалэ на работе у попа

- Мы,- сказал Тындалэ,- с тобой побратимы, давай наймемся к одному
хозяину и будем всегда вместе!
- Давай,- ответил Пэкалэ.
И нанялись они к попу. Дело было летом, и поп послал Тындалэ на гумно,
а Пэкалэ велел корову пасти.
Корова у попа была с норовом и пугливая - упаси бог, какая пугливая!
Начнет щипать траву да как вдруг рванется и помчится, проклятая, до седьмой
межи. Несчастному Пэкалэ пришлось целый день бегать за нею. К вечеру бедняга
совсем с ног сбился.
Но и для Тындалэ на молотьбе было не легче: весь день без передышки
водил он коней по кругу. А поп знай себе погоняет, да так, что у Тындалэ
перед глазами все кругами заходило.
Вечером, за ужином, встретились они.
- Ну, Тындалэ, как тебе работалось на гумне? - спросил Пэкалэ.
- Э, какая там работа! Между нами говоря, поп этот в хозяйстве ничего
не смыслит! Вот и пришлось мне целый день сидеть сложа руки. Удивляюсь, как
все-таки удалось раз-другой пройти с лошадью по кругу. Словом, на молотьбе
одно безделье; так и харчей не отработаешь.
- А с коровой, брат, и того хуже! - сказал Пэкалэ.- Хоть бери из дому
подушку да спи с утра до вечера: корова пасется, а тебе и делать нечего!
- Правда?
- Точно так!
- Пэкалэ, давай тогда сделаем так: я пойду корову пасти, а ты побудешь
на гумне. Не все ли равно, где спать?
- Хорошо, Тындалэ!
Так и сделала. На другой день Пэкалэ чуть с ума не сошел, бегая по
кругу за лошадьми, а Тындалэ едва не отдал богу душу, гоняясь за коровой.
"Ну и гусь же этот Пэкалэ!" - думал про себя Тындалэ.
"Нет, этот Тындалэ невозможен!" - говорил себе Пэкалэ.
А вечером, когда увидали друг друга, чуть со смеху не лопнули. Затем
подумали и бросили работу у попа.
Мол, легкая-то она легкая, только пусть поп сам ее делает.

 

Как Тындалэ себя за попа принял

Как-то раз Тындалэ шел в дальнюю деревню к своей родне. Шел, шел, и
застала его ночь в пути. А рядом была какая-то деревня, и Тындалэ решил
заночевать в ней. Постучал в одну дверь, в другую - нигде места нет. Вот
наконец попал к какой-то хозяйке.
- Нельзя ли у вас переночевать?
- Отчего же нельзя? Входи. У меня уже поп какой-то остановился.
Ложитесь-ка вместе в горнице, скучать не будете.
Тындалэ зашел в дом. Хозяйка приготовила обоим постели. Когда ока
выходила из горницы, Тындалэ попросил ее:
- Хозяюшка, разбуди-ка меня пораньше. Прежде чем солнце взойдет, мне
надо к родне поспеть.
- Хорошо, разбужу.
- А меня не буди,- сказал поп,- пока я сам не проснусь.
Рано утром хозяйка разбудила Тындалэ. Встал он и спросонья да в темноте
вместо своей одежды надел одежду попа.
Когда взошло солнце, Тындалэ уже подходил к той деревне, где его родня
жила. Увидел он на себе попову рясу, остановился и стал ругаться:
- Вот глупая женщина - вместо меня попа разбудила!

 

Что купил Пэкалэ?

Какой-то боер послал Пэкалэ телегу купить. Долго пропадал где-то
Пэкалэ. И время прошло, и деньги он растратил. Вернулся без телеги, а боер
спрашивает его:
- Пэкалэ, где телега?
- Я ее съел, барин.
- Слушай, ведь телегу не едят. - Ну, раз не едят, я ее выпил.
- Нет, Пэкалэ, ее и не пьют!
- А коли ее и есть не едят, и пить не пьют, значит, это была не телега.

 

Сколько у Пэкалэ было овец?

Как-то раз Тындалэ встретил на дороге Пэкалэ с котомкой на палке и
спрашивает у него:
- Послушай, дружище, куда ты идешь?
- Иду к пастухам, хочу им овец своих на лето, отдать. - А много ли овец
у тебя?
- Белых ни одной, а черных немного меньше.

 

Сказки детям
      Rambler's Top100

www.skazki.yaxy.ru ©®§¥ 2000 - 2009

Сказки на ночь | Сказки детям