Сказки на ночь
   

    

 

     Американские народные сказки

 

 

  •      Бык Белый Носок
  •      Как братец кролик заставил братца лиса, братца волка и  братца  медведя
  • ловить луну
  •      Как койот поймал ветер
  •      Вечный двигатель в солнечном море
  •      Почему у братца опоссума голый хвост
  •      Койот и женщина-сова
  •      Виргинский Геркулес
  •      Маленький чернокожий Замбо
  •      Откуда пошли болезни и лекарства
  •      Джонни яблочное зернышко
  •      Золото в печке
  •      Комары, медведи и бизоны
  •      Кофе по-ковбойски
  •      Майк Финк
  •      Маленький Жан и большая белая кошка
  •      Непоседа и Да Скорей
  •      Подружка Дикони
  •      Поль Баньян
  •      Посеешь ветер пожнешь бурю
  •      Семь небылиц
  •      Человека не победишь
  •      Три козла Граф и злобный тролль
  •      Новый костюм
  •      Дэви Крокет
  •      Пекос Билл
  •      Фиболд, сын Фиболда
  •      Будет Буря
  •      Джон Генри
  •      Большой Джон Освободитель
  •      Сэм Пэтч
  •      Йо Мадьярок
  •      Мешок правдивых небылиц
  •      Матушка Кэт
  •      Эгнес Гобсон
  •      Как миссис Мот помогла поджечь свой дом
  •      Чёрный Билл
  •      Папаша Меншен и шериф Кислая Рожа
  •      Напрасная тревога
  •      Одна пара голубых атласных туфелек на четырёх сестёр
  •      Как доктор Уокер преподал судье урок вежливости
  •      Угадайте, кто?
  •      Про судью, любившего бейсбол
  •      Свадьба в Серебряных Ключах
  •      Охота на бекасов
  •      Суп из гремучей змеи
  •      Техасский Робин Гуд
  •      Только глупцы не умеют смеяться над собой
  •      Женская власть и мужская сила
  •      Глоток вина для змеи!
  •      Ромео и Джульетта из штата Виргиния
  •      Пряничный человечек
  •      Янки смеются
  •      Даю слово йоркширца!
  •      Мой пес тоже йоркширец
  •      Янки в дороге
  •      Шляпки Сэма Толмена
  •      Вишневый кот
  •      Путь наверх мистера Барнема
  •      Кресло моей прапрабабушки
  •      Следуя неверным курсом
  •      Капитанская фуражка
  •      Рецепт капитана
  •      "Бульдог" капитана Элизера
  •      Пудинг с изюмом
  •      Янки-изобретатели
  •      Находчивость янки
  •      Новый взгляд на Ниагарский водопад
  •      Неудачное предложение
  •      Галантный кавалер
  •      Как сохранить топливо
  •      Два лишних
  •      Вопросом на вопрос
  •      Коротко и ясно
  •      Штраф за курение
  •      И вашим и нашим
  •      Вода и ветер
  •      Любопытство янки
  •      Как излечить янки от любопытства
  •      Выход из положения
  •      Прощай, Леандр!
  •      Дж.Ф. Суса
  •      Как гремучие змеи Старину Пайка спасли
  •      Горбатая кантина и золотая лихорадка
  •      Бом-кливер
  •      Рыцарь Любви и плавающие свинки
  •      Медведя чужая наука до добра не доведет
  •      Гризли Гэс и его Ассистент
  •      Ползук летучий и К°

 

 

 

     Бык Белый Носок

 

     Про кого обычно рассказывают всякие небылицы?  Мы  имеем  в  виду-  про

каких животных? Ну само собой, про небывалых. Про чудо-животных. Про  таких,

которые или невероятно велики, или бегают невероятно быстро, или  невероятно

умны.

     А вот сейчас мы вам расскажем  историю  про  быка,  который  был  почти

совсем обыкновенным быком, за исключением одного раза, когда он показал себя

на свадьбе,  да  так,  что  всем  надолго  запомнился  этот  случай.  Вполне

возможно, он был чуточку крупнее и сильнее обычных быков,  что  водились  на

юго-западе страны, но прославился он совсем не этим.

     Имя ему дали Белый Носок, потому что одна нога у него внизу была белая,

как в  носке.  Вообще-то  у  него  и  в  других  местах  были  белые  пятна;

собственно, всюду, где он не был черным, он был белым.  Его  хозяин  мельник

Берне каждый день садился на него верхом и ехал на свою мельницу. В  носу  у

быка торчало кольцо, а на рога была наброшена веревка.  Вместо  седла  Берне

брал две доски и покрывал их старым  ковриком.  Веревка  спускалась  вниз  и

подхватывала быка под брюхо, образуя при этом стремена,  чтобы  мельник  мог

вдеть в них ноги. Белый Носок как будто и не  возражал,  что  на  нем  ездят

верхом, точно на лошади, но, честно говоря, он просто не знал других  быков,

кроме себя, и потому полагал, что быкам полагается ходить под седлом.

     Он не только других быков не знал, но и неумел, как они, пугать  людей,

громко мычать и гоняться за ними по  пастбищу,  поддавать  копытом  бадьи  с

молоком и кидаться на красную тряпку. Словом,  отсталый  он  был  бык,  если

передовым считать такого, который умеет бесчинствовать.

     И только в день этой самой свадьбы в Белом  Носке  проснулся  настоящий

бык.

     У мельника Бернса была дочка по имени Сесили. Она собиралась  замуж  за

молодого фермера Клопшоу, и по этому случаю  мельник  Берне  решил  устроить

настоящий праздник. На свадьбу дочери он созвал гостей  со  всего  графства.

Всех пригласил, кроме одного человека, которого  звали  Сат  Добродейл.  Вы,

чего доброго, еще подумаете, что этот человек и впрямь творил  добрые  дела,

как гласило его имя: был добр,  доброжелателен,  добросердечен,  добродушен,

добропорядочен... А вот и нет, совсем наоборот! Сат умел делать  много  шума

из  ничего.  Он  был  прирожденный  интриган,  бессовестный,   беспардонный,

безудержный, бесчеловечный,  безнадежный  смутьян  и  скандалист.  Когда  он

узнал, что его не пригласили на свадьбу Сесили, он тут  же  решил  отквитать

Бернсу и всем его гостям. Только вот как?

     Он оседлал мула, причесался впервые за много лет и припустил с  горы  к

дому мельника.

     Сат спрятался за сараем и подсматривал оттуда, как  все  пьют-веселятся

за свадебным столом. Он голову сломал, все не мог придумать, как же насолить

им. А что, если  остричь  хвосты  коню  жениха  и  кобыле  невесты?  Но  это

показалось недостаточно обидным по сравнению с  той  обидой,  какую  нанесли

ему, Сату Добродейлу.

     Он все еще обдумывал план мести, когда с заднего  двора  в  сад  забрел

Белый Носок. Он был все еще оседлан, потому что в праздничной суете -  шутка

ли, дочкина свадьба! - мельник  Берне  забыл  его  расседлать.  Белый  Носок

принюхался к большой корзине, в которой завалялись остатки зерна, и сунул  в

нее нос.

     Вот тут Сата Добродейла и осенило! Сат сделал шаг  вперед  и  незаметно

накинул корзину Белому Носку на рога.

     Попробуйте-ка ходить с корзиной на голове! Да это  хуже,  чем  вслепую.

Когда бык поднял голову и вдруг ничего не увидел, он  забил  хвостом,  повел

головой, взбрыкнул задом, кинулся в одну сторону, в  другую,  затоптался  на

месте, зафырчал, выдув все оставшееся зерно из корзины, и бросился к дому.

     Он ревел громче грома небесного и тряс рогами, пытаясь сорвать с головы

корзину. Со всего размаха он налетел на заднюю стену дома  и  разнес  ее  до

основания, чуть не придавив бедную мышку, которая только успела  вылезти  из

норки, чтобы раздобыть себе кусочек свадебного  пирога.  Попятившись,  Белый

Носок ударил задними ногами по  толстому  дереву.  Оно  так  задрожало,  что

потеряло почти всю свою листву. Белый Носок  кружился  на  месте,  брыкался,

лягался и, наконец, вломился в Мельникову пасеку. Повалил дюжину ульев, и  в

миг единый стало темно от пчелиной тучи. Пчелам было так  тесно  в  воздухе,

что они начали жалить друг друга.

     А знаете, что такое ужаленная  пчела?  Да  это  в  сто  раз  хуже,  чем

взбесившийся бык. Но даже  неужаленные  пчелы  до  того  злые!  Они  тут  же

объявили Белому Носку войну не на жизнь, а на смерть и  вихрем  налетели  на

него. И жужжали, и кружили над ним! Они так плотно облепили бедное  животное

от кончика носа до кончика  хвоста,  что  не  то  что  яблоку  -  пшеничному

зернышку негде было там упасть. А пчелы, которым не хватило  места  на  теле

несчастного быка, затеяли драку в воздухе за  право  приземлиться  на  него,

хотя и так они усеяли его, наверное, в десять рядов.

     Белый Носок и фыркал, и мычал, и метался туда-сюда, не видя ни зги.  Да

и что тут увидишь, когда пчелы жужжали и  звенели  над  самой  его  головой,

запрятанной в корзину. "Фыр, фыр!"-фырчал бык, и  делалось  черно  от  пчел,

взметнувшихся с его носа вверх. Хвост Белого Носка  можно  было  принять  за

сучок высохшей сосны, покрытой мхом. От пчел, облепивших  его,  бык  казался

раза в три громадной. Такого разозленного и разобиженного быка Сат Добродейл

еще сроду не видел.

     Белый Носок наконец добрался до черного хода в дом и постучал по  двери

хвостом, при этом  нечаянно  сорвал  ее  с  петель  и  вломился  в  дом.  По

неловкости он наскочил на старинные  голландские  часы,  стоявшие  на  полу,

зацепил ненароком маятник, и часы полетели на пол, а вместе с ними  колесики

и шестеренки тоже покатились  кто  куда,  и  пчелы  бросились  их  догонять.

Попятившись задом, бык задел ножку кровати и  опрокинул  ее.  Взбрыкнув,  он

отправил ножку от кровати прямо в окно. Следующий его шаг хвостом вперед был

к буфету, украшенному  по  углам  резными  кошечками.  От  столкновения  тот

грохнулся на пол, и бедному быку ничего  не  оставалось,  как  растоптать  и

превратить в кашу все, что стояло в нем на полках.

     Гостям на свадьбе послышался было какой-то шум, но  они  так  увлеклись

смакованием свадебного угощения, что слышали разве что свое чав-чав-чав.

     Бедный бык носился как бешеный, стараясь отделаться от пчел,  и  влетел

на ходу в кладовую по соседству со столовой. Конечно, все там полетело вверх

тормашками - глиняные  горшки  с  солеными  огурчиками,  банки  с  вареньем,

маринады, мешки с зерном, пучки сушеных трав, болеутоляющая  настойка  опия,

корзины с яйцами, тыква, томаты, бидоны с молоком, маслобойки.

     Ближе всех к стене в кладовую сидела мать жениха, матушка  Клопшоу.  Но

она была глуха как пень. Ей будто послышался какой-то шорох,  но  не  успела

она сообразить, что к чему, как Белый Носок уже вломился  в  столовую  прямо

сквозь стену. Гости завопили, завизжали  и  бросились  от  него  врассыпную.

Матушка Клопшоу глазом не успела моргнуть, как очутилась в своем  кресле  на

столе - это бык поддел ее рогами и запулил на стол.

     В столовой были выстроены в ряд с полдюжины столов,  и  получился  один

длинный стол, чтобы уместились все  приглашенные  на  свадьбу.  Белый  Носок

раскидал все столы, они взгромоздились у него один на  другой,  и  на  самом

верху восседала бедная матушка  Клопшоу,  отбиваясь  от  пчел  и  размахивая

руками, как мельница крыльями в ветреную погоду. В одной руке  -  шляпка  из

набивного ситца, в другой - куриная ножка.

     Битые тарелки, жареная  картошка,  тушеная  капуста,  свиные  отбивные,

бифштексы,  суп,  бобы,  печеные  яблоки,  пудинги,  пирожки,   даже   куски

свадебного пирога - все смешалось, сбилось, спуталось, словно кто  пропустил

все это через мясорубку, а потом еще приперчил пчелами. Белый Носок  кидался

и брыкался, все летело из-под его копыт - столы, стулья,  посуда,  еда  -  и

через входную дверь, отсчитав семь ступенек, прямо на  улицу.  А  следом  за

столами и прочим сам он, туша в полтораста  фунтов,  перекувырнувшись  через

голову, бухнулся на этот винегрет из стульев с селедкой,

     Бедный мельник Берне вился вокруг, колотил быка по спине и вопил:

     -Тпру, скотина! Тпру, мой мальчик!

     Он схватился за ручку корзины и хотел сорвать ее у быка с головы, но не

успел. Белый Носок подскочил, да так  поддал  задними  ногами,  что  мельник

Берне полетел вверх тормашками и приземлился прямехонько на спину быку. Зато

корзина была у него в руках!

     Как только Белый Носок увидел белый свет, он стряхнул с  морды  пчел  и

понесся по переулку с такой скоростью, что у мельника Бернса, который  сидел

на нем верхом, волосы со лба сползли назад на целых  два  дюйма.  Он  впился

ногами  в  веревочные  стремена,  а  свободной  рукой  схватился  за  седло,

предоставив быку бежать куда глаза глядят. Но Белый  Носок  не  знал  точно,

куда лучше бежать, он мычал, топтался  на  месте,  кидался  туда-сюда,  звал

лошадей, привязанных к проволочной изгороди. Лошади в ответ вскинули  голову

и заржали, а потом вырвались на свободу  и  тоже  побежали.  Пчелы-за  ними,

правда, большая их часть осталась верна Белому Носку, а  заодно  и  мельнику

Бернсу. Мельник отбивался от них корзиной и так быстро вертел ею в  воздухе,

что казалось, в руке у него не одна, а по меньшей мере  дюжина  точно  таких

корзин.

     Представляете, какую пыль  подняли  Белый  Носок  и  лошади!  Настоящую

пыльную бурю! Так что все, что  мог  видеть  ухмыляющийся  и  довольный  Сат

Добродейл, стоявший в стороне и почесывавший в затылке, была  пыль,  пыль  и

пыль да искры, вылетавшие из-под копыт лошадей. Все, кто был на  двух  и  на

четырех ногах, включая цыплят и поросят, кинулись бежать. Некоторые  убежали

так далеко, что потерялись навеки.

     А гости в  доме  мельника,  спасаясь  от  пчел,  выпрыгивали  из  окон,

выкатывались из дверей, лезли через каминные трубы, кидались в  погреб.  Кто

успел раньше сбежать, катались  по  полю,  лезли  на  деревья,  окунались  с

головой в реку. Жених Клопшоу с воплями "Чума египетская!" забрался под стог

сена.

     Сат мурлыкал от удовольствия, как кот от сливок. Увидев невесту Сесили,

дочку мельника, которая, отмахиваясь от пчел, скатилась в холодную  речку  с

молочным горшком на голове, он  не  спеша  приблизился  к  ней  и  заговорил

вкрадчиво:

     - Ну, как, малютка Сесили, проводите свой медовой месяц? Я  вижу,  меду

вам хватает даже здесь, в воде. Сладкая жизнь, а?

     -Жаткнишь ты,  шкотина!  -  прошамкала  она  из-под  молочного  горшка,

окунаясь поглубже, чтобы потопить всех пчел,  облепивших  ее.  -  О!  Я  вшя

горю!..

     -А вы посыпьтесь содой, станет легче. - И он повернулся, чтобы уйти.  -

Не мешает и мне поохотиться за медком.

     Сесили приподняла над головой молочный горшок:

     - Можете одолжить у меня фунт мышьяку, чтобы посыпать ваш медок!

     - Да я тут при чем? - обиделся Сат. - Это все ваш бык-смутьян.

     Но тут ухмылка вдруг исчезла с его лица, потому что  в  конце  переулка

появился сам мельник Берне, все еще с корзиной в руках,  чтобы  отмахиваться

от пчел, но пчелы, видно, уже  выдохлись,  устали,  притомились.  Следом  за

мельником Бернсом на некотором расстоянии от него в клубах пыли  появился  и

Белый Носок. Он так распух от пчелиных укусов, что вздумай мельник Берне его

сейчас продавать, он мог бы запросить за него не как за одного быка,  а  как

за целое стадо. Да и сам мельник Берне тоже распух, словно то  был  не  один

Берне, а два. Но и два  Бернса  могли  бегать  все-таки  достаточно  быстро.

Правда, Сат Добродейл мог бегать еще быстрее! Что  он  и  сделал.  Улепетнул

через дикие безлюдные равнины и горы на северо-запад, в Канаду.  Добежал  он

туда или нет, никому не  известно,  только  больше  его  в  этих  местах  не

встречали. Прошел слух, будто он раскаялся в случившемся и готов был  биться

головой о скалы, только побоялся нанести им роковой удар.

     Что до Белого Носка, то он с тех пор так и не присмирел, и никто уже не

смел ездить на нем верхом. Когда мельник Берне набрался храбрости, он все же

подошел к нему, снял с него седло и  пустил  пастись  на  траву  в  компании

дюжины дородных черно-белых коров.

     Жених Клопшоу, говорят, оставался под стогом сена еще целую  неделю,  а

невеста Сесили, наверное, месяц, если не больше, никак не  могла  стянуть  у

себя с головы молочный горшок. Впрочем, все завершилось  благополучно,  даже

для матушки Клоп-шоу. К тому времени, как она сумела спуститься на  землю  с

вершины горы из столов и стульев, пчелы успели так прочистить  ей  уши,  что

она стала слышать даже собственные мысли, если только они не слишком звенели

в ушах.

     Ну а поросята, когда  испугались  бешеного  быка  и  бросились  бежать,

добежали до  самой  Мексики  и  остались  жить  на  мексиканском  побережье.

Испанское судно подхватило оттуда на борт одного борова и несколько свинок и

доставило их в теперешнюю Калифорнию.

 

 

 

 

     Как братец кролик заставил братца лиса,

     братца волка и  братца  медведя ловить луну

 

 

     Были времена, когда и братец Кролик, и братец Лис,  и  братец  Волк,  и

братец Медведь - все жили дружно и не ссорились. Были времена, когда все они

жили словно одна семья. Только заметил однажды Кролик,  что  слишком  уж  он

раздобрел от такой спокойной жизни, и стал он думать и гадать, что бы  такое

сотворить. День ото дня становился он все беспокойнее - ну, прямо места себе

не находил!

     Вот как-то вечером, после ужина, лежал Кролик  на  траве,  так  и  этак

мозгами раскидывал и вдруг увидел своего старого приятеля Черепаху.

     Поздоровались  они  сердечно,  уселись   на   лужайке,   разговорились,

вспомнили старое. Болтали они так, болтали, а Кролик  возьми  и  скажи,  что

неплохо, пожалуй, немножечко поразвлечься, как в  былые  времена.  А  братец

Черепаха ему в ответ:

     - Я, братец Кролик, и сам только о том и думаю! Вот славно, что ты  мне

повстречался!

     - Ну и чудесно, братец Черепаха! - воскликнул Кролик. -  Давай  позовем

братца Лиса, братца Волка и братца Медведя и  порыбачим  завтра  вечером  на

пруду. Там заодно и  позабавимся  досыта.  Я  заведу  разговор,  а  ты  знай

поддакивай. Придешь?

     -Если  не  приду,  значит,  меня  унес  Кузнечик,  -  засмеялся  братец

Черепаха.

     - Скрипку можешь с собою не приносить, я ведь тебя не на танцы зову!  -

пошутил в ответ Кролик и с этими словами помчался домой и  сразу  же  улегся

спать.

     А  братец  Черепаха  поспешил  прямо  к  пруду,  чтобы  не  опоздать  к

назначенному сроку.

     На следующее утро Кролик дал знать об уговоре всем соседям, и те ужасно

обрадовались - им самим такая мысль и в голову не приходила. Братец Лис  тут

же объявил, что сбегает за матушкой Мидоус, мисс Моттс и другими  девочками.

(Матушка  Мидоус,  мисс  Моттс  и  другие  девочки  -  несколько  загадочные

персонажи сказок о  братце  Кролике;  очевидно,  служат  символом  идеальной

фермерской семьи у афроамериканцев).

     Вечером все были в сборе. Братец  Медведь  -  этот  притащил  удочку  с

леской и крючком, и братец Волк тоже принес  удочку,  а  братец  Лис  -  тот

явился с сачком. Братец Черепаха, чтобы  не  отстать  от  других,  принес  в

баночке червей. А матушка Мидоус и девочки  уселись  поодаль  и  взвизгивали

всякий раз, как братец Черепаха  показывал  им  баночку  с  червями.  Братец

Медведь сказал, что намерен поймать сома.  Братец  Волк  сказал,  что  будет

ловить карасей. Братец Лис пообещал  наловить  окуней  для  матушки  Мидоус.

Братец Черепаха  заявил,  что  наловит  пескарей,  а  братец  Кролик  -  тот

подмигнул братцу Черепахе и сказал, что постарается поймать карпа.

     Вот приготовились они, и  Кролик  совсем  уж  было  собрался  забросить

удочку, но вдруг остановился как вкопанный,  будто  увидел  что-то  в  воде.

Глядя на него, и остальные тоже замешкались. Кролик бросил удочку, поскреб в

затылке и снова уставился на воду. Видя такое  дело,  девочки  не  на  шутку

разволновались, и матушка Мидоус закричала:

     - Эй, братец Кролик, объясни, пожалуйста, что там такое случилось?

     Братец Кролик ничего не ответил, только снова  поскреб  в  затылке,  не

отводя глаз от воды. Тут мисс Моттс вскочила с места, подобрала юбки и стала

громко кричать, что ужасно боится змей. Но Кролик и  тогда  не  проронил  ни

слова, а только почесывал  в  затылке  да  на  воду  глядел.  Потом  глубоко

вздохнул и произнес:

     - Леди и джентльмены! Лучше всего, пожалуй, уйти отсюда: никому из  нас

не поймать здесь ни единой рыбешки.

     Только он это сказал, братец Черепаха подполз к самому  берегу,  глянул

вниз и сказал.

     - Это точно! Вот уж точно так точно! И с этими словами попятился назад,

сокрушенно покачивая головою, будто пораженный тем, что увидел.

     - Не пугайтесь, милые леди, - продолжал  Кролик.  -  Мы  ведь  рядом  и

сумеем постоять за вас. А уж чему быть  суждено  -  то  и  сбудется.  Всякое

случается в жизни. Да, в сущности, ничего особенного и не произошло.  Просто

луна утонула в пруду. Вы что, не верите мне?! Тогда  ступайте  и  посмотрите

собственными глазами.

     Тут все, разумеется, бросились к воде, глянули  -  и  впрямь  вон  она,

луна, покачивается на самом дне! Братец Лис постоял, постоял да и говорит:

     - Так, так, так!

     Братец Волк постоял, постоял да и говорит:

     - Вот ужас-то, вот ужас-то, вот ужас-то!

     А братец Медведь постоял, постоял да и говорит:

     - Гм, гм, гм!

     Леди тоже постояли, постояли, а потом матушка Мидоус как закричит:

     - Да что же это такое делается!

     А братец Кролик еще разок глянул на воду и сказал:

     - Леди и джентльмены! Вы тут  можете  причитать  сколько  душе  угодно,

однако до тех пор, пока мы не выудим луну из пруда, не видать нам  рыбы  как

своих ушей. Это вам и братец Черепаха подтвердит.

     Стали все наперебой допытываться у братца Черепахи, как бы им  вытащить

луну из пруда, но тот посоветовал им во всем полагаться на братца Кролика. А

Кролик прикрыл этак глаза, будто бы  обдумывая,  какое  решение  принять,  а

потом сказал:

     - Пожалуй, лучше всего будет сбегать к дядюшке Маку, взять у него невод

и выловить им луну.

     - Вот замечательно, братец Кролик, что ты вспомнил. о дядюшке  Маке!  -

вскричал братец Черепаха. - Он ведь близкая родня мне. Наверняка дядюшка Мак

не откажет нам в просьбе.

     Отправился братец Кролик за неводом, а  братец  Черепаха  принялся  тем

временем объяснять всем и каждому, будто тот,  кто  увидит  луну  в  воде  и

поймает ее, вместе с луной достанет со дна горшок с  золотом.  Ух,  до  чего

обрадовались тут братец Лис, братец Волк и братец Медведь! Решили они,  что,

как только у них будет невод, все они пойдут ловить луну.

     Возвратился  Кролик  с  неводом  и  быстро  сообразил,  что   к   чему.

Притворился он, будто сам хочет лезть в пруд за луной. Скинул  пальто,  стал

даже  стягивать  жилет,  но  тут  все  вокруг  зашумели,  закричали,  начали

уговаривать его не мочить ноги,  принялись  убеждать  Кролика,  что  и  сами

справятся с этим делом. Братец Лис  взялся  за  один  конец  невода,  братец

Волк - за другой, а братец Медведь двинулся следом за ними, чтобы переносить

невод через коряги и острые камни.

     Вот забросили они невод, потянули, но только луна  осталась  на  месте.

Забросили еще раз - снова ничего. Забросили в третий - опять неудача. Решили

они зайти в воду поглубже.

     Попала вода Лису в ухо. Как начал он трясти головой! Волку тоже  попала

в ухо вода, и этот затряс головой что было мочи.  И  Медведю  попала  в  ухо

вода, и он тоже стал изо всех сил трясти головой. Вот так все трое трясли да

мотали головами, а сами незаметно заходили в пруд все дальше и дальше.

     Сделал Лис еще шажок - и ушел с головой под воду. Волк тоже шагнул -  и

тоже погрузился в воду по макушку. А следом  за  ними  и  Медведь.  Что  тут

поднялось! Они так барахтались, что едва всю воду из пруда не выплескали!

     Выбрались они кое-как на берег -  девочки  так  и  прыснули  со  смеху:

сделались все трое грязнее грязи. А Кролик им кричит:

     - Мне кажется, джентльмены, что вам следует  побыстрее  отправиться  по

домам и переодеться во что-нибудь сухое. Может, в другой раз вам и  повезет.

Слышал я, что луна вообще ловится неплохо, нужно только насаживать на крючок

простофиль вроде вас - то-то славная  будет  приманка!  Тогда  уж  наверняка

можно выудить луну, за это я ручаюсь!

     Что оставалось делать Лису, Волку и Медведю?  Мокрые,  усталые  и  злые

поплелись они домой, а братец Кролик и братец Черепаха, довольные  тем,  как

они обманули простаков, отправились в гости к матушке Мидоус и девочкам.

 

 

 

 

 

     Как койот поймал ветер

 

 

     В давние времена ветер дул каждый день. Он дул так сильно,  что  никому

не давал житья. Тогда койот решил:

     - Чтобы ветер больше не дул, поймаю его  да  убью.  Расставлю  силки  в

ущелье между горами. Там-то он мне попадется.

     И вот взял койот и расставил силки на камне в самом узком месте ущелья.

А потом пошел домой спать.

     Наутро приходит койот в ущелье и видит: кто-то бьется в силках. Длинные

волнистые волосы. Большие глаза. Широкий рот.

     Достал койот из колчана стрелу, наложил на лук, говорит:

     - Сейчас ты умрешь!

     - Не стреляй в меня, - говорит ветер. - Разве тебе меня не жалко?

     - Не жалко, - отвечает койот. - Ты каждый  день  налетаешь  на  дома  и

лезешь не в свое дело. Готовься к смерти!

     - Пожалей меня, - молит ветер.

     - Ладно, живи, - смилостивился койот, -  только  пообещай  мне,  скажи:

"Больше никогда не буду дуть!"

     - Но я же умру, если буду все время сидеть дома, -плачет ветер.  -  Как

тогда мне найти еду?

     - Ладно. Тогда скажи: "Когда подую, когда перестану!"

     - Клянусь тебе: когда подую, когда перестану. Высвободил койот пленника

из силков и отпустил на волю. Ветер поэтому жив по сей день.

     Только теперь он когда подует, когда перестанет.

 

 

 

 

     Вечный двигатель в солнечном море

 

     Каких только сказок ни рассказывают про море Бофорта! Над  одними  люди

смеются до слез, над другими плачут.

     Одни называют их пустой болтовней, враньем. Другие - истинной правдой.

     А умные люди говорят: когда вы слышите сказку, какую в народе повторяют

не раз, закройте глаза, откройте уши, слушайте и наслаждайтесь!

     Вот вам одна из таких сказок, а уж будете вы плакать или смеяться,  это

ваше дело. Во всяком случае, умный последует совету умного.

     Жил в городе Бофорте один  человек  по  имени  Джонс.  Он  был  хорошим

мастером, но уж слишком увлекался всякими там болтиками, винтиками, гайками,

колесиками. Когда люди спрашивали у него, почему, он отвечал:

     - Я хочу открыть тайну  вечного  движения,  чтобы  заставить  различные

предметы двигаться беспрерывно и без посторонней помощи. Вечный двигатель  -

штука похитрее, чем золото,  какое  пытаются  добыть  алхимики.  Если  найти

вечный двигатель, машины будут двигаться  и  работать  сами.  Представляете,

какую кучу денег можно тогда заработать?

     Одни смеялись над Джонсом, другие говорили:

     -А может быть, он кое-что и знает? -Во  всяком  случае,  он  вечно  был

окружен толпой зевак, которые наблюдали, как он кует и паяет.

     Одним ясным весенним утром мастер Джонс вышел на своем ялике поудить  в

водах Бофорта рыбу. Уйдя подальше от островов, на которых раскинулся  город,

он поднял весла и сидел  ждал  с  гарпуном  в  руке,  поглядывая  на  крутые

набегающие волны. Ему хотелось загарпунить большого крылатого ската или, как

его еще называют, морского дьявола. В те времена их много водилось там.

     Было так уютно, приятно сидеть  на  теплом  солнце,  когда  рядом  тихо

плещется о борт лодки морская волна. Вскоре  он  уже  позабыл,  ради  какого

жестокого занятия приплыл сюда, ему уже не хотелось  бить  рыбу,  беззаботно

игравшую в глубине.  Мысли  его  сосредоточились  на  другом  -  на  быстрых

колесиках, вертящихся беспрерывно.

     Он забыл обо всем на свете и не заметил  даже,  как  его  весла  уплыли

далеко в сизо-голубое море. И вдруг он  очнулся  от  своего  сна  наяву.  Он

увидел могучие распластанные крылья гигантского морского дьявола. Тут  же  в

руке его взметнулся гарпун и ушел глубоко под воду.

     Рыба, обезумев от боли и ярости, рвалась из стороны в сторону. Но  боль

не  отпускала,  наоборот,  только  терзала  сильнее.  Скат  в  дикой  ярости

устремился вглубь, пытаясь избавиться от мучений. Но это не помогло, и он  с

еще большим ожесточением стал кидаться вверх и вниз, туда-сюда, волоча  ялик

Джонса за собой.

     Люди на берегу и в рыбацких ботах хорошо видели в море ялик, без  весел

носящийся по морю. Они разглядели в нем Джонса, услышали его крики и решили,

что наконец-то он нашел секрет вечного двигателя. Иначе  разве  могла  лодка

носиться по морю с такой скоростью без весел и без паруса?

     Однако Джонс в своем ялике и думать не думал о вечном двигателе. Он был

до смерти напуган и мечтал лишь об одном; как бы прекратить бешеную гонку по

волнам и отделаться от рыбы, которая волочила его.

     Рыба уже несла его в открытое море. Джонса  охватил  ужас.  А  люди  на

берегу и в лодках громко веселились и кричали "ура".

     Перед глазами испуганного мастера раскинулось море,  словно  бескрайняя

могила. И он летел прямо в нее! Но вдруг его осенило: в кармане ведь у  него

нож! Он тут же вытащил его и принялся из последних сил  перерезать  веревку,

которой гарпун был привязан к лодке. Это  было  нелегко,  потому  что  лодку

мотало из стороны в сторону с огромной скоростью. Наконец ему  все-таки  это

удалось. Веревка,  на  которой  держалась  гигантская  рыба,  оборвалась,  и

"вечный двигатель" остановился. Бедняга Джонс был почти без памяти.

     Из  города  приплыли  лодки,  и  люди  подхватили  выбившегося  из  сил

рыболова. Только тогда они узнали, что послужило источником вечного движения

для бешено кружившегося по воде ялика Джонса.

     Однако у Джонса это  не  отбило  охоты  и  дальше  возиться  со  своими

болтиками и винтиками в надежде создать когда-нибудь вечный двигатель.

     Люди забывчивы.

 

 

 

     Почему у братца опоссума голый хвост

 

 

     Однажды  братец  Опоссум  ну  просто  ужас  до  чего  проголодался!   И

захотелось ему отведать хурмы. А надо вам сказать, что  братец  Опоссум  был

преленивейшим созданием! Но  тут  уж  в  брюхе  у  него  так  заурчало,  что

волей-неволей пришлось ему отправиться на поиски пищи.  И  как  вы  думаете,

кого он встретил по дороге? Ну конечно же, братца Кролика!

     А были они больше приятели, Опоссум  с  Кроликом,  потому  что  Опоссум

никогда не приставал к Кролику,  как  другие.  Сели  они  у  дороги,  начали

болтать о том о сем.

     Тут Опоссум возьми и признайся, что просто умирает с голоду. А Кролик -

тот даже в ладоши захлопал и закричал, что знает такое  место,  где  Опоссум

может великолепно подкрепиться. Опоссум, разумеется, спросил, где  оно,  это

место, на что Кролик ответил:

     - Да в саду братца Медведя!

     Едва только Опоссум услышал о фруктовом саде братца Медведя, у него изо

рта потекли слюнки. Не успел Кролик и глазом моргнуть, Опоссума  уж  и  след

простыл. Прибежал он в сад и взобрался на самое высокое дерево. А Кролик-то,

оказывается, вот что придумал: помчался он к дому Медведя и  давай  кричать,

что кто-то безобразничает у него в саду.

     Медведь со всех ног бросился туда.

     Сидит Опоссум на дереве, и все-то  чудится  ему,  будто  Медведь  идет.

Сидит он так и приговаривает:

     - Еще одну штучку - и удеру! Еще  одну  -  и  удеру!  Ну  и  досиделся!

Медведь тут как тут, а Опоссум его не видит и знай себе повторяет:

     - Еще одну - и удеру!

     Подскочил Медведь к дереву и как начал его трясти! Свалился Опоссум  на

землю, словно спелый плод, и, едва коснулся ногами травы, пустился наутек  к

забору - что твоя скаковая лошадь! А Медведь за ним вдогонку. Так бежали они

по саду, бежали, и с каждым прыжком Медведь был все ближе. Добежали  они  до

забора, тут Медведь и настиг Опоссума и схватил его зубами за хвост.  Только

Опоссум все же изловчился, протиснулся между жердями,  рванулся  и  выдернул

хвост из зубов Медведя. Однако Медведь  так  крепко  держал  его  зубами,  а

Опоссум тянул с такой силой, что вся шерсть осталась во рту у Медведя.

     И, пожалуй, не будь поблизости Кролика и не принеси он  Медведю  кружку

воды, тот непременно подавился бы шерстью.

     Вот с того самого дня на хвосте братца Опоссума не растет шерсть. Ни  у

него, ни у его детей.

 

 

 

     Койот и женщина-сова

 

     Как-то раз появился койот в том месте,  где  река  Колумбия  впадает  в

океан, а там неподалеку жила женщина-сова  -  злая  старая  ведьма,  которая

много лет подряд губила попавших к ней людей.  Привяжет  ведьма  человека  к

лодке и пустит по воде во мглу. - Уходи навсегда! - приговаривает.  Вернется

лодка, а на ней лежат человеческие кости. На берегу стояла толпа несчастных:

каждого из них ждала  печальная  участь.  Бедным  пленникам  очень  хотелось

избавиться от злобной старухи,  но  колдовство  ее  лишало  их  силы.  Койот

смешался с толпой, понаблюдал немного за женщиной-совой и  сказал  людям:  -

Испытаю теперь я свою судьбу!  Думаю,  я  сумею  вернуться  к  вам  живым  и

здоровым. Привязали койота к лодке, и старуха проговорила. - Уходи навсегда!

Но люди дружно закричали: -Возвращайся к нам! Время тянулось долго,  но  вот

вдали показалась лодка. Мало-помалу она подплывала  все  ближе,  ближе.  Все

думали - а как койот? Но едва лодка причалила к  берегу,  все  увидели,  что

койот цел и невредим. Так кто же сильнее -  колдунья  или  койот?  Привязали

старуху к лодке и скорей отправили во  мглу.  А  койот  и  все  люди  громко

закричали: - Уходи навсегда! Возвратилась  лодка,  и  на  ней  белели  кости

колдуньи. Очень радовались люди, что избавились от злой  ведьмы.  Они  стали

упрашивать койота остаться с  ними,  даже  пообещали  ему  в  жены  красивую

девушку. Но койот отказался: - Нет, не нужно мне жены.  Побегу-ка  я  дальше

берегом реки!

 

 

 

 

     Виргинский Геркулес

 

     Америка знала много славных пионеров: великана-лесоруба  Поля  Баньяна,

ковбоя диких прерий Пекоса Билла, доброго фермера Джонни Яблочное Зернышко и

еще многих  "золотых  петуш-ков",  прославившихся  своей  силой,  отвагой  и

великими делами.

     Таков был и Питер Франциско  из  штата  Виргиния.  Люди  всегда  готовы

поведать о его редкой силе и бесстрашных подвигах.

     Нам бы хотелось рассказать о нем три увлекательных и  веселых  истории,

но, к сожалению, не хватает места.

     Питер попал в Виргинию издалека, говорят, будто даже из Португалии, ну,

да это к делу сейчас не относится. Его подобрали на берегу,  брошенного  там

какими-то бессердечными моряками, удравшими потом на всех парусах. Случилось

это  давным-давно  в  районе  Хопуэлла,  неподалеку  от  Питерсберга,   штат

Виргиния.

     Судьба оказалась милостива к маленькому  черноглазому  и  черноволосому

мальчугану. Его взял к себе на воспитание судья Энтони  Уинстон,  чья  ферма

была расположена по соседству.

     Мальчик вырос большой и крепкий, и вскоре о его  богатырской  силе  уже

гремела молва. Однако характером он был тихий, в чужие дела не лез и  пускал

в ход свою силу, тогда когда в этом была острая необходимость.

     С каждым годом росту и силы у него прибавлялось. К шестнадцати годам он

достиг уже почти семи футов, а весом был более двухсот пятидесяти фунтов. Он

мог каждой рукой поднять по одному взрослому человеку.

     Настало время,  когда  американцы  решили  освободиться  от  Британской

короны, и Питер одним из первых записался в армию мятежников.

     Он тут же отличился силой и храбростью, оказываясь всегда в самой  гуще

сражения, и покрыл  себя  неувядаемой  солдатской  славой.  Все,  от  низших

офицеров до генералов, знали о его подвигах.

     Генерал Джордж Вашингтон специально для него заказал шпагу шести  футов

длиной, и Питер размахивал ею, словно перышком.

     Генерал Лафайет был его лучшим другом, собственно, как и все, с кем  он

был в одном строю.

     Когда кончилась война, он вернулся  к  мирной  и  благополучной  жизни,

открыл гостиницу с пансионом, но о великих делах своих не  забывал  никогда.

Мы вам расскажем лишь об  одном  случае  из  его  мирных  дней,  а  вы  сами

убедитесь, что Питер Франциско не зря снискал и  похвалу,  и  любовь  многих

людей.

     Однажды он сидел на веранде своего дома  и  с  удовольствием  вспоминал

битву с драгунами полковника Тарнтона, в которой он одной рукой  раскидал  с

полдюжины  всадников.  И  вдруг   Питер   услышал   топот   конских   копыт,

приближающийся к гостинице.

     - Удача! Едет путник, которому нужны будут еда и  постель!  -  И  он  с

нетерпением уставился на дорогу.

     Вскоре верхом на коне  появился  здоровенный  детина  довольно  наглого

вида.

     -Добрый день, сэр, - приветствовал его вежливо Питер. - Вы  ищете,  где

бы остановиться? Пожалуйста, у нас сколько угодно свободных комнат.

     - Вы Питер Франциско? - заорал громовым голосом  всадник,  так  что  на

семь миль вокруг, наверно, было слышно.

     - Ну, я. Может, вы слезете с коня и войдете?

     - Меня зовут Памфлет. Я прискакал из самого Кентукки, чтобы  отхлестать

вас ни за что ни про что.

     - Что ж, это нетрудно устроить,  дружище  Памфлет,  -сказал,  улыбаясь,

Питер.-Эй, кто-нибудь там! - крикнул он.

     На веранду вышел слуга.

     - Будь добр, -сказал ему Питер, -сходи наломай ивовых прутьев подлинней

и покрепче! Потом дашь их вот этому господину, прискакавшему из Кентукки.

     Слуга поспешил в сад.

     - Мой слуга, дорогой господин Памфлет, избавит вас от лишних  хлопот  и

забот, чтобы вы могли исполнить то, зачем приехали.

     Памфлет в недоумении поглядел  на  Питера:  почему  этот  прославленный

богатырь даже не разозлился? Он задумался на минуту, потом соскочил с коня и

провел его под уздцы через ворота, потом через палисадник,  гордость  миссис

Франциско, и подошел к самой веранде, на которой сидел  Питер.  Памфлет  был

мужчина большой, грузный и ходил  неуклюже.  Он  долго  смотрел  на  Питера,

подпиравшего головой потолок веранды, потом медленно произнес:

     -Мистер Франциско, не разрешите ли вы мне узнать, какой у вас вес?

     - Пожалуйста, если вас это интересует. - И Питер спустился с веранды  в

сад.

     Пришелец из Кентукки бросил поводья своего коня  и,  собрав  все  силы,

несколько раз приподнял Питера над землей.

     -Да, вы тяжелый, мистер Франциско.

     -Люди тоже так говорят, мистер Памфлет, - смеясь, заметил  Питер.  -  А

теперь, мой дорогой господин Памфлет, приехавший сюда, чтобы отхлестать меня

ни за что ни про что, я бы  хотел  проверить  ваш  вес...  Разрешите  и  мне

поднять вас, чтобы узнать, сколько весите вы.

     Питер Франциско слегка наклонился вперед  и  легко  поднял  Памфлета  с

земли. Он проделал это дважды, а на третий раз поднял его повыше и - хоп!  -

перебросил через садовую ограду.

     Памфлет полежал немного, потом не спеша встал. Он ушибся  при  падении,

правда не очень, и весьма неприязненно посмотрел на Питера.

     - Выходит,  вы  выставили  меня  из   своего   сада,   -   заметил   он

саркастически. - Тогда, будьте любезны, выставьте уж и моего коня.

     -С преогромным удовольствием, сэр!

     Питер  спокойно  подошел  к  коню.   Разве   не   поднял   он   однажды

одной-единственной рукой пушку весом в тысячу сто фунтов?  Лошадь-то  небось

весит меньше?

     Левую руку он поддел  лошади  под  брюхо,  а  правой  подхватил  пониже

хвоста, поустойчивее расставил ноги, напряг  все  мускусы  и  одним  могучим

рывком поднял испуганное животное и отправил вслед  за  его  хозяином  через

изгородь.

     Памфлет глядел на все это разинув  рот.  Потом  медленно  и  с  большим

уважением вымолвил:

     - Мистер Франциско, теперь я полностью удовлетворен,  ибо  собственными

глазами убедился, что ваша репутация великого силача заслужена вами честно.

     - Благодарю вас, сэр, - сказал, приветливо улыбаясь, Питер. - Благодарю

вас! Когда будете в другой раз проезжать мимо, милости просим, заходите.

     Памфлет ускакал, а Питер вернулся на  свое  место  на  веранде,  откуда

любовался виргинскими цветами и виргинским солнцем.

 

 

 

     Маленький чернокожий Замбо

 

     Жил-был маленький чернокожий мальчик, которого звали  Маленький  Замбо.

Мама с папой обожали его, потому что он был послушен и  вежлив.  Однажды  на

день рождения мама сшила ему чудесную красную кофточку  и  атласные  голубые

штанишки. А папа купил на базаре зеленый шелковый зонтик с желтой  ручкой  и

очаровательные  маленькие  башмачки  из  мягкой  красной  кожи  с   острыми,

загнутыми вверх носочками. На свете не  было  малыша  счастливее  Маленького

Замбо. Он выглядел в своем наряде таким щеголем! Ну как было  ему  не  пойти

погулять по джунглям? И вот, гуляя  среди  банановых  деревьев  и  кокосовых

пальм, он встретил страшного людоеда тигра.  -  Я  съем  тебя,  толстенький,

вкусненький Замбо, - сказал тигр.  -  О,  глубокоуважаемый  мистер  тигр!  -

взмолился Замбо. - Отпустите меня, пожалуйста, а я  отдам  вам  за  это  мою

красивую красную кофточку. - Хорошо, - милостиво согласился тигр.  Он  надел

красивую красную кофточку Замбо и пошел дальше напевая: -  Я  самый  красиво

одетый тигр во всех джунглях. А  Маленький  Замбо  побрел  дальше  и  вскоре

встретил другого кровожадного тигра. - Я сейчас разорву тебя  на  кусочки  и

съем! - сказал тигр. - Не делайте,  пожалуйста,  этого,  -  слезно  попросил

Замбо. - Я дам вам свои атласные голубые штанишки.  -  Ладно,  -  согласился

тигр, - давай. Он натянул  атласные  голубые  штанишки  и,  очень  довольный

собой, запел: - Я самый красиво одетый  тигр  во  всех  джунглях.  Маленький

Замбо побежал дальше и снова встретил страшного тигра, который  захотел  его

съесть. - Отпустите меня, пожалуйста, - сказал ему Замбо, - и я  подарю  вам

кожаные туфельки с острыми загнутыми носами.  -  Какой  мне  прок  от  твоих

туфелек, если у меня четыре лапы, а их всего две? - сказал  тигр.  -  Но  вы

можете носить их на ушах, - подсказал ему Маленький Замбо. - Тогда ни  пыль,

ни холод вам  не  страшны.  -  Да,  ты  прав,  -  обрадовался  тигр.  -  Это

великолепная идея! Давай их скорее сюда,  и  я  отпущу  тебя.  Тигр  схватил

мягкие кожаные туфельки с острыми, загнутыми кверху носами и одел их на уши.

Он был страшно доволен. -  Теперь  я  самый  красиво  одетый  тигр  во  всех

джунглях, - радовался он. А бедный Маленький Замбо  пошел  дальше  и  опять,

несчастный, столкнулся с тигром. В обмен на жизнь Замбо пообещал тигру  свой

зеленый шелковый зонтик с длинной желтой ручкой. -  Мне  он  ни  к  чему,  -

возразил тигр. - У меня нет лишних лап, чтобы носить его.  -  Но  вы  можете

держать его кончиком хвоста, - предложил Замбо. - Это я действительно  могу.

Давай сюда зонтик и отправляйся восвояси, - сказал тигр и, уверенный в  том,

что он самый шикарный тигр во всех джунглях, с достоинством удалился,  держа

зонт кончиком хвоста. А бедный Маленький Замбо  голый  сидел  на  песочке  и

горько плакал, потому что гадкие кровожадные тигры отняли  у  него  все  его

подарки. Вдруг он услышал жуткий рев, который все усиливался. - О,  господи!

Какой кошмар!  Это,  наверное,  возвращаются  тигры,  чтобы  съесть  меня  -

бедненького и несчастненького крошку. Что же мне делать? С быстротой  молнии

и ловкостью обезьяны Маленький Замбо влез на пальмовое  дерево  и  посмотрел

вниз. Он увидел дерущихся под деревом, на котором он сидел,  тигров,  каждый

из которых доказывал, что он самый красиво одетый тигр во всех джунглях. Они

стащили друг с друга  всю  красивую  одежду  Маленького  Замбо  и  принялись

кусаться своими страшными белыми клыками, бороться своими когтистыми  лапами

и бить друг друга своими длинными хвостами. Маленький Замбо в ужасе спрыгнул

вниз и спрятался под  своим  шелковым  зеленым  зонтиком  с  длинной  желтой

ручкой, который лежал поодаль. А тигры гонялись друг за другом под  деревом.

Они схватили один другого за хвосты  и  пытались  со  злостью  оторвать  их.

Маленький Замбо выглянул из-под зонта и закричал: - Глубокоуважаемые  тигры,

зачем вы побросали здесь эту красивую одежду? Она вам разве больше не нужна?

Тигры лишь заворчали в ответ. Они  не  могли  ничего  ответить,  потому  что

каждый из них боялся выпустить из зубов хвост соседа, чтобы  он  не  убежал.

Маленький Замбо закричал смелее: - Если она вам не нужна, скажите мне,  и  я

возьму ее себе. Но тигры опять лишь только зарычали, не открывая ртов. Тогда

Замбо одел свою одежду: красную кофточку, атласные голубые штанишки,  мягкие

кожаные туфельки с острыми, загнутыми кверху носами, и, взяв в руки  зеленый

шелковый зонтик с длинной желтой ручкой, побежал домой. А тигры все  злились

и злились, но не могли выпустить из зубов хвосты друг  друга.  Желая  съесть

друг друга, они бежали вокруг дерева все быстрее и быстрее, так что не стало

видно даже их  ног,  и  в  конце  концов  от  них  осталось  только  дорожка

растопленного животного масла, на котором  жарят  вкусные  румяные  лепешки.

Мимо проходил папа Замбо и, увидев масляную дорожку, очень  обрадовался.  Он

сбегал домой и принес оттуда  большой  горшок.  Туда  он  сложил  аппетитное

желтое масло и понес домой.  Когда  мама  Замбо  увидела  большой  горшок  с

маслом, она радостно захлопала в ладоши. -  Сегодня  на  ужин  у  нас  будут

аппетитные горячие лепешки, - радостно сообщила она Замбо. Она достала муку,

яички, молоко и сахар и напекла много вкусных лепешек. Они сидели за  столом

и ели горячие желтые лепешки с коричневыми зажа^ристыми полосками,  похожими

на маленьких тигрят. Маленький Замбо съел двадцать семь лепешек, мама  съела

пятьдесят пять лепешек, а папа целых сто шестьдесят девять,  потому  что  он

был очень и очень голоден.

 

 

 

     Откуда пошли болезни и лекарства

 

     В давние времена все звери и птицы, рыбы и растения  жили  с  людьми  в

мире и дружбе, но мало-помалу людей  становилось  все  больше  и  больше,  а

бедным зверям оставалось места на земле все меньше и меньше. Дальше - и того

хуже: люда придумали лук со стрелами, ножи, копья  да  рыболовные  снасти  и

принялись охотиться на зверей. У тех, что побольше, брали шкуры  и  мясо,  а

живность помельче, лягушек да червей топтали ногами не считая. Призадумались

звери - как же им быть? Сначала совет держали медведи. Решили  они  объявить

человеку войну. - Чем воюют с нами люди? Луком да  стрелами.  А  если  и  мы

сделаем то же? Изготовили медведи лук со стрелами. Попробовал один  натянуть

лук, да запутался в тетиве когтями.  -  Когти  надо  обрезать!  -  предложил

кто-то. Но медвежий вождь не согласился: - Длинные когти  нужны  нам,  чтобы

лазить по деревьям, без когтей мы умрем с  голоду.  Видно,  не  годится  нам

человеческое оружие. Ничего не решили медведи и побрели в чащу. А договорись

они между собой, мы по сей день только бы и делали, что воевали с медведями.

А  так  охотники  даже  не  спрашивают  у  них  разрешения,  когда  вздумают

поохотиться. Потом держали совет олени во главе со своим вождем Олененком  и

решили наказать тех охотников, кто истребляет оленей без разбора и не просит

у них прощения. Они так и заявили индейцам: -  Плохие  охотники  обязательно

заболеют. И теперь, едва охотник убьет оленя, вождь  Олененок,  невидимый  и

быстрый как ветер, тут как  тут  и  тихонько  спрашивает  убитого  оленя:  -

Говорил ли тебе охотник слова прощения? Если да -  Олененок  тотчас  уходит,

если нет - идет по следу  охотника  до  самой  хижины  и  насылает  на  него

болезнь. Вот почему ни один стоящий охотник не  убьет  оленя  просто  так  -

обязательно попросит у него прощения. После оленей собрались на совет рыбы и

пресмыкающиеся. Немало накопилось у них обид на людей, и решили они посылать

людям недобрые сны. Пусть эти сны, словно змеи, обовьются вокруг человека  и

душат. Или пошлют сны о сырой и тухлой рыбе, чтобы отбить у людей аппетит  и

уморить голодом. Вот отчего нам до сих  пор  иногда  снятся  рыбы  да  змеи.

Наконец собрали совет птицы, насекомые и мелкие зверьки, вождем они  избрали

Гусеницу.   Первой   дали   слово   лягушке.   -    Если    не    остановить

человека, -заквакала она, -он всех нас сживет со света! Поглядите-ка, как он

отделал меня! Все из-за того, что я, видите ли, некрасива на вид! Да от  его

битья у меня вся спина в  синяках!  И  лягушка  показала  всем  пятнышки  на

шкурке.  Потом  выступила  маленькая  птичка:  -  Виноват  человек!  Виноват

человек! Он сажает птичек на вертел  и  жарит!  Сажает  и  жарит!  И  только

бурундук осмелился сказать доброе слово о человеке. Звери так  рассердились,

что набросились на бедного  бурундука  и  исполосовали  его  когтями.  Следы

царапин он  носит  на  спине  и  по  сей  день.  И  тогда-то  стали  зверьки

придумывать болезни, все новые и новые, и навыдумывали столько, что если  бы

у них, в конце концов, не иссякла  фантазия,  люди  уже  давно  погибли  бы.

Гусеница слушала, слушала, и предложения зверей нравились ей  все  больше  и

больше. - Вот хорошо-то! - проговорила она, -  Ведь  эти  противные  людишки

стали что-то уж больно здоровыми да толстыми, топают куда  попало,  и  вечно

наступают на меня! Тут Гусеница вся задрожала  от  радости  да  и  упала  на

спину, а подняться уже не смогла. Она  только  извивалась  всем  телом.  Так

гусеницы ведут себя и сегодня. А вот растения остались людям друзьями. Когда

они услыхали,  что  задумали  звери,  то  порешили  расстроить  их  недобрые

замыслы. Каждое дерево и кустик, каждая травка, все мхи договорились  лечить

человека. - Я приду на помощь человеку, когда  он  позовет  меня,  -  сказал

каждый из них. Вот так появились на свете лекарства. И  если  случится,  что

доктор  не  знает,  какое  лекарство  прописать  больному,   духи   растений

тихонько-тихонько шепнут ему на ухо.

 

 

 

     Джонни яблочное зернышко

 

     В ту раннюю пору,  когда  только  начиналось  освоение  Дикого  Запада,

лесорубам, охотникам и прочим людям приходилось туго. Жизнь была  грубая,  и

шутки людей бывали грубоваты. Они хвастались силой и хитростью. А вот Джонни

Яблочное Зернышко, про которого мы собираемся  вам  рассказать,  был  совсем

другим человеком.

     Он вообще не был силачом и гигантом или, как говорили про Майка  Финка,

полукрокодилом-полуконем. Нет, это был  тихий,  скромный  человек,  который,

однако, совершил великие дела.

     Он никого не убивал - ни зверей, ни индейцев, как, к сожалению,  делали

многие. Совсем напротив, он дружил и с теми и с другими. И все-таки не похож

он был на других людей не этим. А страстной любовью к  яблокам!  Он  считал,

что все новые земли на Западе надо покрыть яблоневыми садами,  чтобы,  когда

новые поселенцы хлынут на эти земли, они сразу могли бы отведать яблок.

     Когда Джонни только начал разводить яблоневые  сады,  никто  не  придал

этому никакого значения. Никто и  не  догадывался,  какое  великое  дело  он

затеял.

     Во время сбора фруктов, когда фермеры выжимали яблочный сок и  готовили

сидр, Джонни был тут как тут. Само собой, яблочных  зернышек  тогда  повсюду

валялось множество. И Джонни собирал их все в большой кожаный мешок.

     Взвалив мешок на плечо, Джонни  шагал  через  лес  на  Запад.  А  когда

встречал славную, ровную полянку, сажал яблочные зернышки в землю.

     Вскоре все росчисти в лесу и полянки на расстоянии двух  дней  пути  от

дома Джонни покрылись молодыми яблоньками.  Джонни  аккуратно  посещал  свои

яблоневые плантации, нянчился с новыми всходами,  пересаживал  их,  поливал,

окучивал- словом, делал все, что надо.

     Вскоре Джонни приходилось топать через заросли уже целую неделю, прежде

чем он добирался до последнего своего сада.  А  потом  ему  пришлось  шагать

целых две недели, пока он не  обнаружил  в  штате  Огайо  открытую  равнину,

которую никто еще не успел ничем засадить.

     Так год за годом Джонни спешил с мешком яблочных зернышек за спиной  из

Пенсильвании в Огайо, а оттуда дальше в Индиану.

     - Только б хватило  у  меня  силенок,  -  говорил  Джонни,  -  и  тогда

прекрасные, душистые сады покроют всю страну!

     Случалось, путешествия  Джонни  сильно  затягивались,  ему  приходилось

уходить все дальше и дальше, а мешок за плечами был маловат, чтобы  вместить

все семена, какие ему требовались.

     И однажды, когда ему предстояло насадить  особенно  большую  плантацию,

Джонни взял две индейских лодки - каноэ, связал  их  крепко-накрепко,  потом

наполнил доверху яблочными зернышками и спустил на воду  в  реку  Огайо.  Он

погнал свой драгоценный груз через штат Индиана в поисках  подходящей  земли

для яблоневого сада в краю великих лесов.

     Еще в самое первое свое яблочное путешествие  Джонни  сделал  несколько

важных открытий. Вообще-то он терпеть не мог таскать с собой лишние вещи.  К

примеру, он считал лишним брать с собой и шляпу, и котелок для супа. И решил

обойтись без шляпы, а вместо нее, когда надо,  прикрывать  голову  котелком.

Потом сделал открытие, что и котелок - излишняя  роскошь,  К  чему  котелок,

когда он может совсем не готовить, а собирать дикие ягоды и плоды,  орехи  и

прочие дары леса?

     Он сроду не убил ни одного зверя, так что котелок, чтобы  варить  мясо,

ему был не нужен.

     Котелок-то не нужен, а  вот  шляпа  была  все-таки  нужна.  И  особенно

козырек, чтобы прикрывать глаза от солнца.

     И тогда Джонни сделал новое открытие.  Он  смастерил  себе  из  картона

чашку. Но чашку - совсем как спортивную шапочку для бейсбола. Только козырек

у нее получился слишком большой и сильно выдавался вперед.

     Эти чашки, или шапочки, не стоили Джонни  ни  гроша,  потому  что  люди

дарили ему старые картонные коробки бесплатно,  и  он  в  любую  минуту  мог

сделать себе новую, если старая износилась.

     И остальная одежда не стоила Джонни ни гроша. Он подбирал мешок  из-под

сахара и проделывал в нем дырки для головы и для  рук.  Эти  сахарные  мешки

служили ему и рубашкой, и штанами одновременно.  К  тому  же  Джонни  всегда

ходил босиком, даже в самую ветреную погоду.

     Конечно, вы скажете, что было слишком опасно ходить босиком по лесу,  в

котором водились ядовитые змеи. В те времена, когда  первые  фермеры-пионеры

расчищали от леса  новые  земли  для  своих  посадок,  они  чего  только  ни

придумывали от змей! Даже привязывали  к  пяткам  пучки  соломы.  Но  Джонни

Яблочное Зернышко это не понравилось. Он не  обращал  никакого  внимания  на

змей, а змеи - на него.

     Ну конечно, простыней Джонни тоже  не  признавал.  Если  ему  случалось

переночевать в чьей-нибудь хижине, он ложился прямо на пол. А когда  спал  в

лесу,  свертывался  клубочком,  словно  кролик  или  лиса.  И   никогда   не

простужался.

     Однажды выдалась особенно холодная ночь, и Джонни решил  устроить  себе

постель в пустом дупле. Он залез в него поглубже и уж  было  совсем  заснул,

как вдруг понял, что забрался без приглашения  в  зимнюю  медвежью  берлогу.

Стараясь не потревожить  медведицу  с  медвежонком,  Джонни  вылез  поскорее

наружу.

     Не подумайте, что Джонни испугался. Просто с животными он обращался так

же деликатно, как с людьми. И особенно с детьми. Детей он очень любил.

     Единственное, что  Джонни  всегда  таскал  с  собой  -  кроме  мешка  с

яблочными зернышками, разумеется, - это большой куль с  детскими  подарками.

Он заходил в каждую хижину и, запустив руку поглубже в свой  куль,  выуживал

оттуда разноцветные коленкоровые ленты для девочек и стеклянные  шарики  для

мальчиков.

     Джонни не любил, когда на фронтире возникали ссоры  между  индейцами  и

пионерами, отнимавшими у индейцев хорошую землю. Джонни  не  понимал,  зачем

отнимать у других землю. Он считал,  что  лучше  всюду,  где  можно,  сажать

яблоневые сады. Поэтому он никогда не ссорился  с  индейцами.  И  они  часто

приглашали Джонни к себе в гости.

     Прошли годы. Вдоль яблоневых садов Джонни  протянулись  поля  фермеров.

Девственных лесов больше не осталось. А Джонни все продолжал идти на  Запад.

Тут и  там  он  говорил  всем,  как  прекрасны  яблоневые  сады,  произносил

пламенные речи, и фермеры, когда у них случались  деньги,  покупали  у  него

яблони. А Джонни нужны были деньги  не  для  чего-нибудь,  а  для  животных.

Каждую осень он собирал отбившихся от стада, от стаи, от табуна коров, собак

и лошадей, а потом платил фермерам, чтобы они давали  этим  тварям  приют  в

суровые зимние месяцы.

     Если вам придется  когда-нибудь  путешествовать  по  штатам  Огайо  или

Индиана, вам, может быть, посчастливится увидеть яблоневые сады,  посаженные

самим Джонни Яблочное Зернышко.

 

 

 

 

     Золото в печке

 

     Жили-были две сестры. Как-то одна сестра пошла наниматься в работницы к

ведьме.

     - Что ж, - сказала ведьма, - оставайся у меня. Я сейчас пойду в  лавку,

а ты прибери в доме, только смотри в печку не заглядывай.

     Ведьма ушла, а девчонка - мигом к печке и заглянула в нее.  А  в  печке

висел мешок с золотом. Девчонка взяла золото и скорей наутек. Пробегает  она

мимо коровы.

     - Подои меня, девочка, а то меня сколько уж  лет  не  доили,  -  просит

корова.

     - Некогда мне, - отвечает девчонка. Бежит она мимо овцы.

     - Остриги меня, девочка, а то меня сколько уж лет не стригли, -  просит

овца. - Некогда мне, - отвечает девчонка.

     Бежит она мимо лошади.

     - Покатайся на мне, девочка, а то на мне сколько уж лет не катались,  -

просит лошадь.

     - Некогда мне, - отвечает девчонка. Подбегает она к мельнице.

     - Помели на мне, девочка,  а  то  на  мне  сколько  уж  лет  ничего  не

мололи, - просит мельница.

     - Некогда мне, - отвечает девчонка, а сама входит в мельницу и  ложится

за дверью спать.

     Тем временем ведьма возвращается домой и видит: ни девчонки, ни золота.

Идет ведьма к корове и спрашивает:

     Коровка моя, коровка моя, куда подевалась девчонка моя.

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Мимо мчалась, - мычит корова.

     Идет ведьма к овце и спрашивает:

     Овечка моя, овечка моя, куда подевалась девчонка моя.

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Бегом к берегу побежала, - блеет овца.

     Идет ведьма к лошади и спрашивает:

     Лошадка моя, лошадка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка,плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Вон под ту горку, и-го-го, - ржет лошадь.

     Идет ведьма к мельнице и спрашивает:

     Мельничка-мельня, подружка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     -А ты загляни ко мне за дверь, - отвечает мельница.

     Ведьма заглянула за дверь, а там спит девчонка. Ведьма превратила ее  в

камень, а потом взяла свое золото и ушла домой.

     Вскоре к ведьме приходит вторая сестра, тоже нанимается в работницы.

     - Что ж, - говорит ведьма, - оставайся у меня. Я сейчас пойду в  лавку,

а ты займись хозяйством, только смотри в печку не заглядывай.

     Ведьма ушла, а девчонка - мигом к печке и заглянула в нее. А в печке  -

мешок с золотом. Девчонка взяла золото и скорей наутек. Пробегает  она  мимо

коровы.

     - Подои меня, девочка, а то меня сколько уж  лет  не  доили,  -  просит

корова.

     Девчонка подоила корову. Бежит дальше, видит: стоит овца.

     - Остриги меня, девочка, а то меня сколько уж лет не стригли, -  просит

овца.

     Девчонка остригла овцу. Бежит дальше, видит: стоит лошадь.

     -Покатайся на мне, девочка, а то на мне сколько уж лет не  катались,  -

просит лошадь.

     Девчонка покаталась на лошади. Бежит дальше, видит: стоит мельница.

     -Помели на мне, девочка, а то на мне сколько уж лет ничего не мололи, -

просит мельница.

     Девчонка помолола на мельнице и легла за дверью спать.

     А тем временем ведьма возвращается  домой  и  видит:  ни  девчонки,  ни

золота. Идет ведьма к корове и спрашивает:

     Коровка моя, коровка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Не знаю, - мычит корова.

     Идет ведьма к овце и спрашивает;

     Овечка моя, овечка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Не ведаю, - блеет овца.

     Идет ведьма к лошади и спрашивает:

     Лошадка моя, лошадка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка,плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Откуда мне знать? - ржет лошадь. Идет ведьма к мельнице и спрашивает:

     Мельничка-мельня, подружка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка,лентяйка,плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     - Что-то я совсем оглохла, - говорит мельница.  -  Войди-ка  в  меня  и

стань в ковш, а то я тебя плохо слышу.

     Стала ведьма в ковш и говорит:

     Мельничка-мельня, подружка моя,

     Куда подевалась девчонка моя,

     Хозяйка, лентяйка, плутовка, воровка,

     Укравшая все, что есть у меня?

     Вдруг мельница как замелет - и смолола ведьму в муку.

     Тут девчонка проснулась, обратила камень за дверью назад  в  сестру,  и

пошли они к себе домой, и зажили припеваючи.

 

 

 

 

     Комары, медведи и бизоны

 

     Среди первых поселенцев провинции Альберта встречалось немало любителей

присочинить и вообще людей, которые, как говорится, не  лезут  за  словом  в

карман. Но, по всеобщему  убеждению,  тремя  самыми  выдающимися  врунами  в

окрестностях Калгари были братья Макдугал  -  Дэйв  и  Джон.  Почему  тремя,

спросите вы? Ну, первым вруном  был,  конечно,  Дэйв,  а  Джон...  Джон  мог

свободно сойти за двух!

     - Когда я впервые увидел эти места, - рассказывал Дэйв, -  бизонов  тут

было видимо-невидимо. Прерии просто кишели стадами бизонов. Проходу  от  них

не было. Поверите ли, порой приходилось полчаса шагать по  бизоньим  спинам,

прежде чем найдешь место, куда спрыгнуть!

     - Истинная правда! - подтверждал Джон. - Был тут со  мной  в  молодости

такой случай. Женился я, поставил себе небольшой уютный домик неподалеку  от

родника. Утром будит меня жена: сходи, мол, за водой. Выхожу- вот так штука.

Совсем другое место. Что же оказалось? Ночью проходило мимо  стадо  бизонов.

Один бизон почесался спиной об угол моего дома, другой почесался... Пока все

стадо прошло, отодвинули они мой  дом  на  полмили  в  сторону  от  родника.

Представляете, какое было стадо?

     Одно из необычных явлений природы в  Калгари  -  это  чинук,  внезапный

теплый ветер в разгаре зимы. Он приносит с собой резкую  оттепель  и  бурное

таяние снега. Старожилы любят удивлять приезжих байками о чинуке.

     Дэйв, например, часто вспоминал, как  однажды  зимой  за  ним  погнался

медведь.

     - Если бы не чинук, мне крышка! Но получилось так удачно, что снег таял

за моей спиной с такой же скоростью, с какой я убегал на лыжах.  А  медведю,

понятно, пришлось гнаться за мной по колени в грязи и  слякоти.  Только  это

меня и спасло!

     А Джон добавлял:

     - Или вот еще было. Ехали из Морли  индеец  с  женой  вдвоем  на  одной

лошади, и тут неожиданно подул чинук. Приехали  они  в  Калгари,  и  что  же

оказалось? Индейца хватил солнечный удар, а жена, которая сидела у  него  за

спиной, замерзла насмерть!

     -Да, капризная погода в наших краях, - рассуждал Дэйв. - Взять хотя  бы

летнюю жару. Однажды в такую пору, а было, должно быть,  градусов  девяносто

по Фаренгейту, видел я, как собака погналась за кошкой. Погналась,  но  как?

Они ковыляли друг за другом заплетающимся  шагом  и  отдыхали  через  каждые

несколько метров. Вот какая изнуряющая была жара!

     - Это еще что! - говорил Джон. - А я помню такую засуху-было, наверное,

градусов сто десять,  -  что  моя  собака  вообще  шагу  не  могла  ступить.

Приходилось возить ее  на  тачке  вслед  за  стадом,  чтобы  она  хоть  лаем

поддерживала какой-то порядок среди коров. Хорошо еще, что она лаять могла!

     - А морозы! Какие у нас бывают морозы, слыхали? Не то что птицы,  слова

замерзают на лету. У одного фермера все приказы, которые он давал работникам

на своем подворье, замерзали у самых его губ. Было, как  помнится,  градусов

семьдесят пять ниже нуля. Так вот, приходилось ему  раскалывать  свои  слова

топором и раздавать каждому по  куску.  Только  так  и  удавалось  объяснить

людям, что от них требуется,

     - Похожий случай был с моим соседом, - поддакивал Дэйву Джон. - Однажды

в морозный денек высунулся он во двор  крикнуть  своим  свиньям,  чтобы  шли

домой, Но его слова замерзли в воздухе, и свиньи ничего не услышали.  Только

весной, когда потеплело и крик  соседа  растаял,  свиньи  расслышали  его  и

вернулись домой. Представляете себе, как они исхудали за зиму, бедняжки!

     -Жаль, что вы еще не видали здешних комаров,  -толковал,  бывало,  Дэйв

какому-нибудь заезжему чудаку.- Для них пока не сезон. А может быть, и  ваше

счастье, что вы их не видели. Комары  здесь  преогромные  и  презлющие!  Вот

однажды было дело: погналась за мною целая комариная стая. Еле  успел  я  до

дома добежать, дверь за собой захлопнуть, как налетели эти проклятые  комары

на дверь, дюймовые доски, поверите ли,  насквозь  острыми  своими  хоботками

проткнули! Схватил я тут, не долго думая, молоток, загнул все эти хоботки  с

внутренней стороны, как гвозди. Ну, думаю, попались, голубчики!  И  что  же?

Зажужжали мои комары, дернулись все вместе, дверь из петель  вывернули  и  с

собой унесли!

     -А самые крупные комары,  -добавлял  Джон,  -  водятся  в  Намаке.  Это

немного южнее, на границе с Монтаной. Там такие огромные комары, что на  них

пашут. Сам видел в прошлом  году.  И  упряжь  никакая  не  особая,  а  самая

простая, лошадиная. Только запрягать надо уметь.

     Как и везде, у калгарцев в большом ходу охотничьи и  рыбацкие  истории.

Вот что рассказывал однажды Дэйв Макдугал:

     - Жила у нас по соседству почтенная женщина  лет  пятидесяти,  мисс  Лу

Нельсон. Она сейчас, говорят, гостиницу  содержит  в  Лейк-Сити,  штат  Юта.

Большая была охотница до рыбной ловли. Встречаю ее однажды  у  Уоттертонских

озер, вижу: возвращается с рыбалки насквозь мокрая, без удочки,  без  улова.

"В чем дело?" - спрашиваю. Она и отвечает: "Удила я сегодня посередине озера

с каноэ. И попалась мне крупная рыба. Самая крупная рыба,  Дэйв,  которую  я

видела в своей жизни. Фунтов на сто, никак  не  меньше.  Подтянула  я  ее  к

лодке, а она как рванется, как ударит хвостом! Перевернула каноэ и выбросила

меня в воду. Хорошо еще, что у меня в руках остался обрывок лески.  Накинула

я эту леску ей на морду, как уздечку, вскочила на рыбину верхом - и  пятками

ей в бока колочу что было силы. Пришлось  этому  чудовищу  вынести  меня  на

берег". - "А где же сама рыба?" - спрашиваю я. Посмотрела  мне  Лу  прямо  в

глаза и говорит: "Неужели ты думаешь, Дэйв,  что  я  могла  убить  существо,

которое как-никак спасло мне жизнь?"

     А вот другая история. Ее, как говорят,  слыхали  из  уст  самого  Джона

Макдугала.

     - Пошел я однажды поудить. Взял с  собой  рыболовную  снасть,  завтрак,

все, как положено. Подхожу к реке, вдруг слышу- шорох в кустах. Глядь, а там

огромный медведь! Идет  прямо  на  меня.  Взобрался  я  на  дерево.  Медведь

подошел, понюхал, порычал, а потом встал на задние лапы и давай  раскачивать

тополь туда-сюда, чтобы стряхнуть меня с дерева. Я, однако, держусь  крепко.

Порычал он еще немного и ушел куда-то.  Минут  через  десять  решил  я,  что

опасность миновала, и начал слезать с дерева. Да не тут-то  было.  Смотрю  -

возвращается мой медведь. Идет, валежник под ним трещит, а в передних  лапах

у него по бобру. Лезу я обратно  на  верхушку  тополя.  А  медведь  подошел,

поставил на землю обоих бобров и зарычал на них. Бобры  сразу  принялись  за

работу. Щепки так и летели из-под острых резцов. Ну, думаю, пропал я совсем.

Не прошло и пяти минут, как тополь затрещал, зашатался и рухнул на землю. Ну

и я вместе с ним, понятное дело...

     На этом месте обязательно находился простак, который, волнуясь,  влезал

с вопросом:

     - Ну и что медведь?

     - Как что? - помедлив, отвечал Джон. - Сожрал меня, конечно. На то он и

медведь. Хищник!

 

 

 

 

     Кофе по-ковбойски

 

     Такое могло случиться только в Техасе. Для вящей верности назовем  даже

точное место - прямо на север от Грейама, чуть в  стороне  от  Уичито-Фолса,

где веют свободные ветры, душистые, как утренний кофе!

     Там под открытым небом лучшие техасские  ковбои  объезжали  лошадей.  У

хозяина ранчо и его ребят дел было по горло. Чуть занимался  рассвет,  а  уж

ковбои верхом на конях носились наперегонки. Все чем-нибудь да занимались  в

ожидании раннего завтрака и кофе.

     А надо вам сказать, хозяин  ранчо  был  знаменитейшим  во  всем  Техасе

кофеваром. Он почти никогда не доверял это дело повару и, как правило, варил

кофе сам. Крепкий утренний кофе по-ковбойски в стране  дичков  и  кривоногих

ковбоев слаще пения скрипки в субботний вечер!

     А  что  такое  крепкий  кофе  по-ковбойски,  вы  знаете?  Нет?   Сейчас

расскажем.

     Берется два фунта молотого кофе и сыплется в  кипящую  воду.  Кипятится

два часа, процеживается через лошадиную подкову и кипятится еще немного. Вот

настоящий кофе по-ковбойски и готов!

     На этом ранчо был котелок на три галлона,  в  котором  ковбои  готовили

свой излюбленный напиток.

     Перво-наперво хозяин сам промывал котелок, чтобы уж  не  сомневаться  в

его чистоте. Наполнял его прозрачной водой, ставил кипятить,  потом  высыпал

туда побольше свежемолотого  крепчайшего  кофе.  Кофе  кипел  и  пенился,  и

восхитительно пряный аромат разливался в воздухе,  словно  сладкий  весенний

ветерок.

     Все рассаживались вокруг и принимались за пресные  лепешки  с  беконом,

запивая их дымящимся  кофе.  Истинное  наслаждение!  После  завтрака  все  в

добродушнейшем настроении садились верхом на своих лошадок.

     Все, кроме хозяина. Он любил сам вымыть котелок, чтобы не сомневаться в

его чистоте и знать, что он готов для следующей трапезы.

     И вот однажды прополоскал он котелок несколько раз, да  еще  засунул  в

него руку, чтобы проверить, не осталось ли на дне кофейной  гущи,  и,  когда

коснулся дна, почувствовал там что-то мягкое и скользкое. Подцепил,  вытащил

и... О, ужас! Это оказалась длиннющая, в семь дюймов, сороконожка!

     Слышали вы когда-нибудь про техасских сороконожек? У каждой сорок  ног,

и в каждой ноге смертоносный яд.  Достаточно  прикосновения  одной  ядовитой

ноги, и ты уже мертв! А представляете себе, что значит съесть ее целиком?

     Хозяин  ранчо  был  человек  порядочный  и   честный.   Увидев,   какое

сороконогое чудовище варилось в кофе, он стал белее полотна.  Этот  ядовитый

кофе отравит его самого и его ребят!

     И он поступил так, как любой порядочный  техасец  поступил  бы  на  его

месте. Он завыл-закричал-завопил громче тысячи койотов, чтобы  созвать  всех

своих людей. Что-что, а соображать он умел, и соображал быстро. Все  тут  же

прискакали назад.

     - Друзья, - сказал он, - нам конец! И по моей вине. Я  сварил  ядовитую

сороконожку в нашем кофе. - Он поднял высоко длинное  гибкое  тело  гнусного

насекомого. - Одного укуса сороконожки достаточно, чтобы отравить  человека.

А раз я варил эту ядовитую гадину в кофе, значит, кофе и вовсе  отравленный.

До Грейама больше двадцати пяти миль. Может, там нам и помогли бы, но нам не

поспеть! Надежды нет. А коли уж нам суждено  умереть,  умрем,  ребятки,  как

истинные техасцы!

     Ковбои не спеша слезли с коней, они были мрачны и безутешны. Все сели в

круг и стали ждать...  Кое-кто  попробовал  засунуть  пальцы  в  рот,  чтобы

изгнать из  себя  всю  отраву.  Другие  подбадривали  себя  такими  крепкими

словечками, что пробуравят оловянные тарелки. А один даже похвалил хозяина:

     - Это был твой лучший кофе! Так они ждали... ждали... и ждали, пока  яд

сороконожки подействует.

     Долго ждали... Прошел час. Потом медленно протянулся второй. А никто не

умер! Ни у кого даже живот не заболел!

     Хозяин был озадачен.

     - Может,  вареная  сороконожка  вовсе  и  не  ядовитая?!  -  недовольно

пробурчал он. - Может, сороконожка вообще не вредна техасским лодырям? Лично

я чувствую себя бодрей сына самого громовержца на огненной колеснице!

     - И я!.. И я!.. - раздалось со всех сторон с шумным облегчением.

     - Гип-гип, ура! - И ковбойские шляпы полетели в воздух. - Этот кофе для

ковбоев не страшен! Отличный был кофе!

     Смеху тут было и всяких шуточек!  Помалкивали  только  отпетые  зануды,

которые вообще не понимают шуток.

     - Эй, хозяин, еще один отравленный завтрак из медведя под уксусом  -  и

мы со страху излечимся все от чесотки!

     - Верно, ребятки, веселей умереть от чашечки первоклассного  кофе,  чем

от ревматизма в старости!

     И все отправились работать в прекраснейшем  настроении  и...  в  добром

здравии.

     На другое утро хозяин заявил:

     -Уж сегодня я так сварю кофе, что никакая сороконожка  не  заберется  в

него!

     Он хорошенько вычистил котелок, потом налил воды и насыпал кофе.

     И вскоре уже все сидели вокруг  и  наслаждались  горячими  лепешками  с

беконом и крепким кофе.

     Самый тощий ковбой на ранчо, по прозвищу Тростинка, сказал:

     - Кофе что надо, хозяин! Бьюсь об  заклад,  ты  опять  положил  в  него

славненькую жирненькую сороконожку!

     - Шутки в сторону, Тростинка!  -  сказал  хозяин.  -  На  этот  раз  ты

проиграл. Нет никаких сороконожек в кофе!

     Когда с завтраком было покончено, хозяин вытряхнул кофейную  гущу  и...

вот те раз! Опять из котелка выпала отличная вареная сороконожка.

     Ну и ну! Ведь он все сам проверил, все осмотрел.  На  глазах  у  других

ковбоев.

     -Не знаю, не знаю, -сказал он,-смягчат ли сладкие слова сердце упрямого

северянина, но что кофе с вареной ядовитой сороконожкой особенно хорош - это

точно!

 

 

 

     Майк Финк

 

     К тому времени, когда Майк Финк победил Дэви Крокета  в  состязании  по

стрельбе, он был уже давно знаменит. Его называли Королем Гребцов, а почему,

вы скоро узнаете. Сначала мы вам расскажем про его детство.

     Майк родился в маленькой деревушке Питтсбург, что стояла  на  восточной

границе Дикого Запада, на фронтире  то  есть.  Валить  деревья  он  научился

раньше, чем у него прорезался второй зуб, не говоря уже о стрельбе из  лука.

Еще двух слов он не мог сказать, а в белку на лету попадал точнехонько.

     Молоко на губах у него не обсохло, а он уже завел ружье  и  назвал  его

Всех Застрелю. Однажды взрослые  мужчины  надумали  устроить  состязание  по

стрельбе, и маленький Майк решил к ним присоединиться. Все стали над  Майком

подтрунивать: иди-ка, мол, лучше домой к маме. Но Майк упирался, спорил и не

хотел уходить.

     - Стоит мне вскинуть ружье на плечо,  -хвастал  он,  -  и  я  вас  всех

обставлю!

     Но  мужчины  в  ответ  громко  гоготали.  А  состязание  это  было   не

какое-нибудь пустяковое. Один фермер  пообещал  победителям  корову.  Первый

приз - шкура и жир, они ценились выше всего.  Второй,  третий,  четвертый  и

пятый - мясо. А шестой -свинцовые пули из мишени. Он мог их потом расплавить

и отлить новые.

     За право стрелять по мишени каждый платил четверть доллара за выстрел.

     Майк выложил один доллар с четвертью,  стало  быть,  заплатил  за  пять

выстрелов.

     - Корова будет моя! - хвастал он. - И шкура, и жир, и мясо.

     Все только усмехались.  Настало  время  расставлять  мишени.  Они  были

вырезаны из белой бумаги и наклеены на черные доски,  обожженные  специально

для этого на огне. Дырочка в самом центре белой бумаги, проходящая и  сквозь

доску, была яблоком мишени. Только очень хороший стрелок мог попасть в белое

поле с шестидесяти ярдов, а уж в само яблоко - настоящий чемпион. Чемпионами

на этом состязании были все. В яблочко попали многие. И не было  ни  одного,

кто промазал бы по белому полю вокруг яблочка.

     Майк стрелял последним, потому что последним платил деньги. Он  вскинул

на плечо Всех Застрелю, прицелился и выстрелил.

     - Мазила! Даже в белое не попал! - заревели все.

     - Зря глотки дерете! - огрызнулся Майк. - Я попал в самое яблочко.

     И правда, проверили и увидели, что Майк попал в  самое  яблочко.  И  не

просто в яблочко, а в самую его сердцевину, и корову присудили ему,  точнее,

шкуру и жир, потому что сочли его выстрел самым метким.

     -Случайно подвезло! - ворчали некоторые,

     Тогда Майк еще раз поднял Всех Застрелю и снова попал  в  самое  сердце

яблочка. На этот раз он получил четверть говяжьей туши.

     - С кем поспорить на другую четверть говядины?  -  бросил  вызов  Майк,

засыпая порох и забивая пулю в дуло Всех Застрелю.

     - Прозакладываю охотничий рог с  порохом,  что  тебе  это  не  удастся,

малыш! - крикнул кто-то.

     Что ж, следующим выстрелом Майк  заработал  еще  четверть  говядины.  К

концу состязания Майк выиграл всю корову и охотничий рог с порохом и запасом

пуль.

     Ведя корову домой, он довольно улыбался.

     -Скажите спасибо, что выручил вас! - заявил он остальным. - По  крайней

мере, вам не придется тащить на себе четверть  туши.  Я  всегда  стреляю  до

пяти. Тогда добыча сама идет за мной... И запомните:  в  другой  раз  зовите

меня мистер Финк.

     Вскоре после этого Майка исключили из всех состязаний, потому что никто

не мог его победить.  Фермеры,  жертвовавшие  коров  в  награду  победителю,

заявили, что пусть Майк Финк забирает шкуру  и  жир  без  единого  выстрела,

тогда хоть мясо останется в награду прочим стрелкам.

     Но Майку стало  скучно  без  состязаний  в  его  родном  Питтсбурге.  И

пришлось ему искать чего-нибудь новенького.

     Майк давно приметил, что самыми могучими  и  сильными  были  гребцы  на

баржах и плоскодонках, что ходили вверх и вниз по Огайо  и  Миссисипи  между

Питтсбургом и Новым Орлеаном. У каждого  гребца  было  что  порассказать  об

опасной жизни на воде и о сражениях с индейцами и с пиратами.  Чего-чего,  а

уж приключений на реке хватало. А только этого и надо было Майку,  чтобы  не

зачахнуть совсем от скуки.

     Вот отправился он однажды к хозяину, то есть  к  капитану  плоскодонной

баржи - или габары, как ее еще называли, -стоявшей на якоре у причала.

     - Хочу наняться к вам на габару! - сказал Майк.

     - Я беру только мужчин,  -  сказал  хозяин.  -  Мужчин,  которые  умеют

стрелять, драться, грести и работать багром. Толкать баржу багром  вверх  по

реке, по такой, как наша Миссисипи, может только полуконь-полукрокодил. А ты

еще жеребенок!

     Майк ничего на это не  возразил.  Он  только  взял  со  стола  капитана

оловянную кружку, зачерпнул ею воды в реке и  поставил  на  макушку  спящему

гребцу, который сидел на палубе, прислонившись к бочке. Потом  вскинул  Всех

Застрелю, прицелился и выстрелил. Оловянная кружка  не  шелохнулась,  но  из

двух дырочек от пуль Майка  на  голову  спящего  полились  струйки  холодной

речной воды и разбудили его.

     Он в ярости вскочил.

     - Шесть месяцев я не знался с водой!- заорал он. - Ох и проучу я  того,

кто окунул меня!

     - Еще посмотрим, кто кого проучит! - заорал в ответ  Майк.  -  Со  мной

никто тягаться не может. Ку-ку! Я кого хочешь перегоню, переборю,  одолею  в

открытой схватке и в состязании по стрельбе. Я первый герой в  наших  краях.

Ку-ку! А ну-ка, попробуй, сразу узнаешь, какой я крепкий орешек! Если ударю,

как деревом пришибет. Пройдусь разок топором по деревьям - и вот вам в  лесу

новая солнечная полянка. Меня хлебом не корми, дай мне  подраться.  Вот  уже

целых два дня мне не с кем было померяться силой, а мышцы  мои  одеревенели,

как старый сундук. Ку-ка-ре-ку-у!

     -А ну на берег, там места больше! - не вытерпел старый гребец.

     Их встреча состоялась посреди широкой и грязной улицы. Майк  сбросил  с

себя замшевую куртку, а гребец - красную рубаху. Потом каждый  схватил  друг

друга за шею и стал гнуть и крутить.

     - Будем драться по-благородному или свободно? - спросил  Майк,  имея  в

виду силовые приемы и грубость.

     - Ясно, свободно! А то как же иначе? - отозвался гребец.

     - Вот это похвально! - обрадовался Майк. - Так я люблю!  Значит,  будет

веселье.

     И он откусил у гребца кончик уха.

     Потом наступил ему на ногу,  сделал  выпад  правой  в  живот,  вцепился

обеими руками в волосы и приложил лицо врага к своему колену.

     Гребец в долгу не остался: он работал ногтями, молотил кулаками. Они  с

Майком держали друг друга  мертвой  хваткой,  швыряли  друг  друга  с  одной

стороны улицы на другую. И наконец Майк улучил свою минутку.  Одной  лапищей

он обвил шею противника, а другой ухватил за штаны и поднял в воздух.  Донес

его до реки и бросил в воду.

     - Драться ты умеешь, как настоящий мужчина, - похвалил Майка хозяин. -А

вот с работой как, справишься?

     Майк показал, как он умеет работать веслом и  багром,  и  отправился  в

свое первое плавание до Нового Орлеана.

     Так  он  стал  гребцом  на  габаре  и  носил  теперь  красную  рубашку,

коричневые брюки, прозванные ореховыми бриджами, голубую  куртку  и  кожаную

шапку с козырьком.

     Из всех молодцов, живших на фронтире, гребцы были  самыми  сильными.  А

Майк вскоре доказал, что он самый сильный среди  гребцов.  Он  выучил  много

песен, в которых пелось о реке, и оглушал всех  своим  зычным  голосом.  Его

хозяину очень повезло: не пришлось тратиться на сирену, чтобы  предупреждать

другие суда, что габара идет. У Майка это получалось даже лучше, чем у любой

сирены.

     По  ночам,  когда  габара  пришвартовывалась  к  берегу,   Майк   любил

потанцевать на твердой земле, а  часто  и  днем  он  принимался  плясать  на

гладкой палубе, пока габара легко шла сама вниз по реке. У него  был  зоркий

глаз на индейцев и речных пиратов, когда судно приближалось к  берегу.  Майк

научился управляться и с парусами.

     А на обратном пути из Нового Орлеана вверх по реке, он постиг еще много

наук Вот когда начиналась настоящая работа-работа для богатырей, работа  для

полуконя-полукрокодила. Долгих четыре месяца Майк и другие гребцы  сражались

с могучим течением реки, чтобы доставить габару назад в Питтсбург. Случалось

им и садиться на весла. Но  чаще  они  работали,  длинными  баграми,  толкая

тяжелую габару против течения. А иногда и "кустарничали", то есть  хватались

за кусты и ветви деревьев, росших  вдоль  берега,  когда  габара  проплывала

близко, и подтягивали ее. Бывало, что приходилось вылезать на берег и тянуть

судно на канатах.

     Майк в любой работе был среди лучших- и на веслах,  и  у  каната,  и  с

багром, А вечером он любил размяться в дружеской схватке со своими  ребятами

или же с кем-нибудь из новых приятелей, с кем свел знакомство на  берегу.  И

вот он уже стал первым гребцом, а потом и рулевым.  Он  мог  провести  судно

через любые заверти и быстрины, обойти подводные гребни и песчаные отмели. И

наконец стал сам хозяином и капитаном плоскодонной баржи-габары и воткнул  в

шляпу красное перо.

     Но одного  красного  пера  Майку  показалось  мало.  Теперь,  когда  он

встречался на реке с какой-нибудь баржей, он  вызывал  на  бой  ее  хозяина.

Конечно, он всегда выходил победителем и в награду забирал себе  капитанское

красное перышко и втыкал в свою шляпу. Вскоре с этими перьями он вообще стал

походить на вождя индейцев. Тогда-то он и получил прозвище Король Гребцов.

     Однажды случилось так, что во время очередного рейса  вниз  по  реке  у

Майка  на  полдороге  кончились  все  припасы.  Баржа  его  была   загружена

нюхательным табаком, и  команде  не  оставалось  ничего  иного,  как  жевать

нюхательный табак. Но вот на берегу Майк заметил стадо  жирненьких  овец,  и

тут же ему пришло в голову, что баранина внесет приятное разнообразие  в  их

меню.

     Украсть несколько овец было легче  легкого.  Но  Майк  терпеть  не  мог

легких дел,

     - Что в них интересного? - говорил он.

     Поэтому он отдал приказ причалить к берегу, вскрыл бочку с  нюхательным

табаком и направился прямиком к  овцам.  Он  дал  бедным  животным  понюхать

табаку, ткнул этим табаком им прямо в нос, и, когда  овечки  начали  чихать,

кашлять и с перепугу  носиться  кругами,  Майк  послал  своего  человека  за

фермером-хозяином этих овец.

     Фермер очень удивился, когда увидел, как его  овцы  чихают,  кашляют  и

трут потемневшие от табака морды о траву.

     -Я вынужден огорчить вас, - сказал ему сочувственно Майк. - Пять  ваших

овец заболели. Я наблюдал такую же  картину  выше  по  реке.  Очень  опасная

болезнь,  она  называется  ящур.  А  главное,  очень  заразная.  Лучше   вам

пристрелить их, чтобы спасти все стадо.

     Фермер испугался насмерть. Он готов был на все, только бы спасти стадо,

однако его одолевали сомнения.

     -Нет, ни за что не попасть мне прямиком в больных.  А  ну  как  заместо

этого я попаду в здоровых? Нет, такое дело  не  одолеть  никому!  Разве  что

одному Майку Финку. Тут Майк Финк скромно и вставил:

     - Майк Финк перед вами, это я!

     Уговорились так: фермер дает Майку одну здоровую овцу  за  то,  что  он

пристрелит пять больных. Потом их бросят в реку.

     Все вышло, как уговорились,  и,  пожелав  фермеру  и  его  стаду  всего

наилучшего, Майк поплыл дальше.

     Ну само собой, когда габара пошла вниз по реке и поравнялась с  овцами,

Майк их выловил, и в этот вечер его ребята попировали на славу.

     Майк вечно искал, чем бы развлечься. Однажды они проплывали мимо другой

баржи. Ее капитан лежал на палубе и крепко спал. Майк не преминул дотянуться

до него веслом и пощекотать за ухом.  Так  началась  очередная  схватка,  на

какую Майк и напрашивался.

     Однако таких шуток становилось слишком много, и в конце концов пришлось

Майку столкнуться с законом. В  Луисвилле,  штат  Кентукки,  была  назначена

награда за его поимку. Что и говорить, в тюрьму Майку вовсе не хотелось,  но

в Луисвилле у него был знакомый полицейский, хороший его приятель,  и  Майку

показалось обидным, если тот не получит награды. Поэтому Майк  уговорился  с

ним, что добровольно позволит отвести себя в суд. Конечно, сначала  он  взял

слово с полицейского, что тот не посадит его в тюрьму.  И  еще  одно.  Нигде

Майк не чувствовал себя как дома, только на своем  суденышке.  Пришлось  ему

заручиться согласием своего друга, что в  суд  он  поедет  только  на  своей

габаре.

     День был назначен. Полицейский арестовал Майка,  и  Майк  сел  на  свою

баржу и поехал в суд. А  устроил  он  это  вот  как:  подставил  под  габару

открытую платформу, пристегнул к ней упряжку волов, и волы потащили ее вверх

в гору. Когда Майк прибыл в  суд,  судья  тут  же  завел  на  него  дело,  и

полицейский получил обещанную награду. А потом  он  заявил,  что  свидетелей

против Майка представить не может. И судье пришлось Майка отпустить.  Однако

в зале суда находилось слишком много зрителей,  которые  не  сумели  оценить

юмор Майка. И они стали требовать у судьи, чтобы тот все равно отправил  его

в тюрьму. Тогда Майк крикнул своей команде:

     -За багры, ребята! Отчаливай! И они выпрыгнули один за другим в окно. А

потом поднялись на борт габары, отвязали волов и, упираясь в землю  баграми,

скатились на колесах вниз  прямо  в  реку.  Оттуда  Майк  помахал  Луисвиллю

платочком.

     С тех пор на всем фронтире никто не мог взять верх над Майком Финком.

     Но вот в одно воскресное утро он потерпел поражение, и  от  кого  -  от

простого быка. Габара Майка пришвартовалась к берегу, и он направился  вверх

по притоку в поисках места, где бы выкупаться. Не успел он сбросить одежду и

окунуться, как вдруг, откуда ни возьмись, перед ним вырос здоровенный бык.

     На этот раз Майку почему-то не хотелось лезть  в  драку.  И  когда  бык

двинулся на него, Майк отскочил в сторону. Бык попробовал было  сунуться  за

ним в воду, но тут же вернулся на берег злее прежнего. Майк  подхватил  свою

красную рубаху и стал натягивать на себя. Однако  напрасно.  Пробегая  мимо,

бык- раз! - и подцепил рубаху рогами. И приготовился к новому нападению.  Но

тут уж Майк понял, что надо куда-нибудь поскорей спрятаться, чтобы  бык  его

не достал. Он ухватился за бычий хвост и повис на нем.

     Так он и болтался туда-сюда, словно  выстиранное  белье  на  веревке  в

ветреную погоду. Бык носился с ним по всему выгону, пока  Майк  окончательно

не выдохся. Заметив свисающий над головой толстый сук дерева, Майк  на  ходу

вцепился в него и был спасен. По крайней мере, так он  считал  поначалу.  Но

когда он полез выше, угодил прямо в осиное гнездо. Уфф,  хоть  и  высоко,  а

пришлось прыгать. И надо же, Майк шлепнулся точно быку на спину!

     Бык взвился, словно юго-западный циклон,  и  прямым  ходом  понесся  на

изгородь. Добежав до нее, он остановился как вкопанный. А Майк, само  собой,

остановиться  не  мог  и  перелетел  через  изгородь.  Приземлился   он   не

где-нибудь, а именно в церковном саду, да  еще  в  воскресенье,  когда  люди

выходили после службы из церкви.

     Потом Майк клялся и божился, что, не случись это в  воскресенье  утром,

он непременно вернулся бы и задал жару быку. А тогда  он  почувствовал  себя

очень неловко, очутившись возле церкви одетым совсем  не  по-воскресному.  И

правда, на нем, как вы помните, была одна красная рубаха, и все. Поэтому  он

задал стрекача к реке, где стояла  его  габара,  пока  прихожане  не  успели

разглядеть его хорошенько. Со всеми этими историями о драках и о  работе  на

реке вы еще подумаете, что Майк забросил свое любимое ружье  Всех  Застрелю.

Ничего подобного. Майк никогда с ним не расставался, даже  на  борту  своего

судна. А для практики он простреливал дырочки в оловянных  кружках,  которые

ставил на голову своим гребцам.

     И хорошо, что практиковался, потому что однажды он случайно  столкнулся

с шайкой пиратов, засевших в  местечке,  называемом  Пещера-в-Скалах.  Майку

было известно, что берега Миссисипи кишмя кишат пиратами,  но  на  реке  его

застала такая страшная буря, что его габаре волей-неволей пришлось  пристать

к берегу.

     Пираты всегда выставляли своих дозорных,  чтобы  знать  заранее,  какая

баржа с каким грузом идет вниз по реке, и поэтому появление  Майка  не  было

для них неожиданностью. Но не таков был  Майк,  чтобы  отступить  в  трудную

минуту. С помощью Всех Застрелю он избавил эти места от пиратов.

     А все-таки с тех пор в Пещеру-в-Скалах никто  не  смел  заходить,  пока

среди лодочников не появился молодой Эб Линкольн, водивший по реке  баржу  с

ценным грузом. Да,  да,  тот  самый  Авраам  Линкольн,  который  стал  потом

президентом да еще отпустил из рабства на волю всех негров.

     Долго  на   Миссисипи   и   Огайо   гремела   слава   Майка   Финка   -

полуконя-полукрокодила, но времена меняются. Дома на берегу теперь теснились

так близко один к другому, что между ними оставалось свободного пространства

не больше шести-семи миль. И сама река не казалась уже границей. Цивилизация

наступала, и он чувствовал себя от этого неуютно.

     А потом случилось нечто такое, перед  чем  устоять  уже  было  и  вовсе

нельзя, На реке появились баржи, которые шли вверх и вниз по реке с  помощью

пара - паровой машины. И нужда в полукрокодилах-полуконях отпала.  При  виде

парохода Майк приходил в страшную ярость. А как пароход свистел! Точно хотел

сказать: прочь с дороги, лодочники!

     Но Майк не сдавался. Однажды на Миссисипи повстречались пароход, шедший

вверх по реке, и  габара  Майка,  плывшая  вниз.  Кому-то  одному  следовало

уступить дорогу, иначе столкновения было не избежать.

     Рулевой спрашивает Майка, что делать,

     - Я сам поведу баржу! - кричит Майк и становится к штурвалу. -  Эй,  вы

там, на пароходе, перед вами первый хвастун и крикун с великой Миссисипи!  -

орет  Майк,  -  Герой  -  хвост  трубой!  Ку-ку-у!  Дикий  скакун,  крокодил

косоглазый.  Половинка  наполовинку!  И  еще  немножко  от  красной   кусаки

черепахи. А остальное из сухих сучков и колючек. Эй вы там, разводите  пары,

не бегите, попробуйте на зубок, какой я крепкий орешек! Ну  же,  не  пытайте

мое терпение! У меня чешутся руки. Ку-ка-ре-ку-у!

     Рулевой видит, что громадина-пароход уже вырос над самой их  баржей,  и

снова спрашивает Майка, что же делать.

     -Потопить его!- кричит Майк, бросая свирепые взгляды на пароход.

     Наконец лоцман на пароходе замечает Майка и дает  сигнал  за  сигналом,

чтобы предупредить об опасности. А Майк  ему  отвечает  своим  громоподобным

голосом, чтобы тот убирался, пока цел.

     Потом раздается страшный удар  и  треск  ломающегося  дерева.  Половина

людей из команды Майка оказывается в воде, а его габара тут же идет ко  дну,

потому что груз на ней  был  слишком  тяжел.  Когда  габара  затонула,  Майк

крикнул своим ребятам, чтоб плыли к берегу. Выйдя из воды, он отряхнулся,  а

потом опустился на землю и с негодованием поглядел на реку. Да, он проиграл.

Ему даже не доставило радости наблюдать, с каким трудом поднимался вверх  по

реке пароход с огромной дырой на боку.

     Отсидевшись, Майк встал и сказал:

     - Я ухожу с реки! Я всегда говорил, что уйду, если проиграю сражение. Я

ухожу дальше на Запад, теперь  там  граница.  Там  меньше  людей  и  еще  не

изобрели всяких паров, дыма и лязгающих машин, которые не дают человеку жить

спокойно. Пора уходить!

     И, вскинув Всех Застрелю на плечо, Майк ушел на Миссури, где  собрались

главные скупщики пушнины, ушел прямо к ним.

     Там Майк и Всех Застрелю тоже быстро прославились, точно  как  было  на

Миссисипи и в Питтсбурге в те времена, когда они еще стояли на фронтире.

     И до сих пор никому не удалось его перегнать, перекричать,  пересилить,

перепрыгнуть, перехитрить  и  пере...  -  если  бы  только  так  можно  было

сказать - перестрелять. Никому из живущих на том и на  этом  берегу  великой

реки с ее притоками от Питтсбурга до Нового Орлеана и снова  до  Сент-Луи  и

дальше на Запад. Ку-ку!

 

 

 

 

     Маленький Жан и большая белая кошка

 

     У одного короля было три сына. Одного звали Жан, а двух  других  Помпон

Голубой и Помпон Зеленый. Однажды король им говорит:

     - Вы уже взрослые. Кто из вас достанет самого красивого на свете  коня,

тому и быть после меня королем.

     Сыновья быстро собрались и пустились в путь. Приходят они  на  развилку

дорог, и Помпон Зеленый говорит:

     - Я пойду дальше по этой дороге.

     Голубой говорит:

     - А я пойду по этой.

     Маленький Жан тоже говорит:

     -А я по той.

     На прощанье решили:

     - Здесь и на обратном пути встретимся.  Шел-шел  мой  Маленький  Жан  и

дошел до конца своей дороги. Видит: в лес идет маленькая тропка -  пошел  по

ней. Подходит к соломенной хижине; около хижины колодец, а у колодца большая

белая кошка черпает воду в бочку. Бочка на повозке, а в упряжке четыре жабы.

     Присел Маленький Жан и смотрит, что дальше будет. Налила кошка  воды  в

бочку, распрягла жаб - "мяу-мяу" - и сама в бочку нырнула. И вдруг из  бочки

выходит красавица-принцесса,  Маленький  Жан  такой  в  жизни  не  видел.  А

принцесса спрашивает:

     - Ты чего здесь ищешь?

     - Ищу лошадь, - говорит Жан, - нас у отца-короля трое  братьев,  и  кто

приведет домой самого красивого на свете коня, тому и быть королем.

     Принцесса ему говорит:

     - Завтра утром я снова буду большой белой кошкой. Приходи тогда  в  мою

конюшню и бери самую красивую из моих жаб. Веди ее к отцу, а там запрягай  -

и на следующий день станет она самым красивым конем.

     Сказано - сделано. Поутру берет себе Маленький Жан жабу, садится на нее

верхом и, гоп-ля-ля, поехал.

     На развилке дорог встречает братьев, оба на красивых конях.  Посмотрели

они на Жана с его жабою и говорят:

     - Лучше и не показывай ее отцу, а то тебе несдобровать.

     А он ничего не  сказал,  едет  за  ними  и,  гоп-ля-ля,  погоняет  жабу

лозиной.

     - Отстань ты от нас, - говорят братья, - что это нам за позор! А  он  в

ответ:

     -Да не беда, поехали.

     Прибыли они домой поздно вечером и поставили коней в стойла.

     Маленький Жан взял гребень и стал свою жабу чесать - тррр, тррр.

     - Сломаешь отцовский гребень, - говорят братья. А он им:

     - Что отцу - другого не завести? Наутро встают Помпон Голубой и  Помпон

Зеленый и ведут своих коней отцу показать.

     -А Жан где? - спрашивает король.

     -Жан-то? А он жабу привел.

     -Жабу? Надо ее посмотреть. Тут и Жан за братьями подходит.  Не  жаба  у

него, а прекрасный конь, какого весь свет не видал, с  серебряной  гривой  и

золотыми подковами.

     - Жан выиграл! - кричит король. - У него конь самый красивый! Только  у

короля для вас три испытанья. Кто  принесет  мне  самое  красивое  на  свете

домотканое полотно, тому и быть королем.

     Выезжают снова все трое, каждый на своем коне. На развилке дорог Помпон

Голубой говорит:

     - Я снова поеду по своей дороге. Помпон Зеленый едет тоже по своей.

     - Я тоже поеду по своей, - говорит Маленький Жан.

     Сказано-сделано.

     Едет Жан, едет, с дороги на тропинку, а  там  и  избушка  с  соломенной

крышей. Опять большая белая кошка черпает себе в бочку воду, а в  упряжке  у

нее три жабы.

     Присел Маленький Жан и смотрит. Как бочка  наполнилась,  большая  белая

кошка -"мяу-мяу" - и в бочку нырнула, а оттуда выходит красавицей-принцессой

и говорит:

     - Что ты, Маленький Жан, на этот раз ищешь? Он отвечает:

     - Ищу прекрасное домотканое полотно, какого отец за всю жизнь не видел.

     -Завтра утром, -отвечает  принцесса,  -  я  опять  буду  большой  белой

кошкой. Поищи в моих шкафчиках да ящичках, увидишь там орехи,  возьми  самый

невзрачный и положи в карман. Как приедешь к отцу, расколи орех  ножом.  Там

найдешь тридцать аршин самого прекрасного полотна, что только есть на свете.

     Вот съезжаются Помпон Голубой и Помпон Зеленый на развилке дорог. Чудо,

что у них за полотно! А у Жана ничего нет, только орех, да и тот в  кармане.

Один брат спрашивает:

     - Ты что, Маленький Жан, с пустыми руками?

     А он отвечает:

     - Отцу и вашего полотна хватит.

     Приезжают  они  домой,  а  наутро  встают  и  идут  свое  полотно  отцу

показывать. Прекрасное полотно у  обоих,  а  у  Помпона  Зеленого  -  просто

загляденье.

     - А Маленький Жан, видать, ничего не привез, - говорят братья отцу. Тут

и Жан появился. Дает отцу свой орех и говорит:

     - Расколи ножом.

     Король так и сделал. Смотрит - а в орехе  тридцать  аршин  полотна,  да

такого, что свет еще не видел.

     - Опять Маленький Жан выиграл, - говорит отец.  -  Да  только  у  меня,

короля, три испытанья. Два позади, одно осталось.

     - Что за испытанье? - спрашивают сыновья.

     - А кто приведет с собой распрекраснейшую девицу,  тому  и  отдам  свою

корону. На этом испытаньям и конец.

     Снова едут братья в путь, двое на конях, а Маленький Жан на своей жабе.

Помпон Голубой говорит:

     - Я опять по своей дороге.

     Помпон Зеленый молвит:

     - Я тоже по своей.

     И Маленький Жан говорит:

     - И я по своей.

     Дорога дорогой; подъезжает Маленький Жан к соломенной избушке и  видит:

опять большая белая кошка со своими  жабами  у  колодца  трудится.  Вдруг  -

"мяу-мяу"   -   и   нырнула   в   бочку   с   водой   и    выходит    оттуда

красавицей-принцессой.

     Взглянул Маленький Жан на ее красоту да так и упал на землю.

     -А скажи-ка, Жан, что ты здесь в третий раз ищешь? Жан отвечает:

     - Да ведь у моего отца-короля три испытанья. Он и сказал: кто  приведет

с собой самую прекрасную на свете девицу, тому и быть  королем.  А  красивей

тебя я никого на свете не знаю.

     Чудо-девушка и говорит:

     - Я  ведь  заколдована.  Вот  если  только  возьмет  меня   в   невесты

королевский сын, тогда я останусь красавицей-принцессой.

     - Возьму, - сказал ей Жан.

     - Тогда слушай.  Завтра  утром  я  буду  опять  большой  белой  кошкой.

Запрягай моих жаб в карету и бери меня тогда с собой.

     Наутро Маленький Жан встает и видит:  опять  перед  ним  большая  белая

кошка. Запряг он жаб в карету, сам сел и кошку посадил. Едут они, а  она  об

него трется, по коленям у него лазит и щекой ему об щеку: "мяу-мяу".

     Подъезжают его братья к развилке дорог, а принцессы у них -  ну  просто

загляденье.

     Посмотрели братья на Жана с кошкой на коленях  да  с  четверкою  жаб  в

упряжке.

     - Ну, - говорят, - Жану несдобровать. А сами-то и рады:

     - С такой каретой да с жабами - что он нам за помеха?

     - Поехали, поехали, - отвечает Жан, а сам постегивает  жаб  кнутом,  да

кошка трется ему об  щеку:  "мяу"  себе  да  "мяу".-  Подъезжают  сыновья  к

отцовскому дому, Жан ведет белую кошку к себе,  а  четверку  жаб  чесать  да

скрести принимается. Гребень-трр,тррр...

     - Жан, да ты так сломаешь отцов гребень!

     - А что отцу - другого  не  завести?  Утром  встречает  король  Помпона

Зеленого и Помпона Голубого, видит: девицы у них и вправду красавицы.

     - А Маленький Жан? - спрашивает.

     - Жан-то? - сыновья отвечают. - Да у него большая  белая  кошка.  Кошку

привез.

     - Пусть и кошку, а только надобно мне взглянуть.

     Тут входит Маленький Жан под руку со  своей  принцессой.  Что  скажешь?

Такой раскрасавицы король за всю свою жизнь не встречал.  А  у  Жана  еще  и

карета невиданной красы да четверка чудо-коней.

     Поженились братья на своих девицах, Жан на принцессе.

     - Корону мою отдаю Жану, - говорит король. - Жан выиграл.

     Снимает корону с головы и - хлоп! на Жана и надел.

     Вот такая сказка... Я у них и сам был  на  свадьбе.  А  как  они  нынче

живут, не знаю, с тех пор никого не видел.

 

 

 

 

     Непоседа и Да Скорей

 

     Что и говорить, быстро бегал олень, которого  подстрелил  дядюшка  Дэви

Лэйн, быстрее молнии, особенно когда ветер дул ему в спину.  Однако  случись

ему состязаться в беге с неким псом по кличке Да Скорей, неизвестно, кто  бы

победил.Эту кличку пес получил еще будучи щенком, а было  это  на  заре  его

детских лет, и вышло это само собой, потому как он готов был скорее  бегать,

чем есть. Собственно, это относилось ко всему, что он делал, и все про  него

так и говорили: "Да скорей он  будет  бегать,  чем  пить,  есть,  спать  или

играть". Так все и звали его Да Скорей.

     А когда ему не за кем было бегать, он гонялся за собственной  тенью.  И

почти всегда он намного обгонял ее, и тень оставалась лежать позади него при

последнем издыхании. Если же тени рядом не  было,  Да  Скорей  бегал  вокруг

своего хозяина. Хозяин пса был кочегаром на  паровозе,  который  с  грохотом

бежал по рельсам с Востока на Запад и  с  Запада  на  Восток.  И  не  просто

кочегаром, но еще и большим непоседой. Он  никогда  не  работал  подолгу  на

одном месте: месяц поработает на одну железнодорожную компанию, глядишь,  на

другой месяц уже переходит в другую. Наверное, оттого  его  и  прозвали  все

Непоседой.

     Непоседа  и  Да  Скорей  вели  вместе  чудесную  жизнь.  Пока  Непоседа

подбрасывал уголь в кочегарку паровоза, Да Скорей бежал рядом с паровозом  -

неважно, вез тот товарный состав или экспресс. Да Скорей был преданным псом,

так ему на роду было написано, а  потому  не  хотел  расставаться  со  своим

хозяином дольше чем на секунду. Единственный раз их  разлука  длилась  целую

минуту, это когда Да Скорей на закате солнца  помчался  за  горизонт,  желая

обогнать садящееся светило. Но он бежал так быстро и убежал так далеко,  что

обогнал не заход, а восход солнца, и очень сконфузился.

     В один прекрасный день Непоседа решил перейти на работу в Тихоокеанскую

объединенную железнодорожную компанию-ТОЖ. Он  зашел  к  начальнику  дороги,

чтобы спросить о месте, а Да Скорей вприпрыжку, конечно, за  ним.  Начальник

оглядел Непоседу с ног до головы, решил, что для  кочегара  он  подходит,  и

сказал, что место за ним.

     - Только придется вам пристроить вашего  пса  в  собачий  пансионат,  -

предупредил начальник дороги. -Администрация запрещает  пускать  пассажиров,

будь то хоть блоха, в кочегарку или  в  служебный  вагон.  А  мы  собираемся

назначить вас на товарный состав.

     - Да Скорей не проблема, - возразил Непоседа. - На чем бы я ни работал,

он знай себе бежит за  любым  составом,  и  все  тут.  Когда  я  работаю  на

товарном, ему приходится делать забеги в сторону -  в  поле  или  еще  куда,

иначе ему скучно бежать так медленно. Но, впрочем, он на все согласен,  лишь

бы не разлучаться со мной.

     Начальник дороги фыркнул:

     - Нет на свете собаки, которая угналась бы за поездом,  пусть  даже  за

самым медленным, товарным.

     - Вы не знаете Да Скорей! Молния, а не пес, - заявил Непоседа. - Ставлю

все мое жалованье против пятидолларовой бумажки, что в конце пути Да  Скорей

будет ждать у стрелки, да  еще  пробежится  до  того  раз  пятьдесят  вокруг

станции для разминки.

     - По рукам!  -  с  радостью  согласился  начальник  дороги,  предвкушая

выиграть кругленькую сумму.

     Непоседа поднялся в кочегарку паровоза,  развел  под  котлом  огонь,  и

начальник станции дал сигнал к отправлению. Да  Скорей  затрусил  вприпрыжку

рядом с лязгающими колесами, то и дело поглядывая на  Непоседу.  Даже  когда

товарный набрал скорость, Да Скорей не спеша бежал рядом. Разве это была для

него скорость? На ходу он то и дело останавливался,  чтобы  поймать  у  себя

блоху или вынюхать кролика. Под конец Да Скорей бежал далеко впереди прямо к

стрелке. Обежал раз сто вокруг станции и уселся дожидаться своего хозяина.

     Начальник дороги стиснул зубы от злости,  да  так,  что  сломал  их,  и

растоптал свою шляпу, до того досадно ему было проиграть  пари.  Он  перевел

Непоседу на местный пассажирский и удвоил ставку. Конечно, пассажирский  шел

намного быстрее товарного поезда,  но  Да  Скорей  спокойно  бежал  рядом  с

паровозом, у него даже  не  участилось  дыхание.  Он  совсем  не  спешил,  и

все-таки ему  приходилось  то  и  дело  останавливаться,  чтобы  не  слишком

обгонять поезд.

     На этот раз начальник дороги в ярости растоптал свои  вставные  зубы  и

проглотил свою шляпу. Он решил во что бы то ни стало избавиться от Непоседы,

но в тот момент его просто некем было заменить.  Оставалось  одно:  ждать  и

придумать новое пари, которое он бы выиграл.

     А Непоседа знай себе катался на  пассажирском  туда  и  обратно.  И  Да

Скорей не отставал  от  него.  Но  хотя  поезд  развивал  хорошую  скорость,

пассажиры стали ворчать, что он плетется слишком медленно, раз  обыкновенная

собака может догнать его. Какую скорость ни давал  паровоз,  все  равно  эта

пятнистая дворняга, будто не зная другого дела, все  время  увивалась  около

него, не ведая усталости. Наконец дела приняли  совсем  уже  дурной  оборот,

когда пассажиры заявили, что лучше вообще ходить пешком, чем плестись на ТОЖ

(то есть в поезде Тихоокеанской объединенной железной дороги).

     Как только начальник дороги нашел нового кочегара,  он  тут  же  вызвал

Непоседу к себе.

     - Так вот, голубчик, - заявил он ему, - не такой уж ты хороший кочегар,

как хвастаешься. И твой пес не так уж быстро  бегает.  Я  перевожу  тебя  на

экспресс "Пушечное Ядро". И если хоть одна  живая  тварь  на  четырех  ногах

угонится за этим поездом, который бегает на самых скорых колесах, я навсегда

расстанусь с железнодорожной компанией.

     Непоседа ничего не сказал на это, но про себя чуть обеспокоился. Насчет

"Пушечного Ядра" начальник дороги  был  прав,  это  самый  быстрый  из  всех

экспрессов, пыхтевших и свистевших в то время на  железнодорожных  путях.  А

все-таки его вера в любимого пса была непоколебима, и он сказал:

     - Бьюсь об заклад на мое жалованье, что Да  Скорей  заставит  попыхтеть

даже "Пушечное Ядро", которое его все равно не обгонит!

     Весть о  предстоящем  состязании  между  собакой  и  экспрессом  быстро

облетела весь штат. Фермеры побросали свои плуги и поспешили  на  гонки,  их

жены оставили очаги и стирку. Даже школы в городах, через которые  проходила

Тихоокеанская железная дорога, распустили учеников, чтобы они могли  увидеть

это великое состязание. Позакрывались конторы  и  фабрики,  даже  похоронные

бюро.

     В  назначенный  день  толпы  людей  собрались  вдоль  пути   следования

экспресса и собаки. Некоторые принесли плакаты;

     "Да Скорей да придет скорей!" А у других были: ""Пушечное  Ядро"  летит

как выпущенное ядро".

     Начальник дороги поднялся вместе с  Непоседой  в  кочегарку:  он  решил

проследить, чтобы Непоседа подбрасывал сколько надо угля в топку паровоза  и

не мешал бы ему мчаться быстрей. На сотни миль вперед путь  был  открыт  для

знаменитого экспресса, все семафоры были подняты.

     Да Скорей стоял рядом с паровозом позевывая, словно в  удивлении,  чего

это все егозят вокруг. И даже после того, как начальник станции дал  свисток

и "Пушечное Ядро", выпуская пары, застучал по  рельсам,  Да  Скорей  сначала

почесал у себя за левым ухом, потом полизал  правую  заднюю  ногу  и  только

тогда припустил за поездом.

     "Пушечное  Ядро"  полетел,  как   стрела.   Тук-тук-тук,   тук-тук-тук,

тук-тук-тук... Он мелькал в глазах у зрителей, точно молния.

     "Идет!.. Вот он!.. Пролетел!.," - Эти крики  раздавались  одновременно,

так быстро он проносился. Даже разглядеть толком было  ничего  нельзя  из-за

пара, дыма и летящей золы. Под паровозными колесами рельсы пели, точно арфа,

и еще полчаса стонали и гудели после того, как экспресс проносился по ним.

     Однако Непоседа был уверен в своей собаке и не боялся подбавить в топке

жара. Огонь у него чихал и кашлял. Он так бойко орудовал лопатой, что дверца

топки почти не закрывалась. Пот катил с него  градом,  за  один  перегон  он

похудел на пятнадцать фунтов, никак не меньше.

     Начальник дороги высунул было голову  из  кочегарки,  и  тут  же  ветер

сорвал с его головы шляпу и оттянул назад уши.  Шлеп,  шлеп-шлепали  они  на

ветру, точно праздничные флажки. Он ничего не  увидел  впереди,  потому  что

зола и дым закоптили его защитные очки, и,  оглянувшись  назад,  завопил  от

восторга.

     - Его нет! - заорал он прямо  в  уши  Непоседе.  -  Ваш  Да  Скорей  не

торопится, его даже не видно! Он отстал!

     Непоседа чуть не выронил лопату с углем, сердце у него екнуло.

     - Не может быть! - прошептал он.

     - Отстал! Отстал! - вопил начальник  дороги  в  восторге,  точно  муха,

попавшая в шоколадную шипучку.

     -Не верю! - перекричал Непоседа грохот паровоза. - Мой пес никогда меня

не подводил! Дайте-ка я сам посмотрю!

     И, швырнув еще тонну угля в топку, он высунулся из окна. Бросил  взгляд

назад, потом впереди глазам своим не поверил: ни следа, ни признака  бегущей

собаки. Зато он увидел такое, от чего душа ушла у него в пятки.

     - Остановите поезд! - крикнул он начальнику дороги. -  Впереди  красный

флаг!

     - Да это  нарочно  воткнули  там  флаг,  чтобы  приветствовать  нас,  -

возразил начальник дороги.

     Но сам все-таки тоже выглянул в окно и завопил громче Непоседы:

     - Стоп! Впереди размыт путь! Не мешкая, он стал нажимать на все  кнопки

и рычаги, чтобы остановить "Пушечное Ядро". Колеса заскрежетали по  рельсам,

из-под них посыпались искры, целый фейерверк искр -  нет,  что  там,  тысяча

фейерверков, можно было бы открыть целую фабрику, готовящую  фейерверки  для

праздника 4 июля в День Независимости.

     Пассажирские вагоны, бежавшие за паровозом, не знали, что случилось,  и

потому не  остановились,  а  продолжали  гнать  вперед  и  перелетели  через

паровоз, словно решили поиграть с ним в чехарду.  Но,  увидев,  что  впереди

размыты пути, закрутили назад колесами и вернулись благополучно вспять.

     "Пушечное Ядро" содрогнулось и со скрипом  застыло  на  месте  всего  в

нескольких дюймах от края обрыва, в том месте, где река подмыла опоры моста.

Непоседа тут же соскочил с поезда, начальник дороги за ним.

     И вот перед ними, виляя хвостом,  стоит  Да  Скорей.  В  зубах  у  него

красный флаг. Тут начальник дороги все понял. Да  Скорей  опередил  поезд  и

первым увидел размыв. Потом вернулся  туда,  где  их  приветствовал  красный

флаг, схватил его в зубы и снова забежал вперед, чтобы вовремя  просигналить

и предотвратить крушение поезда.

     Итак,  начальник  дороги  опять  оказался  в  дураках  и  вынужден  был

признать, что в жизни не видел живой твари  на  четырех  ногах,  которая  бы

бегала  скорей,  чем  Да  Скорей.  Он,  не  задумываясь,  выплатил  Непоседе

проигранные деньги и даже потрепал Да Скорей по голове.

     -Такая собака заслуживает награды, - сказал он Непоседе. - Я поговорю с

боссом и добьюсь, чтобы отныне и пожизненно Да Скорей  мог  ездить  в  любом

поезде Тихоокеанской железной компании и в любом направлении  в  собственном

вагоне.

     - Благодарю вас от имени моего пса, - сказал на это Непоседа. -  Однако

насколько я знаю характер Да Скорей, он скорее побежит, чем поедет.

     И это была сущая правда. Да Скорей и так  всем  был  очень  доволен.  И

все-таки именно с того дня на поездах Тихоокеанской и прочих железных  дорог

разрешают перевозить в вагоне собак, если, конечно, за них заплатят.

 

 

 

 

     Подружка Дикони

 

     На свете не так уж много людей, у кого бы водилась ручная рыба. Да, да,

ручная или, точнее, домашняя, ну  как  бывают  животные  дикие  и  домашние.

Домашние - это, например, кошка или  собака.  А  тут  рыба,  чудно,  правда?

Почему? Ну, во-первых, рыбу труднее  приручить,  даже  такую  покладистую  и

смышленую, какой была форель по имени  Дикони.  О  ней  рассказывают  просто

чудеса! А во-вторых, не у каждого есть терпение учить рыбу по всем правилам.

     Однако если послушать человека, который первым рассказал про  Дикони  -

кое-кто утверждает, что он был индейцем, другие -  нет,  белым  со  Среднего

Запада, а вообще-то он мог с тем же успехом быть и южанином, и янки из Новой

Англии, - так вот он говорил, что,  если  вам  удастся  поймать  молоденькую

форель и правильно взяться за ее обучение, вы воспитаете пре-красную  ручную

домашнюю рыбу.

     Человека того все звали Старый Боб; правда, в юности все звали его Юный

Боб, ну да ладно. В то утро - было это одиннадцатого  июля  возле  Ксении  в

штате  Огайо-вышел  он  на  своей  весельной  лодке   ловить   рыбу.   Шлеп,

шлеп-шлепали весла по воде, и вдруг к востоку от озерной протоки  он  увидел

форель длиной так примерно дюймов шести. Он забросил удочку, поймал форель и

внимательно осмотрел ее. Она была очень хороша собой и выглядела на редкость

смышленой. "Сроду такой не встречал", - подумал Боб. У нее был высокий  лоб,

мягкий округлый подбородок и очень умный взгляд.

     Именно о такой форели Старый Боб и мечтал.

     - Иди ко мне! - ласково позвал он.

     Но от волнения проглотил буквы "и" и "м", и получилось не "иди ко мне",

а "дикони". Форель поняла, что обращаются  к  ней,  и  решила,  что  так  ее

зовут - Дикони.

     Крючок подцепил форель за кончик нижней губы, и Старый  Боб  .осторожно

отцепил его. На дне лодки собралось немного воды, так часто бывает,  сколько

лодку ни конопать.  Боб  пустил  туда  форель.  "Пусть  поплавает,  пока  не

доберемся до берега", - решил он. На берегу  Боб  нашел  деревянное  корыто,

выдолбленное из ствола дуплистого дерева. Наполнил корыто водой, а у  самого

дна просверлил в стенке маленькую дырочку. Потом выстругал затычку и заткнул

дырочку, чтобы вода не убегала.

     Когда все было готово, он отнес корыто к лодке, налил  в  него  воды  и

пустил туда форель. Как Дикони  была  счастлива,  получив  свой  собственный

бассейн!

     Старый Боб подхватил корыто с Дикони, вернулся к своей хижине и устроил

рыбку в темном углу под навесом. Накормил он рыбку  не  скупясь:  кукурузной

муки насыпал и добавил дождевых червей вперемешку с жареной грудинкой. Пусть

поест и отдохнет!

     Ночью в темноте Старый Боб в одних носках на цыпочках подошел к  корыту

и осторожно заглянул туда. Слава Богу, Дикони спала сладким сном. На это Боб

и рассчитывал. Он осторожненько вынул из корыта затычку и выпустил  немножко

воды. Совсем немножечко! А потом сунул затычку на место и вернулся к себе.

     И так ночь за ночью Старый Боб повторял то же самое: выпускал из корыта

понемногу воды, капля за каплей. И воды в корыте становилось все меньше,  но

так постепенно, что Дикони не замечала этого.

     Мало того, она даже не заметила, как воды в корыте вовсе  не  стало.  И

целых три недели продолжала  жить  в  совершенно  сухом  корыте,  так  и  не

чувствуя, что что-то изменилось.

     Вот тогда только Старый Боб решил, что пора взяться за  обучение  своей

подружки. Он вынес Дикони со двора  и  пустил  ее  поковылять  по  тропинке.

Дикони и в самом деле оказалась очень сообразительной и быстро научилась при

ходьбе пользоваться плавниками вместо ног. Было видно, что ей ничуть не хуже

на земле, чем в воде, впрочем, выбора ей, в общем-то, не оставалось.

     Уже через несколько дней форель принимала еду у Боба прямо из  рук.  Но

больше всего Дикони любила, взобравшись к  Бобу  на  колени,  сидеть  там  и

взирать на мир с жадностью и любопытством.

     Вскоре Дикони следовала за Старым Бобом по пятам, куда бы  он  ни  шел.

Особенно ей нравилось обходить  с  ним  все  его  хозяйство,  это  было  так

трогательно.  Иногда,  правда,  она  застревала  в  густой  траве,  плавники

путались в ней, и Бобу приходилось возвращаться  и  расчищать  своей  ручной

рыбке дорогу.

     Словом, Старый  Боб  и  Дикони  стали  неразлучными  друзьями;  они  не

разлучались, даже когда старый фермер шел в лес. По  ночам  Дикони  спала  в

ногах у своего хозяина. А когда ночи выпадали прохладные,  он  прикрывал  ей

нос краешком одеяла.

     Старый Боб никому не рассказывал о своей удивительной  питомице,  и  не

почему-нибудь, просто не надеялся, что ему поверят. Но он  решил,  что  пора

показать Дикони кому-то из соседей, тогда пусть  верят  или  не  верят.  Это

решение окончательно и бесповоротно он принял однажды вечером,  когда  перед

заходом солнца пошел к роднику, бившему позади его хижины, где он  хранил  в

бадье  масло.  Ледяная  вода  такого  вот  родника  была  получше  нынешнего

холодильника для хранения масла, яичек, молока и подобных продуктов.  Старый

Боб даже построил специальные мостки, с которых было удобнее опускать в воду

или поднимать оттуда закрытую бадью.

     Вечер был тих и прекрасен, ни ветерка. Когда они пересекали поляну,  на

которой Боб совсем недавно строгал для зимней растопки  лучину,  он  слышал,

как она шуршит под плавниками у Дикони, трусившей покорно за ним. Вскоре они

достигли берега ручья, где по мокрой земле Дикони было легче передвигаться.

     Так они дошли до мостков. Дикони чувствовала  себя  здесь  как  рыба  в

воде. Она уже не раз следовала за старым Бобом к ручью, это была ее  любимая

прогулка,  но  смело  выходить  на  мостки  ей  еще  не  случалось.   Мостки

возвышались над водой фута на два, и Старый Боб опасался, как бы у Дикони не

закружилась голова. А тут она впервые поднялась на мостки, и Старый Боб  был

очень горд, что его ручная рыбка отважилась на такой шаг.

     - Молодец, Дикони, - сказал он.-Хвалю за храбрость! Теперь можешь здесь

посидеть и подождать, пока я достану бадью с маслом.

     Он собирался в этот день напечь для себя  и  Дикони  блинов,  а  Дикони

очень любила к блинам побольше масла.

     И вот Боб склонился над водой и стал вытягивать бадью за  веревку,  как

вдруг услышал легкий всплеск. Он подумал, что  голыш  скатился  с  берега  в

ручей. Поглядел, и сердце у него упало. На том месте, где только что  сидела

Дикони, между двумя досками зияла дыра. Или Дикони сделала неверный шаг, или

просто не заметила щели, так или иначе, но она оказалась в воде.

     Старый Боб кинулся к щели, распластался  на  животе  и,  вглядываясь  в

глубину, стал звать свою рыбку. Он надеялся еще спасти ее.

     - Задержи дыхание! - закричал он.

     Он начал срывать с себя башмаки, чтобы прыгнуть вслед за Дикони в воду.

Но снова раздался всплеск, буль-буль-буль- забулькала вода, и тут Старый Боб

увидел свою Дикони. Рыбка всплыла брюшком кверху. Она утонула.

     Старый Боб был безутешен. Он отнес Дикони к своей  хижине,  выкопал  ей

могилку и даже поставил мемориальную дощечку, где  написал  ее  имя  и  даты

жизни. Весной он решил посадить здесь незабудки.

     Теперь он долгие  вечера  проводил  в  одиночестве,  сидя  в  кресле  у

кухонной плиты и ругая себя, что сам отучил рыбку плавать и все так  грустно

обернулось. Но потом посыпал густой снег, запорошил хижину и все тропинки, и

Старый Боб подумал, что Дикони никогда не удалось  бы  научиться  перелезать

через сугробы, она не смогла бы, как прежде, следовать всюду за  ним,  и  от

горя у нее разбилось бы сердце. Так что, может, оно и к лучшему, утешал себя

Старый Боб, что все так случилось.

     Одно только не давало ему покоя: как же это он сплоховал и не пригласил

вовремя своих соседей полюбоваться на его ручную форель?  Единственное,  что

оставалось, это рассказать всем о ней, что  он  и  сделал.  Соседи  было  не

поверили, решив, что Старый Боб плетет им небылицы. Но когда он отвел  их  к

ручью и показал щель между досками в мостках, они убедились, что он  говорил

правду.

     Во всяком случае, щель эта до  сих  пор  цела.  Старый  Боб  никому  не

разрешил чинить мостки и передвигать доски. Так она там и осталась в  память

о Старом Бобе и его ручной рыбке.

 

 

 

 

 

     Поль Баньян

 

     Одни говорят, Поль Баньян жил давно-давно, а вот некоторые уверяют, что

он и поныне жив. Что ж, по-своему правы и те и другие. Да вы и сами  с  этим

согласитесь, когда услышите, что о нем  рассказывают.  Начнем  же  с  самого

начала, издалека. .

     Родился Поль лет полтораста  назад.  Правда,  назвать  точно  день  его

рождения никто  не  может.  Метрик  тогда  не  писали.  Но  одно  совершенно

достоверно: на другой же день после своего рождения Поль  потребовал  пышек,

да порумяней.

     В то время родители  его  по-английски  еще  не  говорили.  Они  знали,

кажется, французский, не то русский, а может, и шведский, точно  не  скажем.

Но только не английский. Так что сами судите, какой способный был Поль, если

еще совсем малюткой сразу заговорил на иностранном языке.

     Потом Поль попросил игрушку. Лежа в  воловьей  повозке,  служившей  ему

колыбелью, он заявил, что хочет топор. Однако отец с матерью топора  ему  не

дали. Вполне возможно, они полагали, что он еще слишком мал для таких забав.

Поль ждал, ждал, наконец ему это надоело, он выскочил из колыбели и принялся

сам искать, пока не нашел остро наточенный топор.

     Когда у него пошли зубы, он чесал топорищем  десны.  С  тех  пор  он  с

топором так и не расставался. И с возрастом все ловчее работал им.

     А рос он быстро, и чем дальше, тем быстрей.

     Бессмысленно спорить, какого роста был Поль. Одни говорят, он был  выше

самого высокого дерева. Другие утверждают, что, когда Поль хотел  проехаться

по железной  дороге,  с  вагона  приходилось  снимать  крышу,  иначе  он  не

умещался. Так или иначе, сами видите, он был не малышка.

     Когда Поль в первый раз пошел один в лес, мать  собрала  ему  в  дорогу

завтрак. Завернула несколько булок, полдюжины луковиц да  четверть  говяжьей

туши в придачу. Но Поль загляделся на резвящихся лосей и, позабыв  обо  всем

на свете,  сел  нечаянно  на  сверток  с  едой.  Ну,  само  собой,  говядина

сплющилась. А когда настал час обеда, Поль вложил плоскую говядину с луком в

булки. Так Поль Баньян волей-неволей изобрел бифштекс с луком.

     Еще в отроческие годы - ему было тогда  лет  тринадцать-четырнадцать  -

Поль полюбил охоту. Ну и шустрый он был на охоте!  Вот  послушайте  историю,

какую рассказывают в лесах Севера о том, как быстро он бегал.  Однажды  Поль

заметил милях в пяти от себя оленя. Он прицелился и выстрелил. А стрелок  он

был меткий, так что знал наверное, что не промахнулся, и припустил скорей за

добычей. Однако не пробежал он и полпути, как чувствует, зачесалось  у  него

вдруг пониже спины. Что ж, вы думаете, это  было?  Оказывается,  он  обогнал

свой выстрел, и крупная дробь из его ружья  попала  не  в  лося,  а  в  него

самого.

     С тех пор после выстрела всегда  ждал,  прежде  чем  бежать  за  убитой

добычей.

     В лагерь лесорубов  Поль  пришел,  когда  был  еще  совсем  мальчишкой.

Правда, тогда уже он вымахал ростом выше самого высокого из лесорубов  и  не

хуже их справлялся с работой. А уж в рог трубил, сзывая лесорубов на обед, и

вовсе громче всех. До того громко он однажды протрубил, с такой силой  подул

в большой рог, что сдул человека  с  Луны.  И  пришлось  бедняге  дожидаться

следующей ночи, когда снова взойдет луна, чтобы вернуться домой.

     Голосище у Поля был что  твой  гром.  И  он  старался  говорить  только

шепотом. Но даже от его шепота посуда на кухне плясала.

     В лагере лесорубов Поль свел дружбу  с  семью  лесорубами.  Они  всегда

звали его с собой, когда шли в лес валить деревья. Хотя Поль был еще  совсем

мальчик, топором он работал не хуже  любого  из  Славной  Семерки.  Раз-два,

раз-два - и сосна толщиною в три фута  уже  лежала  на  земле.  Стоило  Полю

крикнуть "Берегись!", когда сосна начинала падать, как по крайней  мере  еще

два или три дерева валились на землю, опрокинутые его громоподобным голосом.

     Одна беда была у Поля и его друзей  -  с  топорищами.  Поль  и  Славная

Семерка так быстро и бойко работали топорами, что топорища у них разлетались

в щепки. Даже если были сделаны из  крепкого  дуба.  И  вот  Поль  вместе  с

друзьями придумали сплести топорища из гибкой  сыромятной  кожи,  как  косу.

Теперь Поль и его друзья-лесорубы одним  ударом  подсекали  сразу  несколько

деревьев. На этом они экономили немало времени, а время для них  было  штука

важная, потому как много работы ждало их впереди.

     В те далекие времена  почти  весь  Север  страны  -  от  штата  Мэн  до

Калифорнии - был покрыт лесом. Горожанам лес нужен был, чтобы ставить  дома.

Судостроителям - для высоких мачт быстроходного парусного флота. Фермерам  -

на амбары и изгороди. А вскоре появились и  железные  дороги,  так  что  лес

понадобился на шпалы. Самые крепкие бревна шли  на  крепления  для  угольных

шахт.

     Но больше  всего  леса  изводилось  на  зубочистки,  ибо  любимой  едой

американцев был бифштекс из жесткого мяса длиннорогой техаски.

     Кроме знаменитой Семерки, у Поля было еще три  закадычных  друга  среди

богатырей в лагере лесорубов. Одного прозвали Джонни Чернильная Душа. Он был

счетоводом. Чтобы вести учет работы, он  сделал  ручку  из  ствола  большого

дерева. Джонни был мастером складывать и вычитать. И даже умножать.  Это  он

придумал таблицу умножения!

     Вторым по счету  другом  Поля  был  Пышка-Худышка.  Он  был  поваром  у

лесорубов, и лучше всего ему удавались румяные пышки.

     При первой же встрече Поль Баньян и Пышка-Худышка  вступили  в  горячий

спор. Поль утверждал, что для того нужна хорошая  стряпня,  чтобы  лесорубам

веселей работалось. А Пышка-Худышка стоял на своем: мол, нет, для того  надо

веселей работать, чтобы съесть все, что он настряпает. К согласию они так  и

не пришли. Зато договорились работать рука об руку.

     Когда Пышка-Худышка только-только пришел в  лагерь  лесорубов,  у  него

начались всякие нелады. Во-первых, с печами. Чтобы напечь пышек для  Поля  и

его Семерки, а также  еще  для  трехсот  богатырей-лесорубов  и  для  Малыша

Голубого Быка (о нем вы еще услышите), нужны были печи небывалой величины.

     Худышка пек пышки, как было принято, на сковородах. Но лагерь лесорубов

все рос и рос, и уже не хватало места для новых  сковородок.  Тогда  Худышка

попробовал  печь  пышки,  ставя  их  на  бочок.  Конечно,  место  при   этом

экономилось, но вот беда -лесорубам не нравились пышки, сплюснутые с  боков.

Пышкам полагается быть круглыми. А потому потребовалась сковорода гигантской

величины.

     Пышка-Худышка нарисовал, какой должна  быть  эта  сковорода,  а  Джонни

Чернильная Душа помог вычертить ее  в  полную  величину.  Когда  чертеж  был

готов, Худышка попросил третьего друга Поля  Баньяна,  которого  звали  Олле

Большой - он был кузнецом, - выковать такую сковороду. Железа  на  нее  ушло

уйма, пришлось доставать руду из трех шахт  сразу.  Олле  Большой  прекрасно

справился с заказом. Он не только сковороду сделал, но проделал  дырочки  во

всех пышках, какие пеклись в лагере лесорубов. Теперь вы догадываетесь,  кто

изобрел пончики?

     Одно было неудобно: сковорода оказалась так велика,  что  Пышка-Худышка

никак не мог сам без посторонней помощи смазать  ее  маслом.  Он  попробовал

было приспособить длинное дерево с густой метелкой из  веток  на  конце,  но

получалось слишком медленно. Тогда он нанял команду из семнадцати мальчишек.

Они привязали к подошвам ломти сала и катались по сковороде, как на коньках,

натирая ее до блеска. Правда, лесорубам  приходилось  теперь  есть  пышки  с

оглядкой. Прежде чем отправить их в рот, они подносили каждую к свету, чтобы

убедиться, не прилип ли к тесту один из юных конькобежцев.

     Худышка ставил на стол пышки прямо из печи. Но стол, за которым  сидели

лесорубы, был длиною в четверть мили, не  меньше,  и  поэтому  нелегко  было

донести пышки горячими. Вот он и придумал: роздал мальчишкам ролики и  велел

им быстро проезжать по середине стола и бросать каждому лесорубу по  горячей

пышке. Все бы ничего, да ролики застревали в сладкой кленовой патоке. К тому

же мальчишкам ничего не стоило угодить прямо на чью-нибудь  вилку  или,  что

еще страшней, под нож  лесоруба,  который  как  раз  в  это  время  тянулся,

например, за маслом. Пышка-Худышка надумал было пускать по столу  поезд,  но

лесорубы запротестовали: видите ли, дым им ел глаза.

     В конце концов Пышка-Худышка решил  поучиться  у  горняков.  Он  сделал

подвесную дорогу с думпкарами - опрокидывающимися вагонетками.  В  вагонетки

он закладывал пышки и давал им  ход,  вагонетки  пролетали  со  свистом  над

столом и опрокидывались по очереди над каждой тарелкой.

     Что и говорить, Поль Баньян  был  великим  лесорубом,  и  все-таки  ему

никогда не удалось бы очистить от леса  весь  Север  страны,  с  востока  на

запад- штаты Мичиган, Орегон и прочие, не  будь  у  него  верного  помощника

Голубого Быка по кличке Малыш.

     Не советуем вам брать на веру  разные  толки  о  том,  откуда  появился

Малыш. Поль никому не рассказывал, как было дело, так что он один  только  и

знает всю правду. Так или иначе, когда  после  Зимы  Голубого  Снега  пришла

весна, Поль и привел в лагерь Малыша. Кто говорит, он родился голубым, а кто

утверждает, что он посинел, проведя ночь на дворе, когда шел  голубой  снег.

Однако те и другие сходятся в одном; Малыш и Поль просто созданы  были  друг

для друга.

     Ну и большим вырос этот Малыш!  В  те  времена  лесорубы  привыкли  все

мерить на длину топорища. Так вот, Ханс Хансен говорил, что он сам измерял у

Малыша расстояние между рогами. Оказалось семнадцать топорищ с гаком!

     У Поля  вошло  в  привычку  до  завтрака  валить  двадцать  -  тридцать

деревьев. И пока он завтракал, Малыш тащил волоком эти деревья на лесопилку.

     Хороших прямых дорог тогда на Севере еще  не  было,  только  кривые,  и

поэтому Голубому Быку было удобно таскать деревья  с  кривыми  стволами.  Но

Полю не по душе была такая расточительность: ведь лучшими стволами даже в те

времена считались прямые. А как их было протащить по  кривым  дорогам?  Поль

долго думал и наконец придумал, да так просто, что сам рассмеялся. И  почему

ему раньше в голову не пришло? Он впряг Малыша в дорогу,  и  Малыш  выпрямил

ее. Вот откуда в Америке взялись прямые дороги.

     Но это не всё.  Поль  считал,  что  можно  еще  кое-что  изобрести.  Он

думал-думал и наконец, спустя три дня и пять ночей, изобрел. Послушайте, что

же он с другими лесорубами сделал.

     Привязал Малыша к квадратной миле земли, покрытой лесом, и Малыш прямым

ходом приволок ее на лесопилку. Так что лесорубам  оставалось  лишь  хватать

деревья за  корни,  отряхивать  с  них  землю,  обрубать  топорами  ветки  и

отправлять готовые стволы туда, где жужжали пилы. Очистив таким  образом  от

леса одну квадратную милю, они  возвращали  землю  на  место  и  брались  за

следующую милю.

     Но однажды в субботу вечером они  забыли  вернуть  квадратную  милю  на

место. За ночь ее прихватил мороз, и, когда настало  утро  понедельника,  ее

невозможно было просто так взять  и  отправить  на  свое  место.  Вот  таким

образом в тех местах выросла знаменитая Квадратная Гора. С той поры люди  не

перестают дивиться на нее, и на Квадратное Озеро тоже. Оно возникло  на  том

месте, откуда эту квадратную милю вырыли.

     Одно время Поля и  Пышку-Худышку  сильно  беспокоила  яичная  проблема.

Выучившись грамоте, Худышка в одной книге прочитал, что всем, кто  трудится,

надо есть яйца. Он прикинул, что на прием каждому лесорубу надо по  чертовой

дюжие яиц- по тринадцать штук, стало  быть.  Что  ж,  построили  курятник  и

посадили в него несколько петухов и много-много несушек.

     Несушки  неслись  без  устали,  а  вот   петушки,   по   мнению   Поля,

бездельничали. "Ну какая лесорубам польза от петушков?" - ломал себе  голову

Поль. Теперь у него вошло в привычку  по  вечерам  проводить  свой  досуг  в

курятнике. Лежа на боку и подперев голову рукой, Поль наблюдал и  размышлял.

Его просто из себя выводило, почему это он должен работать, а петушки нет?

     Так тянулось  всю  весну.  И  вдруг  стали  пропадать  наседки-несушки.

Семерка лесорубов уже успела привыкнуть, что к завтраку у них всегда  свежие

яички. Пришлось им даже  переучивать  гончую  Поля,  чтобы  сделать  из  нее

ночного сторожа. Немало времени они потратили на дрессировку.  Сам  Поль  им

тоже помогал. Сторожевой пес из гончей получился что надо, однако ему так  и

не удалось поймать вора. Куры продолжали пропадать.

     Поль был очень  обеспокоен.  Настал  день,  когда  петухов  стало  даже

больше, чем кур. Поль пришел просто в  отчаяние.  Даже  работать  не  мог  и

прилег дома отдохнуть и подумать. Он печи шел приятный жар, и глаза  у  Поля

стали смыкаться. Он и не заметил, как заснул.

     Когда Семерка лесорубов вернулась домой, они  так  и  ахнули:  на  полу

копошились  маленькие  желтые  цыплята,  а  из   бороды   Поля   выглядывали

встревоженные наседки! Все было ясно: пока Поль изучал в курятнике петушиную

проблему, несушки устроились у него в бороде, чтобы высиживать цыплят.

     Счетовод Джонни Чернильная Душа всех  их  пересчитал  и  остался  очень

доволен: несушки все до одной оказались на месте.

     Однажды Поль и его Семерка лесорубов совершили небольшое путешествие  в

Канаду. Одна вещь особенно поразила его у канадских лесорубов.  Каждый  раз,

как к ним в лагерь являлся английский король, они  должны  были  произносить

по-английски "Ваше Величество!" А надо вам сказать, что  канадские  лесорубы

были в основном из французов. И у себя  во  Франции,  еще  до  того  как  им

приехать в  Канаду,  они  славно  потрудились,  чтобы  вообще  прикрыть  всю

"королевскую лавочку", и для этого устроили Великую французскую революцию. К

тому  же,  говоря  только  по-французски,  они  никак  не  могли   выучиться

произносить чисто по-английски "Ваше Величество!" И это  их  очень  сердило.

Они взбунтовались и попросили Поля помочь им. Ну, хотя бы советом.

     Поль вспомнил, как их  славный  генерал  Джордж  Вашингтон  взял  да  и

вышвырнул английского короля из своего лагеря, то есть  вон  с  американской

земли. А было это, как вы знаете, двести лет тому назад,  в  1776  году,  во

время войны за независимость. Америка  была  еще  тогда  колонией  Англии  и

сражалась с войсками английского короля за свою свободу. Только после победы

она стала независимым государством - Соединенными Штатами Америки. Вот  Поль

и подумал: а почему бы  и  канадским  лесорубам  не  вышвырнуть  английского

короля из их страны? И решил им помочь, но в  один  прекрасный  день,  когда

Поль как раз этим занимался, он потерял  равновесие  и  полетел  кувырком  в

Ниагарский водопад. Это был первый холодный душ Поля  Баньяна.  Он  ему  так

понравился, что не захотелось вылезать. Но простуду Поль все-таки схватил, и

какую простуду! Сильную, как сам Поль Баньян, другому  она  была  бы  не  по

плечу.

     Поль понимал, что во всей Канаде не найдется достаточно горчицы,  чтобы

поставить ему хороший горчичник. И потому он  вернулся  в  Мичиган  к  своим

лесорубам. Повар взял три полных повозки сухой горчицы, смешал ее  с  водой,

и, поставив Полю злой горчичник, отправил его в постель. После этого Поль не

скоро встал на ноги, однако он всегда с удовольствием вспоминал про холодный

душ под Ниагарским водопадом.

     В тот год выдалась особенно морозная  зима.  Стояла  такая  стужа,  что

Пышка-Худышка не успевал снять кофе  с  раскаленной  печи,  как  он  тут  же

превращался в лед. Несушки вместо яиц неслись снежками. А  потом  стало  еще

холодней, так что дым в трубе  замерз  и  забил  дымоход.  Пришлось  Худышке

попросить лесорубов выколачивать лед по кусочкам, чтобы прочистить  трубу  и

растопить печь.

     Естественно, что обед у Худышки получался  все  хуже  и  хуже.  Семерка

лесорубов да и остальные пожаловались Полю, и ему хочешь не хочешь  пришлось

вмешаться. Он сказал Худышке, что другие о нем думают.

     Слово за слово, оба так распалились, несмотря на лютый холод за  окном,

что от их крика задрожали стены дома. Но, честно  говоря,  что  мог  Худышка

поделать?

     В тот день, когда  на  стол  были  поданы  пышки,  подгорелые  снизу  и

замерзшие сверху, терпение у лесорубов лопнуло. Если бы на  другой  день  не

потеплело,  остановилась  бы  вся  работа.  Но  мороз   чуть   помягчал,   и

Пышка-Худышка устроил лесорубам пир. Все смеялись и шутили, отправляя в  рот

поджаристые пышки и еще семь видов разных пирогов. Крепкий кофе дымился. Как

вдруг все перестали есть и в изумлении смолкли, услышав  злобную  перебранку

Поля с Худышкой. Поль кричал:

     - Что за еда для лесорубов! А Худышка в ответ:

     -А где это видано печь пышки на ледяных кирпичах?! Мне и  так  паяльной

лампой пришлось оттаивать огонь в нашей печи!

     И дальше больше. Наконец кто-то смекнул,  что  случилось.  Оказывается,

слова, которые Поль и Худышка кричали друг  другу  в  самый  холодный  день,

замерзли в воздухе и только сейчас стали  постепенно  оттаивать,  и  все  их

услышали.

     А теперь про Олле Большого, который был, как вы знаете, в  лагере  Поля

кузнецом, хотя ростом он казался и  поменьше  Поля.  Его  обязанностью  было

следить, хорошо ли подкован Малыш Голубой  Бык.  Олле  был  силачом  и  одну

подкову Малыша спокойно мог унести у себя на плече. А вот чтобы сделать  для

Малыша новую упряжку, когда старая износилась, не хватило кожи даже  в  трех

штатах. И тогда Олле пригнал из Техаса  стадо  длиннорогих  коров  и  сделал

новую упряжь  из  техасской  кожи.  Она  была  крепкая,  как  железо,  когда

высыхала, зато если ее намочить, она растягивалась, как тянучка.

     Упряжь пришлась Малышу впору, и он  не  расставался  с  ней  вплоть  до

знаменитой Зимы Теплого Снега.  В  день,  когда  разразилась  снежная  буря,

Малышу Голубому Быку выпало тащить тридцать  семь  бревен  четырех  футов  в

поперечнике каждое. Пошел теплый мокрый  снег,  и  постепенно  упряжь  стала

растягиваться. Малыш продолжал идти вперед, а бревна оставались на месте.  И

когда Малыш достиг лесопилки, бревна остались  позади  в  трех  с  четвертью

милях.

     Вот тут-то Олле Большой и понял, что за упряжь он  сделал.  Он  распряг

Малыша и привязал упряжь к бревнам. А когда подморозило и поднялось  солнце,

кожаная упряжь начала постепенно подсыхать. Подсыхала и съеживалась, делаясь

все короче. С сыромятной кожей всегда так бывает. Съеживалась, съеживалась и

вытащила за собой из леса все тридцать  семь  бревен,  С  треском,  шумом  и

грохотом бревна покатились прямо к лесопилке, что, собственно, и надо было.

     Хлопот у Поля в лагере было по горло. Вскоре после  истории  с  упряжью

ему пришлось разрешать комариную проблему. К тому  времени  комары,  питаясь

кровью лесорубов, выросли  больше  некуда,  так  что  им  ничего  не  стоило

пробуравить своим хоботком бревенчатую  стену  лесной  хижины  и  впиться  в

любого, не потрудившись даже ради вежливости постучаться  сначала  в  дверь,

чтобы получить приглашение войти.

     Вот какой план придумал тогда Поль. Он прослышал, что на  Аляске  живут

самые злые пчелы, и подумал: а почему бы им не съесть комаров? Он  предложил

поскорее отправить кого-нибудь за ними на Аляску, Пчел  доставили  в  лагерь

лесорубов, однако Поль зря понадеялся на  них.  Вместо  того  чтобы  пожрать

комаров, они в них без памяти влюбились, и все переженились. Вскоре по  лесу

тучей летали полосатые чудовища - помесь комаров с пчелами, у  которых  жала

были теперь уже с обоих концов. А значит, они жужжали, и  пищали,  и  жалили

вдвое больней.

     В один прекрасный день, когда Пышка-Худышка мыл на дворе  свой  большой

котел, он увидел, что на лагерь надвигается целая  армия  этих  разбойников.

Что было  делать?  Он  нахлобучил  на  себя  котел  и  спрятался  под  него.

Пчелокомары спикировали прямо на котел и одна за другой  принялись  сверлить

своими хоботками в чугунных стенках котла дырки.

     Но Пышка-Худышка не  растерялся:  как  только  хоботок  проходил  через

чугунную

     стенку, он его - раз! - и  загибал  с  помощью  тяжеленной  кувалды.  И

комаропчела оказывалась в плену. Конечно, Худышке пришлось попотеть,  прежде

чем загнуть все хоботки. Не успел он кончить,  как  пчелокомары  преспокойно

взвились в воздух вместе с котлом.

     Увидев такое чудо, Поль тоже  кое-что  придумал.  Сбегал  на  кухню  за

вторым котлом и предложил Худышке повторить ловкий трюк. Не успела последняя

комаропчела пробуравить чугунную стенку котла, а Худышка  загнуть  последний

хоботок, как вся стая вместе с котлом взмыла вверх и  тоже  исчезла.  Теперь

Поль был спокоен - все пчелокомары погибнут голодной смертью, так как  чугун

им вовсе не полезен.

     Но рано он  радовался:  разрешив  пчелокомариную  проблему,  он  создал

другую. Что же  теперь  будут  есть  лесорубы,  если  Пышка-Худышка  лишился

чугунных котлов, в которых варил для них гороховый суп?

     Три дня и шесть ночей  думал  Поль  над  этой  проблемой.  За  эти  дни

лесорубы так ослабели от голода, что у них не было сил даже  поднять  топор.

Пышки да пышки - разве это еда для лесорубов? Подавай им  гороховый  суп,  и

все тут!

     Тогда Поля осенила новая идея. Он нагрузил большущую  баржу,  длиною  в

триста футов, сухим горохом. Потом сам вошел в  озеро,  толкая  баржу  перед

собой. На середине озера вода доходила ему  уже  до  колен.  Он  вытащил  из

кармана старую железную подкову Малыша, да не одну, а несколько, побросал их

все на баржу, и баржа пошла ко дну. Не  прошло  и  сколько-то  времени,  как

озеро превратилось в прекрасный гороховый суп.

     Да, но он был холодный.  Тогда  Поль  развел  на  берегу  вокруг  озера

костры, и суп в  два  счета  согрелся.  Теперь  вы  видите,  откуда  взялось

название озера - Гороховый Суп?

     Однако после истории с гороховым супом у Поля начались  неприятности  с

лесными пожарами. Собственно, пожары - вечная беда лесорубов.  В  тот  день,

когда Поль  зажег  вокруг  Горохового  Супа  костры,  огонь  перекинулся  на

деревья, и пришлось Полю тушить пожар, а дело это нешуточное.  Но  Поль  все

сразу сообразил: снял с  себя  башмаки  и,  зачерпывая  ими  гороховый  суп,

живенько потушил огонь.

     В другой раз тушить пожар ему помог Малыш Голубой  Бык.  Поль  попросил

Малыша выпить до дна целую реку. А  потом  пощекотал  его  под  ложечкой,  и

Голубой Бык прыснул со смеху, так что вода забила из него фонтаном и  залила

огонь.

     Однажды Пышка-Худышка поделился с Полем своими сомнениями насчет  того,

что лесорубы получают маловато витаминов. Вот если бы у  них  было  побольше

овощей! На что Поль тут же предложил:

     -Засади всю землю, какую мы очистили от леса, овощами и проблема  будет

решена!

     Фермером Худышка оказался не хуже, чем поваром. Ему  удалось  вырастить

такие огромные тыквы, что лесорубы потихоньку все  их  растаскали  себе  под

инструмент, вместо рабочих ящиков. И редиска у него росла  такая  большая  и

красная, ну, словно  огонь.  Даже  страх  брал,  как  бы  кухня  от  нее  не

заполыхала. А пшеница подымалась так быстро и высоко, что Семерка  лесорубов

не успевала ее жать.

     Теперь у Худышки еды было хоть отбавляй.  Пришлось  даже  пригласить  в

лагерь еще лесорубов, чтобы было кому с едой расправляться.  Новые  лесорубы

тут же принялись валить лес, и у Худышки стало еще больше земли, на  которой

он мог выращивать овощи. Вскоре уже  весь  Канзас  был  очищен  от  леса,  и

Худышка засеял эту землю. Но чем больше  Худышка  сажал,  тем  больше  людей

приходилось нанимать, чтобы было кого кормить.

     В конце концов Поль и другие  лесорубы  извели  весь  лес  на  огромном

пространстве, которое ныне называется Великой Равниной - Грейт Валли. К тому

же Полю уже наскучило помогать Худышке, как найти равновесие между людьми  и

овощами. И он попросил счетовода Джонни Чернильная Душа взять  на  себя  эту

проблему, а сам решил отдохнуть.

     И все-таки больше всего на свете Поль любил  работать.  Когда  с  лесом

было покончено, он занялся бурением нефтяных скважин  в  Оклахоме.  Да,  да,

именно Поль Баньян открыл первые нефтяные источники в этом  штате!  Вот  как

это случилось.

     Фермерам Оклахомы нужна была вода.  А  Полю  ничего  не  стоило  вырыть

глубокую яму для колодца. Если же в дело он пускал  бур  и  ударял  по  нему

молотом, то яма получалась еще глубже и воды в ней было еще  больше.  И  вот

однажды по совершенной случайности он так глубоко  всадил  бур,  что  вместо

воды забила нефть. С тех пор в штате Оклахома и стали добывать нефть.

     Однако настал день, когда Поль запустил в землю бур глубже чем на милю,

а наверх не забило ничего - ни вода, ни нефть. Поль вознегодовал. Он  голову

себе сломал, придумывая, как же использовать скважину, и  наконец  придумал.

Он вынул ее из земли, распилил на  куски  и  продал  фермерам  на  ямки  для

столбов, на которых держится изгородь. Что ж, сделка вышла неплохая!

     Кое-кто утверждает, что Поль Баньян умер как раз  вскоре  после  этого.

Какие доказательства? Они сами лично были на похоронах, а потому и людей  на

похоронах было видимо-невидимо. Но достоверно известно, что  все  получилось

иначе. Об этом рассказал  сам  Игл  Иглсон,  который  был  на  месте,  когда

похороны Поля Баньяна как раз и не состоялись. И вот почему.

     В тот день Поль взял себе выходной, чтобы пойти в штат Аризона и вырыть

там Гранд Каньон. По такому случаю он даже  надел  новые  башмаки.  Закончив

работу, он остался ею не очень доволен. Склоны каньона получились совершенно

вертикальные и казались до противности гладкими и голыми.  Поль  сказал  сам

себе:

     - Обыкновенную канаву выроет всякий! И решил на другой день вернуться и

посмотреть, что еще тут можно сделать. Собравшись домой, Поль уже переступил

было через край каньона, но одного он при этом не учел. Каучуковая подошва у

его новых башмаков оказалась толще, чем он привык носить, и  он  споткнулся.

Споткнулся и полетел вниз, в глубокий каньон.

     Как правило, Поль прочно стоял на ногах, а если падал,  то  приземлялся

опять-таки  на  ноги.  Но  тут  случилось  все  иначе.  Достигнув  дна,   он

подпрыгнул. А все из-за каучуковой подошвы: она слишком хорошо  пружинит.  И

каждый раз, касаясь дна, он подскакивал все выше и выше.

     "Нечего терять время зря! - подумал Поль. - Нельзя же  просто  прыгать,

надо придумать какое-нибудь толковое занятие".

     Он вынул из кармана цветные мелки - Поль всегда носил при  себе  мелки,

чтобы отмечать поваленные бревна и вести им  учет,  когда  счетовода  Джонни

Чернильная Душа не случалось рядом. И так, на  скаку,  Поль  разрисовал  все

стены Гранд Каньона. Получилось чудо как красиво!

     А в это время на его нефтяной участок в Оклахоме наведался Игл Иглсон и

очень удивился и обеспокоился, что Поля так долго нет дома.  К  счастью,  он

догадался пойти в штат Аризона и там-то и застал скачущего Поля.  Он  громко

окликнул его. Но Поль подпрыгивал так быстро, что крик  Иглсона  не  успевал

достигнуть его ушей. Поль взлетал все выше и выше, под самое небо.

     Когда Игл Иглсон в последний раз видел Поля, тот летел по направлению к

Марсу.

     С тех самых пор астрономы тщетно пытаются разрешить одну  задачу:  куда

деваются на Марсе зеленые пятна,  которые  они  привыкли  наблюдать  в  свои

телескопы?

     Однако любой лесоруб, которому посчастливилось работать рука об руку  с

Полем, мог бы с легкостью все объяснить им.  Это  Поль  Баньян  приступил  к

вырубке леса на Марсе.

 

 

 

 

     Посеешь ветер пожнешь бурю

 

 

     Двое веселых янки как-то попали на Юг, то есть забрели в южные штаты, и

оказались там на мели. Денег, стало быть, у них совсем  не  осталось,  нечем

было платить за гостиницу, не на что было даже перекусить.  И  вот  что  они

придумали.

     Зашли в типографию и заказали в долг кучу  пригласительных  билетов.  В

них жители города приглашались на единственное в своем роде зрелище:

     Всем, всем, всем!

     Не упустите счастливый случай!

     Завтра или никогда!

     Вы можете увидеть уникального

     Гомо-уродуса!

     Спешите, спешите!

     Взрослым вход 25 центов, детям

     И собакам - полцены.

     Хозяин зверинца с радостью уступил двум приятелям на день свой "дворец"

из неотесанных досок. И даже сам соорудил  вместо  сцены  высокий  помост  и

задернул его тяжелым занавесом.

     И вот заветный день настал. Более ловкий из этой достойной парочки взял

на себя роль директора-распорядителя и билетера, пока  другой  брат  его  во

грехе исполнял задуманную роль за занавесом. Трудился он в поте лица:  рычал

и ревел не своим голосом, швырял стулья, гремел цепями и все  такое  прочее,

пока любопытные зрители занимали в зале свои места.

     Наконец все расселись, не осталось ни  одного  свободного  местечка,  в

зале яблоку негде было упасть, как любят говорить  в  таких  случаях.  Тогда

директор-распорядитель, он же билетер,  закрыл  двери,  торжественно  прошел

через весь зал, поднялся на сцену и скрылся за занавесом.

     И тут же со сцены раздались громкие крики, шум, перебранка,  вой,  лай,

лязг железа. Упало что-то тяжелое, послышался удар кнутом. Словом,  зрителям

в зале стало ясно, что за тяжелым зеленым занавесом  идет  жестокая  борьба.

Время от времени оттуда неслось истошное:

     -Держи его, Джим!.. Дай ему по голове!.. Вот так!.. Нет-нет, не сюда!..

Публика  все  слышала  и  веселилась.  Дети  визжали  от  восторга,  мужчины

улюлюкали и свистели. Среди всего этого шума и гама вдруг раздалось:

     - Позовите хозяина! Он сорвется с цепи! Ой, держите его!..

     И из-под занавеса вынырнул взъерошенный билетер-янки,  без  шляпы,  без

сюртука, в разодранной рубахе, и завопил не своим голосом:

     - Бегите, леди и джентльмены! Гомо-Уродус вырвался на свободу! Спасайте

детей!

     Что тут началось! Словно нефть забила  из  пустой  скважины  или  табун

диких мустангов пронесся по улицам города. Все бросились к  выходу,  женщины

похватали детей, мужчины работали локтями и кулаками, кое-где даже сцепились

врукопашную. Крики, вопли, угрозы!

     И под этот громкий аккомпанемент янки тихонечно  улизнули  из  зала,  а

потом подальше из города.

     Когда злосчастные зрители очутились наконец на освежающем воздухе,  они

тут же пришли в себя и очнулись, а узнав, что устроители уникального зрелища

сбежали из города, все поняли -  к  сожалению,  поздновато!  -что  их  ловко

провели. Каждый про себя и  дружно  все  вместе  они  признались  себе,  что

оказались в дураках.

 

 

 

     Семь небылиц

 

 

     1. Петух в бутыли.

     Над одной фермой пролетел ураган. Он ничего не разрушил и только загнал

молоденького петушка в галлоновую бутыль.  Люди  приходили  за  много  миль,

чтобы посмотреть на петуха в  бутыли.  В  конце  концов  петух  вырос  таким

большим, что уже не помещался в бутыли, и хозяину пришлось разбить бутыль  и

выпустить петуха.

 

     2. Кукурузный снег.

     Один человек засеял поле  кукурузой.  В  жаркий  день  кукуруза  начала

лопаться и засыпала все поле  кукурузными  хлопьями.  Мулы,  которые  стояли

неподалеку в упряжке, решили, что это пошел снег, и замерзли до смерти.

 

     3. Собачья грызня.

     На лесопилке подрались две собаки. В пылу грызни одна из них попала под

пилу, и  та  перепилила  его  пополам.  Задняя  половина  с  задними  ногами

испугалась и удрала, но передняя половина только пуще  озлилась  и  победила

другую собаку.

 

     4. Кошка с деревянной лапой.

     Одной кошке капкан откусил переднюю лапу, и хозяин выстругал ей лапу из

дерева. Теперь эта кошка, как подкараулит мышь, бьет ее по голове деревянной

лапой.

 

     5. Как плотник крыл дранкой туман.

     Плотник крыл дранкой сарай. Вдруг опустился густой туман.  Плотнику  не

терпелось покончить с работой, поэтому он не  перестал  работать,  хотя  уже

ничего не видел. Когда туман рассеялся, плотник понял, что покрыл дранкой не

только сарай, но и пустое место за сараем.

 

     6. Собачий фонарь.

     Один человек очень  удивился,  когда  заметил,  что  его  собака  ловит

светлячков. Он проследил за ней и увидел, что она кормит ими лягушку.  Когда

лягушка съест много-много светлячков, она начинает светиться, а собака носит

ее с собой вместо фонаря.

 

     7. Большие москиты.

     Однажды ночью два огромных москита  поспорили  в  комнате  и  разбудили

спавшего в ней человека.

     - Давай есть его сейчас! - говорил один москит.

     - Подождем до завтра, - возражал другой.

     - Нет уж, давай есть его сейчас, - сказал первый, - а то завтра  придут

большие, и нам ничего не достанется.

 

 

 

 

     Человека не победишь

 

 

     Шла пантера по лесу. В то же самое время шел по лесу медведь. Идут  они

друг другу навстречу, и сами того не знают.  Встретились  у  ручья.  Перейти

ручей можно только по стволу упавшего дерева.

     - Прочь с дороги! Прочь с дороги! - кричит пантера и ступает на ствол.

     - Ишь чего захотела, - говорит медведь, - сама уходи прочь с дороги!  -

И тоже ступает на ствол - с другой стороны.

     Столкнулись они на самой серединке, подрались,  и  оба  упали  в  воду.

Кое-как выбрались на бережок.

     - Я сильнее всех! Я сильнее всех! - рычит пантера.

     - Ничего подобного! - ревет медведь.

     - Кого это я слабее? Кого это я слабее? - кричит пантера.

     - Человека, - отвечает медведь.

     - Покажи мне его! Покажи мне его! - визжит пантера.

     - Пойдем, - ревет медведь, - покажу тебе человека.

     Повел медведь пантеру, привел к дороге.

     - Тут подождем, - говорит медведь.  Спрятались  медведь  с  пантерой  в

кустах. Подождали они чуть-чуть - вдруг по дороге бежит  мальчишка,  веселую

песенку насвистывает.

     - Это человек? - шепчет пантера.

     - Нет, - отвечает медведь, - он будет человеком.

     Вскоре на дороге показался старик. Идет, хромает, на палочку опирается.

     - Это человек? - шепчет пантера.

     - Нет, - отвечает медведь, - он был человеком.

     Еще немного подождали - идет по дороге молодой человек. Ружье на плече,

на боку охотничий рог.

     - Ну, этот-то человек? - сердится пантера.

     - Человек, - рычит медведь и бегом-бегом в лес.

     Человек очень удивился, когда увидел,  что  перед  ним  стоит  пантера,

готовая броситься. Он скинул с плеча ружье  и  выстрелил  в  пантеру,  но  в

спешке не прицелился как следует и не попал. Тогда он затрубил в рог,  и  на

помощь ему примчались собаки. Пантера чудом унесла ноги.

     Через несколько дней повстречались в лесу медведь и пантера.

     - Ну что, сильнее ты человека? - спросил медведь.

     - Нет, - сказала пантера. - Он снял с плеча палку, и  из  нее  вылетели

гром и молния. А потом он затрубил в рог и  вызвал  дьявола  с  чертенятами.

Человека не победишь!

 

 

 

     Три козла Граф и злобный тролль

 

     Однажды далеко-далеко, в сказочной стране с высокими горами, с зелеными

лугами, прозрачными ручьями жили-были три брата козлика.  Фамилия  у  них  у

всех была Граф. Самого старшего брата звали Огромный Козел Граф, среднего  -

Средний Козел Граф, а младшего - Маленький Козел Граф. Жили они на маленькой

полянке посреди дремучего леса. Лето выдалось в тот год засушливым, и братья

быстро выщипали всю траву на своей поляне. Что было им делать дальше? И  они

решили отправиться искать себе пропитание.  Брели  они,  брели  и  пришли  к

широкой и глубокой реке.  На  другой  стороне  реки  братья-козлики  увидели

сочный, зеленый луг. - Как хорошо! -  воскликнул  Маленький  Козел  Граф.  -

Когда мы съедим эту траву, мы станем толстые-претолстые. - Да,  ты  прав,  -

ответил Средний Козел Граф. - Пойдемте туда поскорее, -  предложил  Огромный

Козел Граф. Но все дело в том, что  под  мостом,  который  протянулся  через

реку, жил тролль. Но это был не такой тролль, какого вы себе представляете в

виде маленького добродушного  человечка,  а  наоборот,  этот  тролль  был  с

огромной уродливой головой, с длинными  запутанными  волосами,  с  ужасными,

горящими злобой глазами, красным носом, большими клыками и острыми  когтями.

Это был очень злобный и страшный тролль. Он сидел под мостом и охранял  его.

Три брата с грустью посмотрели в сторону моста. - Как же быть с  троллем?  -

зашептал Маленький Козлик Граф. - Да, как нам быть? - спросил Средний  Козел

Граф. - У меня есть план, - ответил Огромный Козел  Граф.  Братья  чуть-чуть

посовещались, и Маленький Козлик  Граф  отправился  к  мосту.  Не  успел  он

вступить на первое бревнышко, как злобный тролль  выскочил  из-под  моста  и

кинулся на него. - Кто ты такой? - заревел он жутким голосом. - И почему  ты

ходишь по моему мосту? - Я Маленький Козел Граф. Я хочу  перейти  по  твоему

мосту речку, чтобы добраться до зеленого сочного луга на том  берегу.  -  Ах

так! - захохотал тролль. - За это я тебя сейчас съем. - Ой,  пожалуйста,  не

надо, не торопись! - взмолился Маленький Козел Граф. -  Почему  бы  тебе  не

подождать другого козла, он гораздо толще и  вкуснее  меня.  -  Пожалуй,  ты

прав, - сказал тролль, - проходи на другой берег и не  мешайся  здесь.  Едва

Маленький Козлик перебежал мост. Средний  Козел  Граф  отправился  навстречу

троллю. Не успел он пройти и трети пути, как увидел тролля. - Кто ты  такой?

И что ты делаешь на моем мосту? - закричал он. - Я Средний Козел Граф,  и  я

прохожу по этому мосту на другой берег этой реки. - О! Я тебя сейчас за  это

съем, - зарычал тролль. - Не делай этого. Подожди немного. Сейчас  по  этому

мосту пойдет другой козел. Он  гораздо  больше  и  вкуснее  меня,  -  сказал

средний брат. - Ну, ладно, проходи скорее, - ответил тролль. Настала очередь

идти по мосту Огромному Козлу Граф. Не успел он дойти до середины моста, как

навстречу выскочил тролль. - Кто ты  такой?  И  почему  ты  стоишь  на  моем

мосту? - Я - Огромный Козел Граф и хочу пройти на другой берег  реки.  -  Ах

так! Тебя-то я и поджидаю, чтобы съесть, - захохотал тролль. -  А  я  пришел

сюда, чтобы тебя проучить, - ответил старший брат и боднул  злобного  тролля

рогами так, что тот свалился с моста в воду и утонул. А Огромный Козел  Граф

спокойно перешел на другой берег, где  на  зеленом  сочном  лугу  его  ждали

братья. Вскоре, когда люди узнали, что тролля больше нет, они стали селиться

рядом с мостом, ничего не боясь,  а  три  козла  Граф  ели  сочную  траву  и

становились все жирнее и жирнее.

 

 

 

     Новый костюм

 

     Жил-был на свете маленький гном по имени Тимм Пикси. Однажды,  сматывая

в клубочек тонкую нить паутинки в колючих кустах  ежевики,  он  порвал  свой

красивый костюм. Придя домой, Тимми попытался зашить  дырку,  но  ничего  не

получалось, заплатка была на самом видном месте  -  на  спине,  и  это  было

ужасно некрасиво. - Сам я, конечно, не буду видеть эту дырку, - утешал  себя

Тимм, - но что подумают люди?  Я  думаю,  что  мне  необходимо  сшить  новый

костюм. И бедняжка гном поспешил к портному. - Доброе утро, Тимм!  -  сказал

портной. - Чем я могу тебе помочь? -  Я  хочу,  чтобы  Вы  сшили  мне  новый

костюм, такой же красивый, как этот, - ответил Тимм. - Мой старый костюм был

очень удобный и теплый, у него были большие карманы, в  которых  можно  было

носить все, что захочется. Я хочу, чтобы вы сшили мне такой же. - Хорошо,  -

согласился портной. Он снял с Тимма мерки и все записал в  свою  портновскую

книжечку. - Только я бы хотел, - сказал на прощание Тимм, - чтобы Вы сделали

его из зеленого сукна. - Хорошо,  к  завтрашнему  дню  костюм  будет  готов.

Портной отрезал кусок изумрудного полотна и уже собирался начать  шить,  как

Тимм крикнул со двора: - Я думаю, что голубой цвет пойдет мне больше.  -  Но

ведь я уже отрезал зеленый материал, - удивился портной. - Ничего, - ответил

Тимм, - ведь костюм буду носить я, и поэтому я заказываю материал, а я хочу,

чтобы он был голубого цвета. Пожав плечами, портной уже  собирался  отрезать

голубой ткани, как Тимм закричал: - Пожалуй,  сделайте  его  красным!  -  Ты

уверен в этом? - с сомнением спросил терпеливый портной. - Да, конечно же, -

ответил Тимм, но уже через несколько минут сказал, что  костюм  будет  лучше

сделать желтого цвета. Через десять минут Тимм решил, что костюм нужно сшить

из синей ткани, затем из фиолетовой. - Но так  какого  же  цвета  ты  хочешь

костюм? - потерял терпение портной.  Он  выложил  перед  Тиммом  ткани  всех

цветов и предложил: - Выбирай! - Но что же  мне  делать?  Мне  нравятся  все

цвета, и так трудно выбрать один,  -  ответил  Тимми.  -  Тогда  отправляйся

домой, я сам выберу хороший цвет. По дороге  домой  и  всю  ночь  Тимми,  не

сомкнув глаз, думал, какой же цвет выберет ему портной.  Едва  рассвело,  он

стоял уже под дверью мастера. Ему пришлось ждать  несколько  часов.  Портной

знал, что Тимми ждет его за дверью, но не торопился его впускать. Сначала он

позавтракал, потом помыл пол и навел везде порядок. Ровно в девять часов  он

впустил Тимми в дом. - Ну как, готово? Какого он цвета?  О,  я  надеюсь,  вы

выбрали самый лучший цвет, - подпрыгивая от нетерпения то и дело,  спрашивал

Тимми. Портной провел его в комнату и показал костюм.  Тимм  схватил  его  и

принялся рассматривать. Он был в восхищении от нового костюма. - Ну  как,  я

выбрал нужный цвет? - засмеялся портной. - Да, да! - радовался  Тимм.  -  Вы

самый умный портной на свете. - Попробуй, примерь, - посоветовал  польщенный

портной. Тимм примерил новый костюм, и тот пришелся ему в самый раз.  Какого

же цвета был новый костюм Тимма? Умный портной взял по кусочку каждой  ткани

и сшил Тимму костюм из всех цветов радуги.

 

 

 

 

     Дэви Крокет

 

     Лучший способ познакомиться с Дэви Крокетом - это выслушать его рассказ

о себе самом.

     - Я кто? Я горлопан! - говаривал Дэви.

     Этим он хотел сказать,  что  может  переспорить  и  перекричать  любого

живущего на фронтире, а крикунов и хвастунов там хватало, уж поверьте мне.

     - Мой отец может побить любого в Кентукки, - заверял Дэви.  -  А  я  во

всем обгоню  родного  отца.  Могу  бегать  быстрее  него.  Нырять  глубже  и

держаться под водой дольше. А из воды выйду сухим. Ну, кто еще может так на

 

     Фронтир - в точном переводе "граница". В  Америке  так  называлась  еще

неосвоенная полоса земли на запад от восточных штатов. По  мере  освоения  и

заселения этой земли "граница", то есть фронтир, отодвигался все  дальше  на

запад.

 

     всей Миссисипи? Могу пароход унести на плече. А хотите, обниму льва?  Я

вынослив, как вол, быстр, как лиса, увертлив, как угорь, могу  кричать,  как

индеец, драться, как дьявол, а надо, так проглочу конгрессмена, если  сперва

смазать ему голову маслом и прижать уши.

     Дэви еще скромничал, когда говорил все это. На самом же деле  для  него

вообще не было ничего невозможного, вы скоро это и сами увидите.

     Во времена Дэви, то есть что-то около 1825 года, всем, кто проживал  на

фронтире - в Кентукки, Теннесси или других  штатах  -  и  кому  не  хотелось

сидеть голодными, приходилось охотиться. Охотником Дэви был метким, не  было

случая, чтобы он дал промах, а потому медвежатины и оленины  у  него  всегда

было вдоволь. Не брезговал он и енотом. Вот только свинцовых пуль  и  пороха

ему не хватало, и Дэви научился брать енота без ружья.

     Однажды Дэви загнал енота  на  дерево.  Бедняжка  глядел  оттуда  таким

несчастным, что Дэви не выдержал и рассмеялся. Енот сидел на ветке и дрожал,

а Дэви стоял внизу и улыбался. В конце концов енот был сражен его улыбкой  и

упал на землю. Так Дэви получил енота без единого выстрела.

     После этого случая Дэви уж никогда не оставался  без  мяса.  Если  ночь

выдавалась лунная, ему только надо было загнать енота на дерево и улыбаться.

Он так поднаторел в этом, что даже пантера не выдерживала его улыбки и  сама

слезала с дерева.

     Как-то Дэви  повстречал  в  лесу  еще  одного  охотника.  Тот  как  раз

прицелился в светлое пятнышко на фоне темных ветвей дерева.

     - Стой! - крикнул Дэви. - Не трать зря порох! Сейчас я ему улыбнусь,  и

енот будет твой.

     Дэви прислонился к стволу дерева, чтобы улыбка не повергла  наземь  его

самого, и начал улыбаться. Но сколько он ни  улыбался,  результата  не  было

никакого.

     Второй охотник за живот держался: подумать  только,  сам  великий  Дэви

Крокет зря похвастался!

     Устав, Дэви воскликнул:

     - Сроду не встречал такого стойкого и мужественного зверя!

     И полез на дерево, чтобы понять, в чем тут  секрет.  Что  ж  оказалось?

Взобравшись на дерево, он обнаружил, что  улыбался  сухому  сучку,  как  две

капли воды похожему на енота. Однако это его  не  утешило.  Он  считал,  что

ничто не должно устоять перед его улыбкой, даже сухое дерево.

     К тому времени, когда слава Дэви  Крокета  облетела  все  леса,  с  ним

произошла одна занятная история. В тот день  любимый  пес  Дэви,  по  кличке

Трещотка, загнал на дерево очередного енота, и  Дэви  уж  было  приготовился

пустить в ход свою неотразимую  улыбку,  как  вдруг  енот  поднимает  правую

лапу - мол, разреши слово сказать, Дэви. И спрашивает вежливо:

     - Вас зовут Дэви Крокет?

     - Попал в самую точку, - отвечает Дэви. -  Я  Дэви  Крокет  собственной

персоной.

     - В таком случае не беспокойтесь, - говорит енот. - Я  и  так  слезу  с

дерева.

     И енот тут же спустился с дерева.

     Дэви  стоял  и  с  интересом  разглядывал  смешного  зверька,   который

добровольно посчитал себя убитым. Он был польщен.

     - В жизни не слышал лучшей похвалы! -  просиял  Дэви,  гладя  енота  по

спинке. - Пусть меня застрелят на месте, если я трону хоть  волос  на  твоей

голове!

     - Благодарю вас, - прошептал енот. -  С  вашего  позволения,  я  теперь

пойду. Не подумайте, что я не поверил вашему слову, что вы! Просто - а вдруг

вы передумаете?

     В то утро, о котором  пойдет  речь,  Дэви  Крокет  отлично  позавтракал

горячей колбасой из медвежатины с  крокоди-лятиной.  От  этой  колбасы  Дэви

почувствовал внутри у себя такой же жар,  какой  холод  стоял  в  этот  день

снаружи, и потому решил сделать передышку и на охоту не ходить, а наведаться

в гости к своему соседу по имени Дубовая Веточка. Дубовая Веточка жил  всего

в пятнадцати милях на север от Дэви.

     Пока Дэви шел, становилось все холодней и холодней.

     Наконец, он так замерз, что решил разжечь костер. Да вот беда: он забыл

дома кремень и огниво, чтобы высечь огонь. Тогда он хватил кулаком по скале,

и посыпались искры. Но в  такой  холод  искры  на  лету  замерзали.  И  Дэви

поступил, как все звери  в  таких  случаях:  залез  в  пустое  дупло,  чтобы

согреться. Но это ему только показалось, что дупло пустое. На самом же  деле

Дэви ждала там такая горячая встреча с дикой кошкой, что после нее он в  два

счета долетел до дома Дубовой Веточки и явился туда еще совсем тепленький.

     К слову сказать, у Дубовой Веточки была сестра - чудо,  а  не  девушка.

Однажды она отправилась в лес, чтобы отнести брату обед, и  вдруг  заметила,

что по пятам за ней идет медведь. Медведь был в нерешительности, с чего  ему

начать: с обеда или с девушки. Она помогла ему  сделать  выбор,  бросив  ему

обед. И пока медведь возился с обедом, она обошла медведя со спины и села на

него верхом. Потом похлопала его по шее: "Н-но, пошел!"

     Медведь очень удивился, потом испугался и побежал.  Но  девушка  крепко

держала его за загривок,  и  медведь,  рванувшись,  вылез  из  своей  шкуры.

Повезло сестренке! Нежданно-негаданно получила медвежью шкуру на шубку. Дэви

Крокет клялся, что все это истинная правда, потому что сам  видел  у  сестры

своего соседа Дубовой Веточки новую медвежью шубу, когда пришел, наконец,  в

то утро к ним в гости.

     А теперь про другого медведя, которого привела домой из леса дочка Дэви

Крокета - Пайнет. Медведь этот до того привязался к ней, что всюду ходил  за

ней по пятам и стал совсем ручным. Таким ручным, что навсегда поселился в их

доме. Больше всего он любил тихо сидеть в уголке  или  греться  у  пылающего

очага.

     Дэви научил медведя курить трубку. Они вместе коротали вечера,  сидя  у

огня и попыхивая трубочкой. Только лишь разговаривать не могли. Дэви  так  и

не сумел выучить медведя ни единому слову. Но  зато  масло  сбивать  он  его

научил быстро.

     В те времена сбивать масло была работа нелегкая.

     Сподручнее было тому, у кого руки толще. А сами понимаете, какие лапищи

были у медведя, так  что  тут  нечему  и  удивляться.  Сердце  радовалось  у

каждого, кто видел, как медведь работает. Вы представляете себе  маслобойку?

Большая бочка, внутри которой ходит  такая  ручка,  ее  называют  било,  или

мутовка. Жена Дэви Крокета заливала в эту бочку сливки,  и  медведь  начинал

работать билом - вверх-вниз, вверх-вниз, пока из сливок не сбивалось масло и

не всплывало наверх. Медведь очень  гордился  этой  своей  работой.  А  Дэви

гордился медведем, он утверждал, что никто во всем Теннесси не умеет сбивать

масло лучше его медведя. Он мог сбить масло даже из бизоньего молока!

     Словом,  медведь  этот  много  чему  научился  у  людей  и  стал  таким

образованным, что заразился корью и умер. Жалко, конечно...

     Дэви очень любил вводить всякие новшества.  Однажды  он  придумал,  как

победить на выборах. Выборы что простуда,  считал  Дэви.  У  каждого  бывает

простуда, и каждый принимает участие в выборах.

     В тот год  от  их  штата  в  конгресс  выдвигался  какой-то  прожженный

мошенник. Но Дэви решил, что избранником народным должен быть не  кто  иной,

как он, Дэви Крокет. Оставалось только победить на выборах.

     Первым делом Дэви оседлал своего любимого крокодила  и  надел  на  него

уздечку из кожи черной пантеры. И каждый раз,  как  кандидат  от  мошенников

начинал произносить речь, Дэви давал шпоры крокодилу,  пуская  его  в  самую

гущу избирателей.

     Само собой, от предвыборной речи крокодилу делалось скучно,  он  клевал

носом и начинал зевать. А когда он, зевая, разевал  пасть,  мошенник  видел,

сколько там зубов. Их было больше, много больше, чем голосов, которые он мог

получить на выборах, это  уж  точно!  Теперь  понятно,  почему  он  поспешил

покинуть этот штат?

     Так Дэви попал в конгресс.

     Но больше всего на свете Дэви любил, когда гремит гром.

     - Громкий, раскатистый, рокочущий, грохочущий удар грома  -  что  может

быть лучше? - говаривал Дэви. - Сердце и душа радуются, когда грохочет гром!

Конечно, если это не сердце и душа  труса.  Хочется  кричать  и  плакать  от

восторга или обнять всю вселенную!

     Однажды сильная гроза застала Дэви в лесу.  Завороженный  великолепными

ударами грома, Дэви так и застыл на  месте,  словно  пригвожденный,  и  даже

разинул рот от восторга. А как  раз  в  это  время  мимо  пролетала  шаровая

молния, и он ее нечаянно проглотил. Молния была такая горячая,  что  прожгла

все его карманы и вызвала внутренний жар. После этого Дэви целый  месяц  мог

есть сырую пищу: она сама доваривалась у него в животе от этого жара.

     А потом настал такой лютый холод, что как-то утром  замерз  рассвет,  и

солнце так и не смогло взойти. Дэви вышел, чтобы посмотреть, что  случилось.

Стараясь согреться, он сделал небольшую пробежку, так миль в двадцать  пять,

и очутился на вершине горы. Там он наконец понял, в чем  дело.  Оказывается,

замерз двигатель у  машины,  которая  выпускает  солнце  в  небо.  И  солнце

застряло в колесе между двумя глыбами льда. Оно оттуда и сверкало, и сияло -

словом, старалось вовсю, только чтобы вырваться на свободу.  Но  чем  больше

старалось, тем больше потело, а капельки пота замерзали и не пускали  солнце

на волю.

     Тогда Дэви сбегал скорей домой, вернее, съехал. Бежать ему не пришлось,

гора ведь обледенела, так что  он  сел  и  поехал.  Дома  он  схватил  кусок

застывшего медвежьего жира и вернулся на вершину горы. Он  засунул  медвежий

жир между колесами машины, где застряло солнце, солнце  подогрело  жир,  жир

закапал,  куда  надо,  и  смазал  колеса.  Дэви  осталось  только   хлопнуть

раз-другой по машине, прикрикнув:

     - А ну пошла! За работу!

     И  ровно  через  пятнадцать  секунд  машина  зафырчала,  заскрипела   и

заработала. Солнце оттаяло и отправилось  светить.  А  Дэви  поспешил  домой

готовить себе завтрак.

     Он проявил такое проворство, что первым  возвестил  день,  осветив  всю

округу солнечным лучиком, который нечаянно заглянул к нему в  карман,  когда

Дэви растапливал медвежий жир.

     У Дэви было любимое ружье. Все называли его "Смерть  Дьяволу".  Стрелял

Дэви без промаха. Но вот однажды ему очень не повезло  на  охоте:  никто  не

попался ему по дороге. Однако возвращаться домой с пустыми  руками  Дэви  не

захотел и решил провести ночь тут же в горах и попытать  счастья  на  другое

утро, авось кого-нибудь да подстрелит. Смерть Дьяволу он прислонил к дереву,

а свой охотничий рог с порохом повесил на ветку.

     Утром он вскинул Смерть Дьяволу на плечо и хотел  снять  с  ветки  свой

охотничий рог, но ветка оказалась пуста. Дэви кинулся туда, сюда - нет рога,

и все тут. Весь день искал, уже и ночь настала.

     Над горой показался молодой месяц. И вот так штука - на  самом  кончике

молодого месяца висел его охотничий рог! Должно быть, ночью, пока Дэви спал,

молодой месяц, проплывая над его головой, нечаянно подцепил охотничий рог  и

снял с ветки. Дэви обрадовался - и скорее хвать свой рог. На  этот  раз  ему

повезло: он подстрелил трех медведей, двух рысей и одного кролика. Однако  с

того случая он больше никогда не вешал охотничий рог на сук дерева.

     Дэви был очень доволен своим ружьем. На всех состязаниях по стрельбе он

всегда выходил победителем. До того  самого  дня,  пока  не  повстречался  с

Майком Финком. Но и тогда он уступил ему исключительно по благородству.

     Майк Финк был гребцом на реке. Но когда работы у него не было -  а  это

случалось  всякий  раз,  когда  ему  того  хотелось,  -  Майку   приходилось

подстреливать свой завтрак и обед в лесу.

     Как-то Дэви Крокету случилось переночевать в  хижине  Майка,  и  наутро

Майк ему доказал, что хвастун он почище самого Дэви.

     - Моя жена первая красавица во всем Кентукки! - заявил Майк. - Красивей

жены ни у кого нет. И мой конь

     бегает быстрее всех! И ружье у меня самое меткое, ни у кого  такого  не

сыщешь! Вот тут Дэви и взорвался:

     - Про твою жену, Майк, ничего плохого я сказать не могу.  Она  красотка

что надо. Что касается миссис Крокет, с ней я  не  сравниваю,  она  живет  в

штате Теннесси, а не в Кентукки. Коня своего у меня нет...

     Дэви не хотелось так прямо говорить, что насчет ружья -  это  Майк  зря

наврал, и все-таки он невольно поднял голос, когда  позволил  себе  выразить

свои сомнения. А потом предложил:

     - Видишь, вон там, на верхней перекладине забора  сидит  кот  ярдах1  в

двухстах отсюда? Клянусь, придется ему с сегодняшнего дня  отращивать  новые

усы!

     И Дэви одним выстрелом сбрил у кота усы с правой стороны. Да так чисто,

словно в руках у него была безопасная бритва, а не ружье.

     Кот с удивлением стал озираться по сторонам: ему показалось, что кто-то

легонько пощекотал его по мордочке.  И  когда  он  отвернулся,  Дэви  вторым

выстрелом сбрил ему усы и с левой стороны.

     - Так что не хвастай про свое ружье, Майк, - заключил он.

     Но Майк ничуть не смутился.

     - Видишь свинью и поросят во-он на том выгоне? - спросил Майк у Дэви.

     С этими словами он вскинул ружье, и кончика  хвоста  у  свиньи  как  не

бывало. А следом за ней Майк пересчитал хвостики и у всех поросят.

     - А теперь посмотрим, как ты пристрелишь  их  обратно!  -  самодовольно

заявил он.

     - Это сделать невозможно, сам знаешь, - сказал Дэви. - Однако у  одного

поросенка  хвостик  остался  "чуть  подлинней,  чем  у  других.  Если  бы  я

подравнивал им хвостики, я бы никогда не позволил себе такой небрежности.

 

     Ярд - мера длины, 0,91 м.

 

     Тут Дэви прицелился... Пли! -  и  выровнял  у  поросенка  хвостик.  Это

распалило Майка окончательно. Он повернулся  к  дому  и  прицелился  в  свою

красотку жену, которая как раз собралась идти к  источнику  за  водой.  Пуля

Майка сняла полгребня у нее с головы, не задев ни  волоска.  После  чего  он

приказал ей стоять на месте, чтобы Дэви попробовал сбить оставшуюся половину

гребня.

     Жена Майка уже привыкла к таким шуткам. Но Дэви отказался.

     - Нет, Майк, - сказал он.  -  У  меня  будет  дрожать  рука,  если  мне

придется целиться в женщину с расстояния ближе чем сто миль. Я сдаюсь!

     То был единственный случай, когда Дэви Крокет кому-нибудь в  чем-нибудь

уступил или просчитался. Правда, однажды он просчитался с  крокодилом:  того

почему-то  не  оказалось  под  рукой,  когда  соперник   Дэви   начал   свою

предвыборную речь. А раз не было крокодила, который  бы  зевал  и  показывал

противнику зубы, Дэви проиграл на выборах и не попал в конгресс.

     Но все равно самым великим хвастуном  и  горлопаном  во  всем  Кентукки

оставался всегда Дэви Крокет.

 

 

 

     Пекос Билл

 

     Каждый и всякий в краю скотоводов скажет вам, кто такой Пекос Билл.  Он

был самый дикий на Диком Западе. И не кто-нибудь, а именно он изобрел лассо.

Он вырос среди койотов и знать не знал, пока ему не стукнуло десять лет, что

он не степной волк, а человек.

     А случилось все так. У отца его было большое  ранчо  на  Ред-Ривер,  то

есть на Красной Речке, в восточном Техасе. Жилось ему там прекрасно, пока по

соседству в двух днях езды от него не  появилось  еще  одно  ранчо.  И  отцу

Пекоса Билла показалось, что жить стало тесновато. А потому  он  посадил  на

повозку двадцать семь своих детишек, включая Билла,  который  только  совсем

недавно родился, и двинул дальше на Запад.

     Дороги в то время были плохие, все в колдобинах  и  ухабах,  и  повозку

трясло и качало. На одном повороте, как раз у реки Пекос, ее так подбросило,

что малютка Билл скатился на землю.

     Но прошло целых две недели и одиннадцать  дней,  когда  родители  снова

пересчитали своих детей. На этот раз  их  оказалось  всего  двадцать  шесть.

Однако  сами  согласитесь,  ехать  назад,  чтобы  искать  Билла,  было   уже

поздновато.

     К счастью, с Биллом  обошлось  все  благополучно.  Он  пристал  к  стае

койотов и выучился их языку. А в ответ научил койотов  выть.  В  те  далекие

времена в Техасе была такая жизнь, что  выть  умел  каждый,  так  что  Биллу

ничего не стоило постичь эту науку еще до того, как он упал с повозки.

     Билл так и не отставал от койотов, пока ему не исполнилось десять  лет.

И вот в один прекрасный день, рыская по кустам, он повстречался  с  ковбоем.

Ковбой увидел совсем голого мальчишку и очень удивился.

     - А где же твоя ковбойская шляпа? - спросил  он  Билла.  -  Ковбой  без

шляпы не человек!

 

     Ранчо - скотоводческая ферма.

 

     - А я не человек, - сказал Билл. - Я койот. Видишь, у меня блохи?

     - У каждого ковбоя блохи, - ответил ковбой. - Никакой ты не  койот,  ты

человек! Хочешь, докажу? Если бы ты был койотом, у тебя рос бы хвост. А  где

у тебя хвост?

     И Билл понял, что никакой он не койот.  И  он  очень  сконфузился,  что

разгуливает по прерии без ковбойской шляпы. Он ушел от койотов и прибился  к

ковбоям. Ему достали роскошную ковбойскую шляпу.  Потом  из  трех  техасских

шкур сшили настоящие ковбойские штаны.  Не  хватало  только  коня.  Большого

коня. Мы забыли вам сказать, что Билл рос очень быстро и, когда  садился  на

обыкновенного коня, каких было полно на каждом ранчо, ноги его волочились по

земле.

     Ничего, Билл и тут нашелся. Не зря он провел детство среди койотов.  Он

отправился в горы, чтобы поймать там медведя-гризли, самого большого,  какие

водились в тех местах. Он решил гонять  его  до  тех  пор,  пока  гризли  не

выдохнется, и тогда он приведет его на ранчо, как ручного.

     Все так и вышло. Билл вскочил на гризли  верхом,  обхватил  ногами  его

бока, зажав словно в ножницы, обнял крепко за шею и дал шпоры. Медведь так я

взвился. Он скакал, и брыкался, и подбрасывал Билла, выгибал спину,  вставал

на дыбы, пытаясь его свалить, сбросить, растоптать, добить, вымотать. Вверх,

вниз, туда и обратно, вприскочку, в галоп, кружился  на  месте,  петляя,  и,

наконец, сдался.

     Пекос Билл сроду не получал такого удовольствия. Вот тогда-то,  въезжая

на ранчо верхом на укрощенном  гризли,  он  и  поделился  с  ковбоями  своим

великим открытием: как объезжать дичков, будь то медведи или дикие мустанги.

     Ковбои, конечно, оценили его открытие. Но  Пекосу  Биллу  пришлось  еще

долго повозиться, прежде чем удалось превратить всех  дичков  в  объезженных

лошадей.

     В конце концов Билл просто выдохся и предоставил диким мустангам  самим

учить друг друга. Но тогда ему стало  вдруг  скучно,  он  почувствовал  себя

таким брошенным

     и никому не нужным. Правда, ненадолго. Лошади - это еще не все в  жизни

ковбоя. В Техасе было полным-полно и другой скотины. И Билл, подумав, решил,

что она тоже заслуживает его внимания. Конечно, он был не дурак и  прекрасно

понимал, что  характер  и  привычки  длиннорогих  техасских  коров  изменить

нельзя. Они были слишком неспособны к ученью. А вот над внешним видом их  он

поработал.

     Билл придумал тавро - клеймо. Каждую корову Билл метил своим клеймом. В

этом деле он оказался просто художник. Какие изящные и  дивные  картинки  он

рисовал на боку у каждой длиннорогой техаски!

     Когда Билл жил на ранчо и приходило время клеймить скот  или  охотиться

на медведя и на кагуара, для него  пригоняли  не  меньше  трех  фургонов  со

съестными припасами. Три повара днем и ночью трудились на него, иначе он  бы

умер с голоду.

     В  те  времена  в  Техасе  было  много  скверных  людей   и   отчаянных

головорезов. За ними Билл тоже охотился. Стрелок  он  был  меткий.  Бил  без

промаха, так что пришлось ему сделать свое личное кладбище для тех бандитов,

по которым он не промахнулся.

     Примерно тогда он и придумал свое знаменитое лассо. У всех ковбоев  был

особый кнут, которым они напоминали лошадям,  что  не  следует  забывать  те

уроки, каким их учили. Однажды Билл ехал  верхом  на  своем  медведе,  и  по

дороге им попалась гремучая змея. Она свилась такой замысловатой петлей, что

Билл глаз от нее не мог отвести. Тут ему и стукнуло в голову:  а  нельзя  ли

будет повторить такую же петлю для дела?

     Вскоре после того Билл  ставил  тавро  одному  слишком  буйному  бычку,

который никак не хотел вести себя смирно. Еще немного,  и  не  Билл,  а  бык

готов был пропечатать на его боку тавро своими длинными рогами.

     - Послушай, - сказал тогда Билл своей  приятельнице  гремучей  змее,  -

помоги мне поставить на место эту непослушную скотину.

     Гремучая змея охотно согласилась. Она свернулась

     кольцом и ухватила себя зубами в  середине  спины.  Получилась  большая

мертвая петля. Билл сразу смекнул, что, если он  возьмет  змею  за  хвост  и

набросит петлю на быка, он наконец заставит упрямую скотину  стоять  смирно.

Так он и сделал, и все получилось очень удачно. Только одно огорчило  Билла:

гремучая змея сама себя погубила, потому что зубы-то у нее были ядовитые.

     "А почему бы не заменить змею веревкой?" - подумал Билл.

     Вот так он изобрел лассо.

     С тех пор все ковбои пользуются лассо. Причем Билл так набил себе  руку

на этом деле, что уже мог одним броском заарканить целое  стадо  длиннорогих

техасок.

     И все это время,  что  он  работал  в  Техасе,  Билл  ездил  верхом  на

великане-гризли. Он нежно любил его, что верно, то верно, и все-таки он, как

и все ковбои, мечтал о коне. Однажды он услыхал о стоящем жеребце,  которого

видели в штате Нью-Мексико. То был гигантский белый жеребец, как раз ему  по

росту. Билл тут же решил его разыскать.

     Уж будьте уверены, он нашел этого жеребца, и поймал его, и взнуздал,  и

сел на него верхом. Билл уверял, что конь уже объезжен.  Для  Билла  он  был

объезжен. Однако если кто другой пытался сесть на него  верхом,  он  тут  же

оказывался внизу и пахал носом  землю.  Этот  жеребец  был  такой  драчун  и

брыкун, что ковбои прозвали его "Покровитель Вдов". Вернее бы его назвать  -

"Делатель Вдов", потому что он губил мужей, делая их жен вдовами, да  только

так не говорят.

     Даже лучший друг Билла - Джек из Техаса - не мог ездить на  Покровителе

Вдов. В первый же раз, как он попробовал сесть на  него  верхом,  он  в  два

счета оказался выброшенным из  седла  и  приземлился  не  где-нибудь,  а  на

вершине горы Пайк. Это был первый случай, когда  человек  попал  на  вершину

горы Пайк. Но как спуститься вниз, Джек из Техаса не знал, и  чуть  не  умер

там с голоду, пока Пекосу Биллу не рассказали,  что  случилось.  Он  тут  же

бросил лассо, заарканил Джека и стащил его с горы. Так

     Джек был спасен и по гроб жизни остался благодарен за это Пекосу Биллу.

     К тому времени Пекос Билл стал уже таким знаменитым ковбоем, что всегда

был первым и главным на самых больших ранчо в краю скотоводов. Как-то  ночью

он ехал по бескрайней прерии, как вдруг натолкнулся на большой  кораль,  где

объезжали лошадей. Вокруг собралось много ковбоев.

     - Кто у вас главный? - спросил Пекос Билл. Огромный детина - Билл сроду

таких не видывал, в

     нем было почти два метра с четвертью, - глянул на Билла и сказал:

     - Был я. А теперь будешь ты.

     Вскоре Пекос Билл свел дружбу не только с ковбоями. Например, с  первым

стрелком  Пли  Смитом.  На  состязании  стрелков  Пли  предлагал   сопернику

разрядить свой  кольт  в  воздух.  И  пока  пуля  его  летела,  Пли  успевал

прицелиться, выстрелить и расколоть летящую пулю ровно, надвое.

     А еще с музыкантом. Губошлеп был великий  музыкант.  Как  он  играл  на

губной гармошке! Когда он подносил гармошку к губам и  начинал  играть,  все

койоты  в  округе  громко  выли.  Пекосу  Биллу  так  нравилось   исполнение

Губошлепа, что он пригласил еще и певца, чтобы  тот  пел  под  аккомпанемент

гармошки. Так родились первые ковбойские песни.

     Друг Пекоса Билла  -  Пузан  Пикенс  был  знаменит  тем,  что  если  он

становился к вам боком, вы его просто не видели - такой он был худой. Его бы

должны были прозвать Невидимка Пикенс, а уж никак не Пузан.

     Повара в лагере Пекоса Билла звали Гарри Поджарка. Лучше него никто  на

свете не пек блинов. На своей большой сковороде он выпекал сразу  семнадцать

блинов. Мало того, он мог  и  перевернуть  все  семнадцать  сразу.  Он  брал

сковороду - раз! - встряхивал ее, и все блины подлетали  в  воздух  и  разом

переворачивались.  Вот  это  был  мастер!  Правда,  иногда  он  так   высоко

подбрасывал блины, что вместо того чтобы шлепнуться на сковороду, они так и

     оставались в воздухе. Некоторые до сих пор там летают.

     Однажды все ковбои собрались посмотреть, как Пекос Билл  будет  седлать

Брыкуна, второго своего жеребца. Брыкун мог брыкаться шесть дней  подряд,  а

Покровитель Вдов еще и воскресенье. Из ковбоев один Пекос Билл  умел  ездить

верхом и на том и на другом. А на чем, спрашивается, он не ездил?  На  всем,

на что можно было сесть  верхом.  И  никто  его  ни  разу  не  сбросил.  Так

утверждал сам Пекос Билл. И вот ковбои собрались, чтобы побиться об  заклад:

нет, не на всем он может ездить верхом, кое-кто его все-таки сбросит. И этот

кое-кто - страшный ураган торнадо.

     Пекос Билл принял пари и вышел на равнину поогля-деться,  не  виден  ли

где черный смерч или грозовая туча. Наконец  налетел  настоящий  ураган.  Он

крутил и вертел, скакал и резвился, словно необъезженный дикий мустанг.

     - Вот на таком скакуне не грех и прокатиться  верхом!  -  заявил  Пекос

Билл.

     Не теряя времени, Билл раскрутил свое лассо, накинул на шею  урагану  и

попридержал его за уши, пока седлал и садился верхом.

     - На Пороховую Речку! - закричал Билл. - А ну в галоп! - и он дал шпоры

урагану.

     Со стоном и воем ураган  пролетел  через  штаты  Нью-Мексико,  Аризона,

Калифорния и обратно. Что только не выделывал он по дороге, но все напрасно,

Билл сидел крепко в седле. Наконец ураган сдался и вылился весь дождем.

     Билл, конечно, понимал, что такой ливень даром не  пройдет,  он  снесет

все на  своем  пути.  Поэтому  он  забежал  вперед  тучи,  которая  как  раз

высматривала на земле местечко, куда бы вылиться,  и  врезался  каблуками  в

землю - он хотел каблуками прорыть для воды глубокие канавы,  и  врезался  с

такой силой, что раскрошил шпорами твердые валуны. Вот откуда  взялась  река

Рио-Гранде.

     Вернувшись на ранчо, Билл нашел своих ребят сидящими на ограде  кораля.

А с ними вместе еще каких-то людей, каких  прежде  Пекос  Билл  в  глаза  не

видел. И одеты

     они были как-то непривычно и по-чудному. Они чуть смахивали на ковбоев,

но Билл не мог не ухмыльнуться, увидя, как они расфуфырились.

     Джек из Техаса объяснил Биллу,  что  они  с  Востока  и  называют  себя

"янки". И сказал, легонько подтолкнув Билла плечом:

     - Только посмотри, как они ездят верхом!

     Билл глянул, и ухмылка его расплылась во весь рот. Шире и шире... И вот

он уже громко смеялся, глядя на расфранченных янки. Как  они  ездят  верхом!

Вот умора! Билл держался за живот и смеялся,  и  хохотал  -  просто  не  мог

остановиться.

     Это и прикончило Пекоса Билла. Говорят, бедняга лопнул от смеха, но  мы

этому никогда не поверим.

 

 

 

 

     Фиболд, сын Фиболда

 

     Это Фиболд Фиболдсон первым завел ферму в штате Небраска.

     Поначалу он вовсе и не собирался осесть там. Несчастный случай заставил

его. Фиболд приехал в Америку из родной Швеции, чтобы обзавестись  фермой  в

Калифорнии. В его крытом фургоне, державшем курс на Запад, кроме него,  были

еще три его племянника: Бергстром  Стромберг,  Хьялмар  Хьялмарсон  и  Илдед

Джонсон. И еще дедушка Илдеда Джонсона.

     А лето в тот год было на редкость  жаркое.  Такой  жары  еще  никто  не

помнил. На Великой Равнине - Грейт Вал-ли - пересохли все ручьи,  водоемы  и

реки. Фиболд со своими племянниками и дедушка Илдеда Джонсона просто умирали

от жажды, когда вдруг случайно набрели на то, что когда-то звалось рекой,  а

сейчас от нее  осталось  лишь  одно  воспоминание.  Тонюсенькая,  еле  живая

струйка посреди широкого ложа топкой грязи.

     Дедушка Илдеда Джонсона до того обрадовался, увидев наконец  воду,  что

скорей соскочил с фургона, обогнал волов, тащивших  фургон,  и  нырнул  вниз

головой в реку. Вернее, в то, что от нее осталось.

     Увы, голова его прочно застряла в топкой грязи, а ноги так  и  остались

торчать в воздухе.

     Фиболд поспешил вытащить его, но дедушка повредил себе  шею,  и  потому

продолжать путешествие они уже не могли.  Пришлось  Фиболду  с  племянниками

задержаться на месте, пока дедушка Илдеда Джонсона совсем не поправится.

     В память столь неприятного случая эту речку  так  и  назвали  -  Унылая

Речка.

     Первым делом Фиболд огляделся по сторонам и убедился, что край этот для

фермерства начисто непригоден. Со всех сторон поднимались холмы и  горы.  Но

раз  уж  им  пришлось  застрять  здесь  надолго,   Фиболд   все-таки   решил

приспособить  эту  землю  под  ферму.  Правда,  единственное,  что  он   мог

сделать, - это перевернуть горы вверх

     ногами. Так он и сделал. И получилось ровное плоское плато.

     Поезжайте в Небраску, и сами увидите, какая гладкая и ровная там земля.

     Оставалось только вспахать эту землю, чем Фиболд и занялся.  Вначале  у

него никак не получались прямые борозды. Дойдет Фиболд со  своим  плугом  до

конца борозды, посмотрит назад, а борозда-то кривая,  туда-сюда  извивается,

словно горное ущелье. Ну, Фиболд ее - раз! - подцепит за кончик и  выпрямит.

А иначе никак у него не получались прямые борозды.

     Пока Фиболд пахал  и  сеял,  его  племянники  строили  дом.  По  мнению

Фибодда, раз уж они застряли в Небраске и должны сидеть здесь, пока  дедушка

Илдеда не поправится, зачем же им сидеть без  крыши  над  головой?  А  когда

построили дом, решили: зачем же так спешить отсюда, раз дом уже построен?

     Э-эх, знал бы Фиболд, что такое Небраска, он бы, наверное, еще подумал,

оставаться ли там.

     В первый год, что они поселились в Небраске, выпал такой глубокий снег,

что добраться до ближайшего города - а находился он милях в ста  от  них,  -

нечего было и думать. И пришлось бы им сидеть без всяких припасов,  если  бы

Фиболд тут же не изобрел плуг-снеговик. Да такой огромный,  что  можно  было

впрячь в него хоть стадо бизонов. Чудо, а не плуг! Он расчистил все  снежные

заносы и захватил даже немножко земли. Так что весной на  этом  самом  месте

обнаружилась глубокая и широкая канава.

     Теперь по ней протекает река Платт.

     Когда пришло лето, опять настала жара. Но  Фиболд  уже  предвидел  это.

Правда, он не мог предвидеть небрас-ский ветер. В один  прекрасный  день  он

как начал дуть! И дул, и дул... С такой силой, что выдул  всю  землю  из-под

дома. И само собой, дом провалился в эту дыру. Только крыша осталась видна.

     Но Фиболд, не теряя времени, тут же поставил на него новый дом, а  тот,

что был внизу, назвал первым в мире подвалом.

     На этот раз Фиболд решил не просто засеять землю разными семенами, но и

приукрасить  местный  пейзаж.  Поэтому  он  всюду  насадил  рощи   хлопковых

деревьев. А потом решил и всю землю засадить этими деревьями.  Он  рассуждал

логично: коли маленькие кустики  дают  хороший  урожай  хлопка,  то  большие

деревья дадут в сто раз больше.

     Все шло прекрасно, пока не подоспело время снимать урожай.  Вот  тут  и

оказалось, что сборщикам хлопка взбираться  на  высокие  деревья  не  так-то

просто. Но Фиболд поспешил им на помощь.  Он  хватал  хлопковые  деревья  за

макушки и наклонял их до самой земли. Однако его  затея  удалась  только  на

первый год, а  на  следующий  сезон  хлопковых  деревьев  у  него  вовсе  не

осталось.

     Почему? Да потому, что он забыл их распрямить! И они продолжали  расти,

упершись в землю макушкой. Росли, росли и вросли все в землю. Вы  и  до  сих

пор не увидите в Небраске ни одной хлопковой плантации.

     После неудачного опыта с хлопковыми деревьями пришлось Фиболду  завести

обыкновенную ферму. Он сделался лучшим фермером во всей Небраске. Урожай  он

снимал такой, что не жалко было поделиться пшеницей и кукурузой  с  местными

кузнечиками.

     Но однажды невесть  откуда  налетела  саранча.  Полчища  саранчи,  этих

ненасытных родственников невинных полевых кузнечиков. Их  было  так_  много,

что они темной тучей закрыли солнце, и настала  ночь  среди  бела  дня.  Они

принялись пожирать все подряд.  Челюсти  у  них  лязгали  и  стучали  громче

каменной лавины, летящей с горы.

     Но не такой человек был Фиболд Фиболдсон, чтобы  сидеть  сложа  руки  и

смотреть, как гибнет его урожай. Он подумал немного и отправился  на  восток

за индюшками, потому что любимым лакомством индюшек были  кузнечики,  а  раз

кузнечики, значит, и их ближайшие родственники -  саранча.  И  Фиболд  очень

надеялся, что индюшки быстро с нею расправятся.

     Но не тут-то было. Не индюшки - саранчу, а саранча  пожрала  индюшек  -

всех, целиком, с перьями и с косточ-

     ками. Даже на ужин Фиболду и его племянникам ничего не оставила.

     Так пропал весь урожай, весь до зернышка. Мало того, Фиболд боялся, что

и на другой год случится то же самое. А ему этого вовсе не хотелось. Однако,

поскольку сажать ему в этот год было нечего, он решил податься  в  рыбаки  -

поохотиться на акул. У него был свой  способ  ловить  их:  он  приучил  акул

приплывать к берегу на свист, так оказалось удобнее.

     Когда он высвистал столько акул, чтобы ему с племянниками и с  дедушкой

Илдеда Джонсона  продержаться  неделю,  он  вдруг  кое-что  вспомнил.  Очень

важное.

     Он  вспомнил,  что  рыбаки  приманивают   акул...   кем   вы   думаете?

Кузнечиками! Так, может, акулы и спасут его от нашествия саранчи  на  другой

год? Вот только как все это устроить? Ведь саранча сидит на земле,  а  акулы

предпочитают воду. Эх, если бы пересадить акул из воды на  землю,  тогда  бы

они в два счета расправились с саранчой!

     Да, но тогда, чтобы настичь саранчу, акулам нужны были бы крылья.  Были

б у акул крылья, и саранче от них никогда б не уйти!

     Как раз когда Фиболд обдумывал эту проблему,  над  ним  пролетала  стая

диких гусей. И он тут же  решил  поженить  гусей  с  акулами.  У  него  была

большущая сеть. Он закинул ее в воздух и поймал сразу сотню гусей. Потом еще

и еще раз забрасывал сеть и отправил всех гусей на берег Унылой  Речки,  где

приготовил  для  них  огороженное  со  всех  сторон  поле.  Оставалось  лишь

высвистать к берегу столько же акул, сколько было гусей, что он и сделал.

     К следующему  летнему  сезону,  когда  начала  слетаться  саранча,  его

гусиная ферма была уже полна летающих рыб. Фиболд  выпустил  их  на  волю  и

натравил на саранчу. До чего же приятно было ему  наблюдать,  как  вся  стая

летающих рыб так и накинулась на этих прожорливых попрыгунчиков.

     Стая летающих рыб совершила круг-другой  над  его  полем  и  съела  всю

саранчу,  какая  попалась  ей  по  дороге.  Но  потом,  вместо  того   чтобы

приземлиться и спокойно попи-

     ровать, она вдруг выстроилась острым углом,  как  обычно  выстраиваются

при осеннем отлете дикие гуси, взмыла ввысь и скрылась за горизонтом.

     Так Фиболд Фиболдсон их больше никогда и не видел. Только много позднее

один моряк рассказал Бергстрому Стромбергу, что как раз в ту пору  на  Тихом

океане впервые появились летающие рыбы.

     Представляете, каково было Фиболду Фиболдсону видеть, как скрывается  в

облаках стая его летающих рыб? Однако спасти урожай еще было  не  поздно.  И

Фиболд взял себе два дня передышки и отправился в Канаду. Там он отловил три

стаи волков и живыми доставил их в Небраску.

     Он полагал, что из всех зверей  самые  бесстрашные  волки.  Только  они

решатся напасть на саранчу. Он дал им побегать по  фермерским  землям  возле

Унылой Речки, и те свое дело сделали. За несколько лет  саранча  в  Небраске

совсем вывелась.

     Да, но зато теперь волки остались без еды и стали терять  в  весе.  Они

худели и худели, становились все меньше и меньше,  пока  не  превратились  в

степных собак - койотов. А еще спрашивают, откуда в прериях взялись  койоты?

Теперь ясно,откуда?

     Но вот в один удачный урожайный год койоты снова стали  поправляться  и

сделались скоро почти  такими  же  пузатыми,  как  саранча.  Оказалось,  они

повадились воровать у Фиболда зерно прямо на корню, да еще перерыли всю  его

землю, выкапывая себе ямки, в которых устраивали уютные норы. Это было сущее

бедствие! Коровы и лошади проваливались  в  эти  ямы  и  ранили  себе  ноги.

Словом, Фиболд  снова  оказался  на  краю  разорения,  вспомнились  грустные

времена, когда на его посевы налетела саранча.

     Пока Фиболд решал, что же ему предпринять, в  те  места  забрел  как-то

торговец, который сообщил  Фиболду  про  одно  нововведение  -  изгороди  из

колючей проволоки.

     А надо вам сказать, Фиболд всегда шагал в ногу со временем. Он  закупил

сотни миль этой колючей проволоки

     для пробы. Но потом обнаружил, что во всей Небраске не хватит деревьев,

чтобы понаделать для колючей изгороди так много столбов. А  даже  если  б  и

хватило, он представил себе, сколько времени на это потребуется!

     Как раз тогда же начался сезон дождей. Дождь лил, лил и залил все  норы

койотов. А потом вдруг ударил мороз, и  вода  в  этих  норах  замерзла.  Вот

Фиболд обрадовался-то! Он  тут  же  смекнул,  что  наконец  ему  подвернулся

счастливый случай. Он покликал своих племянников, они быстренько выкопали из

койотовых нор замерзшую воду и получили  столько  ровных,  гладких  столбов,

сколько было нужно.

     Молодые люди покрыли эти столбы лаком,  чтобы  они  не  растаяли,  и  с

первой оттепелью, когда полегче стало копать,  вбили  их  в  землю.  Столбов

хватило на всю проволоку, даже осталось  немножко.  Вот  теперь  ферма  была

оборудована вполне современно.

     Но Фиболд не мог оценить до конца, какое  прекрасное  дело  он  сделал.

Только летом он понял это, когда койоты, обнаружив, что он  лишил  их  дома,

покинули Небраску и перебрались в Канзас.

     Койотов оказалось так много, что они совершенно затоптали границу между

штатами Канзас и Небраска.  И  Фиболд  чувствовал  себя  очень  неловко,  он

понимал, как важна эта граница, и считал, что она испорчена в какой-то  мере

по его вине. Поэтому он решил исправить дело.

     Только вот как? К счастью, на ферме у Фиболда стояло несколько ульев  с

пчелами.   Он   так   хорошо   за    ними    ухаживал,    что    они    были

толстенькие-толстенькие. И он сумел отобрать из них шестнадцать, а то и  все

семнадцать и запрячь в плуг. Потом он отнес их вместе с плугом в самую южную

точку Небраски и там шепнул пчелам на ушко, что в штате Юта лучший нектар, о

каком только могут мечтать пчелы. И пчелы полетели прямехонько  на  Запад  и

поволокли за собою плуг.  Так  они  проложили  новую  прямую  границу  между

штатами Небраска и Канзас.

     С тех пор люди и говорят, когда хотят указать путнику

     самую короткую и прямую дорогу: "Следуйте пчелиной тропой!"

     Какое-то время жизнь на ферме  Фиболда  протекала  тихо,  спокойно,  не

считая, конечно, одного-двух ураганов, которые разрушили его амбары с зерном

и унесли его дом. Потом уж Фиболд понял, что надо этих буянов заарканивать и

вязать покрепче, чтобы всю свою силу они  растратили,  борясь  с  веревками.

Тогда уж у них не хватит пороху разрушать дома и творить прочие  безобразия.

Что ж, это помогло, только один ураган не выдохся после такого обращения.  У

него еще хватило сил ночью снова вернуться и скрутить самого Фиболда. Но это

был какой-то бешеный ураган.

     А однажды случилась засуха. Неделя за неделей проходили  без  дождя,  и

еще неделя за неделей тянулись без дождя. Кукуруза сморщилась и высохла,  не

успев подняться. Ее нельзя было даже скосить.

     И бедные коровы так отощали, что Фиболд боялся,  как  бы  их  ветер  не

унес. Пришлось привязывать им к хвостам груз, чтобы они не улетели.

     Было так сухо и жарко, что даже дом Фиболда ссохся и сжался, и  он  был

вынужден прорубить новую дверь, не то никак бы не выбрался из него.

     Оставался единственный выход - провести ирригационную  систему.  Унылая

Речка уже давно пересохла, воды там совсем не осталось. Но Фиболд знал,  где

есть вода. Он вывел из стойла своего любимого быка  и  отправился  с  ним  к

полноводной реке Платт. Подхватил реку за  узкий  конец  и  вместе  с  быком

приволок ее к дому. Одному ему ни за что бы не  управиться  с  таким  делом.

Потом исчертил всю землю на ферме канавками и пустил в них  воду  Платта.  В

тот год урожай он снял богаче  всех  от  самых  болот  Нью-Джерси  до  долин

Сакраменто в Калифорнии.

     Той же осенью он  вернул  Платт  на  место,  потому  что  один  заезжий

торговец продал ему кое-что получше. Фиболд купил у него с  дюжину  ветряных

мельниц, чтобы добывать воду из-под земли. Представляете, мельница вертится,

насос работает и выкачивает воду!

     К мельницам он приставил дедушку Илдеда Джонсона. А происходило все это

в год Сильного Ветра. И однажды порыв ветра сдул дедушку с ног  и  выдул  из

него последнее дыхание.

     Фиболд и его племянники очень горевали, что  дедушка  испустил  дух,  и

устроили ему пышные похороны. Но когда они принесли его на кладбище, налетел

новый порыв ураганного ветра, только уже с другой стороны, и  снова  вдул  в

дедушку жизнь. Дедушка сразу поднялся и стал искать свои очки.

     Вот какой ветер дул в тот год!

     Вскоре после этого случая интересного  гостя  принимал  у  себя  Фиболд

Фиболдсон. Как-то утром он выглянул в окно, чтобы окинуть  мрачным  взглядом

горы  песка,  нанесенные  ураганом,  и  вдруг  на  горизонте  увидел  легкие

очертания парусов. Он мог поклясться, что это были именно паруса. "Наверное,

мне грезится, это мираж", - подумал он и пошел завтракать.

     Проглотив последний блин, Фиболд снова глянул в  окно  и  опять  увидел

вдали паруса. Но теперь они были ближе. Полчаса  он  стоял  и  смотрел,  как

плывут по прерии паруса, наполненные ветром,  ну  точно  как  в  его  родной

Швеции, когда возвращаются домой шхуны рыбаков.

     И вот паруса уже полощутся у самых фиболдовых  амбаров,  а  из-под  них

выныривает человек, бросает возле свинарника тяжелый якорь, травит паруса  и

кричит:

     - Привет, дружище!

     Только тут Фиболд разглядел, какую посудину прибило к  его  берегу.  То

был обыкновенный фургон, но, вместо лошадей или волов, оснащенный парусами.

     - Смит Гонимый Ветром мое имя, - представился незваный гость.  -  Ну  и

наглотался я пыли в вашей Небраске! Не знаю, влезет ли в меня еще и завтрак.

Но готов попробовать!

     Фиболд пригласил незнакомца в дом. Покончив с  первыми  двумя  дюжинами

блинов, Смит Гонимый Ветром был уже способен  отвечать  на  вопросы  Фиболда

Фиболд-сона.

     - Что ты делаешь с этим своим фургоном-ча-пару-сах?  -  поинтересовался

Фиболд.

     - Делаю? - удивился Смит Гонимый Ветром.  -  Ничего  не  делаю.  Просто

переезжаю с места на место. Одно мне лишь портит путешествие - ваша  колючая

проволока. Да иногда случается морская  болезнь,  если  местность  неровная,

слишком холмистая.

     Смит показал Фиболду гарпун, с каким он охотится на бизонов, не  слезая

с фургона. И еще большую прочную сеть - ловить кроликов.

     В этих увлекательных беседах быстро пролетел день. Они и  не  заметили,

как село солнце и пора было идти спать, а они все еще сидели  за  завтраком.

Фиболд, видно, решил за один день выведать все, чем мог  похвастать  Гонимый

Ветром. И сам старался не отстать от него и кой-чем прихвастнуть.

     Младший  из  племянников,  Хьялмар  Хьялмарсон,  предложил  гостю  свою

постель, а сам пошел спать на сеновал.

     - Не стесняйтесь, устраивайтесь поудобнее,  -  сказал  Фиболд  и  задул

свечу.

     Не успела свеча погаснуть, он уж и сам нырнул в постель  и  натянул  до

ушей одеяло. Не спал лишь дедушка Илдеда Джонсона и тихо разговаривал сам  с

собой.

     Дня через два после того как Смит Гонимый  Ветром  отчалил  от  амбаров

Фиболда Фиболдсона, держа курс на  Альбукерке,  у  Фиболда  вышла  небольшая

стычка с соседями.

     Надо вам сказать,  все  чертовски  устали  от  сильного  ветра.  Ничего

подобного никогда не случалось до того, как Фиболд  поставил  свои  ветряные

мельницы,  и  соседи  решили,  что  именно  они  вызвали  этот  ветер.   Они

потребовали, чтобы Фиболд остановил мельницы, и преследовали его по пятам, в

самом прямом смысле слова. Но Фиболд каждый раз ускользал от них.

     Однажды, добежав до Унылой Речки, Фиболд решил  перепрыгнуть  ее  одним

махом. Он не сомневался, что соседям понадобятся для этого по  крайней  мере

три-четыре

     прыжка, а значит, он опять оставит их позади. Однако на этот раз Фиболд

просчитался. Ветер дул против него. И он чуточку  не  допрыгнул  до  другого

берега. Плюх! - плюхнулся он на песчаное дно высохшей речки.

     И тут же увяз в песке.  Соседи  так  и  оставили  его  там  бултыхаться

одного. Пусть пропадает. Да только не знали они, что  годом  раньше  в  этом

самом месте пытался перейти вброд Унылую Речку крытый фургон. Провалившись в

зыбучие пески, Фиболд упал точнехонько на него. А у  всякого  фургона,  сами

знаете, сзади верх откидной.  Поэтому  Фиболду  ничего  не  стоило  откинуть

парусиновый верх и влезть внутрь.

     Фиболду просто  повезло:  этот  фургон  оказался  прекрасным  тайником,

которым он и потом пользовался не  один  раз,  спасаясь  от  дедушки  Илдеда

Джонсона, который вечно жаловался, что ему надоело готовить или что  ему  не

дает покою Арабелла.

     Так звали любимицу Фиболда, гремучую змею.

     Ну и большущая она была, эта Арабелла!  И  такая  нежная  и  преданная.

Бывало, подползет к Фиболду и тычется в ногу, подставляя голову, чтобы он ее

погладил. Каждое утро в один и тот же час она будила его, заползая к нему  в

кровать и хлопая своими погремушками. Фиболд находил, что  она  и  в  других

отношениях очень полезна: у нее была привычка,  когда  к  Фиболду  приезжали

гости из восточных штатов, выползать им  навстречу.  Сами  понимаете,  после

этого гости долго у него не засиживались.

     За все время, что Арабелла жила  у  Фиболда,  она  никого  ни  разу  не

покусала. Но это не значило, что она  была  вовсе  безобидная.  У  нее  была

привычка точить зубы о точильный камень. Как-то Фиболд наточил свой нож  тут

же следом за ней. А в тот день к обеду у них были бобы. Фиболд, как  обычно,

ел с ножа, и ему попала  в  рот  капелька  змеиного  яда.  Он  неважно  себя

почувствовал и пошел прогуляться по берегу Унылой Речки. В тех  местах  было

видимо-невидимо москитов. Они облепили Фиболда со всех сторон и, как  он  ни

отбивался, попили из него кровь.

     Зато, вернувшись домой, Фиболд уже чувствовал себя

     немножко лучше. А что тут удивляться?  Москиты  высосали  у  него  весь

змеиный яд. Бергстром Стромберг сам рассказывал, как  на  другое  утро  весь

берег реки был усеян мертвыми москитами. Москиты плохо переносят змеиный яд.

     Из домашних животных у Фиболда был еще один любимец - морской конь.  Он

завел его в год Великого Наводнения. Весь сезон в Южной Америке  лили  такие

дожди, что Мексиканский залив вышел из берегов и погнал  вспять  полноводную

Миссисипи, а та, в свою очередь, - Миссури и реку  Платт.  Вместе  с  водами

Мексиканского залива туда занесло много океанской рыбы, а также тюленей.

     Фиболд поймал одного и оседлал, а потом гонял на нем верхом по  реке  и

набрасывал лассо на акул, тоже попавших в  Платт  из  Мексиканского  залива.

Дедушка Илдеда Джонсона ничего не имел против, когда Фиболд приносил ему  на

обед морских акул, но он видеть не мог его мокрого коня, пусть даже  то  был

морской конь - тюлень. Акул дедушка  готовил  под  соусом  карри.  Это  была

любимая подливка Фиболда из куркумового корня, чеснока и разных пряностей.

     Но больше всех из своих питомцев Фиболд любил кошку с деревянной лапой.

В самом начале, когда Фиболд только подобрал эту кошку, он очень боялся, что

она не сумеет ловить мышей. Сами посудите, ее деревяшка так стучала по полу,

что любая мышь, если  только  она  не  была  глухая  от  рождения,  могла  с

легкостью удрать от нее. Но оказалось, кошка по сообразительности ни  в  чем

не уступала своему хозяину. Она придумала, как ей ловить мышей.

     Обычно кошки гонятся за мышью, и - цап ее!  Но  кошка  Фиболда  так  не

могла. Значит, надо было придумать что-то другое. Она  приметила,  что  мыши

проникают  в  дом  через  дыру  в  стене  возле  больших  дедушкиных  часов.

Оставалось только притаиться у этой дыры и держать деревянную лапу наготове.

Стоило мышке просунуть в дыру голову, и - клац! - все  готово.  Так  что  со

своей деревянной лапой любимая кошка Фиболда Фиболдсона ловила мышей не хуже,

чем иная на всех четырех.

     Фиболд очень гордился своей кошкой. И дедушкиными часами тоже. Но из-за

этих часов вышла очень большая неприятность. За все годы, что Фиболд  прожил

в Небраске, он ни разу не передвигал с места эти часы. Как он  их  поставил,

так они и стояли, а маятник так и качался - тики-таки, тики-так. И  тень  от

маятника, само собой, качалась вслед за ним - тики-таки, тики-так. И в конце

концов тень от маятника протерла в стене дыру. Стена упала, а за ней упал  и

сам дом.

     Тут Фиболд и решил: хватит с него Небраски. И  переехал  в  Калифорнию,

куда с самого начала собирался. Судя по слухам, так он оттуда и не уезжал.

 

 

 

     Будет Буря

 

     Еще мальчишкой в  те  далекие  дни,  когда  не  успели  даже  изобрести

пароход, Алфред Буллтоп любил лазить по скалам  своего  родного  штата  Мэн,

взбираться на самые высокие вершины и смотреть в  открытое  море.  Он  хотел

непременно первым увидеть на горизонте белые  паруса  судов,  возвращающихся

домой из далекой Индии, Китая или из Бостона. А когда он видел черную  тучу,

он кричал:

     - Будет буря!

     Потому его так и прозвали: "Будет Буря".

     Малыш Будет Буря быстро догадался, что  чем  выше  он  поднимется,  тем

дальше увидит. И еще кое-что он смекнул: если вырасти выше скал, не придется

карабкаться по острым камням, чтобы любоваться далеким  морем.  И  он  решил

вырасти большим-большим.

     Когда ему исполнилось десять лет, рост  его  был  шесть  футов,  а  это

значит чуть меньше двух метров, или, как  принято  мерить  у  моряков,  одна

морская сажень.

     Будет Буря вырос таким  большим,  что  пора  ему  было  приискать  себе

какую-нибудь работу. Ну, а какую? О  какой  работе  может  мечтать  человек,

который больше всего

     на свете любит глядеть в открытое море и предвещать бурю?  Конечно  же,

поступить юнгой на корабль.

     Так Алфред и сделал, нанявшись к капитану "Красотки Сьюзи"  кают-юнгой.

Он должен был следить за порядком  в  капитанской  каюте  и  бегать  по  его

поручениям во время длинного  плавания  от  родного  штата  Мэн  до  острова

Мадагаскар и обратно.

     Будет Буря точно выполнял все, что от него требовалось, и даже  кое-что

сверх того. Например, заглядывал за горизонт. Тому, кто  стоял  у  штурвала,

совершенно не виден был  горизонт,  за  которым  обычно  прятались  коварные

айсберги и пираты. Вот Алфред и решил еще немножко  подрасти,  чтобы  видеть

все, что делается даже за горизонтом. И он своего добился.

     К концу первого плавания Будет Буря научился многому, так что  мог  уже

считаться заправским моряком. Тогда он  пошел  к  капитану  большого  судна,

которое называлось "Морская Звезда", и предложил свои услуги.

     Капитан внимательно оглядел Алфреда и сказал:

     - Что ж, ты парень рослый и выглядишь заправским моряком. Как твое имя?

     - Алфред Буллтоп. Будет Буря.

     Так капитан и записал в судовом журнале: "Будет Буря, А.Б.".

     Капитан не ошибся, приняв в команду Алфреда. Будет Буря и в самом  деле

оказался моряком что надо. Высший класс!  С  тех  пор  и  повелось  называть

опытных моряков классом АБ. Слышали, наверное?

     "Морская Звезда" держала курс на Корк в Ирландии и шла с  грузом  леса.

Для Алфреда  эта  посудина  оказалась  чуть  маловата,  потому  что  он  все

продолжал расти. Но с делом своим он справлялся отлично, и она тоже, пока не

случилось нечто непредвиденное.  Посреди  Северного  моря  "Морская  Звезда"

вдруг стала - и ни с места. Можно было подумать, что  со  дна  океана  вдруг

поднялись гигантские рифы и держат ее, не пускают  идти  дальше.  Но  в  тех

широтах не было рифов, и ветер полнил паруса до отказа, а все-таки  "Морская

Звезда" не двигалась. Что за чудеса?

     Никто не боялся, что судно потонет. Оно было из прочного дерева и  течи

не давало. Да и груз везло подходящий -  мачтовый  лес.  Но  капитан  и  вся

команда были в тревоге, потому что кончились галеты и черная  патока,  а  им

так хотелось есть.

     Тогда Будет Буря решил разузнать, в чем же дело. Не побоявшись китов  и

акул, обступивших судно со всех сторон, он прыгнул прямо с борта  в  море  и

скрылся в волнах. Полчаса под водой шла  какая-то  возня  и  борьба,  наверх

всплывали воздушные пузыри, море бурлило и пенилось.

     И вдруг морская пучина разверзлась, и оттуда весь мокрый вынырнул Будет

Буря. Он так спешил, что не успел воспользоваться трапом, а прямо взлетел на

палубу. И в тот же миг "Морскую Звезду" легко понесло на волнах.

     Капитан и вся команда умирали от любопытства: что же  задержало  их  на

этом месте? Отдышавшись, Будет Буря рассказал им. Оказалось, к килю  корабля

присосался огромный осьминог. Четырьмя ногами  он  держался  за  корабль,  а

остальными четырьмя - за морское дно, словно четырехзубый якорь.

     - Как же ты отцепил его? - удивился капитан.

     - Очень просто, - отвечал Будет  Буря.  -  Первым  делом  -  раз!  -  я

поставил ему фонарь под глаз. Потом - раз! - под другой. Осьминог  освободил

две ноги, чтобы защищаться, тут я - раз! - и связал их двойным морским.

     Он имел в виду двойной морской узел, каким намертво вяжут шкоты.

     - Оставшиеся две ноги я связал ему выбленочным узлом - раз и  раз!  Две

ноги, которыми он пришвартовался ко дну, я связал рифовым узлом. Итого шесть

ног, считаете? Потом я оторвал от песка его седьмую ногу,  скрутил  ее,  как

лиссель-фал, и набросил на восьмую мертвой петлей. Все очень просто,  только

на последний узел у меня ушло много времени, потому что  осьминогу  вся  эта

кутерьма с узлами порядком надоела и он  оказывал  мне  сопротивление.  Я  и

задержался слегка. Зато теперь, будьте

     уверены, он не станет тревожить нас, во всяком случае некоторое  время,

разве что кому-нибудь взбредет на ум одолжить ему свой острый марлинь, чтобы

разрезать мои узлы. Сам я уж точно ему не дам!

     Никто в этом и не сомневался. Будет  Буря  никогда  не  расставался  со

своим двухфутовым марлинем и всегда держал его за поясом. Без него он  никак

не мог обойтись, он сам говорил: что-что, а лучшей зубочистки не найдешь!

     Больше ничего примечательного в это плавание не  произошло,  разве  что

Будет Буря еще немного подрос. Он решил  так  вырасти,  чтобы  ловить  китов

прямо с борта корабля. И когда "Морская Звезда"  вернулась  в  родной  порт,

Будет Буря списался с корабля и нанялся на китобойное  судно  "Дэви  Джонс".

Наконец-то ему предстояла настоящая работа!

     Но  его  ждало  разочарование.  Когда  впередсмотрящий  крикнул:  "Бьет

фонтан!", что означало, "Впереди виден кит!" - тут же вся команда  бросилась

по своим шлюпкам и в погоню за китом. А Будет Буря не уместился в  маленькой

шлюпке и потому пропустил всю потеху.

     Но не для того он рос большим, чтобы проиграть на этом. Когда  кит  был

пойман, он подвел судно вплотную к нему, перегнулся через высокий борт "Дэви

Джонса", схватил кита за хвост и одним махом поднял на палубу.

     После этого Будет Буря и сделал интересное предложение капитану:

     - Разрешите в другой раз, как мы увидим кита, загарпунить его  прямо  с

палубы. И мне так веселей, и команде не придется возиться со шлюпками.

     Капитан охотно согласился.

     - Бьет фонтан! - снова закричал впередсмотрящий. Будет Буря изготовился

к броску. "Дэви Джонс" был

     примерно в четверти мили от кита,  и  тогда  он  размахнулся  и  послал

гарпун в море. Ну и тряхануло бедное суденышко, когда гарпун вошел в кита!

     Все решили, что дело сделано.  Но  не  тут-то  было.  Кит  стал  быстро

уплывать, и вот почему: оказывается, Будет

     Буря перестарался и бросил гарпун со слишком большой силой. Вот  гарпун

и прошил кита насквозь и продолжал  тянуть  за  собой  линь,  словно  иголка

нитку.

     После этой неудачи Будет Буря уже много осторожней забрасывал гарпун  и

никогда больше не давал такой промашки. А шлюпку он тоже приспособил  -  ему

наливали в нее похлебку из акульего мяса, приправленную китовым жиром.

     В очередное плавание Будет Буря выходил  каждый  раз  на  новом  судне,

потому что ему прежнее было уже тесновато. Но вот настал день, когда  он  не

нашел достаточно большого судна, и пришлось ему остаться на берегу. Это  был

для него страшный удар. Будет Буря долго горевал и, чтобы  утешиться,  завел

себе ферму.

     Но разве это утешение? Ни бурь, ни штормов. Он мог с  легкостью  тянуть

плуг один вместо упряжки из восьми волов. Ну и что? Разве  это  сравнится  с

работой на море, когда он один тянул судно против ураганного ветра?

     Однажды Будет Буря услышал, что  строится  новое  судно,  больше  всех,

какие были раньше, и называться оно будет "Боевой Конь".

     Вскоре судно это было готово. Белее морской пены, оно стояло  на  рейде

недалеко от Бостона, ожидая, когда его оснастят и  вооружат  парусами.  Шить

паруса  для  него  пригласили  лучших  мастеров.   А   полотнища   для   них

потребовались такие длинные, что протянулись бы от Новой Англии  до  пустыни

Сахары.

     Когда "Боевой Конь" оделся парусами, Будет Буря первым  взошел  на  его

борт, после капитана, разумеется. И отправился осматривать судно. Начал он с

носа - это было ранним утром в понедельник - и закончил свой  беглый  осмотр

после полудня в среду на корме. По дороге он насчитал семнадцать мачт, таких

высоких, что кончика их он так и не разглядел, но их можно было складывать -

так уж они были устроены, а иначе они мешали бы луне, когда судно проплывало

под ней.

     На тех местах, где обычно полагается висеть спасательным шлюпкам,  были

принайтованы парусные шхуны

     нормальной величины. Это было очень удобно с  двух  точек  зрения,  как

объяснил  капитан.  Во-первых,  они  могли  нести  спасательную  службу,   а

во-вторых - перевозить груз с "Боевого Коня" на берег и обратно, ибо "Боевой

Конь" был так велик, что не помещался ни в одном порту мира и останавливался

на рейде в открытом море.

     Но самым удивительным оказалась конюшня.

     Да, да, конюшня с лошадьми. И находилась она  на  полуюте.  Будет  Буря

сроду такого не видывал.

     Однако, проделав путешествие по кораблю, он догадался, зачем  они.  Без

лошадей  матросы  бы  просто  не  справились,   когда   надо   было   быстро

обойти-объехать длинную палубу.

     Будет Буря остался очень доволен осмотром  "Боевого  Коня".  Наконец-то

нашлось судно как раз по нем.

     Настало время выходить в первое плавание.  Выбрали  якорь  величиной  с

Черную Гору, и 719 матросов взлетели на реи, чтобы поднять паруса.

     Спустя неделю,  как  судно  находилось  в  плавании,  Будет  Буря  стал

тревожиться о судьбе команды. К столу являлось лишь 193 матроса, а остальные

не успевали за обеденный перерыв спуститься с рей, и Будет Буря боялся,  как

бы они не умерли там с голоду.

     Но капитан успокоил его. Он сказал,  что  на  каждой  мачте  есть  свой

камбуз, где готовят обед, ужин и завтрак. Мало  того,  там  есть  не  только

столы, но и койки.

     Вот это судно! Было чем гордиться,  и  Будет  Буря  гордился.  Он  даже

соглашался иногда постоять у штурвала, а  когда  его  вахта  кончалась,  его

сменяло двадцать семь матросов класса АБ.

     Словом, Будет Буря  был  всем  доволен,  кроме  одного:  "Боевой  Конь"

оказался слишком остойчив, и ни один самый бешеный ураган  не  в  силах  был

вызвать милую его сердцу качку, ни бортовую, ни килевую, вот досада!

     Но однажды налетел трижды бешеный ураган, он дул в хвост и  в  гриву  и

загнал "Боевого Коня" ни больше ни меньше, как прямиком в Северное море, как

раз между Англией и Норвегией. Но и там не желал оставить его в

     покое. Единственный путь вернуться в  Атлантику  был  через  Английский

канал, или, как его чаще называют, Ла-Манш.

     Капитан поставил к штурвалу своего лучшего матроса на судне, и все-таки

тревога не отпускала его. Сумеет  ли  Будет  Буря  провести  огромный  белый

корабль  через  узкий  пролив  между  Францией  и  Англией?  Удастся  ли  им

проскользнуть?

     Будет Буря заверил капитана, что проскользнут, если  все  719  матросов

команды примутся намыливать бока "Боевому Коню".  Капитан  отдал  приказ,  и

матросы  взялись  за  дело.  И  мыло  помогло!  "Боевой  конь"  с  легкостью

проскользнул через узкий Ла-Манш, лишь слегка задев отвесные скалы у  Дувра.

Потому-то берега южной Англии у Дувра остались белыми и поныне.

     Когда "Боевой Конь" вышел в открытый  океан,  тут  уж  ураган  воистину

показал свой норов. Он вдруг подул в обратную  сторону  и  прогнал  "Боевого

Коня" через весь Атлантический океан и дальше  через  Саргассово  море,  где

сроду не гуляли никакие ветры.

     Будет Буря очень осторожно провел судно мимо Флориды и Кубы,  а  ураган

все не отставал, он преследовал их буквально по  пятам.  "Боевой  Конь"  уже

пересек Мексиканский залив, и за  горизонтом  Будет  Буря  различил  зеленые

джунгли Панамы.

     Он был озадачен: где же ему теперь  развернуть  судно,  чтобы  уйти  от

назойливого преследователя? И вдруг далеко-далеко за панамскими джунглями он

увидел новую полосу воды.

     Он вмиг принял решение  -  другого  выхода  все  равно  не  оставалось:

прибавил парусов и на полной скорости полетел вперед. "Боевой Конь"  пересек

джунгли и вышел в Тихий океан.

     Оглянувшись,  Будет  Буря  заметил,  что  глубокая   борозда,   которую

прочертил киль "Боевого  Коня",  уже  наполнилась  водой  и  по  ней  плывут

корабли, целая цепочка кораблей.

     Так "Боевой Конь" проложил Панамский канал.

     Вот каков он был, прославленный Будет Буря,  ростом  в  четыре  морских

сажени. Он водил самое большое на  свете  судно  и  проделал  самый  большой

судоходный канал.

     Самый соленый из всех моряков на всех морях земли.

     Каждый матрос класса АБ знает и помнит Алфреда Буллтопа  Будет  Буря  и

гордится им.

 

 

 

 

     Джон Генри

 

     Джон Генри еще под стол пешком ходил, а  уже  молоток  крепко  в  руках

держал. Он вечно болтался под'ногами у взрослых, которые работали молотком и

гвоздями, и стоило ему найти гвоздь, хоть ржавый,  хоть  целый,  он  тут  же

вколачивал его в стену своей хижины. Можно даже сказать, Джон рос с молотком

в руках.

     Отец и мать Джона были рабами, как и все прочие  негры  в  Америке.  Но

когда в 1865 году  кончилась  гражданская  война  и  президент  Эб  Линкольн

подписал освобождение негров из рабства,  Джон  Генри  оставил  плантацию  и

занялся металлоломом.

     Он бил и резал старое железо, оставшееся после гражданской войны, чтобы

его снова могли пустить в дело. Его железо шло на новые  молотки,  молоты  и

стильные буры, а также на рельсы для железной дороги.

     Поначалу Джон Генри работал молотом весом в двадцать фунтов1. Возмужав,

он уже закидывал через левое плечо молот весом в тридцать фунтов. Потом стал

гнуть и ломать старое железо молотом в сорок фунтов. И наконец  кромсал  его

молотом-великаном в семьдесят фунтов.

     Пройдя всю эту науку, Джон Генри решил заняться делом поинтереснее. Ему

захотелось теперь пустить в ход один из новых молотов, сделанных из  старого

железа, которое он гнул и ломал.

     Он мечтал заколачивать этим молотом костыли  в  шпалы,  чтобы  надежнее

держались рельсы, сделанные из

 

     Фунт - мера веса, примерно 400 г.

 

     железа, которое он крошил.

     И Джон Генри пошел работать на железную  дорогу.  Вскоре  он  один  мог

выполнять работу целой бригады железнодорожных рабочих. Пока бригада вбивала

костыли в левый рельс, он успевал покончить с правым рельсом.  У  него  было

два помощника, чтобы подавать костыли, и еще два, чтобы бегать за едой.

     Однажды Джон Генри  сказал  своему  главному,  который  руководил  всей

работой, чтобы тот дал передышку бригаде. Мол, он  сам  справится  с  обоими

рельсами.

     Джон взял в каждую руку по молоту весом в десять фунтов и  пошел  между

рельсами по шпалам.

     Слева направо, справа налево взлетали через плечо его молоты,  описывая

сверкающую дугу. Удар - и костыль вогнан в шпалы. Еще удар, еще один костыль

вошел в шпалу.

     Весь день бригада глядела, как Джон Генри  работает,  и  любовалась,  и

радовалась. Вот это мужчина, говорили они один другому. Настоящий мужчина!

     Что и говорить, Джон Генри был лучшим железнодорожным рабочим  на  всем

Юге, а если по справедливости, то и во всей стране. Размахивать молотом было

его любимым занятием еще с детства.

     Размахивая, он пел. Молот со свистом разрезал  воздух,  и  в  такт  ему

звенели слова песни. А-аа! - отзывалась шляпка костыля, когда Джон ударял по

ней молотом. А-ах! - крякал Джон, опуская с размаху молот.

     Нету такого молота - а-а! В наших горах - а-ах! Нету  такого  молота  -

а-а! В наших горах - а-ах! Нету такого молота -  а-а!  Поющего,  как  мой  -

о-ой!

     Все, кто работали вместе с Джоном, очень гордились им, а потому  печаль

легла им на сердце, когда они услыхали его новую песню. Начиналась она так:

     Бери мой молот - оо!

     А кончалась:

     Ну, я пошел - оо!

     Ему стало известно, что в других местах найдется более трудная и важная

работа для его молота.

     К тому времени всю страну исчертили железные дороги. Когда их  строили,

всюду, где можно, старались сократить путь. Так, вместо того  чтобы  строить

дорогу через гору или вокруг горы, ее теперь проводили напрямик сквозь  гору

по тоннелю.

     Обычно, чтобы пробить в твердой скале  тоннель,  устраивали  взрыв.  Но

сначала молотобойцы молотами с помощью  стальных  буров  прорубали  в  скале

шурф - дыру, а потом уже в эту дыру закладывали взрывчатку или динамит.

     Самый длинный тоннель  прокладывали  тогда  на  железной  дороге  между

Чесапиком и Огайо.

     - Вот где стоит поработать! - решил Джон Генри. - Я свободен, и  сил  у

меня хоть отбавляй, - радовался  он,  когда  пробирался  горами  в  Западную

Виргинию, где строился этот знаменитый тоннель  Биг-Бенд  между  Чесапикским

заливом и штатом Огайо, или, как тогда говорили, - Ч. и О. -  Такая  работка

как раз по мне.

     Он шел и пел, и его густой бас наполнял бездонные каньоны, отражаясь от

их стен громким эхом:

     Мой молот поет, поет.

     И белая сталь поет, поет.

     Пробью я дыру, да, ребята.

     Большую дыру, дыру.

     Пробью я дыру,

     Большую дыру, дыру.

     Джон Генри не сомневался, что пробьет своим молотом с помощью стального

бура в неприступной скале большую дыру.

     Когда Джон Генри дошел до Биг-Бенда, главный строитель лишь  глянул  на

великана-негра и на его мускулы и протянул ему молот восьми фунтов.

     - Не годится мне восьмифунтовый молот, - сказал Джон Генри. -  Если  ты

хочешь, чтобы я пробурил дыру, дай мне молот побольше и позволь выбрать  для

него рукоятку, какую я люблю, - сказал Джон.

     Тогда главный подал Джону Генри  десятифунтовый  молот  и  целую  груду

рукояток на выбор. Джон Генри выбрал из них самую тонкую и подстрогал ее еще

потоньше. Ему нужна была рукоятка крепкая, но гибкая, чтобы гнулась,  но  не

ломалась, когда он будет ударять молотом по стальному буру.

     Но достаточно ли она гибка, решил проверить Джон и,  насадив  молот  на

рукоятку, поднял его и так держал в вытянутой руке, пока  тяжелый  молот  на

гибкой рукоятке не склонился до земли. Вот тогда Джон Генри остался доволен.

     - И чтобы шейкер был у меня высший класс! - сказал еще Джон Генри.

     Шейкером называли рабочего, который раскачивал  и  поворачивал  в  дыре

стальной бур.  Острый  конец  бура  должен  был  все  время  пританцовывать,

откалывая кусочек за кусочком твердую породу, а не стоять  на  месте,  иначе

его совсем заклинило бы.

     Главный окинул всех глазом и выбрал среди белых рабочих великана ростом

почти с Джона Генри.

     - А ну-ка, Малютка Билл, - сказал ему  главный,  -  ступай  с  буром  в

обнимку за Джоном Генри в тоннель. Тебе выпала честь быть его шейкером!

     Что ж, Малютка Билл готов был поработать  шейкером  у  такого  славного

молотобойца. Он рассказал Джону Генри, как собирались вручную  пробить  этот

великий тоннель. В те времена никто еще не знал, что такое буровая машина.

     Сразу две бригады принялись за  дело  с  противоположных  концов  горы.

Впереди шли молотобойцы, вонзая в твердую породу острие стального бура.  Они

пробивали дыру, в  которую  потом  закладывали  динамит  и  взрывали  скалу.

Получался узкий тоннель - "главный". Потом бурили пол "главного"  тоннеля  и

динамитом расширяли его

     до нужных размеров, чтобы через тоннель мог пройти поезд.

     Железнодорожная компания "Ч. и  О."  очень  спешила  со  строительством

великого тоннеля Биг-Бенд, потому-то и начали пробивать гору  сразу  с  двух

концов. Обе бригады должны были встретиться в середине горы.

     Малютка Билл  сказал  Джону  Генри,  что  прокладка  тоннеля  -  работа

тяжелая. От керосиновых баков, освещающих путь, такой чад, что нечем дышать.

А пыль! И от взрывов и от крошащейся породы под острием бура.

     Но  Джон  Генри  только  посмеивался  на  все  это,  продолжая  ползком

пробираться вперед по "главному" и вгрызаясь все глубже в скалу.

     Шутки ради Джон Генри придумал даже новые слова для своей песни:

     Мой бедный помощник,

     мне жаль его. Мой бедный помощник,

     мне жаль его. Мой бедный помощник, мне жаль его.

     Каждый день, каждый день уносит одного.

     Они прошли уже почти весь "главный" тоннель. Малютка Билл обеими руками

держал бур, сверлящий скалу под ударами Джона Генри. И под ритм ударов  Джон

Генри продолжал петь:

     Скалы и горы нависли над нами, Скалы и горы нависли  над  нами,  Каждый

день, каждый день Здесь один погребен.

     А с другой стороны горы к стене посредине тоннеля  приникли  бурильщики

из встречной бригады и  затаив  дыхание  слушали,  как  рокочет,  разносится

густой бас Джона Генри.

     Мой друг-молот

     поет, как алмаз. Мой друг-молот

     рассыпается серебром. Мой друг-молот

     блестит, словно золото.

     Джон Генри был счастлив как никогда.

     - У кого самый точный удар по головке бура? У Джона Генри! - гордился и

хвастал Малютка Билл. - Кто глубже всех сверлит дыры в  скале?  Джон  Генри!

Кто быстрей всех работает молотом? Джон Генри, Джон Генри!

     Каждый из тысячи, кто  пробивал  великий  Биг-Бенд,  слышал  про  Джона

Генри. Он был знаком почти всем.

     Когда бурильщики выползали из узкого  "главного"  наружу,  спасаясь  от

очередного взрыва, они, все как один, говорили, что Джон  Генри  бьет  своим

молотом до того сильно и быстро, что Малютка Билл не всегда успевает  трясти

и повертывать стальной бур, и тот, перегреваясь, начинает плавиться.

     Малютке Биллу дали совет: запасти дюжину бочек  льда,  чтобы  охлаждать

бур. Да что там бочки со льдом, ему приходилось  запасать  и  молоты,  чтобы

менять их по нескольку раз на день, так как в руках Джона Генри они  слишком

быстро перегревались и тоже делались мягкими, словно воск.

     Когда любопытные зрители подходили к тоннелю, они просто  пугались.  Им

казалось, что вся гора сотрясается до основания  и  буйный  ветер  в  четком

ритме врывается в глубь тоннеля. А что, если это надвигается  землетрясение?

Однако бурильщики объясняли, что всего-навсего это разносятся удары молота в

руках Джона Генри по головке стального бура.

     Все, кто работал на великом Биг-Бенде, гордились Джоном Генри. Он делал

своим молотом все, что может сделать молотом человек.

     И главный строитель тоже гордился им. Он тут же  позвал  к  себе  Джона

Генри, когда на Биг-Бенд заявился однажды инженер и предложил пустить в  ход

новую маши-

     ну  -  паровой  бур.  Она  работала  на  пару  и  могла  заменить  трех

молотобойцев и трех бурильщиков сразу.

     Услышав о таком чуде, Джон  Генри  рассмеялся.  Громкие  раскаты  смеха

сотрясли воздух, и теперь  настала  очередь  пугаться  тем,  кто  работал  в

тоннеле. Они решили, что началось  землетрясение,  и  выскочили  из  тоннеля

наружу, чтобы посмотреть, что случилось. А узнав, что  говорит  инженер  про

новую буровую машину, посмеялись вместе с Джоном Генри.

     Почему? Да потому, что кто-кто, а они  хорошо  знали,  что  Джон  Генри

может справиться с работой не трех, а четырех бурильщиков, вот как!

     Тогда инженер рассердился и вызвал Джона Генри на  состязание.  Выбрали

самую крепкую скалу, которую отовсюду было хорошо видно. Малютка Билл принес

лучшие стальные буры, некоторые длиною даже больше двадцати футов. Собралось

много народу. Пришла и жена Джона Генри - Полли Энн  -  в  нарядном  голубом

платье.

     Джон  Генри  потребовал  двадцатифунтовый  молот.  Он  привязал  к  его

рукоятке бант и запел:

     Человек - только человек. Но если мне не одолеть

     Твой паровой бур, Пусть я умру с молотом в руке.

     Главный поставил Джона Генри по правую сторону горы, а инженера  с  его

паровым буром - по  левую.  Потом  вскинул  ружье  и  выстрелил.  Состязание

началось.

     Двадцатифунтовый молот описывал дугу вверх, за плечо, потом, со свистом

разрезая воздух, снова вниз - бум! - по  головке  стального  бура"  И  снова

вверх, сверкая словно комета, через плечо, за спину и снова  вниз.  Вверх  -

вниз, вверх - вниз. Джон Генри работал и пел:

     Мой молот звенит, звенит, А сталь поет, поет. Я  выбью  в  скале  дыру,

дыру. Эгей, ребята, в скале дыру, Я выбью в скале дыру.

     Но паровой бур от него не отставал. Рат-а-тат-тат!.. - гремела  машина.

Пш-ш-ш-ш... - шипел пар, скрывая от глаз и скалу, и машину.  Никто  поначалу

даже не мог разобрать из-за пара, кипит работа или стоит, крошится скала или

нет. Однако Малютка Билл знал свое дело и, когда нужно, менял  короткий  бур

на более длинный, потому что дыра  в  скале  все  углублялась  под  могучими

ударами  Джона  Генри.  А  потом  все  увидели,  что  инженер  тоже   меняет

наконечники бура, выбирая все длинней и длинней. Его машина уже продолбила в

скале дыру глубиною в двенадцать дюймов. Ну, а  Джон  Генри?  Нет,  пока  он

продолбил скалу лишь на десять дюймов. Лишь на десять!

     Но он не унывал, дружище Джон Генри. Он бил молотом и пел.

     Бил и пел. Он бил молотом все утро без передышки и пел,  обрывая  песню

лишь для того, чтобы кликнуть свою жену Полли Энн. И она тут же выплескивала

ведро холодной воды Джону Генри на  спину,  чтобы  ему  стало  прохладней  и

веселее работать.

     В полдень Джон Генри увидел, что паровой бур просверлил скалу  глубиною

на десять футов. А сколько сделал сам Джон Генри? Ах, всего девять!

     Ну и что ж тут такого? Джон не волновался, он сел  спокойно  обедать  и

съел все, что принесла ему Полли Энн. Но он ни слова не говорил и больше  не

пел. Он глубоко задумался.

     После обеда состязание продолжалось. Джон  Генри  стал  подгонять  свой

молот.  И  шейкер  стал  работать  быстрей.  Джон   Генри   попросил   своих

друзей-молотобойцев петь его любимую песню - песнь молота.

     - Только пойте быстрей! - попросил он. - Как можно быстрей!

     И они запели, а Джону Генри оставалось только подхватывать - а-ах!

     ...такого молота - а-а! В наших горах - а-ах! Нету такого молота - а-а!

Поющего, как мой - о-ой!

     Медленно, но верно Джон Генри стал  постепенно  нагонять  паровой  бур.

Когда же спустился вечер и близился  конец  состязания,  Малютка  Билл  взял

самый длинный свой бур. Обе дыры в скале были тогда глубиною по девятнадцать

футов. Джон Генри сильно устал. Даже пот перестал лить  с  него  градом,  он

весь высох, а дыхание из его груди вырывалось  со  свистом,  словно  пар  из

бурильной машины.

     Но что там говорить, машина тоже устала.  Она  стучала,  и  гремела,  и

дрожала, и шаталась. Без хлопков и ударов она уже не работала.

     Когда Джон Генри  из  последних  сил  занес  над  головой  свой  молот,

молотобойцы, стоявшие с ним рядом, услышали его осипший глухой голос:

     Я выбью в скале дыру, дыру. Эгей, ребята, в скале дыру, Я выбью в скале

дыру.

     И он выбил дыру. Главный дал выстрел из  своего  ружья,  чтобы  сказать

всем,  что  состязание  окончено.  И  тогда  все  увидели,  что  Джон  Генри

пробуравил дыру в скале глубиной ровно в двадцать футов. А паровой бур всего

в девятнадцать с половиной.

     Победил Джон Генри!

     Но не успел главный объявить победителя, как усталое тело  Джона  Генри

приникло к земле.

     - Человек - только человек, - прошептал он и умер.

     Джон Генри. Вот это был Человек!

 

 

 

 

     Большой Джон Освободитель

 

     Задолго до того, как негр Джон Генри одолел в состязании  паровой  бур,

по свету гуляла слава еще про одного негра Джона.

     Он был рабом на плантациях Юга. Другие негры, тоже рабы,  прозвали  его

Большой Джон Освободитель.

     Отчаянный он был малый. Но не это главное.  Куда  бы  Большой  Джон  ни

пришел, что бы ни сделал, с ним неразлучен был смех. Ох и любил он шутить, и

сочинять  песенки,  и  рассказывать  всякие  небылицы.  Веселье  никогда  не

оставляло его, потому как чуял он - свобода грядет.

     Постойте, вы еще подумаете, что Большой Джон  был  силачом  и  гигантом

вроде  Джона  Генри,  со  стальными  мускулами  и  могучей  спиной?   Ничего

подобного! Если бы вы его увидели, то, наверное, даже  сказали  бы,  что  он

коротышка. Нет, не за рост, а за ловкие свои проделки  получил  он  прозвище

Большой Джон Освободитель.

     И все-таки назвать Джона замухрышкой тоже нельзя  было.  А  почему,  вы

сами увидите. К примеру, вот вам случай, когда у его хозяина стала пропадать

с поля кукуруза. К кому за помощью первым делом обратился  белый  хозяин?  К

Большому Джону!

     Он велел Большому Джону поймать вора, и, когда спустилась ночь, Большой

Джон вышел на охоту. Он спрятался на кукурузном поле и стал ждать.

     Ждал он долго, но только около полуночи ему  будто  почудилось  что-то.

Словно легкий хруст, как хрустит кукурузный початок, когда его обламывают со

стебля.

     Большой Джон на цыпочках прокрался сквозь густые ряды кукурузы  к  тому

месту, откуда доносился хруст. И там он увидел...  нет,  вовсе  не  вора,  а

большущего медведя, бредущего вперевалочку на задних лапах, держа  в  охапке

десятка три кукурузных початков.

     Медведь не любил,  когда  ему  мешали  собирать  кукурузу,  поэтому  он

кинулся на Большого Джона, и они устроили жаркую потасовку.

     Поначалу их шансы как будто  были  равны.  То  медведь  брал  верх  над

Джоном, то Джон над ним. Джон был верткий, подвижный, но постепенно все-таки

начал уставать. Ему надоело бороться, и он вскарабкался медведю на  спину  и

ухватил косолапого за уши.

     Хитрец Джон решил дать себе передышку, чтобы потом продолжать борьбу  с

новыми силами. Но медведь ре-. шил иначе. Он стал  носиться  по  кукурузному

полю хуже

     ураганного вихря. Пришлось Большому Джону  вцепиться  ему  в  загривок,

лишь бы не упасть и не свернуть  себе  шею.  Он  быстро  выдохся  при  такой

скачке, и растянулся у медведя на спине, так, чтобы медведь не  мог  его  ни

укусить, ни ударить, ни прижать к груди.

     Медведь гонял всю ночь, и бедный Джон готов был уже сдаться,  когда  на

поле вышел его белый хозяин, чтобы узнать  причину  разыгравшейся  суматохи.

Хозяин предложил Большому Джону, что он подержит медведя, пока Джон  сбегает

и позовет кого-нибудь на помощь.

     Большому  Джону  такое  предложение  очень  понравилось.  Он  поменялся

местами с хозяином, а потом, отбежав в сторону, уселся на  мягкую  травку  и

прислонился спиной к дереву.

     - Эй, чего ты расселся? - крикнул ему хозяин. - Беги!

     Но бедный Джон еще не отдышался после ночной тряски.  Он  посмотрел  на

хозяина, и вдруг на него напал смех.

     - Я спущу... на тебя... медведя, если ты...  не  побежишь...  звать  на

помощь! - кричал хозяин в перерывах между медвежьими скачками.

     - Хотел бы я посмотреть, как у вас это  получится!  -  крикнул  Большой

Джон, держась за бока...

     Но, по правде  говоря,  эта  скачка  верхом  на  медведе  была  детской

забавой! А случались у Большого Джона схватки и  с  самим  дьяволом.  Как-то

решил он обойти весь белый свет в поисках  новых  песен  о  воле.  И  забрел

ненароком в ад. Там он неплохо устроился. Женился на  дьявольской  дочке,  и

его выбрали президентом ада.

     Старику дьяволу это почему-то не понравилось. А уж когда  Большой  Джон

слегка  пригасил  его  адское  пламя,  чтобы  удобнее  было  жарить  на  нем

поросенка, он и вовсе из себя вышел. Нет, каково - влезать без приглашения в

дьявольские дела! И дьявол решил посчитаться с Большим Джоном. Но его  дочка

не дремала, она раскрыла Большому Джону планы своего отца. И вот  они  взяли

из дьяволовой конюшни двух скакунов и умчались от погони быстрее ветра.

     Что и говорить, хитрая лиса был этот Большой Джон.

     - В воде не утонет, в огне не сгорит, - говорили про него люди.

     А когда дел особых не было, он  шутки  ради  откалывал  разные  номера.

Однажды он решил прикинуться прорицателем. Вечером спрятался в большом  доме

и подслушал, о чем шла речь у белого хозяина.

     - Завтра пора начинать уборку кукурузы, - сказал хозяин.

     С этим известием Большой Джон отправился по соседям и всем хвастал, что

умеет предсказывать будущее. К примеру, может даже сказать,  что  им  завтра

предстоит делать. А не верят, сами убедятся. И сообщил всем:

     - Вот увидите, завтра нас заставят  собирать  кукурузу.  Никто  ему  не

хотел верить. А наутро и в самом деле от

     белого хозяина пришел приказ собирать кукурузу.

     Что ж тут удивляться, что после этого кое-кто  поверил,  будто  Большой

Джон и впрямь провидец. Но другие пожимали плечами и говорили:

     - Не так уж трудно было догадаться, что нас заставят снимать  кукурузу:

началась ведь пора уборки.

     И тогда Джон понял, что  ему  надо  чем-то  подкрепить  свою  репутацию

провидца. День за днем он прятался  в  большом  доме  и  дожидался  полезных

сведений.

     На другой раз белый хозяин расхвастался почище самого Джона, когда  тот

бывал в ударе. Ему, видите ли, мало было просто  разбогатеть,  а  захотелось

еще и похвалиться этим, чтоб все узнали, какой он богач.  И  он  надумал  ни

больше, ни меньше, как отпустить на волю  самого  лучшего,  самого  дорогого

своего негра. Пусть все видят, что денег у него куры не клюют.

     Джон так и подскочил от радости при этаком известии и тут  же  бросился

вон из большого дома.

     Поступил он, надо сказать,  очень  неосторожно.  А  что,  если  бы  его

увидели?

     Вернувшись к себе, он сразу собрал всех друзей и соседей и объявил им:

     - Слушайте все! У меня есть для вас удивительнейшее

     сообщение: я предсказываю, что  на  ближайшее  рождество  белый  хозяин

отпустит на волю Блу Джона.

     Все так и покатились со смеху.  Нет,  вы  послушайте,  что  несет  этот

провидец! Что-нибудь нелепее вы слыхали? Да наш хозяин  скорее  даст  отсечь

себе правую руку, чем отпустит на волю раба!

     - Вот погодите до рождества, тогда увидите, - стоял  на  своем  Большой

Джон.

     И все случилось точно, как он предсказал. Белый  хозяин  решил  удивить

своих гостей, собравшихся у него на рождество, и объявил им,  что  отпускает

на свободу самого дорогого из своих негров - Блу Джона.

     Сами понимаете, после этого Большой Джон совсем загордился.  Ему  очень

нравилось быть, прорицателем. Он так вошел во вкус,  что  однажды  отважился

выступить в этой роли перед самим хозяином. А случилось все вот как.

     Большой Джон проходил позади  хозяйского  дома,  когда  вдруг  из  окна

выплеснули ведро воды и на земле осталось лежать что-то  блестящее.  Большой

Джон глянул, а  это  оказался  бриллиантовый  перстень  белой  миссис,  жены

хозяина. Но только он протянул руку, чтобы схватить кольцо, как его - хоп! -

проглотил индюк.

     Однако Большой  Джон  решил  держать  судьбу  за  хвост.  Когда  кольца

хватились, он тут же поспешил к хозяину и заявил,  что  может  сказать,  где

искать перстень госпожи.

     - Если ты его найдешь, - пообещал хозяин, - я тебе подарю самую  жирную

свинью!

     Но стоило Большому Джону заикнуться,  что  перстень-де  надо  искать  в

животе у индюка, как хозяин решил: что-то тут нечисто.  И  отказался  резать

индюка. Ему просто жалко стало.

     - Нет, не могу, - заявил он. - А вдруг кольцо не там?  Я  тогда  с  ума

сойду!

     - Известное дело, сойдете, - согласился Большой Джон,

     И все-таки индюка зарезали, и на глазах у всех собравшихся вытащили  из

него бриллиантовый перстень.

     Теперь самому хозяину захотелось похвастать перед

     всеми, что среди его рабов есть провидец. Он даже побился об  заклад  с

одним богатым плантатором, что Большой Джон умеет делать  предсказания.  Они

долго спорили  и  все  выше  поднимали  ставки,  пока  хозяин,  наконец,  не

предложил:

     - Ставлю мою плантацию против вашей, что Большой Джон провидец.

     Ударили по рукам.

     А проверить решили так. Опрокинули огромный  чугунный  котел  и  что-то

спрятали под него. Большой  Джон  должен  был  угадать,  что  именно.  Когда

Большой Джон пришел, хозяин сказал ему:

     - Ну как, угадаешь? Ох, если не угадаешь, я с ума сойду!

     - Известное дело, сойдете, - согласился Большой Джон.

     Но на душе у него кошки скребли, он совсем в себе не был уверен.

     Он обошел опрокинутый котел вокруг раз, и два, и три. Почесал у себя  в

затылке, нахмурил брови, даже взмок от волнения.

     Нет, ничего не мог он придумать!

     - Ну, попалась, хитрая лиса, - пробормотал он, имея,  конечно,  в  виду

себя.

     Все так и ахнули. Под котлом-то сидела всамделишная лиса!

     Стало быть, старый хозяин выиграл пари и сделался вдвое богаче. У  него

теперь было две плантации и  вдвое  больше  рабов.  Вот  как!  И  он  сказал

Большому Джону, что такое событие надо отметить. Он возьмет  старую  миссис,

свою жену, в путешествие, чтобы показать ей Филадельфию и Нью-Йорк. Они  там

пробудут неделю, другую, а может статься, и месяц.

     А в награду он оставляет Большого  Джона  вместо  себя  управляющим  на

плантации, пока они с женой не вернутся.

     Большой Джон проводил белого хозяина с госпожой на станцию и пожелал им

счастливого пути. Он, конечно, и

     знать не знал, что  хозяин  собирался  на  следующей  станции  сойти  и

вернуться потихоньку назад, чтобы посмотреть, как  там  Большой  Джон  будет

управляться с делами. Большой  Джон  поспешил  прямо  домой  и  созвал  всех

негров.

     - Устроим сегодня праздник! - предложил он.

     Он даже разослал приглашения на соседние плантации. Только  для  рабов,

разумеется.

     А сам нарядился в парадный  костюм  белого  хозяина  и  приготовился  к

приему гостей.

     Все пришли, никто не  отказался.  Пригласили  скрипачей  и  гитаристов,

чтобы гости танцевали  под  музыку.  Выбирал  танцы  Большой  Джон,  он  был

хозяином бала.

     В самый разгар вечера Большой Джон вдруг увидел в дверях белых  мужчину

и женщину. Они были в потрепанной одежде и казались  усталыми  и  голодными.

Большой Джон  проявил  великодушие  и  отправил  их  на  кухню  подкрепиться

остатками от праздничного стола - словом, вел себя ну точно  как  его  белый

хозяин.

     Спустя какое-то время белые гости снова появились в  зале.  Они  успели

почиститься и переодеться, и Большой Джон сразу узнал их - это оказались его

хозяин и госпожа.

     Хозяин как напустится на бедного Джона!

     - Тебя убить мало! - кричал он.

     - Известное дело, мало, - согласился Большой Джон. - Только  выполните,

пожалуйста, мою последнюю просьбу. Я бы хотел перед  смертью  попрощаться  с

моим лучшим другом.

     Белый хозяин не стал противиться, но велел поспешить.

     И пока  Большой  Джон  разговаривал  со  своим  другом,  он  уже  успел

приготовить веревку, чтобы повесить Большого Джона на суку сикоморы.

     - Достань скорей спички, - сказал Большой Джон Своему другу, -  и  лезь

вон на ту сикомору. Я буду стоять под деревом и молиться. А  как  упомяну  в

своих молитвах молнию, ты - бжик! - зажигай тут же спичку.

     И Большой Джон пошел к  сикоморе  и  опустился  там  на  колени,  чтобы

прочитать свою последнюю молитву.

     - О господи милостивый, - сказал он, - если ты собираешься до  рассвета

спасти меня и поразить насмерть нашего белого хозяина, подай знак,  господи,

пошли на нас молнию!

     И тут же приятель Большого Джона, сидевший в ветвях  сикоморы,  чиркнул

спичкой.

     - Хватит молиться, - испугался белый хозяин.

     Но Большой Джон его не послушался и продолжал свою молитву.

     - О господи милостивый, - сказал он, - если ты собираешься до  рассвета

спасти меня и поразить насмерть жену  нашего  белого  хозяина,  подай  знак,

господи, пошли на нас молнию!

     Бжик! - чиркнула в ветвях сикоморы вторая спичка.  На  этот  раз  белый

хозяин смолчал, испугавшись, видно, не на шутку, а  Большой  Джон  продолжал

молиться,

     - О господи справедливый, если ты собираешься  до  рассвета  освободить

всех негров и  поразить  насмерть  всех  наших  белых  хозяев,  подай  знак,

господи, чиркни молнией!

     Но приятель Большого Джона, сидевший на сикоморе, не успел в третий раз

чиркнуть спичкой. Белый хозяин опередил его и  быстрее  молнии  отпустил  на

волю всех своих рабов, а сам поскорей унес ноги, чтобы его здесь  больше  не

видели.

     Вот как Большой Джон принес  неграм  свободу.  Оттого  его  и  прозвали

Большой Джон Освободитель.

 

 

 

 

     Сэм Пэтч

 

     Когда   позволяла   погода,   мальчишки,    работавшие    на    большой

хлопкопрядильной фабрике в городе Потакет  штата  Род-Айленд,  после  работы

бежали скорей купаться. Было это лет полтораста  назад,  так  что  трудно  с

точностью утверждать, продолжают они и теперь этим зани-

     маться или уже бросили. Надо бы съездить в Потакет, проверить.

     Во всяком случае, в прежние годы мальчишки именно так поступали.

     А как быстрей всего очутиться в воде? Ну конечно же, прыгнув с моста  в

воду. Мост был довольно высокий, а река довольно глубокая, если  не  сказать

больше. Лучшего места для прыжка в воду, да особенно после тяжелого рабочего

дня, не придумать.

     Одного из этих мальчишек звали Сэм, а полностью Сэм Пэтч. Больше  ничем

он не был знаменит. Разве вот еще чем: он не просто прыгал с моста в воду, а

как-то по-особенному, это все замечали. Он  влезал  на  верхнюю  перекладину

моста и уж оттуда кидался вниз. Ногами вперед, вытянувшись в струнку,  носки

вместе, руки по швам.

     Позднее он, правда, изменил свой стиль.

     Когда Сэм готовился к прыжку, вокруг него собирались мальчишки  и  даже

взрослые. Когда же он решил прыгать с фабричной крыши, а это было много выше

моста, зрителей стало еще больше. Самая верхняя точка у  конька  крыши  была

футах в пятидесяти от воды и даже чуть побольше, представляете?

     Но Сэму ничего не стоило прыгнуть с такой высоты. Зато толпа  на  мосту

гудела и шумела от волнения. Да что  там  на  мосту  -  вдоль  всего  берега

располагались любопытные зрители.

     А потом Сэм перешел на другую фабрику,  она  была  много  выше  первой.

Крыша у нее была плоская, хоть бегай по ней  в  догонялки.  На  такой  крыше

очень удобно было разбежаться и лететь в воду ногами  вперед,  спину  прямо,

руки по швам.

     Но едва коснувшись воды, Сэм подгибал под  себя  коленки  и  -  раз!  -

перекувыркивался и уходил под воду, а потом взлетал вверх тормашками.

     Постепенно к Сэму пришла слава. В ее лучах грелись  даже  те,  кто  был

просто знаком с ним. Например, газеты поместили на своих  страницах  фамилию

его школьной учительницы, которая рассказала им, как Сэм начинал.

     Частенько случалось, что он перескакивал  через  класс,  сообщила  она.

Только не в том смысле, что  он  перескакивал  из  первого  класса  сразу  в

третий. Нет, частенько  он  просто  не  заглядывал  в  школу,  так  сказать,

проскакивал мимо. И всегда перескакивал через  трудные  слова,  когда  читал

домашнее задание. А на уроке арифметики спешил перескочить к ответу.

     Видите, как рано стали проявляться у Сэма таланты к прыжкам!

     Да, так после той фабрики Сэм перешел на третью, которая была еще выше.

Она находилась в Нью-Джерси и стояла у самого Пассейского водопада.  Прыгать

в него было одно удовольствие!

     У подножия водопада через глубокую расселину инженеры в это  время  как

раз наводили мост. Сначала на высоком берегу реки они собрали каркас  моста,

а потом обмотали его канатами, чтобы перебросить на другой берег.

     В день открытия моста готовился большой праздник.

     Сэм Пэтч пообещал, что тоже примет участие  в  празднике  и  по  такому

торжественному случаю  прыгнет  через  водопад.  Он  так  расхвастался,  что

насторожил полицию. Они очень боялись, что  он  может  разбиться  или,  чего

доброго, убиться насмерть. Но главное, зрителей больше будет  волновать  его

прыжок, чем открытие моста, а это уже никуда не годится.

     Однако остановить Сэма было невозможно. Он  спрятался  в  густой  роще,

раскинувшейся на берегу повыше водопада.  Когда  мост  начали  перебрасывать

через реку, какая-то деталь оторвалась от него и полетела в воду. Но  только

один Сэм это заметил, потому что он стоял выше всех, над самым водопадом.

     Беда была неминуема.  И  Сэм  выскочил  из  своего  укрытия,  закричал,

замахал руками и бросился с высоты семидесяти футов в  реку.  Под  водой  он

перекувырнулся  и  выскочил  на  поверхность.  Потом  подплыл   к   стальной

загогулине или еще там чему, что упало в воду, и вернул  необходимую  деталь

инженерам.

     Толпа ликовала. Даже полиция была довольна. Теперь можно было  спокойно

наводить мост.

     Это был торжественный момент в судьбе Сэма Пэтча. В этот день он принял

решение сделать прыжки целью своей жизни.

     Прямо на глазах у удивленной публики - и на глазах у  полиции,  которая

смотрела и молчала, - Сэм вышел на середину нового моста и прыгнул.

     Потом Сэм прыгнул с макушки самой высокой мачты самого большого корабля

в Нью-Йоркском порту. Куда бы Сэм ни пришел, он всюду собирал толпу.  И  чем

больше прыгал, тем сильнее привязывался к  этому  занятию.  Со  временем  он

кое-что добавил к своим выступлениям. Теперь, перед тем  как  разбежаться  и

прыгать в воду, он произносил небольшую речь.

     - Все выше и выше! - говорил он. - В жизни нет ничего невозможного. Сэм

Пэтч не подведет!

     Но и это было еще не все. Он добавил к своим выступлениям еще  медведя,

Сэм завел медведя и тоже обучил его прыжкам. Медведь всегда прыгал до  него,

но только после того, как Сэм произнесет свою речь.

     Так они и прыгали  в  разных  точках  Соединенных  Штатов,  где  только

встречались глубокие реки и водопады,  -  сначала  медведь,  потом  Сэм.  И,

постепенно совершенствуясь, Сэм достиг высшей точки на американской земле, о

какой он слыхал. Вы уже и сами, наверное, догадались, речь идет о Ниагарском

водопаде.

     Он торжественно объявил, что собирается со  своим  медведем  прыгать  с

вершины Ниагарского  водопада.  По  этому  случаю  наверху  выбрали  широкую

площадку - для  разбега  перед  прыжком.  С  этой  площадки  на  высоте  ста

семидесяти футов  в  водоворот  падала  отвесная  водяная  стена.  Сэм  Пэтч

внимательно  осмотрел  площадку,  потом  завязал  узлом  нашейный  платок  и

произнес свою речь.

     - Все выше,  выше  и  выше!  -  закричал  он,  стараясь  перекрыть  шум

водопада. - В жизни нет Ничего невозможного! Сэм Пэтч не подведет!

     Тысячи зрителей собрались по берегам реки  ниже  Ниагарского  водопада.

Они не слышали речи Сэма Пэтча, но они видели его жесты. Они увидели, как он

снял с шеи платок и обвязал его вокруг талии. Все знали, что  это  сигнал  -

сейчас он будет прыгать.

     Но сначала Сэм пожал лапу медведю, что-то шепнул ему на  ухо  и  слегка

подтолкнул вниз с площадки. Медведь прыгнул  отлично.  И  тут  же  вынырнул,

целый и невредимый.

     Тогда Сэм поцеловал край американского флага, еще раз произнес:

     - В жизни нет ничего невозможного!

     Быстро подошел к краю площадки и полетел вниз.

     В тот миг, когда он рассек  водяную  струю,  наступила  полная  тишина.

Выплывет или не выплывет? В порядке Сэм или...

     И вот гром рукоплесканий перекрыл грохот Ниагарского водопада - это Сэм

вынырнул из воды.

     И новы" взрыв аплодисментов, когда  Сэм  небрежно  помахал  гребцам  на

спасательных лодках, круживших под водопадом и готовых поспешить, если  что,

Сэму на помощь.

     Сэм покачался на волнах, как подобает великому пловцу, - а разве он  не

был великим пловцом? - и поплыл к берегу.

     Итак, Сэм Пэтч опять не подвел!

     Да, но  зато  после  прыжка  в  Ниагарский  водопад  Сэму  трудно  было

придумать что-нибудь посложней. И все-таки одна идея  забрезжила  у  него  в

голове.

     Можно было построить специальный помост выше любого водопада,  и  тогда

он, Сэм, так сказать, переплюнет любой водопад.

     И вот такой помост возвели - над водопадом Джениси  в  штате  Нью-Йорк.

Выше помоста никто еще не строил, но Сэм со своим медведем с легкостью  туда

взобрался.

     Когда Сэм оказался наверху, зрители, собравшиеся внизу, увидели, что на

нем новый модный костюм. Правда, вокруг шеи  у  него  был  повязан  знакомый

платок. А у

     медведя на голове - красный бант.

     Сразу было видно: предстоял ПРЫЖОК.

     Сэм балансировал на самом краю помоста. Казалось,  он  тысячу  раз  мог

свалиться вниз, и зрители каждый раз громко ахали - а-ах!

     Наконец Сэм подал сигнал и слегка подтолкнул медведя. Прыжок! И вот уже

медведь  показался  на  поверхности  бурлящей  реки.  Он  выплыл  на  берег,

встряхнулся и сел отдохнуть. Вот это выучка!

     И тогда Сэм сдернул с шеи платок и обвязал вокруг талии. Толпа  замерла

в напряжении. Сэм Пэтч приготовился побить мировой рекорд по прыжкам в воду.

     Раз! - и он полетел вниз стрелой. Великолепный прыжок!  Все  сошлись  в

этом мнении, пока Сэм еще не, успел выплыть.

     Но Сэм и не выплыл.

     Люди ждали, что вот-вот  покажутся  из  воды  его  ноги,  но  напрасно.

Поверхность реки оставалась ровной  и  гладкой.  Может  быть,  Сэм  придумал

какой-нибудь новый трюк? Или проплыл под водой и вылез  где-нибудь  ниже  по

течению, где его никто не ждал? А может, спрятался за корягой?

     Предположений было тысячи. Но прошло уже много времени, а Сэма так и не

нашли. И все решили, что он утонул.

     На этот раз Сэм Пэтч перепрыгнул свои возможности, говорили все.

     Но люди ошиблись. Один дряхлый старец, который уехал в Австралию вскоре

после того, как Сэм Пэтч совершил свой последний  и  самый  высокий  прыжок,

рассказал потом, что же случилось на самом деле.

     Когда Сэм прыгнул, он не рассчитал и слишком глубоко ушел под воду, так

что ему легче было выплыть по другую сторону Земли, чем возвращаться на свой

берег. Вынырнул он как раз у берегов Австралии.

     Там он научил кенгуру прыгать. Говорят, они не разучились это делать  и

поныне.

 

 

 

 

     Йо Мадьярок

 

     Однажды  в  железных  рудниках  Питтсбурга   случилась   презанятнейшая

история.

     Было это много-много лет назад. Один рудокоп целый  день  проработал  в

шахте глубоко под землей. Ему  надо  было  пробурить  шурф,  чтобы  заложить

динамит, потому что после взрыва драгоценную руду легче добывать.

     И вдруг он натолкнулся на что-то уж слишком твердое. Он ударил раз, два

и услышал в ответ звон металла. Рудокоп заложил динамит, раздался  взрыв,  и

во  все  стороны  полетели  куски  породы.  Но  когда  он  стал   заниматься

расчисткой, он опять наткнулся  на  что-то  твердое  и  опять  услышал  звон

металла. Наконец он раскидал всю кучу руды, и  пред  ним  предстал  огромный

человек.

     Да, да, человек, но только из железа. И такой огромный,  что  ручищи  у

него были, как ноги у слона. Железный человек сел, потянулся, ухмыльнулся во

весь рот и спросил, где тут поблизости сдают комнаты. Да чтоб  непременно  с

хорошим пансионом, то есть с хорошим завтраком, обедом и ужином.

     Не знаю, что бы вы стали делать, если бы  железная  глыба,  которую  вы

только что откопали из-под земли,  спросила  у  вас,  где  найти  комнату  с

хорошим пансионом? Знаю только, что сделал этот рудокоп. От неожиданности он

не придумал ничего иного, как просто ответить:

     - Говорят, у миссис Хорки в Питтсбурге подают лучшую тушеную капусту на

обед.

     - Благодарю, - сказал железный человек, - стало быть, мне туда.

     И он быстро зашагал прочь. Наш рудокоп даже  не  успел  ему  задать  ни

одного вопроса.  Железный  великан  вскочил  в  широкую  вагонетку  длинного

состава, везшего руду в  большой,  дымный  город  Питтсбург,  где  эту  руду

переплавляли на сталь. Он уже носом почуял, что скоро будет  у  цели,  когда

услышал живительный чадный запах сталелитейных заводов, и очень  волновался,

удастся ли ему отыскать миссис Хорки.

     Но вот его нюх уловил кое-что получше запаха плавящейся стали.  То  был

запах тушеной капусты! Перегнувшись через край вагонетки,  железный  человек

увидел ряд столов, накрытых под деревьями посреди широкой поляны, и нарядных

людей, видно собравшихся здесь на пикник или еще по какому случаю.

     Железный  гигант  единым  махом  перескочил  через  борт  вагонетки   и

направился прямиком к этим людям, чтобы спросить у них дорогу к дому  миссис

Хорки или, точнее сказать, к ее тушеной капусте. Но никто даже  не  поглядел

на него, потому что внимание гостей было приковано к Стиву Местровичу.

     Стив Местрович стоял на высокой трибуне, которую он сам возвел  посреди

поляны. Рядом с ним стояла его прехорошенькая дочка Мэри.  Красотка  -"краше

не найти. А вокруг собрался  весь  цвет  сталелитейщиков  страны  -  рослые,

крепкие, могучие. Они все пришли сюда, чтобы помочь Мэри  Местрович  выбрать

жениха.

     Что поделаешь, Стив Местрович заявил, что самой хорошенькой девушке  на

свете, то есть его дочке, нужен самый сильный жених. А  чтобы  выбрать  его,

самый верный способ - устроить состязание. Об этом сейчас  Стив  как  раз  и

говорил со своей трибуны, держа дочь за руку.

     - Я приготовил для вас три кусочка! - и он  указал  на  три  тяжеленные

металлические отливки, лежавшие рядком на трибуне. -  Меньший  весит  триста

пятьдесят фунтов.

     Триста пятьдесят фунтов - это  полтораста  килограммов  с  гаком,  сами

знаете.

     - Средний, - продолжал Стив, - весит  пятьсот  фунтов.  А  последний  -

столько, сколько первые два, вместе взятые. Значит, так: кто надеется  стать

женихом моей дочки, прошу сюда!

     Молодые люди зашевелились и стали пробираться к трибуне.

     - Первое условие. Мэри выйдет замуж только за сталелитейщика.  Так  что

фермеров и рудокопов прошу не беспокоиться, спокойно есть тушеную капусту  и

перехо-

     дить затем к сладкому. Условие второе.  Кто  не  осилит  поднять  самый

легкий кусок, вернется к столу и сядет рядом с детьми. Кто  не  справится  с

пятисотфунтовой  отливкой,  сядет  за  стол  рядом  с  женщинами.  Настоящий

мужчина, который выше всех поднимет большой кусок,  пусть  женится  на  моей

дочке хоть сегодня. Конечно, если он приглянется ей.

     Все  молодые  сталелитейщики  с  берегов  полноводной   Манонгела-Ривёр

выстроились в цепочку и по очереди стали поднимать трехсотпятидесятифунтовый

кусок металла. Все справились отлично, кроме двух неудачников  из  Хомстеда.

Что ж, им пришлось ретироваться и сесть за стол рядом с детьми.

     Теперь все, кто мог продолжать состязание, взялись  за  пятисотфунтовую

отливку. Они пыхтели, и потели, и поднатуживались, но только  троим  удалось

поднять ее. То были Пит Пассик, Эли Становски и один парень из Джонстауна.

     И вот Пит взялся за самый тяжелый кусок. Нет, поначалу ему  не  удалось

даже оторвать его от земли. Но он  поднатужился  и  одним  рывком  приподнял

тяжелый брусок на полтора дюйма, то есть примерно на три пальца,  и  тут  же

уронил его.

     Потом Эли Становски скинул рубаху, потер ладони сухой землей, чтобы они

не скользили, и тоже взялся за брус. Но выше дюйма ему так и не удалось  его

поднять.

     Тогда встал с места парень из Джонстауна.  Сначала  он  произнес  очень

прочувствованную речь о том, что он намерен сделать с этим  куском  металла.

Но ни на кого это не произвело впечатления, а Стив Местрович  даже  заскучал

как-то. Да что там говорить, разве сталелитейные заводы в  Джонстауне  могли

сравниться с заводами Питтсбурга? Стив мечтал, чтобы его дочка  вышла  замуж

за человека, который работает там, где выплавляется больше стали!

     Закончив речь, парень из Джонстауна взялся за сталь-

 

     Дюйм - мера длины, 2,5 см.

 

     ную отливку. Лицо его налилось кровью. Жилы на шее вздулись. Пот градом

катил с него. А стальной брус ни с места.

     И тут грохнул смех железного человека.

     Он затерялся где-то в  толпе,  и  сначала  никто  не  обращал  на  него

внимания.  Ну  еще  бы,  все  были  заняты  состязанием.  Железный   человек

прямо-таки надрывался от смеха. Потом, ухмыляясь, подошел к  трибуне,  одной

рукой подхватил беднягу из Джонстауна, а другой тяжелую отливку.  И  помахал

ими у себя над головой.

     Парень из Джонстауна завопил, словно мальчишка, которого  вдруг,  ни  с

того ни с сего, заставили мыть шею.

     - Да угомонись ты! - рыкнул на него  великан,  и  голос  его  прогремел

громче сталелитейного цеха, когда тот на полном ходу. - Нельзя и пошутить...

     И он осторожненько опустил молодца из Джонстауна на землю.  А  потом  -

раз! - и скрутил узлом все три отливки прямо  на  глазах  у  развеселившейся

толпы.

     Стив Местрович был на седьмом небе от счастья.  Как  он  гордился,  что

нашелся-таки достойный жених для его дочки Мэри!

     - Откуда ты взялся? Как звать-то тебя? - спросил он великана.

     - Йо Мадьярок! - ответил детина, расплывшись в улыбке.

     На это раздался веселый смех. А дело  в  том,  что  собрались  там  все

больше венгры. Они-то хорошо знали, что означает "йо мадьярок" - мол, "мы из

добрых венгров", вот мы кто.

     - Йо мадьярок, - повторил железный великан.  -  Я  и  работаю,  как  йо

мадьярок, и ем, как йо мадьярок. Зови меня Йо Мадьярок. Знай наших!

     Стив Местрович был счастлив и горд, однако он хотел,  чтобы  состязание

проходило по всем правилам. И решил  проверить,  а  правда  ли  Йо  Мадьярок

сталелитейщик, о чем и спросил его прямо.

     Тогда Йо Мадьярок стянул с плеч рубаху и ударил себя  в  грудь  могучим

кулаком. Гул раздался от этого удара,

     словно тяжелым молотом стукнули  по  чугунному  котлу.  И  все  увидели

стальные мышцы великана.

     Сомнений не оставалось, Йо Мадьярок истинный сталелитейщик.

     - Что ж, у тебя все права жениться на моей дочке, - сказал ему Стив.  -

Разумеется, если она сама не против. Ты выиграл состязание по всем правилам!

     Но Йо Мадьярок сконфуженно улыбнулся и сказал:

     - Спору нет, краше вашей Мэри нет девушки на свете!  Если  б  только  у

меня было время, чтоб жениться, лучшей невесты мне бы  не  сыскать.  Да  вот

беда, ведь женатый человек, хочешь не хочешь,  должен  хоть  изредка  сидеть

дома, а я не  могу  себе  этого  позволить.  Никак  не  могу!  Мне  положено

работать. Работать больше всех! А потом, сдается  мне,  вашей  дочке  больше

хочется выйти за Пита Пассика.

     И это была сущая правда. Так что вечером устроили богатый пир по случаю

свадьбы Мэри Местрович и Пита Пассика. Все честь честью. Прямо со свадьбы Йо

Мадьярок отправился в город и нашел пансион миссис Хорки.

     - Говорят, вы лучше всех  в  Питтсбурге  готовите  тушеную  капусту,  -

сказал он ей. - Так вот, мне надо пять порций тушеной капусты в  день,  а  о

постели можете не беспокоиться.

     - Где же тогда вы собираетесь спать? - полюбопытствовала миссис Хорки.

     - Я не сплю, - объяснил ей Йо Мадьярок. - Я только работаю и ем.  Ем  и

работаю.

     Миссис Хорки приготовила для него пять порций тушеной капусты, а  потом

показала ворота сталелитейного завода. Он был расположен как раз напротив ее

дома, только через дорогу перейти.

     Хозяин поставил Йо Мадьярока к печи № 7. Эта печь, как,  собственно,  и

все остальные, переплавляла металлолом и чугунные чушки на крепкую сталь.  С

добавлением известняка, разумеется.  Как  правило,  чтобы  заложить  тяжелую

шихту,  то  есть  всю  эту  железную  кашу,  в  печь,  рабочие  пользовались

специальными вагонетками с откиды-

     вающимся кузовом. Но Йо Мадьяроку они не понадобились.

     Он хватал большущие охапки железных обломков и  чугунных  чушек,  потом

пригоршни известняка и сам заряжал ими раскаленную печь. А  пока  в  печи  с

гулом и ревом полыхал огонь, он голыми руками равномерно  помешивал  кипящий

металл, чтобы сталь сварилась как надо. Вы, наверное, знаете, что  к  каждой

печи приставлен человек в защитных очках, чтобы через особый глазок следить,

как варится сталь. Но Йо Мадьярок не признавал никаких  очков,  глазков  или

помощников. Когда, по его расчетам, сталь была почти готова, он  запускал  в

нее руку и определял на ощупь, готова  ли  эта  раскаленная  добела  кипящая

масса. А потом пальцем выбивал затычку в боку у печи.

     Обычным  сталелитейщикам  приходится  пользоваться  для  этого  тяжелым

ломом, сами понимаете. А как же иначе выбить толстенную пробку, сделанную из

прессованного песка с глиной?

     Стоило пробке вылететь, и из  печи  вырывался  огненный  поток  жидкого

металла. Йо Мадьярок хватал его руками, ждал, пока  сталь  чуть  остынет,  и

тогда пропускал ее сквозь пальцы. Так он  готовил  отличные  железнодорожные

рельсы.

     А  вообще-то  изготовление  железнодорожных  рельсов  требовало   много

времени. Как правило, жидкая сталь сначала лилась  в  огромный  ковш.  Потом

этот ковш подхватывался подъемным краном, который свободно гулял по  рельсам

над головой. Подъемный кран опрокидывал ковш с жидкой сталью в опоку  -  это

такая особая литейная форма. А когда  сталь  там  остывала,  ее  раскатывали

большущими роликами, и получались рельсы.  Так  что  представляете,  как  Йо

Мадьярок ускорил сталелитейный процесс?

     Одно было плохо: Йо Мадьярок так быстро работал,  что  скоро  к  заводу

было не подступиться - всюду лежали рельсы. Рельсы на рельсах, и на  рельсах

еще рельсы. Ни пройти, ни проехать, ни войти, ни выйти из завода. При-

     шлось хозяину завода дать остальным рабочим выходной день.

     А после этого на заводе сломался прокатный  стан.  На  нем  изготовляли

стальную обшивку  для  морских  судов.  Хозяин  бросился  за  помощью  к  Йо

Мадьяроку.

     Йо Мадьярок не мог ему отказать. Он сам не любил,  когда  работа  вдруг

останавливалась, и поспешил заменить прокатный  стан.  Что  ж,  у  него  это

получилось очень неплохо.

     Он бросал на пол длинные металлические отливки и топтал их ногами, пока

они не делались плоскими и гладкими. А тогда брал их  в  руки  и  вытягивал,

вытягивал, чтобы сделать потоньше.

     А в другой раз остановился инструментальный цех. И хозяин опять  позвал

Йо Мадьярока на помощь.

     Йо Мадьярок брал большие листы железа, разжевывал их  своими  стальными

зубами на кусочки как раз нужного размера.

     Он был мастер на все руки, стальной Йо Мадьярок,  и  мог  выполнять  на

сталелитейном заводе любую работу.

     Но вот настали трудные времена. Многие фабрики и  заводы  остановились.

Почти никому больше не нужен был новый металл и новая сталь. Для рабочих  не

хватало работы. И они отправили к Йо Мадьяроку делегацию, которая  попросила

его работать помедленнее, чтобы осталось дела  и  для  других.  Конечно,  он

согласился. Но и это не  помогло.  Никто  уже  не  покупал  сталь,  и  завод

пришлось совсем закрыть.

     - Засыпайте огонь! - приказал рабочим хозяин завода.

     Это означало, они должны погасить печи и прекратить выплавку стали.

     Рабочие погасили печи и разошлись по домам. Все,  кроме  Йо  Мадьярока.

Никто так и не узнал, куда же он делся.

     Однако все проходит, все меняется. Прошли  и  трудные  времена.  Стране

снова понадобилась сталь на рельсы, и на обшивку кораблей, и на всякое такое

прочее.

     Но больше всего потребовалось стали, чтобы сделать новые  сталелитейные

заводы. Рабочие вернулись к своим печам и стали раздувать в них огонь.

     Пришлось хозяину нанимать целую бригаду рабочих, чтобы разогреть  самую

большую печь № 7, потому что Йо Мадьярок так и не объявился.

     Вскоре в огромные ковши снова  полилась  раскаленная  добела  сталь.  И

тогда рабочие вдруг услышали знакомый

     голос:

     - Ну как, удалась? - это про сталь.

     Никто из них не мог сообразить, откуда шел этот голос, пока не  увидели

вдруг Йо Мадьярока. Он сидел в ковше, окунувшись в расплавленный  металл  по

самый подбородок.

     Только теперь все догадались, где же  он  пропадал  все  эти  годы.  Он

оставался на своем заводе, в самой большой

     печи № 7.

     Хозяин страшно разволновался.

     - Скорей вылезай! - крикнул он. - Ты расплавишься!

     Но Йо Мадьярок только ухмыльнулся: мол, знай наших!

     Ему было весело оттого, что он станет частицей той стали, что пойдет на

строительство  новых  сталелитейных  заводов,  которые  дадут   работу   его

друзьям-сталелитейщикам. Таков уж он был. Йо Мадьярок.

     Ему хотелось, чтобы на этот раз выплавлялась самая лучшая сталь,  лучше

которой не было прежде. И потому он остался в ковше и расплавился.

     А подъемный кран подцепил  ковш  и  выплеснул  расплавленный  металл  в

опоку. Умные машины сформовали из металла разные детали,  которые  пошли  на

строительство новых заводов.

     С тех пор, когда удается выплавить хорошую сталь,

     сталелитейщики всегда говорят: - Йо Мадьярок!

 

 

 

 

     Мешок правдивых небылиц

 

     Сколько б мы ни рассказывали вам про чудо-героев и  чудеса,  какие  они

творили, всего мы  никогда  не  перескажем.  Что  ж,  неудивительно.  Страна

Америка ведь такая большая, и всегда  где-нибудь  что-нибудь  да  происходит

небывалое.

     Мы, к примеру, не успели рассказать про знаменитых неповторимых женщин.

Взять хотя бы внучатую  племянницу  Поля  Баньяна,  которая.живет  теперь  в

Техасе. Чтобы не потерять спортивную  форму,  она  каждое  утро  начинает  с

пробежки по колючей проволоке. Босиком. С дикой кошкой под мышкой.

     Или вот Энни Кристмас. Долгие годы  Энни  хозяйничала  и  распоряжалась

всем в низовьях Миссисипи. Было это еще  в  те  времена,  когда  ходили  под

парусами на плоскодонках, а пароходов не было и в помине. Рассказывают, Энни

никому спуску не давала и, чуть что, лезла в драку.

     Не знаем, правда или нет, но будто она самого  Майка  Финка  выжила  из

Луизианы.  Хотя  трудно  этому  поверить,  Майк  Финк  никогда  бы  не  стал

связываться с женщиной, а уж драться и подавно не  стал  бы,  даже  с  такой

великаншей, как Энни Кристмас.

     Энни ростом была семи футов, а весила  почти  что  триста  фунтов.  Бог

знает откуда приходили любопытные, чтобы посмотреть на нее. Энни очень  этим

гордилась. Она подхватывала один мешок с мукой под одну руку, другой  -  под

другую, а третий несла на голове. Вот какая силачка была Энни Кристмас!

     Однажды Энни очень спешила. Она возвращалась из Нового Орлеана на своем

плоскодонном паруснике - кильботе -  вверх  по  течению.  Команда  старалась

вовсю. Это были молодцы ребята - полукрокодилы, полукони,  как  и  все,  кто

служил на реке в то время. Но Энни угодить было трудно.

     Ей  хотелось  быстрей  и  еще  быстрей.  Она  схватила  длинный  канат,

привязала один конец к мачте, а за другой потащила  кильбот  вверх  по  реке

вдоль

     по берегу. Она тянула  кильбот  с  такой  силой,  что  он  не  плыл,  а

прямо-таки летел.

     И все-таки, хотя Энни сама прекрасно справлялась со  всеми  делами,  ей

стало много легче, когда она вышла замуж и родила себе помощников. Сначала у

нее родились подряд две пятерняшки,  а  потом  еще  и  близнецы.  И  все  ее

двенадцать мальчиков за год вырастали на фут, так что к семи годам каждый из

них был с нее ростом.

     Со временем ее двенадцати великанам стало тесновато в штате  Миссисипи.

К счастью, они услышали про Техас  и  отправились  все  туда.  В  Техасе  на

завтрак каждый получал длиннорогую техасскую корову.

     К нашему времени длиннорогие техаски все повывелись, но техасские парни

так и остались самыми высокими и сильными на американской земле. Все  они  -

потомки Энни Кристмас и ее двенадцати сыновей.

     Между прочим, совсем недавно стало известно, что один из  сыновей  Энни

Кристмас приходился отцом Пекосу Биллу. Вот как!

 

 

 

     Матушка Кэт

 

     В истории американского народа было много эпизодов, которые обидно было

бы похоронить в ученых книгах,  и  их  стали  рассказывать  из  поколения  в

поколение. Отец передавал их  своему  сыну,  друзья  -  своим  друзьям.  Так

исторические события вошли в народное творчество, стали легендами.

     Такие легенды рассказывают про двух  отважных  женщин,  матушку  Кэт  и

Эгнес Гобсон, про двух горячих скакунов - Серебряную Подкову  и  Ласточку  и

про капитана Худа из Джорджии.

     Серебряная  Подкова  был  седой  красавец  скакун,   рослый,   гладкий,

выносливый жеребец. Он да еще вороная лошадка, по кличке  Ласточка,  прибыли

из конюшни самого генерала Джорджа Вашингтона. Знаменитый генерал подарил их

капитану Худу, принимавшему  участие  во  многих  битвах  под  командованием

генерала Вашингтона. Кони эти вели свою родословную от арабских скакунов,  а

утверждают, что это лучшие скакуны на свете. Они могли лететь, как ветер,  а

могли ступать тише кошки, и они все понимали, что говорил хозяин.

     Капитан Худ очень ценил этих  скакунов  и  привел  их  с  собой,  когда

обосновался в штате Джорджия. С Серебряной Подковой он не расставался  ни  в

мирное время, ни в дни войны.

     А в те дни шла суровая война. Освободительная война против  английского

короля, чьи войска хозяйничали в тринадцати колониях,  которые  потом  стали

свободными штатами.  Сражения  шли  повсюду,  но  особенно  жаркие  битвы  в

последние годы войны были на Юге.

     Капитан Худ к тому времени был уже произведен в генералы, он был первым

в любом сражении, верхом на Серебряной Подкове. Верный конь  не  раз  спасал

ему жизнь.

     Но однажды генерал был тяжело ранен и попал к  британцам  в  плен.  Его

отправили в форт Корнуоллис в Огасте и бросили в тюрьму.  Комендантом  форта

был генерал Браун, человек грубый и беспощадный.

     То были черные дни для  Америки.  Британские  солдаты  жгли  и  грабили

американские дома, вытаптывали поля и посевы. Мятежным американцам  не  было

пощады, и генерала Худа не раздумывая приговорили к смерти.

     Эта ужасная весть мгновенно долетела  до  его  владений,  которые  были

расположены неподалеку. Всех  охватила  горькая  печаль.  Госпожа  Худ,  его

родственники и друзья, даже негры-рабы горевали и убивались по нем.

     Среди его рабов была уже немолодая негритянка,  которую  звали  матушка

Кэт. Она была  женщина  сильная  и  бесстрашная.  Красивой  ее  нельзя  было

назвать, зато она отличалась быстрым умом, и все уважали и любили ее.

     Прослышав о несчастье, она сразу пришла к своей госпоже.

     - Я освобожу масса Худа, - сказала она. - Только для  этого  мне  нужна

Ласточка. С остальным я справлюсь

     сама.

     - Но как же это у тебя выйдет, Кэт? Почему ты думаешь, что удастся?

     - Я увидела во сне  белую  лошадь  и  загадала.  Я  знаю,  мое  желание

сбудется. Доверьтесь мне во всем!

     И она рассказала госпоже, что задумала. Убедившись, что другого  выхода

нет, госпожа Худ согласилась.

     Матушка Кэт села верхом  на  Ласточку,  которая  была  ничуть  не  хуже

Серебряной  Подковы,  и  поскакала  в  Ога-сту,  расположенную  примерно   в

пятидесяти милях от

     плантаций Худа. Там и был форт Корнуоллис, где  находился  под  стражей

генерал Худ.

     Не доезжая до города, она зашла  к  своим  друзьям  и  оставила  у  них

Ласточку. Она попросила спрятать ее от  чужих  глаз  и  сказала,  что  скоро

вернется. Потом она раздобыла большую бельевую корзину, поставила ее себе на

голову и пошла в форт Корнуоллис.

     Соображала матушка Кэт хорошо, и язык у нее был подвешен  неплохо.  Она

прямиком направилась к офицеру, командовавшему фортом, и сказала, что  хочет

подработать стиркой и охотно взялась бы стирать господам офицерам простыни и

рубашки.

     - А ты разве умеешь гладить как надо наши блузы с оборками?  -  спросил

офицер.

     - Я все умею! - сказала матушка Кэт. - Даже на деревья лазить  не  хуже

кошки. А уж рубашки с оборками никто лучше меня не гладит во всей  Джорджии.

Вот увидите, в моих руках они станут как новые.

     Офицеру понравилось ее открытое лицо, широкая улыбка и живая смекалка.

     - Если ты такая мастерица, как же случилось, что ты ищешь работу?

     - Плоха пчела, которая дает меньше меду, чем может.

     - Так стало быть, ты хорошо гладишь рубашки с оборками?

     - Хвастаться не хочу, но так оно и есть. Хоть  сладко  петь  ворона  не

умеет, но уж никто не скажет, что от нее мало шуму.

     Офицер улыбнулся в ответ. Не так-то легко было найти  женщину,  которая

умела хорошо гладить офицерские рубашки с рюшами и оборками.

     Матушке Кэт доверили работу, какую она просила, и она справилась с  ней

отлично. Каждый день она являлась в форт со своей большой бельевой корзиной,

забирала  грязные  рубашки  и  каждый  вечер   возвращала   их   чистыми   и

отглаженными.

     Кэт нравилась всем,  потому  что  любила  пошутить  и  посмеяться.  Она

постаралась свести дружбу со всеми сол-

     датами форта, даже с теми, кто охранял вход в тюрьму. И вскоре  входила

и выходила из тюрьмы так же просто, как из своего дома.

     Генерал  Худ  тут  же  узнал  ее,  но  она  вовремя  бросила  на   него

предупреждающий взгляд, чтобы он этого не показал.

     Однажды как бы в шутку она сказала генералу Худу в

     присутствии стражника:

     - Я могу и вам стирать рубашки, масса Худ, пока вы сидите тут в тюрьме,

если, конечно, хотите.

     - Хочу и очень даже, голубушка, - сказал генерал. - И  с  удовольствием

заплачу тебе за это.

     - Пока не получите разрешения от генерала Брауна, это  воспрещается,  -

вмешался стражник.

     - Ну, разрешение получить нетрудно, не  труднее,  чем  белке  разгрызть

орех, - улыбаясь, сказала Кэт.

     Через несколько  дней  она  принесла  генералу  Брауну  его  рубашки  с

оборками и рюшами, которые она отгладила с  особым  тщанием.  Он  был  очень

доволен и похвалил ее за прекрасную работу.

     Лицо матушки  Кэт  так  и  светилось  гордостью.  Она  поблагодарила  и

сказала:

     - Генерал, тот узник, которого вы держите в тюрьме и собираетесь  скоро

казнить, просил меня постирать рубашки. Вы не возражаете?  Он  говорит,  что

заплатит. А руки у меня загребущие и, если вложить в  них  побольше  пенсов,

получатся золотые гинеи.

     Генерал Браун рассмеялся шутке и заметил:

     - Ну что ж, он в надежных руках и, думаю, долго носить рубашки  ему  не

придется. Можешь  постирать  для  него,  если  хочешь.  Пусть  отправится  в

последний путь в чистой рубашке.

     С того дня матушка Кэт стала часто видеться с генералом Худом, и  когда

они остались вдвоем, она рассказала ему про свой  план.  Он  только  покачал

головой,  считая,  что  все  это  неосуществимо.  Однако  матушка   Кэт   не

сомневалась  в  удаче,  а  поскольку  для  генерала  это  была  единственная

возможность спасти жизнь, он согласился.

     Как говорится, утопающий хватается и за соломинку.

     Вскоре после этого смелая заговорщица узнала, что  генерала  собираются

расстрелять через несколько дней.

     Она тут же кинулась в тюрьму.

     - Вы слышали колокольный звон, генерал? - спросила она  его.  -  Это  в

церкви поблизости. - А потом шепотом добавила: - Завтра, когда я принесу вам

рубашки, будьте готовы.

     На другой день матушка Кэт пришла в форт  уже  к  вечеру.  Она  раздала

британским офицерам выглаженное белье, забрала то, что надо было стирать,  и

по дороге заглянула в тюрьму, чтобы отдать генералу Худу и его вещи.

     Уже стемнело, и в  камере  они  оказались  вдвоем.  Кэт  вытряхнула  из

корзины все грязное белье и, поставив ее на пол, сказала:

     - Скорей, масса Худ, ложитесь в корзину  и  свернитесь  клубком,  точно

щенок!

     - Ну что ты! Тебе не донести. Я тяжелый.

     - Какой вы тяжелый? Для мужчины вы не крупный, только ум у вас большой.

Ну, а я и женщина крупная, и голова у  меня  сильная.  Быстрей  залезайте  в

корзину.

     Она была права. Генерал Худ прекрасно уместился в корзине. Матушка  Кэт

набросала сверху белье, обеими руками подняла с  полу  корзину  и  поставила

себе на голову. Придерживая корзину за край, она не спеша вышла  из  камеры,

как делала уже не раз.

     В дверях стоял стражник.

     - Ох и тяжелая у меня сегодня  корзина,  -  пожаловалась  она  молодому

солдату.

     - С тех пор, как ты стала  сюда  ходить,  наши  офицеры  готовы  менять

рубашки хоть каждый день, - посочувствовал ей солдат.

     - Чем больше, тем лучше, лишь бы платили! - сказала матушка Кэт. - Я уж

подумываю, не поднять ли мне цену.

     - Только не для нас, бедных солдат.

     - Да что мне с вас брать-то? Нет уж, с офицеров мне идет урожай золотыми,

а с вас - жалкими медяками. Ими не разживешься!

     Солдату понравился ее ответ, и он свободно  выпустил  ее  из  тюрьмы  и

проводил за ворота, как делал это каждый день.

     Сначала она шла очень спокойно, не торопясь, но как только форт  за  ее

спиной скрылся за деревьями и часовые ей были больше не страшны, матушка Кэт

опустила корзину на землю и генерал Худ вылез из нее. Было уже совсем темно.

     - Спрячьтесь за деревьями, мой господин,  и  подождите  меня  здесь.  Я

велела прислать из ваших конюшен Серебряную Подкову. Сама я прискакала  сюда

на Ласточке. На таких прекрасных лошадях нас  никто  не  нагонит.  Я  сейчас

схожу за ними.

     Она скрылась в темноте, и не успел генерал и глазом моргнуть,  как  она

вернулась с конями. Генерал Худ вскочил  верхом  на  Серебряную  Подкову,  а

матушка Кэт - на Ласточку. Кони взвились точно молнии  и  вмиг  долетели  до

плантации.

     Все очень радовались, что  побег  удался,  и  хвалили  матушку  Кэт,  и

благодарили ее. В честь генерала Худа и матушки Кэт устроили настоящий  пир.

И в честь Серебряной Подковы и Ласточки, разумеется, тоже.

 

 

 

     Эгнес Гобсон

 

     Однако война продолжалась.  И  генерал  Худ  снова  был  в  самой  гуще

сражений. Он вел своих солдат з бой, не ведая ни  страха,  ни  сомнений.  Но

пули не знают пощады, и в одном трудном бою  он  был  дважды  ранен.  Второй

раз - в ногу.

     Дела у американцев складывались не очень-то удачно. В Северную Каролину

прибыл генерал Грин, и  теперь  он  вел  американских  солдат.  Генерал  Худ

чувствовал себя несчастным оттого, что ему приходилось отсиживаться  дома  и

из-за ранения бездействовать.

     Однажды на плантацию Худа явился солдат.  Он  шел  от  генерала  Элиджа

Кларка из штата Джорджия с донесениями к генералу Грину.  Как  на  грех,  на

плантации Худа не было ни души. А сам генерал Худ еще не мог  двигаться.  Он

был просто в отчаянии. Ни одного мужчины не осталось в  его  владениях,  все

ушли на войну.

     Плантация Худа соседствовала с плантацией Гобсонов. Ею занималась  сама

госпожа Гобсон, на Юге для женщины это было дело обычное. Эгнес Гобсон  была

славной женщиной.  Она  прекрасно  знала  толк  в  лошадях  и  очень  любила

животных. Она была женщина сильная, отважная и настоящая патриотка.

     Когда она узнала, какие трудности у генерала Худа, она тут же пришла  к

нему и предложила отвезти донесение.

     - Только для этого мне потребуется Ласточка, - сказала она.

     - Нет, нет, госпожа Гобсон, - сказал генерал Худ, -  поездка  предстоит

долгая и очень опасная. Даже дюжий мужчина может не выдержать.

     - Я ничего не боюсь, - сказала госпожа Гобсон, - и могу  не  слезать  с

лошади хоть несколько дней подряд. А Ласточке, я знаю, можно довериться. Это

самая быстрая лошадь во всей Джорджии.

     - Но ведь вы - леди! - сказал генерал.

     - Леди - южанка, не забывайте!  Значит,  тем  лучше.  И  надежней.  Как

женщину, меня скорей пропустят туда, где мужчине нельзя и  показаться.  Буду

говорить по дороге, что еду к родственникам в Каролину...

     - Да, но...

     - И мне ничего не стоит спрятать  донесение  в  прическе.  Никому  и  в

голову не придет искать его там. Прошу вас только, разрешите мне взять  вашу

Ласточку. Вдвоем мы справимся с этим делом!

     Посылать  было  больше  некого,  и  генерал,  передав  госпоже   Гобсон

донесение, с тяжелым сердцем распрощался с ней и со своей любимой Ласточкой.

     Путь предстоял трудный, в особенности для женщины.

     Весь день в седле, а вокруг - враги. Днем Эгнес Гобсон скакала  верхом,

а на ночь останавливалась у друзей или у врагов. Никто не смел отказать леди

в ночлеге.

     На третью ночь ей пришлось остановиться в каком-то подозрительном доме,

Когда она постучала в дверь, громко залаяла  собака.  Вышел  хозяин,  и  она

спросила у него о ночлеге.

     Что ж,  в  доме  есть  одна  свободная  комната  с  чистой  постелью  в

пристройке  рядом  с  гостиной,  предложил  он.  Леди  Гобсон   с   радостью

согласилась, она так устала. Хозяин пригласил ее сначала в гостиную, где уже

сидело несколько мужчин, только что спешившихся. Она слегка подкрепилась  и,

извинившись, собралась уйти к себе, чтобы лечь.

     Хозяин указал ей на боковую дверь из гостиной, зажег фонарь  и  сказал,

что ее ждет там чистая постель. Она  поблагодарила  его,  но,  взяв  фонарь,

решила  пойти  сначала  посмотреть,  как  устроили  ее  лошадь.  Вскоре  она

вернулась с седлом в руках.

     - Я привыкла хранить седло рядом с постелью, для  верности,  -  как  бы

между прочим заметила она.

     Потом, пожелав всем доброй ночи, ушла  в  предоставленную  ей  на  ночь

комнату. Освещая фонарем все углы, она осмотрелась. В  комнате  было  только

одно окно с закрытыми ставнями. В углу  стояла  узкая  кровать.  Она  задула

фонарь и, не снимая одежды, легла. А седло положила рядом с постелью на пол.

Ей почему-то было не по себе,  но  почему,  она  не  понимала.  Из  гостиной

доносились приглушенные голоса. Она прислушалась к ним.

     Вскоре она услышала, что вошли новые постояльцы. И вдруг она совершенно

проснулась. Один из мужских голосов сказал:

     - Я узнал лошадь, что стоит в конюшне. Это лошадь  опасного  мятежника.

Самая быстрая во всем штате. Могу побиться об заклад, всадник везет с  собой

важные военные донесения врагу короля.

     - Да это дама, - заметил кто-то. - Она сказала, что едет  к  друзьям  в

Каролину.

     - Я хорошо знаю всех местных жителей. Дайте мне взглянуть на нее,  и  я

вам сразу скажу, за кого она, за короля или за мятежников.

     - Похоже, ты прав. Скорей всего, она за мятежников.

     - Тогда пошли, посмотрим. Голоса смолкли.

     Эгнес Гобсон крепко  зажмурила  глаза  и  постаралась  дышать  ровно  и

глубоко.

     Она услышала шарканье ног и шаги совсем рядом с ее дверью. Потом  опять

настала тишина. Они, видно, прислушивались.  И  вот  дверь  начала  медленно

отворяться. Она лежала не  шелохнувшись.  Дверь  распахнулась,  и  осторожно

вошли трое мужчин. У первого был фонарь,  который  он  прикрывал  рукой.  На

цыпочках он подошел к постели, поднял фонарь и внимательно  оглядел  госпожу

Гобсон. Потом повернулся и вышел из комнаты. Прочие последовали за ним.  Они

тихо притворили дверь. Эгнес Гобсон  тут  же  вскочила  и  приложила  ухо  к

замочной скважине.

     - Я ее знаю, - сказал тот человек,  что  держал  фонарь.  -  Это  Эгнес

Гобсон. Кто-кто, а  уж  она-то  настоящая  мятежница!  Наверняка  она  везет

какие-то донесения врагу. Ее надо обыскать.

     - Отведем ее в лагерь, - предложил другой. Лагерь британских войск  был

расположен поблизости.

     - Уже поздно, - сказал хозяин дома. - До утра  я  постерегу  ее  здесь,

будьте спокойны. Я запру дверь и пущу под ее окна собаку. Мимо  моей  собаки

уж никто не пройдет, разве что превратится в маленького муравья.

     Остальные, судя по всему, с ним согласились, так как она услышала,  как

вслед за этим во входной двери щелкнул замок. Потом под ее  окном  раздалось

рычание собаки, и она поняла, что ее привязывают. Госпожа Гобсон  соображала

быстро. Ясно, что дверь  открыть  она  не  может.  Чтобы  выбраться  наружу,

остается окно. Но там собака! Вообще-то  она  любила  животных,  а  животные

прекрасно чувствуют, кто их любит, и не трогают тех. Она это знала.

     Она подождала подольше, пока все разойдутся и лягут

     спать. Когда все стихло, она осторожно сняла с окна ставни. Послышалось

урчание собаки. В темноте она различила огромного черного  пса  и  окликнула

его потихоньку. Потом стала с ним разговаривать. Пес продолжал рычать, а она

тихо, ласково с ним разговаривала. Пес  медленно  приблизился  к  окну.  Она

распахнула окно и протянула псу руку. Пес  завилял  хвостом.  Она  погладила

его. Потом, прихватив седло, стала осторожно  вылезать  из  окна,  продолжая

разговаривать с собакой.

     Наконец она вылезла и отвязала собаку. Первым делом она  направилась  в

конюшню, собака за ней. Она открыла дверь и чуть слышно посвистела. Ласточка

тут же появилась на ее свист. Она не спеша оседлала ее,  вскочила  верхом  и

повела ее медленно, тихо проуь. Собака так же тихо последовала за ними.

     Решив, что они уже ушли на безопасное расстояние, госпожа Гобсон слегка

тронула бока лошади каблуками, и та помчалась, как вихрь!

     Собака осталась позади.

     Эгнес Гобсон благополучно добралась до генерала Грина  и  передала  ему

донесение.

     С тех пор в Джорджии и по всему  Югу  ходит  рассказ  о  двух  отважных

женщинах, черной и белой. И о двух скакунах - Серебряной Подкове и Ласточке.

 

 

 

 

     Как миссис Мот помогла поджечь свой дом

 

     А вот вам история про Ребекку Мот. Ее рассказывают на Юге и в наши дни.

Кто как сказку, кто как подлинную историю.

     На Юге любят сказки про  старину.  И  рассказывают  с  таким  чувством,

словно события эти произошли с  кем-то  из  их  друзей  или  близких,  и  не

давным-давно, а всего неделю или месяц назад. Таковы уж южане.

     Всем   известно,   какую   храбрость   и   самоотверженность   выказали

женщины-южанки во время войны за независи-

     мость. Послушайте  же  историю  про  одну  из  таких  женщин  из  Южной

Каролины - про Ребекку Мот, известную на всем Юге.

     По  берегу  реки  Конгери,  милях  в  пятидесяти  от  города  Колумбия,

раскинулась большая плантация, принадлежавшая  семье  Мот.  Когда  вспыхнула

война за независимость, мистер Мот и все члены его семьи встали, конечно, на

сторону американцев. Мистер  Мот  находился  на  полях  сражения,  и  миссис

Ребекка Мот одна справлялась со всеми домашними делами и  посильно  помогала

восставшим.

     Американцы временно перешли в оборону,  и  полковник  британских  войск

Тарлтон захватил дом миссис Мот. В нем разместились офицеры. А поскольку дом

был крепкий, надежный, британцы превратили его в  военную  крепость.  Вокруг

были возведены укрепления, и ее назвали Форт-Мот.

     Однако генерал Фрэнсис Мэрион, шедший во главе  разутой-раздетой  армии

американских патриотов, которая была точно острая заноза в боку у британцев,

решил выбить сторонников короля из дома миссис Мот. Он атаковал их и раз,  и

другой, пока не отбил один из форпостов. Тогда миссис Мот, продолжавшей жить

в большом доме, приказали покинуть его. Британцы боялись  оставить  в  форте

жену их врага.

     Получив приказ переехать в один из  коттеджей  за  пределами  крепости,

миссис Мот быстро собрала все  нужные  вещи.  Среди  них  случайно  оказался

колчан  с  тремя  стрелами,  который  ей  подарил  когда-то  один  ее  друг,

приехавший из восточных  штатов.  Стрелы  были  отравлены,  такими  стрелами

индейцы пользовались во время войны. К тому же  они  были  пропитаны  особым

составом, от которого воспламенялось дерево.

     Все время,  что  кавалерийский  генерал  Гарри  Ли  и  генерал  Мэрион,

прозванный Болотным Лисом,  совершали  атаки  на  большой  дом,  миссис  Мот

оставалась в маленьком коттедже неподалеку.

     Осада затянулась. Для нетерпеливого Болотного Лиса  и  Крылатого  Коня,

как прозвали беспокойного кавалерий-

     ского генерала, даже слишком затянулась. И они  решили  положить  этому

конец.

     Два командира собрались на совет, чтобы обсудить, что делать  дальше  с

осажденной   крепостью.   Генерал   Мэрион,   небольшого   роста,   смуглый,

бесстрашный, как лев, сказал:

     - Генерал, есть только одно средство, чтобы скорей покончить  с  осадой

форта.

     Генерал Ли, видный, энергичный мужчина, спросил:

     - Какое же, генерал?

     - Самое простое. Выкурить из него врага. Поджечь дом, и враг побежит!

     - Что ж, идея хорошая, генерал. Но вы  забываете,  что  это  дом  наших

друзей и что миссис Мот  любезно  предложила  нам  свою  помощь.  Нельзя  же

отплатить ей за это черной неблагодарностью и спалить ее дом.

     - Вы правы. Но  война  есть  война,  а  это  единственный  путь  выбить

осажденных, иначе дом все равно будет потерян.

     - Правда ваша, генерал Мэрион, для семьи Мот он в  любом  случае  будет

потерян.

     - Сами согласитесь, - продолжал генерал Мэрион, - иного  выхода  у  нас

нет. Правда, хорошо бы попросить на  это  разрешение  у  самой  миссис  Мот.

Уверен, она возражать не станет. Почему бы, генерал Ли, вам не поговорить  с

ней об этом? Вы же умеете обходиться с дамами.

     - Мне будет нелегко, но я попробую. И он тут  же  отправился  к  миссис

Мот.

     - Мадам, - сказал он, - мы вынуждены были прийти  к  решению,  которое,

боюсь, вам будет трудно одобрить. Генерал Мэрион и я уверены, что  британцев

надо выбить из вашего дома раньше, чем им придет подкрепление.

     - Разумеется, - согласилась миссис Мот. -  А  как  вы  собираетесь  это

сделать?

     - Есть только один верный способ, миссис Мот:  предать  ваш  дом  огню.

Генерал Мэрион долго размышлял, прежде чем  прийти  к  такому  решению.  Нам

известно, что подкрепление уже на подходе, и дом ваш так и так будет

     потерян. Уверяю вас, мне нелегко говорить вам об этом, но иного  выхода

мы не видим.

     Миссис Мот помолчала. Потом генерал Ли услышал от  нее  ответ,  глубоко

поразивший его:

     - Сэр, - сказала миссис Мот, - я полностью согласна с вами и  генералом

Мэрионом. Мой дом ничто в сравнении со свободой родины. Решение  правильное,

и вас не должны тревожить никакие угрызения совести. Более того, я сама  вам

помогу.

     - Вы - нам?

     - Конечно! У меня есть кое-что, что облегчит вашу задачу.

     - О, это так благородно и самоотверженно с вашей стороны,  миссис  Мот,

что делает вам честь. Вы настоящая патриотка!

     - Любая американская женщина на моем месте поступила бы так же.  Сейчас

я вам расскажу, чем я могу помочь. Один мой друг, живший в восточных штатах,

привез мне  в  подарок  несколько  стрел.  Три  еще  остались  у  меня.  Это

отравленные стрелы, которыми стреляют во время войны. Но есть у них еще одно

свойство. Когда  они  попадают  в  сухое  дерево,  дерево  воспламеняется  и

начинается пожар. По совершенной случайности, покидая дом, я прихватила их с

собой. Даже не знаю почему, это словно перст судьбы. Я  дам  их  вам,  чтобы

поджечь мой дом.

     И без лишних  слов  отважная  женщина  вышла  из  комнаты.  Вскоре  она

вернулась с колчаном, в котором оставалось три стрелы.

     Тогда они пригласили генерала Мэриона, и два  опытных  бойца  проверили

стрелы.

     - Будьте осторожны,  господа,  -  предупредила  их  миссис  Мот.  -  Их

наконечники отравлены.

     - Да, но у нас нет лука, чтобы выпустить их, - заметил генерал Ли.

     - Можно  выстрелить  ими  из  ружья.  Давайте  сразу  и  попробуем,   -

предложила миссис Мот.

     Зарядили ружье одной стрелой и выстрелили ею  в  крышу  главного  дома.

Затаив дыхание, все трое следили за

     ней. Стрела, описав в воздухе дугу,  упала  на  крышу  дома,  однако...

ничего за этим не последовало.

     - Попробуйте вторую, - сказала миссис Мот. Выстрелили второй,  но...  с

тем же результатом. Тогда миссис Мот сказала:

     - Господа, возможно, дерево отсырело, ведь еще раннее  утро.  Подождем,

пока солнце высушит дранку на крыше. Уверена, тогда нас ждет успех.

     Они ждали до полудня и тогда выстрелили третьей стрелой.

     Не успела стрела коснуться кровли, как кверху потянулся легкий дымок. И

вскоре уже полыхала вся крыша. Пламя растекалось быстро, и англичане поняли,

что огонь выгоняет их из дома.

     Они вывесили белый флаг и...  На  какой-то  миг  война  и  вражда  были

забыты, и американцы вместе с британскими солдатами кинулись  тушить  пожар.

Они работали так дружно, что не дали огню охватить весь дом. Сгорела  только

крыша.

     Так смелая и благородная патриотка миссис Мот получила назад свой  дом,

за исключением крыши, целым и невредимым.

 

 

 

 

     Чёрный Билл

 

     В старину разбойники встречались повсюду.  И  в  Алабаме,  и  в  других

штатах.

     Про этих отчаянных, которые не боялись ни Бога, ни черта, ни закона, ни

шерифа, рассказывают в народе несчетное число разных историй.

     Например, про Стива Ренфро, который сам был когда-то шерифом,  а  потом

сделался разбойником. Его объявили вне закона, а он возьми да явись в  город

Ливингстон верхом на  белом  коне.  Длинные  волосы  развеваются  по  ветру,

серебряные шпоры на сапогах так и блестят. Чужие замки  и  засовы  слушались

его, словно ручные звери.

     Или вот про Руба Барроу,  Одинокого  Волка,  покровителя  бедняков,  не

ведавшего страха.

     И наконец, про Черного Билла, который стал знаменитостью на  Юге  почти

так же, как известный разбойник  Малютка  Билл  на  Севере.  Только  за  ним

водились и добрые дела, не раз он помогал своим друзьям, выручая их из беды.

     Негр Билл был черен, как эбонит,  и  силен,  как  Самсон  из  старинных

библейских сказаний.

     Однажды Билл посмел поспорить  с  законом,  и  ему  пришлось  спасаться

бегством. С тех пор родным домом для него стал темный лес. Во  мраке  лесном

он выучился шаманству и  колдовству.  Теперь  он  умел  оборачиваться  любым

лесным зверем, и ни шериф, ни его  помощники,  никто  не  мог  поймать  его.

Каждый новый шериф клялся,  что  изловит  Черного  Билла,  но  обещания  его

уплывали, как воды реки Алабамы.

     Но вот стражем закона избрали Эда Макмиллана, и он тоже дал зарок,  что

схватит Черного Билла.

     - Билл работал у меня на перегонке скипидара, - сказал шериф  Эд  своим

родным братьям. - Уж я-то знаю все его повадки и привычки. Буду я не я, если

не поймаю его и не поставлю перед лицом закона.

     - Берегись, Эд! - предупредили его братья. - Билл  самый  отчаянный  из

всех разбойников, каких знала Алабама. Берегись его, Эд!

     Но разве можно было остановить Эда, если он что  задумал?  Храбрости  у

него хватило бы на целую армию. Страх прятался в кусты, если Эд  выходил  на

дорогу.

     Черному Биллу передали эти слова шерифа, когда он сидел у себя в лесной

хижине с дружками.

     - Ты слышал, Билл? Эд Макмиллан пустился за  тобой  в  погоню.  У  него

твердая рука и верный глаз. Он силач и кремень. Лучше бы тебе спрятаться  на

время или уйти во Флориду.

     - Эду Макмиллану не поймать меня! Никому не  поймать  меня.  Стоит  мне

обернуться овцой или собакой, и никто не поймает меня. Но  я  люблю  Эда.  Я

работал у него

     на перегонке скипидара, он славный малый. Лучше бы  он  не  гонялся  за

мной, не то придется мне взяться за пистолет. Я напишу ему письмо.

     И Билл достал клочок бумаги,  огрызок  карандаша  и  печатными  буквами

вывел:

 

     НЕ ИЩИТЕ МЕНЯ, МИСТЕР ЭД. С ЛЮБОВЬЮ БИЛЛ.

 

     - Отнесите ему поскорей мое письмо, - сказал Билл своим дружкам, - пока

он не пошел меня искать.

     Шериф Эд Макмиллан получил письмо Билла  и  прочитал  его  вслух  своим

родным братьям. Те молча выслушали, потом сказали:

     - Эд, а не лучше ли оставить Билла в покое?

     - Меня выбрали шерифом, - сказал Эд, - и я  должен  охранять  закон.  Я

поймаю Билла! Как сказал, так и сделаю. Графство Искэмби уже устало  от  его

проделок.

     В один прекрасный  день  шерифу  передали,  что  видели  Черного  Билла

неподалеку от Блафф-Спринга.

     - Час пробил, - сказал Эд.

     И, прихватив двух помощников, пошел ловить разбойника Билла.

     Они  пробирались  лесом,  шли  осторожно,  озираясь   по   сторонам   и

прислушиваясь, с винчестером наизготове.

     По дороге им повстречался старый негр. Шериф Эд остановил его.

     - Ты, черномазый, - сказал он, - где Черный Билл? Отвечай  мне,  не  то

сядешь в тюрьму!

     Негр долго молчал, а белые долго говорили. Под конец  они  нацелили  на

него свои дула, и негр, заикаясь от страха, пробормотал:

     - Он там... как пройдете Блафф-Спринг, в пустой хижине  возле  развилки

дорог.

     Шериф и двое помощников пустились по следу. Винчестер в руке, никто  ни

слова. Сквозь деревья мелькнула хижина. Прячась за толстые стволы  деревьев,

они с разных сторон подкрались к хижине.

     И вдруг их окликнули громко:

     - Кто идет?

     Вместо ответа раздался выстрел. Но пуля не нашла мишени. Тогда шериф Эд

выступил из-за зеленого укрытия и снова вскинул винчестер.

     Раздался ответный выстрел. Шериф упал на  листья.  Его  помощники  дали

залп по хижине,  но  без  толку.  Хижина  уже  опустела.  Из  нее  выскочила

пышнохвостая рыжая лиса.

     Помощники бросились к умирающему шерифу, на лису они даже не взглянули.

     А напрасно! Рыжая лиса и была Черным Биллом. Он не зря учился колдовать

и вот обернулся хитрым зверем и ушел от охотников.

     Шерифу Эду Макмиллану устроили пышные похороны. Помощники шерифа и  его

родные братья поклялись отомстить Черному Биллу.  Они  подняли  против  него

всех белых мужчин в графстве Искэмби.

     И началась охота за колдуном и разбойником.

     Спустя какое-то время после похорон шерифа Черный Билл  зашел  в  лавку

старого Тидмора, что по дороге в город Этмор.

     Белые "охотники" крались за ним по пятам, хоронясь за деревьями, словно

злые духи.

     За прилавком сидел сам хозяин. Заряженный винчестер лежал рядом. Только

Черный  Билл  повернулся  к  нему  спиной,  грянул  выстрел!  Потом  второй!

Третий...

     Черный Билл лежал на полу, истекая кровью. Не  успел  он  на  этот  раз

обернуться лисой или волком! Не хватило у него ни сил, ни времени.

     Так рассказывают про  Черного  Билла  белые  люди.  А  черные  алабамцы

усмехаются и говорят, что все было совсем иначе.

     Они говорят, что  Черный  Билл  и  по  сей  день  бродит  где-то  между

Бэй-Майноттом, Фломейтоном и Блафф-Спрингом, только когда в облике  овцы,  а

когда собаки, иногда и кабана, а то и кролика,  и  потешается  над  сказками

белых.

 

 

 

 

     Папаша Меншен и шериф Кислая Рожа

 

     Во Флориде почти каждый охотник, лесоруб или рыбак, живущие на  болоте,

в лесу или на берегу озера, могут рассказать вам о папаше Меншене, если  вам

удастся вызвать их на откровенную беседу. Вы будете держаться  за  живот  от

смеха, потому что истории про папашу Меншена все такие.

     Он был чудо что за  человек.  Силен,  как  знаменитый  молотобоец  Джон

Генри. Мог работать десятифунтовым молотом почище  машины.  Был  умнее  всех

вокруг на три тысячи миль. Во  всяком  случае  так  утверждают  флоридцы  из

графства Поулк.

     Однако уже  не  впервой  у  папаши  Меншена  случались  неприятности  с

флоридскими шерифами. На этот раз дело было, кажется, по поводу того, что он

продавал горькое змеиное мясо на отбивные, или рубил лес, где  не  положено,

или еще что-то в этом духе. Словом, все шерифы штата Флорида  ловили  папашу

Меншена, и после долгой охоты трое из них наконец сцапали его.

     Одного из них звали Лунный Свет Кулиган, другого  Крокодил  Макнатт,  а

третьего просто Кислая Рожа.  У  третьего  и  впрямь  была  самая  кислая  и

вытянутая физиономия во всей Флориде. Но даже эта кличка не  могла  передать

всю угрюмость и мрачность его характера. Он  никогда  не  смеялся,  даже  не

улыбнулся ни разу, как родился. И все ночи напролет мечтал  лишь  об  одном:

как засадить кого-нибудь в сырую темницу.

     Остальные двое были люди обыкновенные, они старались из патриотического

долга, ну и чтобы заработать.

     Кислая Рожа имел зуб на папашу Меншена и побожился,  что  если  засадит

его за решетку, то уж не выпустит до конца света.  Когда  эти  трое  поймали

незадачливого преступника, Кислая Рожа так ему все прямо и выложил, чтоб  уж

сомнений у того никаких не осталось.

     Идя по дороге  с  тремя  шерифами,  папаша  Меншен  глубоко  задумался,

понимая, что на этот раз, как ни крути,

     он попался. Он чесал в затылке,  пока  голова  не  заболела  от  всяких

мыслей. Потом обратился к шерифу.

     - Господин начальник Кислая Рожа! - сказал он. - Вообще-то я не  пойму,

почему вы так сердиты на меня.  Конечно,  можете  сажать  меня  в  тюрьму  и

держать там до скончания века. Мне-то что!  Поступайте,  как  знаете.  Но  я

должен вам кое-что сказать. Вы потому  всем  недовольны,  что  у  вас  самое

недовольное лицо, какое я  только  видел.  Такое  лицо,  на  котором  словно

написано: "Я сроду не знал ни одной счастливой минуты". Вот это-то и  портит

вам характер, шериф. А если б вам хоть разочек рассмеяться от души, все ваше

недовольство вмиг бы испарилось, ручаюсь вам. Это  как  пить  дать.  Давайте

договоримся! Если я рассмешу вас, ну хоть вызову на вашем  лице  улыбку,  на

этот раз вы отпустите меня, а я пообещаю никогда впредь не совершать никаких

незаконных проступков. Если же мне не удастся, держите  меня  под  замком  в

клетке хоть сто лет. Пусть я проведу остаток дней моих в сырой темнице, коли

хоть разок не рассмешу вас.

     Господа щерифы Лунный  Свет  Кулиган  и  Крокодил  Макнатт  с  радостью

ухватились за такое предложение. Однако Кислая Рожа долго размышлял,  прежде

чем решиться. Смех был так же в дружбе с ним, как цыпленок с лисой.

     Но не так-то легко  отбить  охоту,  если  флоридцам  что  втемяшится  в

голову, и оба шерифа насели на Кислую Рожу. Они попытались убедить его,  что

добрый смех дороже флоридского солнца. Наконец тот уступил.

     Папаша Меншен воспрял духом, однако, как на грех, не мог в  тот  момент

придумать ничего смешного. И он опять заскреб в затылке, только уже в другом

месте. Наконец он сказал:

     - Что-то ничего смешного у меня не придумывается. Изюминки я не  нашел,

однако попытка не пытка! Так вот, когда господь Бог задумал сотворить людей,

он решил слепить их из глины, ну как из теста лепят хлеб.

     Он замесил побольше глины, потому как хотел слепить людей  много-много,

как песчинок на дне морском. Налепил всяких, разных, но когда приготовился

сунуть  их  в  печь,  печь-то

оказалась мала, и он решил выпечь  их  не  всех  сразу,  а  по  очереди.  Он

отправил первую партию в печь, и  вскорости  вынул  их.  Но  по  неопытности

слишком скоро вынул. И они вышли у него бледными,  недопеченными,  какими-то

желтыми. Тогда он сказал: "Пусть это будут желтолицые китайцы".

     Потом он приготовил вторую партию и тоже сунул ее в печь. На  этот  раз

он решил выждать как следует. Когда же он вынул  ее,  эта  партия  оказалась

пережаренная, с корочкой, почерневшая. И он сказал: "Пусть эти черные  будут

африканцы". А крошки все подобрал и долго жевал их:  "Чав,  чав,  чав,  чав,

чав, чав, чав, чав..."

     Папаша Меншен продолжал чав-чав-чав-кать, пока всем  троим  шерифам  не

надоело это, и Крокодил Макнатт не вскричал:

     - Ради всего святого, перестань чавкать и переходи к следующей  партии.

А что было с ними?

     - С ними-то, - не спеша продолжал папаша Меншен, - эта партия так долго

ждала, что прокисла, и он так и оставил ее сырой, не стал печь. Из нее-то  и

вышли шерифы с кислыми рожами.

     Лунный Свет Кулиган и Крокодил Макнатт  так  и  прокатились  со  смеху,

услышал эту историю, а под конец загоготал и шериф Кислая Рожа.

     Пришлось им отпустить папашу Меншена на свободу, как уговаривались.

 

 

 

 

     Напрасная тревога

 

     День в Лоукаст-Бренче - что означает Ветка Акации  -  графство  Чероки,

штат Алабама, стоял солнечный, теплый.  Воздух  благоухал  цветеньем,  птицы

пели - просто заслушаешься. Жизнь текла мирно, и все были счастливы. Мужчины

работали в поле, женщины суетились по дому,  дети  играли.  Ветер  дремал  в

вышине, удобно устроившись в облаках.

     Только  в  графстве  Чероки,  штат  Алабама,  в  окрестностях   деревни

Лоукаст-Бренч, что означает Ветка Акации, выпадают такие деньки!

     И вот, словно гром среди ясного неба, тишину и  покой  прекрасного  дня

прорезал тревожный крик. На дороге со стороны поля показался  всадник.  Лицо

его было в грязи и пыли. Бока взмыленной лошади тяжело  вздымались.  Мужчина

размахивал рукой и что-то громко кричал. Он был объят страхом.  За  утро  он

проскакал все графство Чероки, не слезая с лошади.

     - Индейцы на тропе войны! - кричал он. - Они уже расправились с  семьей

Козардов и подожгли их дом. К оружию! К оружию!

     Подняв на ноги всех жителей  Лоукаст-Бренча,  всадник  поскакал  дальше

через поля, через реки в другие селения, чтобы и там возвестить  о  грозящей

опасности.

     Мужчины побросали работу в поле и поспешили домой. Тревога и страх были

написаны на их лицах. Женщины оставили домашние  дела  и  побежали  звать  с

улицы перепуганных детей. Началась  гонка,  как  на  охоте.  Жители  деревни

осматривали ружья,  готовили  пули,  точили  ножи.  Словом,  спешили,  точно

гончие, взявшие след бедняги енота. Вооружившись до  зубов,  мужчины  давали

последние наставления женам, как забаррикадировать дом, как защищать  детей,

скотину, имущество на случай нападения индейцев.

     Но была в Лоукаст-Бренче, что означает, как вы помните,  Ветка  Акации,

одна женщина, которая не пожелала сражаться с  индейцами.  Она  вообще  была

против битв и сражений. Звали  ее  миссис  Холмс.  Она  не  стала  возводить

ограждения вокруг хижины, точить ножи, кипятить воду и всякое такое  прочее,

а взяла все свое многочисленное семейство, состоявшее  из  девяти  детей,  и

повела их на кукурузное поле неподалеку от дома.

     Кукуруза в ту пору вытянулась уже высокая, около восьми футов, а  то  и

все восемь. Зеленая, сочная! Только в Лоукаст-Бренче, графство Чероки,  штат

Алабама, всходит такая кукуруза.

     Так вот, взяла миссис Холмс весь свой выводок и поспешила в поле. А там

их уж никому не найти! Собрала она вокруг себя всех  своих  деток  и  решила

пересчитать, чтобы, не дай Бог, не потерять кого по дороге. Да не один  раз,

а дважды считала. И вот, когда дошла она до своего сыночка Уоррена, она  так

и ахнула.

     - Ради всего святого, Уоррен!  -  вскричала  она.  -  Ты  забыл  надеть

куртку! На тебе белая рубашка, которую я  выстирала  только  вчера.  Индейцы

сразу тебя заметят, даже издали! Лучшей мишени для их  стрел  не  придумать.

Спаси нас господь и помилуй!

     - Так пойти мне домой за курткой, ма? - спросил Уоррен.

     - Только этого не  хватало!  Ты  останешься  без  скальпа  раньше,  чем

сделаешь хоть шаг. Никуда ты не пойдешь! Я знаю, как исправить  дело,  и  ни

один самый зоркий индеец не увидит тебя. Ах, горько и противно  мне  пачкать

такую свежую рубашку, которую я своими собственными руками выстирала  только

вчера. Но что поделаешь, придется мне испачкать ее  во  имя  спасения  твоей

жизни. Я так ее замажу, что никто не разглядит ее и в двух шагах!

     Пора дождей только-только миновала, и земля еще была  сырая  и  рыхлая.

Миссис Холмс брала горсть за горстью черной жидкой грязи  и  так  перемазала

белую рубашку Уоррена, что живого места на ней не осталось. Она стала черней

самой земли, на которой выросла такая богатая кукуруза.

     Когда дело было сделано, миссис Холмс с детьми зашла поглубже в заросли

высоких стеблей, покрытых волнующимися тяжелыми зелеными листьями, и  сидела

там, дрожа от страха, боясь, что вот-вот раздастся  поблизости  боевой  клич

индейцев. Однако широкие кукурузные листья  продолжали  мирно  шелестеть  на

ветру, словно говоря:

     "Как часто люди ошибаются!"

     А миссис Холмс все сидела и  ждала,  но  слышала  лишь  пение  птиц  да

жужжание насекомых. Ждали и прислушивались со страхом решительно все.  Ждали

долго и наконец услышали.

     Но то были не воинственные кличи  индейцев  и  не  звуки  выстрелов,  а

просто крики:

     - Отпирайте двери! Выходите! Не прячьтесь!  Тревога  была  ложная!  Все

Козарды живы-здоровы! Мы нашли их, они работают в поле!

     Распахнулись двери, отовсюду повыскакивали женщины и дети. Миссис Холмс

с детьми тоже вернулась с поля. Все были опять довольны  и  счастливы,  все,

кроме...

     Кроме бедной миссис Холмс. Она зря измазала чистую рубашку своего  сына

Уоррена черной грязью.

     А все из-за напрасной тревоги.

 

 

 

     Одна пара голубых атласных туфелек на четырёх сестёр

 

     Давным-давно берега бурной, быстроводной  реки  Тич  в  штате  Луизиана

населял самый пестрый люд. И выносливые труженики фермеры из канадской Новой

Шотландии, и предприимчивые  янки,  и  изнеженные  французы,  и  вспыльчивые

испанцы.

     В ту пору жило в тех местах семейство  Конрадов.  Они  были  совсем  не

богаты, но имели добрую репутацию и честное имя.

     Дом их стоял в дельте реки, которую украшали все богатства луизианского

края. Огромные яркие цветы, высокие ивы с  кружевом  из  тонких  серебристых

листьев, темные стройные кипарисы, могучие дубы.

     Еще одним украшением были четыре сестры Конрад,

     прелестные и грациозные. Щечки их были нежнее свежих роз, а их  звонкий

смех не уставал звучать целый день, радуя всех.

     В один прекрасный вечер, когда сияла полная луна, в доме Конрадов ждали

гостей: к четырем хорошеньким сестрам должны были прийти четыре кавалера.

     А надо вам сказать, что ухаживание в Луизиане проходило совсем не  так,

как на Севере. Здесь, на Юге, когда влюбленный молодой  человек  приходил  в

гости к любимой девушке, она старалась  разодеться,  словно  ехала  на  бал.

Выбирала самое лучшее платье и кружевную шаль, а на ноги  полагалось  надеть

изящные, остроносые атласные туфельки.

     В тот заветный вечер сестры  Конрад  оделись,  как  полагается,  однако

туфельки - увы! - были только одни. Такой важный случай - и всего одна  пара

атласных голубых туфелек на всех четырех сестер!

     Однако у милых девушек были не только живые глазки, но и живой ум. И до

прихода молодых людей они о чем-то долго секретничали  с  верной  служанкой,

хихикали и смеялись и даже раскраснелись от волнения.

     Четыре молодых человека явились в лучших своих костюмах - узких брюках,

нарядных сюртуках. Они сидели в мягких  креслах  и  ждали  избранниц  своего

сердца.

     Вскоре появилась  первая  барышня,  прехорошенькая  малютка  мисс  Мэри

Конрад. Топ, топ, топ! - сбежала она вниз по лестнице  в  блестящих  голубых

атласных туфельках. Лицо ее лучилось, как ясная зорька.

     Четверо молодых людей поднялись со своих  кресел,  и  самый  высокий  и

стройный из них, Дэвид Уикс, так и вспыхнул от радости.  Они  приветствовали

девушку низким поклоном, она отвечала им радостной улыбкой. Нежнее всего она

улыбнулась молодому Уиксу и вскоре увлекла его к широкому окну. Они  присели

на кушетку, спрятанную за занавесом, и она  начала  весело  болтать  с  ним.

Молодой человек говорил мало, больше слушал.

     Говоря о том  о  сем,  девушка  незаметно  сняла  атласные  туфельки  и

выбросила их в окно. Служанка по уговору

     стояла уже под окном, она подхватила  туфельки,  обежала  вокруг  дома,

поднялась наверх по черной лестнице, и  вскоре...  в  гостиную  по  парадной

широкой лестнице спустилась хорошенькая  сестра  Конрад  номер  два.  На  ее

ножках так и сияли голубые атласные туфельки.

     Трое  молодых  людей  вежливо  поднялись  со  своих  мест,  почтительно

поклонились ей, потом один из них, которому девушка улыбнулась самой  нежной

улыбкой, последовал за ней к другому окну. Они сели и тут же забыли обо всем

на свете. Девушка оживленно болтала, молодой человек не сводил с нее глаз и,

пока шла нежная беседа, она ловко  сбросила  с  себя  атласные  туфельки  и,

высунувшись под каким-то предлогом из окна, кинула их прямо в руки служанки,

ожидавшей внизу.

     Служанка быстро обежала  вокруг  дома  и  через  черный  ход  поднялась

наверх.

     Спустя несколько минут по широкой, ярко освещенной лестнице в  гостиную

спустилась хорошенькая сестра Конрад  номер  три.  На  ее  маленьких  ножках

красовались голубые атласные туфельки.

     Двое молодых людей встали ей навстречу и поклонились. Когда один из них

поднял глаза, он увидел приветливую улыбку и последовал за ее  владелицей  к

окну, глядевшему на темно-зеленый газон.

     Мисс Конрад номер три весело чирикала, словно пташка, а молодой человек

любовался ее нежным личиком. Голубые атласные туфельки соскользнули с ее ног

и проделали знакомый путь через окно. И вскоре...

     Вниз по лестнице в голубых атласных  туфельках  спустилась  хорошенькая

мисс Конрад номер четыре.  Навстречу  ей  поднялся  молодой  человек,  низко

поклонился, и они сели вдвоем в одно глубокое кресло посредине гостиной.

     Этот вечер для четырех влюбленных  парочек  прошел  очень  весело.  Они

угощались чаем с бисквитами, которые разносила мисс Конрад  номер  четыре  в

голубых атласных туфельках, пока остальные  сестры  Конрад  вели  задушевную

беседу'с молодыми людьми, сидя каждая у своего ок-

     на в одних чулках. Однако это не помешало молодым людям  объясниться  в

любви  и  сделать  девушкам  предложение.  А   молодым   леди   принять   их

предложение...

     Прошли годы, и  однажды  сестры  Конрад  рассказали,  какую  службу  им

сослужила единственная пара голубых  атласных  туфелек,  и  мужья  их  долго

смеялись, признав,  что  жены  у  них  столь  же  остроумны,  сколь  милы  и

прелестны.

 

 

 

     Как доктор Уокер преподал судье урок вежливости

 

     Случилось это давно, но рассказывают эту историю и по сей день.

     Жил в штате Арканзас в местечке под странным  названием  Гарнизон  один

славный человек. Звали его -г доктор Уокер. Роста он был невысокого, но зато

отличался высокими идеями насчет того, как  себя  вести,  как  хранить  свое

достоинство, и всякое такое прочее. Правда, не все соседи соглашались с  ним

в этом, а потому и говорили, что рн чудак. Так всегда говорят про  тех,  чьи

идеи вам чужды.

     Он утверждал,  что  все  на  свете  прекрасно,  кроме  женщин,  которые

свистят, куриц, которые кукарекают, каминных  решеток,  которые  скрипят,  и

скрипачей, которые

     фальшивят.

     Слишком привередлив был этот доктор Уокер, и Бог за  это  наказал  его.

Его родная дочка, красотка Джейн, сбежала  из  дома  со  скрипачом,  который

безбожно фальшивил.

     Когда правительство штата переехало в Литл-Рок,

     доктор Уокер купил себе в его окрестностях ферму.

     В те времена не так уж населены были эти места. Ближайший сосед  Уокера

жил в двух милях от него. Звали

     его - судья Ровер.

     Однажды судья Ровер пришел к доктору Уокеру.

     - Послушайте, Уокер, - сказал судья Ровер,  -  мне  нужно  ярмо,  чтобы

запрячь вола и вспахать землю.

     Мое сломалось пополам. Не одолжили бы свое на время?

     - Берите, пожалуйста, судья. Пользуйтесь им, сколько потребуется.

     Ровер взял ярмо, пользовался им, сколько было надо, а потом "забыл" его

вернуть.

     Уокер ждал, ждал... Ярмо ему самому было нужно, и он послал человека  с

весточкой к Роверу. Ровер в тот день был в плохом настроении и рявкнул:

     - Если оно ему так срочно нужно, пусть сам придет и возьмет!

     Услышав ответ  судьи,  Уокер  чуть  не  задохнулся  от  возмущения.  И,

прихватив хорошо смазанное ружье, отправился к дому судьи Ровера, хотя  день

был жаркий и идти надо было две мили. Но меньше всего он думал о солнце.

     Судью Ровера он нашел на заднем дворе, тот осматривал молодого бычка.

     - Дэвид Ровер, - сказал  доктор  Уокер,  наставив  ружье  на  судью,  -

берите-ка ярмо, которое вы у меня когда-то одолжили, и  немедленно  отнесите

его ко мне домой или вы обратитесь во прах!

     Ровер глянул на дуло ружья и сказал:

     - Миленькое обращение с соседями! Я что, по-вашему, обворовал церковный

алтарь? Ладно, я пришлю ваше поганое ярмо с моим человеком!

     - Ни с кем  вы  его  не  пришлете!  Вас  следует  учить  добрососедским

отношениям и простой вежливости. Снимайте-ка с гвоздя ярмо и несите  ко  мне

домой, не то...

     Ровер перевел взгляд с Уокера на  ружье,  нацеленное  ему  в  грудь,  и

прикусил язык. Он снял со стены тяжелое ярмо, надел на себя и  отправился  в

путь. Две мили по солнцепеку. А Уокер шел за ним по пятам с ружьем на

     плече.

     Ровер еле передвигал ноги. Ярмо с каждым шагом делалось все тяжелей. Он

трижды хотел остановиться и сбросить его на  землю,  но  каждый  раз  доктор

Уокер приставлял дуло ружья к его затылку и говорил:

     - Вперед!

     Наконец они дошли  до  дома  Уокера.  У  ворот  Ровер  сбросил  ярмо  и

прислонил его к изгороди.

     - Вы взяли его не у ворот,  -  заметил  Уокер  строго,  -  а  в  сарае.

Отнесите его туда, где взяли. - Тон его не терпел возражений.

     Ровер поднял ярмо и отнес в сарай. Когда  он  повесил  ярмо  на  место,

Уокер опустил ружье и сказал миролюбиво:

     - Пойдемте на веранду, судья Ровер.  Там  лучше  продувает,  а  день-то

жаркий. Я попрошу мою жену сходить за водой  и  приготовить  нам  прохладный

напиток.

     Они сели на веранде, Уокер позвал жену, и она приготовила им прохладный

напиток.

     Доктор Уокер поговорил с судьей о том о сем, о ферме, о делах, а  потом

добавил:

     - Ровер, вы в любое время можете брать мое ярмо для вола, только,  чур,

уговор:  когда  закончите  пахать,  верните  его  на  место,  чтобы  мне  не

приходилось просить об этом. Вот это будет по-добрососедски.

     И они расстались друзьями.

 

 

 

 

     Угадайте, кто?

 

     Жила  однажды  на  свете  очень  миловидная  молоденькая   негритянская

девушка. Глаза ее всегда смеялись, а ноги танцевали. Все молодые  люди  были

от нее без ума, о чем каждый сообщал ей. Ее всегда сопровождала целая свита,

куда бы она ни шла.  Юноши  готовы  были  даже  бросить  работу,  только  бы

полюбоваться на нее. А она все не могла решить, за кого же из них  выйти  ей

замуж. Она была чуточку спесива. И все разглядывала их и разбирала по

     косточкам.

     Не стоит ее бранить за это, ведь молодых людей было так много, а  выбор

сделать так трудно!

     И все-таки четырех  из  них  она  предпочитала  другим.  Но  кто  будет

единственный избранник, этого она никак не могла решить.

     "А может, мне выйти замуж  за  того,  кто  работает  быстрее  всех?"  -

наконец подумала она и поделилась этим со своими поклонниками.

     Что ж, все четверо были юноши крепкие, сильные и трудностей не боялись.

И у каждого было в запасе много нежных слов для хорошенькой негритянки.

     Однажды поутру она шла к источнику за водой, держа деревянную  бадью  в

руках.

     К ней подошел один из молодых людей, ухаживавших  за  ней,  старший  из

четырех. Он был плотником.

     Он хорошо знал характер девушки и что у нее на уме. И в шутку сказал:

     - Я мастер, который ищет работу. Скажи мне, милая, куда ты идешь?

     - Я иду за водой! - был ответ.

     - И я с тобой! Давай я помогу тебе нести бадью.

     Он взял из ее рук бадью, они дошли до источника, и он  набрал  из  него

полную бадью воды. А потом пошли назад. И, могу уверить вас, рот влюбленного

юноши не был на замке. Он сказал девушке  много  ласковых  слов  и  попросил

выйти за него замуж.

     Пока он объяснялся ей в любви, вдруг - крак! -  дно  деревянной  бадьи,

полной воды, затрещало и готово было вот-вот выпасть.

     Юноша не сплоховал. Как вы думаете, что сделал этот находчивый плотник?

Не успела девушка и глазом моргнуть, а в руках у него  уже  была  подходящая

доска. Не успела она рта раскрыть, а уж он вырезал из этой доски  подходящее

для бадьи дно. Не успела она вздохнуть, а уж он вставил дно в бадью, да  так

крепко, как кора сидит на дереве.  Словом,  так  быстро,  что  из  бадьи  не

убежало ни капли воды.

     - Можно считать, что я  мастер  без  дела,  но  вот  какой  я  на  деле

плотник! - сказал он девушке. - Выйдешь за меня замуж, радость моя?

     - Ты лучший плотник во всем штате! Но я еще  должна  подумать.  Подожди

немного, тогда я дам ответ.

     Времена менялись, а девушка - нет. Пришла зима,

     стояли сильные холода. Как-то раз у девушки в гостях  сидел  второй  из

молодых людей, который ухаживал за ней. Он был дровосеком.

     Он хорошо знал характер девушки и что у нее на уме. И в шутку сказал:

     - Я лесоруб, который сидит без дела!

     Он добавил еще нежных и теплых слов, и все-таки их  тепла  не  хватило,

чтобы согреть комнату.

     - Тогда раздобудь для печи дров! - сказала девушка. -  В  доме  нет  ни

щепки.

     - С  радостью!  Я  сделаю  все,  чтобы  тебе  стало  тепло   и   уютно,

единственная моя! - ласково сказал юноша.

     Он взял топор и вышел.  Неподалеку  росло  могучее  дерево,  почти  что

десяти футов в обхвате. Юноша проверил, достаточно ли остер топор.

     В это время вдруг разразилась гроза - только в  штате  Миссисипи  зимой

бывают такие странные грозы, когда гремит гром,  сверкают  молнии,  а  дождя

нет.

     Когда юноша в первый раз взмахнул  топором,  вверху  сверкнула  молния.

Слепящий шар ее устремился с неба на дерево, которое он собирался рубить.

     Топор взлетел вверх, потом упал вниз. Вверх,  вниз,  вверх,  вниз  -  в

тысячу раз быстрее молнии.

     Раз! Раз! Ух! Ух! Дерево упало.

     Гик! Гик! Гик! Во все стороны полетели щепки.

     И что бы вы думали, не  успела  молния  ударить  в  дерево,  а  молодой

дровосек уже с целой вязанкой дров вбежал в дом.

     - Вот, моя единственная, я принес много дров, теперь нам будет тепло, и

я могу сказать тебе, как я тебя люблю, а потому прошу: выходи за меня замуж!

Быть может, я и впрямь лесоруб,  который  сидит  без  дела,  зато  я  лучший

дровосек на весь штат Миссисипи.

     - Не спорю, дровосек ты прекрасный, но о женитьбе  еще  надо  подумать.

Подожди немного, тогда я дам ответ.

     Но время никого не ждет, даже хорошеньких девушек. В  Миссисипи  пришла

весна. Все зазеленело и расцвело. В одно прекрасное утро девушка и третий ее

уха-

     жер гуляли в лесу. Этот молодой человек был кузнецом.

     Сияло солнце, пели птицы, день был  чудесный.  Самый  что  ни  на  есть

подходящий день, чтобы сделать девушке предложение.  Так  молодой  кузнец  и

поступил, последовав примеру предыдущих молодых людей,  и  попросил  девушку

выйти за него замуж.

     Что и  говорить,  ни  одной  красотке  во  всем  Миссисипи  не  делали,

наверное, столько предложений!

     Он хорошо знал характер девушки и что у  нее  на  уме.  Шутки  ради  он

сказал:

     - Я сапожник без сапог! Но выходи за меня замуж, и увидишь,  на  что  я

гожусь!

     Кролики и черепахи! Он же всегда  носил  при  себе  молоток,  гвозди  и

подковы. Пока они беседовали, мимо пробежал олень.

     - Милая, сейчас я покажу тебе, как работает сапожник без сапог. Ну  чем

я не кузнец?

     Он догнал оленя, достал  молоток,  гвозди  и  подкову...  Раз,  два,  и

готово! Олень был подкован на лету. Закончив работу, юноша воскликнул:

     - Видишь, любимая, какой я работник! Теперь ты решишься выйти  за  меня

замуж не медля, как я не медлил, догоняя оленя?

     - Кузнец ты прекрасный, лучше и  не  найти.  Но  о  женитьбе  еще  надо

подумать, - сказала девушка. - Здесь не надо спешить, как в погоне за  мулом

или за оленем. Подожди немного, тогда я дам ответ.

     Пробежало лето, настала осень. Однажды девушке  повстречался  четвертый

из ее вздыхателей, брадобрей.

     - Красавица моя, - воскликнул он, - я безработный брадобрей! Но я  тебя

люблю и сделаю счастливой.

     И он сказал ей все-все, что говорят влюбленные  молодые  люди  в  таких

случаях.

     Вдруг из кустов выскочил пушистый кролик с длинными ушами.

     - Краса моя, - воскликнул юноша, - я покажу тебе, как бреет безработный

брадобрей!

     Он вытащил бритву, мыло и воду, которые всегда но-

     сил при себе, и не успел кролик пересечь зеленую  лужайку,  мордочка  у

него уже была выбрита. И даже за ушами.

     - Вот видишь! А теперь пойдешь за меня?

     - Брадобрей ты  прекрасный,  а  вот  какой  муж...  Об  этом  еще  надо

подумать. Дай мне время, тогда я отвечу.

     И милая девушка все думала и думала. Думала и думала...

     Так долго думала, что  у  нас  не  хватило  терпенья  дождаться,  чтобы

узнать, кто станет ее женихом. Мы можем только гадать. И вы  тоже.  А  когда

угадаете, кто, скажите!

 

 

 

 

     Про судью, любившего бейсбол

 

     Не было во  всем  Арканзасе  судьи,  более  прославленного,  чем  Айзек

С.Паркер. Он заседал в Форт-Смите и прославился тем, что избавил этот  город

и весь штат от отчаянных разбойников, выходивших на большую дорогу в  масках

и с оружием в руках и наводивших страх на честных людей.

     В те далекие времена в Арканзасе водилось  видимо-невидимо  конокрадов,

угонщиков скота, грабителей и даже убийц. А судья Паркер вывел их, вырвал  с

корнем, очистив эту землю, словно косой по лугу прошел.

     Двадцать восемь тысяч преступников и  обвиняемых  предстали  перед  его

судом, и всех судил он по справедливости.

     Но судья Паркер любил не одни  только  законы  да  судебные  заседания.

Больше всего на свете он любил бейсбол. И среди  многих-многих  историй  про

знаменитого судью Паркера одна из самых известных как раз про бейсбол.

     Судья Паркер готов был объявить  перерыв  в  разгар  самого  серьезного

заседания суда, только б не пропустить хорошую игру, объявленную  где-нибудь

поблизости. Надо сказать, что в те далекие времена, да, собственно, и в наши

дни, каждый город имел свою команду, и между ними шла постоянная борьба, кто

возьмет верх.

     Однажды была назначена решающая встреча между  командами  Форт-Смита  и

соседнего Ван-Бьюрна. Команды эти были ведущими весь летний сезон, и  теперь

предстояло решить, кто же из них победитель.

     Судья Паркер сидел с друзьями и обсуждал политику, когда к ним  подошли

трое. Это были члены команды Форт-Смита.

     - Судья, - обратился к Паркеру один из них, -  нам  предстоит  решающая

встреча с командой Ван-Бьюрна, а наш первый игрок, индеец Верная Рука, попал

в тюрьму. Он у нас лучший на подаче, и без него  мы  проиграем.  А  если  он

будет играть, победа за нами.

     Судья внимательно слушал молодых людей.

     - Не могли бы вы отпустить его на тренировки и на встречу? -  попросили

они.

     Судья помолчал. Он никогда не говорил, пока еще не решил, что  сказать.

Но, подумав, он ответил:

     - Посмотрим. Сходите-ка пока за мячом, перчаткой и битой. Принесите  их

в тюремный двор. Мы будем ждать вас там.

     И судья вместе с друзьями отправился  в  тюрьму.  Гости  устроились  во

дворе, и судья, вызвав к себе стражника,  велел  привести  индейца.  К  тому

времени подоспели и три бейсболиста с  мячом,  перчаткой  и  битой.  Индейца

вывели во двор.

     - Сделаешь несколько подач, - сказал ему  судья.  -  Я  видел,  как  ты

играешь. Подаешь ты неплохо, но я хочу лишний раз убедиться.

     Индеец Верная Рука бросал мяч за мячом  игроку  в  перчатке,  а  второй

отбивал их, размахнувшись битой, так что только свист стоял.

     - Годится, - молвил  судья.  -  А  теперь,  Верная  Рука,  слушай  меня

внимательно. Я тебе разрешаю принять участие в игре. Но учти, я буду  стоять

рядом с пистолетом наготове. Только попробуй бежать, далеко  не  убежишь.  И

если ты посмеешь плохо подавать и мы проиграем,  сидеть  тебе  в  тюрьме  до

скончания века. Так что помни об этом и выкладывайся, как сумеешь. Если ж ты

выиграешь...

     Впрочем, об этом мы с тобой поговорим, когда пробьет час.

     Индеец  выслушал  и  не  сказал  ни  слова.  Потом  ушел  со  всеми  на

тренировку. Стражник следом за ним.

     На другой день - день состязания - Верная Рука явился вместе с командой

Форт-Смита на бейсбольное поле. Зрителей  собралось  видимо-невидимо.  Судья

сидел в первом ряду.

     Игра была первоклассная,  и  болельщики  шумели  больше,  чем  индейцы,

вышедшие на тропу войны.

     Верная Рука давал подачу за подачей одна лучше другой. В жизни  он  так

не играл. Ван-бьюрнцы проиграли всухую, и команда Форт-Смита выиграла  матч.

Она оказалась непобедимой! А все из-за подач Верной  Руки.  Все  его  горячо

поздравляли. Зрители так орали и ревели  от  восторга,  что  было  слышно  в

соседнем штате Оклахома.

     На другое утро судья заседал в суде.  Перед  ним  стоял  индеец  Верная

Рука. Дело его было пустяшное: он вел запретную торговлю целебными  травами.

Судья его внимательно выслушал. В это утро  он  был  настроен  милостиво,  и

справедливость восторжествовала.

     Паркер провел длинную беседу с Верной Рукой,  он  постарался  объяснить

ему, что все кошки смелы, пока собачьего лая не слышно.  А  у  закона  голос

громкий, и никому, кто нарушил его, еще не удалось долго прятаться в кустах.

Но если он, Верная Рука,  будет  водить  компанию  с  честными  людьми,  ему

никогда и не придется прятаться.

     Под конец судья добавил, что на этот раз он отпускает его на все четыре

стороны и желает побольше таких метких подач, как в последнем матче.

 

 

 

     Свадьба в Серебряных Ключах

 

     Самая прозрачная вода в штате Флорида, а то и во всей  стране,  была  в

Серебряных Ключах - так утверждают местные жители. Вы можете пересчитать все

камешки на дне этого источника.

     Воды  его  расцвечены  не  только  золотыми   рыбками   и   шоколадными

черепахами, но  и  благоухающими  водяными  лилиями,  кувшинками  и  прочими

цветами и водорослями. Издалека сюда приходят люди,  чтобы  полюбоваться  на

Серебряные Ключи и их пестрых водяных обитателей.  Сколько-то  лет  назад  в

этих местах жил спесивый, богатый человек по имени капитан Гардинг Дуглас. У

него был единственный сын - Клэйр, красавец собою, юноша весьма благородный.

Отец гордился сыном, впрочем как всем, чем он владел.

     С ними по соседству жила одна славная и хорошенькая  девушка  -  Бернис

Майо. Клэйр влюбился в нее с первого взгляда. Сначала они  не  думали  ни  о

чем, кроме любви. Но люди часто видели их вместе, и поползли сплетни.  Клэйр

знал, что отец придет в ярость, когда он скажет ему, что хочет  жениться  на

Бернис Майо, так как она была из бедной семьи.

     Они встречались на берегу озера, в котором били Серебряные Ключи, возле

хижины старой тетушки Силлы. Одним солнечным днем они  сидели  у  прозрачной

воды, любовались водяными  лилиями  и  золотыми  рыбками  и  обсуждали  злые

сплетни, которые не давали им покоя.

     - Я решил поговорить с отцом раньше, чем эти слухи дойдут  до  него,  -

сказал Клэйр. - Я скажу, что люблю тебя и хочу на тебе жениться.

     Бернис не умела много говорить, но ее глаза  были  выразительнее  слов.

Она внимательно посмотрела на юношу, улыбнулась робко и перевела  взгляд  на

бурный поток, бьющий прямо из сердца озера.

     - Делай, как тебе кажется лучше, Клэйр, и да поможет нам судьба.

     Клэйр поговорил с отцом, при этом не обошлось без гневных слов. Капитан

мечтал совсем об ином выборе для своего сына, он не хотел, чтобы сын женился

на бедной девушке.

     Спор между капитаном Дугласом и его сыном Клэйром длился не один  день,

но сын не уступал желаниям отца. Под конец капитан решил, что на свете много

способов

     приманивать мошек - тут можно попробовать и мед. И он сказал однажды:

     - Я вижу, сын мой, что ты сильно любишь эту девушку. Что ж, я  не  буду

препятствовать вашей любви. Но, прежде чем вы сыграете  свадьбу,  я  попрошу

тебя съездить в Европу и выполнить для меня одно  важное  поручение.  Только

тебе я могу доверить это  дело.  А  по  возвращении  ты  сразу  же  сыграешь

свадьбу.

     Клэйр рассказал об этом предложении Бернис. Ей было что  возразить,  но

она смолчала.

     Пришел день расставания, и они решили прогуляться по лесу.

     - Знаешь  что,  Бернис,  -  сказал  Клэйр,  -  давай  возьмем  лодку  и

покатаемся по озеру.

     Они быстро доплыли до середины озера, где струились  ключи,  и  вода  в

искрящемся танце била вверх, отливая всеми цветами радуги.

     Оба молчали: трудно было говорить в миг расставания. В глазах у  Бернис

стояли слезы. У нее было предчувствие, что они расстаются навсегда. Они  без

слов смотрели на серебряные пузырьки бьющей ключом воды, на  веселых  рыбок,

на водяные цветы.

     Клэйр вынул из кармана золотую цепочку и сказал:

     - Это тебе мой подарок, Бернис. Носи ее на руке, как браслет, пока я не

вернусь к тебе. Я долго не задержусь. И буду часто тебе писать.

     Он взялся за весла и погреб к берегу. Они  попрощались  и  разошлись  с

тоской на сердце...

     В Париже и Лондоне жизнь полна впечатлений,  особенно  для  новичка.  И

Клэйр с радостью погрузился в нее. Он писал Бернис, но отец  его  постарался

сделать так, чтобы его письма до нее не доходили. И дела он  рассчитал  так,

чтобы Клэйр как можно дольше не возвращался. Пролетали дни, недели,  месяцы.

Клэйр радовался жизни, как никогда. Он редко вспоминал Бернис Майо.  Она  же

напротив.

     Каждое утро она с надеждой ждала письма, и, когда его не было,  вечером

она засыпала с мыслью: "А может быть,

     завтра!" Она перестала есть, избегала встречаться с людьми  и  медленно

увядала.

     Она любила уплывать в лодке к тому месту, где  били  Серебряные  Ключи.

Долгими часами сидела она и смотрела на рыбок,  на  водоросли  и  цветы,  на

прозрачные струи воды и мечтала. Только мечты эти были печальны.

     Случалось, мимо хижины  Бернис  проходила  тетушка  Силла.  Она  всегда

утешала девушку. Но  слова  -  плохие  лекарства.  Бернис  чувствовала  себя

брошенной и несчастной и от горя заболела. Щеки ее поблекли, радостный  свет

потух в глазах, она слабела день ото дня, конец ее был близок.

     "Я хочу умереть возле Серебряных Ключей, где мы часто сидели  вместе  и

где Клэйр дал мне обещание скоро вернуться", - решила Бернис.

     Она пошла к озеру и  села  на  берегу.  Сил,  чтобщ,грести,  у  нее  не

осталось.

     Тетушка Силла в этот день собралась удить рыбу  и  заметила  на  берегу

Бернис. Она испугалась, увидев, как похудела и побледнела Бернис.

     - Не убивайся так, моя голубка, - сказала она, обняв Бернис за плечи. -

Он тебя любит и вернется к тебе.

     - Он обещал мне писать и ни разу не написал.

     - Не тревожь себе сердце понапрасну. На свете есть  и  другие,  которые

рады будут осчастливить тебя.

     - Мне никто не нужен. Я хочу умереть.

     - Ты слишком молода. Смерть - для таких старух, как я.

     - Я знаю, что все равно скоро  умру.  Обещай  мне  исполнить  одну  мою

просьбу, тетушка Силла. Когда я умру, отвези меня в лодке на середину озера,

где бьют Серебряные Ключи, и опусти там на дно.

     Тетушка Силла горько плакала, но когда пришел срок, все выполнила,  как

просила Бернис.

     Вскоре вернулся домой Клэйр. Он был так полон впечатлений, что  сначала

даже не вспомнил о Бернис. К тому же отец позаботился,  чтобы  дома  ему  не

пришлось скучать. Он пригласил в гости его кузину, прехорошень-

     кую девушку, с которой, надеялся отец, Клэйру приятно  будет  проводить

время.

     А утром отец предложил молодым людям:

     - Я тут  недавно  купил  парусную  лодку.  Не  прокатиться  ли  нам  до

Серебряных Ключей?

     Только тут Клэйр вспомнил о Бернис. Он задумался, потом сказал:

     - Что ж, поедем.

     И кузина, конечно, с радостью согласилась.

     Погода стояла солнечная, тихая, и вода  в  озере  была  прозрачна,  как

хрусталь. Туда-сюда сновали золотые рыбки, горели на солнце  яркие  цветы  и

зеленели водоросли.

     Лодка медленно плыла по озеру, приближаясь к Серебряным Ключам. Капитан

Дуглас и кузина весело болтали. Клэйр не говорил  ни  слова.  Вдруг  девушка

воскликнула с ужасом:

     - Смотрите! Там рука и на ней золотая  цепочка!  Все  глянули  вниз,  в

прозрачную воду.

     Клэйр сразу узнал: это была та цепочка, которую он подарил  Бернис  при

прощании.

     Подводные скалы вдруг расступились, и они увидели Бернис, покоящуюся на

дне.

     - Бернис! - воскликнул Клэйр и, прежде чем отец успел  его  остановить,

он бросился в озеро.

     Тут же  подводные  рифы  снова  сомкнулись,  оставив  Бернис  и  Клэйра

навсегда вместе.

     Когда люди приходят к Серебряным Ключам и слышат, как струится и журчит

вода, они говорят:

     - Там идет свадьба! Вы слышите, вода рассказывает историю любви  жениха

и невесты?

     Иногда наверх всплывают перламутровые ракушки, словно слезы Бернис.

     А на скале растут белые цветы, похожие на водяные  лилии.  Их  называют

свадебным венком Бернис. И если девушке дарят эти цветы, значит,  через  год

она станет счастливой невестой.

 

 

 

     Охота на бекасов

 

     Розыгрыш розыгрышу рознь. Что и говорить, у ковбоев это развлечение  на

первом месте, хотя большой  деликатностью  не  отличается.  Напротив,  часто

бывает весьма грубовато.

     Вот к примеру шутка, какую сыграли с ковбоем по кличке Пастор,  веселым

и вполне приличным  парнем,  который  быстро  прижился  в  пестрой  компании

неутомимых ковбоев. Ребята звали его коротко - Пас.

     Пас был просто помешан на естественных науках.  Самый  большой  восторг

могло вызвать у него какое-нибудь редкое насекомое или незнакомая  птица,  а

то и змея, если, конечно, попадался особенно удачный экземпляр.

     И надо же было именно над ним устроить знаменитый розыгрыш - "охоту  на

бекасов".

     В один прекрасный день кто-то из ковбоев спросил  Паса,  участвовал  он

когда-нибудь в "охоте на бекасов"?

     - Стрелял ли я бекасов? - откликнулся Пас, - Да сотни раз!

     - Нет, нет, - возразил ковбой по кличке Бродяга, - я не  об  том,  чтоб

стрелять. А ловить их мешком или сумкой. Даже  дитя  неразумное  знает,  что

такое "охота на бекасов".

     - Сроду не слышал, - признался Пас. -  Как  это  ловить  мешком?  Разве

словить бекаса живьем?

     - Да проще пареной репы! - встрял в разговор  другой  ковбой.  -  Если,

конечно, знать, как взяться за дело. Стало быть, собирается компания человек

в шесть - восемь, и к концу дня, после захода солнца,  все  отправляются  на

болото, в такое место, что поближе к реке, где бекасы любят устраиваться  на

ночь. С собой лучше всего  прихватить  старый  джутовый  мешок  и  несколько

свечей. Сначала надо облюбовать удобное местечко и, когда  совсем  стемнеет,

кто-то один из охотничьей компании будет стоять там с открытым мешком. Перед

ним прямо на земле надо установить зажженную свечу. Остальные охотники будут

бе-

     гать вокруг сначала большими кругами, потом понемногу их  сужать,  пока

не приблизятся к тому, кто стоит с мешком. В  руках  им  полагается  держать

трещотки и греметь ими, не жалея  сил,  чтобы  вспугнуть  как  можно  больше

бекасов. Их задача заставить бекасов бежать на свет свечи. От  яркого  света

птицы на миг словно слепнут и попадают прямо в  открытый  мешок.  Все  очень

просто. Не охота, а развлечение! Я знаю одно такое местечко,  милях  в  трех

отсюда. Бекасов там видимо-невидимо, что саранчи на поле!

     - Так  что  сколотим  компанию,  пойдем  завтра  вечером  на  охоту?  -

предложил Бродяга.

     Пас был в восторге от  этого  предложения.  И  тут  же  нашлось  девять

охотников на ловлю бекасов. Как ни странно, все,  кроме  Паса,  уже  не  раз

принимали участие в этом развлечении и хорошо знали, что к чему.

     Отправились сразу после заката солнца прямо к  реке.  Бродяга  вызвался

отвести всех на хорошее место. Шли боковыми  тропинками,  продирались  через

кустарник, петляли туда-сюда, пока не вышли к болоту, в котором  увязали  по

щиколотку на каждом шагу.

     Москиты тучами носились над болотом.

     Достигнув  заветного  места,  все  остановились   и   стали   оживленно

обсуждать, кому держать мешок. Все притворялись, что каждому этого  хочется,

потому что ловить  бекасов  в  мешок  якобы  куда  веселей,  чем  бегать  по

кустарнику с погремушкой и поднимать птицу.

     В конце  концов  кто-то  заметил,  что  поднимать  бекасов  дело  много

ответственней, чем держать мешок. И, поскольку Пас был в  охоте  на  бекасов

новичком, разумнее именно ему поручить это приятное дело.  Все  согласились,

что так будет справедливо.

     Зажгли две свечи и воткнули в мягкую болотную  почву.  Пас  с  открытым

мешком в руках уселся перед ними. Держать мешок надо было обеими  руками,  а

москиты так и вились, так и жужжали вокруг него.

     И вот все ушли,  оставив  его  одного.  Куда?  -  спросите  вы.  Пугать

бекасов? О нет! Самой короткой дорогой по-

     скорей из этого москитного ада прямиком в свой ковбойский лагерь.

     Так-то вот!

     Назад добрались быстро и легли все спать,  не  скрывая  друг  от  друга

глупого восторга, ясно представляя себе картину, как  бедный  Пас  судорожно

держится за края мешка, пока тучи москитов со всего болота слетаются на свет

зажженных свечей.

     Пас вернулся в лагерь ковбоев только  к  полуночи.  По  дороге  он  еще

заблудился и боялся, что ему придется провести ночь где-нибудь  под  кустом.

Джутовый мешок он принес с собой и направился с ним прямо к тому месту,  где

спали Бродяга и другой ковбой, который так красиво расписывал ему "охоту  на

бекасов". Он растолкал их с воинственным кличем.

     - Привет, Пас! - отозвался чересчур веселый ковбой.  -  Ну  как,  много

поймал бекасов?

     - Клянусь твоей бабушкой, немало! - ответил Пас и вытряс на него  и  на

тех, кто спал рядом, все содержимое мешка. - Полюбуйтесь на голубчиков!

     Веселый шутник взвыл от ужаса и вскочил на ноги.

     Оказывается, Пас вытряс из  мешка  не  меньше  пуда  гигантских  черных

муравьев. Уж кому-кому, а Пасу было хорошо известно,  что  черные  техасские

муравьи кусаются хуже змеи. Отыскивая дорогу к коралю, Пас  случайно  набрел

на такой муравейник и собрал всех муравьев  в  мешок,  чтобы  посчитаться  с

партнерами по "охоте на бекасов".

     Успех был выше всякого ожидания. Муравьи расползлись во все стороны,  и

уж спать в эту ночь не пришлось никому.

 

 

 

     Суп из гремучей змеи

 

     Итак, у ковбоев было три излюбленных  розыгрыша:  "охота  на  бекасов",

"рассказ без конца, без начала" и "змеиный суп".

     Джек Хилтон был новичком на ранчо, вернее, даже гостем,  а  потому  его

следовало разыграть - таков был у ковбоев обычай. Но как?

     Уж больно ловко он управлялся со своим лассо. Такие петли набрасывал  и

затягивал, что твоя змея.

     Вот-вот, именно змеиный розыгрыш для него и подойдет, решили все.

     Но для этой комедии требовалось побольше  участников,  чтоб  беседа  на

дикую  тему  -  "Как  приготовить  суп  из  гремучей  змеи?"   -   выглядела

правдоподобней и убедительней.

     К счастью, в этот вечер на ранчо собрались все: Красавчик  Джонни,  Боб

Гиена, Молодой Кабан и даже Пит по прозвищу Сейф,  не  считая  Большеногого,

Грязной Рубахи, а также Лизоблюда и Толстопузика. Эти  двое  задержались  на

ранчо по дороге из Глендайва, куда они ездили в поисках развлечений.

     Компания для предстоящей игры собралась хоть куда!

     Начал ковбой Боб Гиена:

     - Скажи, Джек, твоя ма готовит суп из гремучей змеи погуще или пожиже?

     - Что за нелепый вопрос? - удивился было Джек, но последующее замечание

Толстопузика ввело его в заблуждение.

     Толстопузик сказал со вздохом:

     - Мм, любимый мой супчик!

     А Грязная Рубаха прямо напустился на бедного Джека:

     - Ты что, сроду не пробовал супа из гремучки? Теленок недоношенный!  Да

любой ковбой на Западе душу за него отдаст! Готовить его мудрено, а то б  мы

только его и лакали.

     Тут влез в разговор Большеногий, и после его заявления у Джека  исчезли

последние сомнения насчет этого тошнотворного ёдова.

     - Кто-кто, а твоя старуха знает секрет, как  его  приготовить,  получше

других, верно, Молодой Кабан? - сказал  Большеногий.  -  Жаль,  нету  у  нее

сейчас досуга, а то б живо нам его сварганила.

     Так Джек и попался в ловушку.

     - Молодой Кабан, - взмолился он, - будь другом,  расскажи,  как  же  ее

готовить, эту похлебку из гремучей змеи?

     И комедия началась. Первое слово - Молодому Кабану:

     - Перво-наперво ты  достаешь  парочку  судков,  один  побольше,  другой

поменьше,  чтоб  не  спутать.  И  чтоб  внутри  они  уже   проржавели.   Это

беспременно, чтоб проржавели,  иначе  суп  будет  не  того,  не  наварист...

Толсто-пузик, ты давеча спрашивал, какого размера судки  лучше  подойдут  на

это  дело?  Сейчас,  дай  подумаю...  Так,  в  общем,  если   это   не   для

торжественного приема или политического раута, я думаю, тот, что побольше, -

пусть будет галлона1 на три, а поменьше - ну,  с  термитник,  с  муравейник,

стало быть...

     Ты чего, Красавчик Джонни? Не веришь, чтоб проржавели? Без этого  никак

нельзя, не! Только не наскрозь, а то весь суп  вытечет,  самый  смак  уйдет,

одна гущина останется. И опять  же,  организму  железо  нужно,  чтобы  кровь

бодрей играла. Не, без ржави никак нельзя!..

     Говоришь, круглые, Лизоблюд? Не, не, любые судки, только не круглые!  Я

как раз собирался растолковать молодому Хилтону, что свертывать змею кольцом

и целиком совать в судок не должно, надо резать ее на куски и кусками класть

в судок. Так лучше разварится...

     После небольших переговоров подобного рода,  в  которых  все  принимали

посильное участие, Молодой Кабан снова взял на себя роль ведущего:

     - Стало быть, насчет судков теперь ты все уразумел, так,  Хилт?  Да  не

забудь посахарить, посолить,  поперчить,  а  коли  любишь  поострей,  можешь

прибавить горчички и горсть сушеных листьев молодой полыни...

     О чем это вы шепчетесь, Сейф и Красавчик, а? Отвечайте, только не разом

оба, по очереди. Сперва Сейф. А-а, ты  хочешь  знать,  какой  перец  класть,

красный или чер-

 

     1 Галлон -мера жидкостей и сыпучих тел, равная примерно 3,8 л.

 

     ный? Ты же у нас мексиканец, известное дело, голосуешь  за  красный.  А

вот я предпочитаю смешивать - треть

     красного, две трети черного. Ты предлагаешь  прибавить  еще  и  салата,

Красавчик? Не стоит, хватит и обыкновенной  полыни,  она  острей.  Некоторые

считают, что щепотка опунции  придает  супу  особую  пикантность.  Не  знаю,

судить не берусь...

     Спасибо, Большеногий, спасибо, друг, что напомнил про черную патоку!  И

как я мог  забыть  про  нее?  Две-три  ложки  черной  патоки  непременно!  И

несколько капель уксуса. Нет-нет, Гиена, корицу и мускатный орех я на дух не

принимаю!..

     Потом каждый  прибавил  еще  кое-что,  и  все  серьезно  обсудили  это.

Наконец, побоявшись, что они сами вот-вот  запутаются  и  только  вызовут  у

Джека  ненужные  подозрения,  Молодой  Кабан  перешел   ко   второй   стадии

приготовления.

     - Значит, ты уже знаешь, Джек, в чем и как варить  и  чем  приправлять.

Теперь главное, сама змея. Есть чудаки,  которые  признают  гремучки  только

одного размера. Я с ними не согласен. Конечно, ты  прав,  Толстопузик,  если

змея слишком маленькая, у ней и мяса нет, а  коли  чересчур  большая  -  она

старовата и, значит, будет жесткая,  все  так,  верно  это.  И  еще  спорят,

снимать с нее шкуру или оставлять.  Лично  я  предпочитаю  варить  с  кожей,

сочней получается!..

     Ты что, Лизоблюд? Хочешь сказать, что делать  дальше?  Сейчас,  сейчас!

Значит, так. Раскладываешь змей рядком, отсекаешь им головы аккурат за ушами

и бросаешь эти головы в меньшой судок, потом наливаешь воды, чтобы только их

закрыла, не больше, и отставляешь меньшой судок в сторонку. Потом  отрезаешь

погремушки и кладешь рядом с малым судком, чтоб были под рукой, когда придет

время украшать ими какое-нибудь блюдо. А дальше острым ножом режешь туловище

змеи поперек на куски не длиннее трех  дюймов...  Нет,  Грязная  Рубаха,  не

стоит резать ее вдоль, суп будет мутный...

     Затем следовал короткий обмен мнениями, в какой

     точно местности водятся самые вкусные гремучие змеи.  А  по  ходу  дела

рассказывались правдоподобнейшие истории  о  том,  как  такого-то  повара  в

Техасе этот  легендарный  суп  прославил,  а  такого-то  из  Орегона  навеки

осрамил. Джек слушал развесив уши, и Молодой Кабан перешел к  заключительной

части своего представления:

     - Наконец ты берешь большой судок и, устлав дно  его  листьями  полыни,

аккуратно укладываешь кусочки змеи - один слой параллельными рядами,  другой

поперек или сикось-накось и опять сначала, пока  не  уложишь  все  куски.  И

только после этого можешь бросить специи. Вот и все!

     Молодой Кабан кончил говорить и отправил в нос понюшку табаку.

     - Но что же дальше, Бога ради! - воскликнул Джек.

     Этой просьбы только все и ждали! Словно приглашения к  развязке,  какую

ковбои предвкушают всегда с восторгом.

     После глубокомысленных "кхе, кхе" и "гм, гм" Молодой Кабан сделал  вид,

что задумался на минуту, потом торжественно произнес:

     - Я сказал "вот и все!". Готов это  повторить.  Ибо  единственное,  что

можно сделать дальше, - это надеть шляпу  и,  сохраняя  полное  достоинство,

скакать прочь подальше от этого вонючего варева!

 

 

 

     Техасский Робин Гуд

 

     А вот вам история про знаменитого Сэма, техасского Робин Гуда. И по сей

день у ночных костров техасских  ковбоев,  на  ранчо,  в  домах  фермеров  -

повсюду рассказывают о его подвигах.

     Одни говорят, он был дурным человеком, коварнее змеи. Другие  клянутся,

что - хорошим. А кое-кто утверждает, что и таким, и сяким: когда  дурным,  а

когда хорошим. Пожалуй, последние ближе к истине.

     За голову Сэма Бэсса была назначена большая награда, неважно,  приведут

его живым или мертвым. И многие пытались схватить его.

     Однажды один очень способный  молодой  человек,  который  называл  себя

сыщиком, решил заработать на этом кучу долларов. Он искал приключений  и  не

сомневался, что поймает Сэма  Бэсса,  живого  или  мертвого.  Для  этого  он

отправился в техасское графство Стефенс, где этот разбойник со своей  шайкой

вел веселую, беззаконную жизнь. Он  обошел  уже  немало  холмов  и  лесов  в

поисках Сэма и  его  людей.  И  всегда  на  бедре  его  висел  шестизарядный

пистолет. Надежда поймать Бэсса не покидала его.

     Как-то, идя по дороге, он встретил легкую повозку, ею правил возница  в

шляпе, низко надвинутой на глаза. Это был не кто  иной,  как  Сэм  Бэсс.  Он

застыл на сиденье, точно луна в темном осеннем  небе.  На  дне  повозки  под

сеном было спрятано  два  шестизарядных  пистолета.  Лошадь  трусила  мелкой

рысцой.

     Увидев молодого человека, разбойник спросил:

     - Далеко держишь путь, незнакомец?

     - Да, как видно, не близко, - отвечал молодой сыщик.

     - Подсаживайся в повозку! Четыре ноги у вола все быстрей  довезут,  чем

твои две.

     Молодой человек подпрыгнул и сел на передок рядом с возницей.

     - Видно, новичок в графстве Стефенс, да, приятель?

     - Пару дней, как приехал.

     - За скотом или за лошадьми, по каким делам-то?

     - Ни то, ни другое. За человеком! Сыщик я.

     - Ого! Это небось чертовски интересно. А  шестизаряд-ка  у  тебя  есть,

чтоб изловить его, а? Я слышал, всем сыщикам полагается, работа такая.

     - Попал в самую точку! Новехонький шестизарядный пистолет у меня всегда

наготове. Дело-то предстоит трудное.

     - Рыси воют, зверье разбегается! - заметил  с  усмешкой  Сэм.  -  Можно

подумать, ты играешь по большой?

     - А то! Говорят, это самый отчаянный разбойник,  на  какого  я  выходил

когда. Не люблю хвастать, но тебе скажу: я ищу Сэма Бэсса.

     - Тю, тю, тю, да ты, я вижу, парень не промах.  Что  твой  норный  пес,

натравленный на злюку тарантула. Не застряла б у тебя эта  толстая  кость  в

горле, юноша! Никак, ты сам напрашиваешься на беду?

     - Знаю, что это крепкий орешек, но мы и не такие виды видали!  Надеюсь,

с Сэмом Бэссом я справлюсь.

     - А как ты узнаешь его, коли встретишь?

     - Ха, у меня глаз наметанный на преступников. Я их мигом  распознаю.  Я

их нюхом чую.

     - Сразу видно, ты сыщик с головой.

     - Я молод, что так, то так, но из моих  когтей  еще  ни  одна  дичь  не

вырвалась.

     - А что ты, к примеру, сделаешь, если сцапаешь Сэма Бэсса?

     - Он у меня станет послушный, как овечка, не то придется  выносить  его

ногами вперед.

     - Вот это мужской разговор! Правильно, долой страх! Что ж, юноша,  могу

помочь тебе, чтоб ты не искал больше Сэма Бэсса. Ибо ты сидишь с ним рядом.

     И разбойник глянул сыщику прямо в  лицо.  Одной  рукой  он  придерживал

вожжи, а другой играл своим шестизарядным пистолетом, который вытащил из-под

сиденья.

     Молодой сыщик стал белее савана.

     - Нн-нет... нет... мистер Бэсс, я не то хотел сказать.

     Я просто расхвастался. А у меня молодая жена и двое  детишек...  Я  вам

ничего такого не сделал... Клянусь...

     Сэм Бэсс глядел на него, улыбаясь и вертя в руке пистолет.

     У молодого человека даже язык прилип к  гортани.  Он  не  мог  выдавить

больше ни слова и был уверен, что вот и пришел его конец.

     - Нет, - медленно произнес Сэм, -  добрую  свинцовую  пулю  я  на  тебя

тратить  не  стану.  Устраивать  представление  с  веревкой  тоже  не  буду.

Проваливай отсюда! Живо! Я отпускаю тебя. Но чтоб ноги твоей больше не  было

в Техасе! Не то пеняй на себя. Тогда уж никто тебе не поможет, хоть  подожги

прерию с обоих концов!

     Молодой сыщик живо соскочил с повозки, и только его и видели.

     Вот каков он был, Сэм Бэсс, любил казнить, любил и миловать.

 

 

 

     Только глупцы не умеют смеяться над собой

 

     Все техасцы любят говорить, будто Техас -  лучший  штат  в  Соединенных

Штатах, а техасцы - самые умные люди в стране. Только каждому известно,  что

в один прекрасный день даже самый  умный  человек  может  попасть  в  глупое

положение.

     Но зато если техасец окажется в  дураках,  у  него  хватит  ума,  чтобы

посмеяться над самим собой. Поэтому когда  у  жителей  Уичито-Фолса  хорошее

настроение, они всегда рассказывают веселую историю о том, как  они  однажды

попались на удочку.  И  завершают  свой  рассказ  добродушной  улыбкой.  Они

считают, что только глупцы не умеют смеяться над собой.

     Случилось это во времена, когда  Уичито-Фоле  был  городом  скотоводов.

Тогда их жизнью, их делом был рогатый скот и лошади. Удачливые  охотники  на

бизонов сходились там, чтобы торговать, покупать и сорить деньгами.

     Однажды в город прискакал британский офицер. Это был  красавец  мужчина

верхом на красавце коне. Представился  он  капитаном  Генри  Наваррским.  Ну

совсем как знаменитый французский король Генрих IV Наваррский.

     Так вот, он расхаживал по городу, высоко подняв голову, в  разговоре  и

обхождении вел себя, как настоящий джентльмен, и все принимали его за важную

птицу.

     Он очень скоро дал понять, что приехал закупать  для  британской  армии

верховых лошадей. Много лошадей. И за хороших лошадей обещал хорошие деньги.

     На чистом английском языке с прекрасным  произношением  он  рассказывал

лошадникам города, что был послан в Уичито-Фоле еще с одним офицером,  чтобы

совершить эту сделку. Однако спутник его задержался в Новом Орлеане, так как

там из-за оспы на город был наложен карантин.

     - В разведении лошадей никто не  сравнится  с  вами!  Вы  прославленные

лошадники, - говорил он техасцам. - Вот я и приехал к вам, чтобы вы отобрали

для меня тысячу самых резвых скакунов. Сначала я произведу им смотр, а потом

дождусь моего напарника,  чтобы  завершить  сделку.  Его  скоро  уже  должны

отпустить из Нового Орлеана, и все денежные расчеты он возьмет на себя.

     Весь город всполошился и ликовал.  Мужчины  радовались,  что  предстоит

крупная сделка, а женщины, что им выпало счастье  развлекать  столь  видного

офицера,  который  так  прекрасно  говорит  по-английски  и  так   изысканно

воспитан. Да что там по-английски, даже по-французски!

     Две тысячи  жителей  Уичито-Фолса  почти  все  до  одного  были  просто

очарованы им. Его приглашали во все дома, и поили, и кормили, и развлекали.

     Когда он заметил ненароком, что у него кончились  деньги,  которые  ему

были выданы, а он тратил их широко, угощая всех подряд, отцы  города  велели

отпечатать для него  особые  купоны,  коими  он  мог  бы  расплачиваться.  А

правительственный  финансовый  чиновник,  случайно  оказавшийся  в   городе,

поставил на них государственную печать, чтобы капитан Наваррский пользовался

ими как

     деньгами. И пока сей блестящий офицер сорил направо и налево  деньгами,

люди рыскали вокруг и скупали за любую цену лошадей. Вскоре  город  оказался

забит лошадьми. Не хватало конюшен, так что приходилось  использовать  любое

прикрытие.

     Такого грандиозного переполоха и волнений в  Уичито-Фолсе  не  было  со

времен Бантина, который со всем своим выводком бесстрашных деток ворвался  в

город, подобно знаменитому ковбою Пекосу Биллу, верхом на диких рыжих рысях.

     И вот в пятницу, спустя ровно три недели как капитан явился в город, он

объявил, что готов произвести смотр.

     - Господа, - сказал он собравшимся вокруг него  мужчинам,  -  приведите

всех ваших лошадей в одно место, и на утро ближайшего понедельника  назначим

смотр. Карантин в Новом Орлеане уже снят, так что мой напарник  будет  здесь

со дня на день.

     За субботу и воскресенье сотни лошадей проделали  путь  в  Уичито-Фолс.

Всех мастей, размеров и статей. Вели их ковбои, а владельцы шествовали гордо

рядом. Сбор был в центре города.

     Никогда еще Уичито-Фолс не видел  такого  сборища  прекрасных  лошадей.

Стук копыт, топот ног, веселое ржание, окрики - город гудел.

     Настало утро  долгожданного  понедельника.  Почти  все  мужчины  города

толклись  возле  этого  гигантского  табуна.  Все  только   ждали   капитана

Наваррского.

     Ждали... ждали... Уже и солнце  поднялось  высоко  над  головой,  стало

жарко,  ковбои  и  лошади  начали  проявлять  беспокойство.  Но  еще  больше

беспокоились их владельцы, которые тоже ждали... И, заждавшись, отправили  в

гостиницу, где остановился капитан Наваррский, целую депутацию.

     Однако капитана Наваррского в гостинице не оказалось!

     Хозяин сказал им, что капитан уехал еще  в  воскресенье  к  вечеру,  но

обещал рано утром в понедельник вернуться.

     Нет, капитан Наваррский так и не вернулся... Добрые  горожане  и  милые

дамы остались с носом и были вне себя от гнева.

     Но прошло еще какое-то время, и дамы уже говорили:

     - А все-таки он был истинным джентльменом и таким красавцем!

     Мужчинам ничего не оставалось, как криво улыбаться и... помалкивать.

     Что ж, они сами попались на удочку и относились к этому,  как  истинные

техасцы, - с усмешкой!

 

 

 

     Женская власть и мужская сила

 

     Эту негритянскую сказку  особенно  любят  рассказывать  в  южном  штате

Теннесси.

     Когда Бог сделал мужчину и женщину, он поселил их вместе в одном  доме.

Мужчина и женщина силой были равны, и,  если  затевали  борьбу,  она  всегда

оканчивалась ничьей.

     Однажды мужчина решил: "Надо пойти поговорить с Богом. Устал я бороться

с женщиной, которую никак не могу одолеть".

     И он отправился на небо и предстал перед Богом.

     - Господи, - сказал мужчина, - никто не поможет мужчине, кроме тебя. Ты

умеешь зажигать на небе звезды, так окажи мне милость. Прошу тебя,  господи,

дай мне еще силы, чтобы я мог одолеть женщину. Не будешь ведь ты каждый  раз

спускаться с неба на землю, чтобы устанавливать между нами мир. Прибавь  мне

силы, и я сам наведу порядок. Хоть совсем немножко!

     - Хорошо, - сказал Бог, - отныне ты будешь сильнее женщины.

     И мужчина побежал с неба прямо домой. Едва  добежал  он  до  дома,  как

закричал:

     - Женщина, теперь я твой хозяин! Бог прибавил мне  силы,  и  теперь  ты

должна меня слушаться!

     Женщина начала с ним бороться, но он одолел ее. Она

     попыталась снова, и опять он одолел ее. И в третий раз он одолел ее.

     Мужчина очень возгордился.

     - Веди  себя  хорошо,  не  то  я  задам  тебе!  Женщина  не  на   шутку

рассердилась.

     - Это мы еще посмотрим! - сказала она. И на другой день она сама  пошла

к Богу.

     - Господи, прошу тебя, прибавь мне силы, хоть чуточку.

     - Ты получила всю силу сполна, - сказал Бог. -  А  мужчине  я  уже  дал

добавку.

     - Как же так? Ведь теперь он легко может меня одолеть, а раньше не мог.

Прошу тебя, господи, дай мне столько же, сколько  ему,  или  отними  у  него

лишнюю.

     - Что я дал, то назад не беру. Придется тебе с этим примириться.

     И женщина пошла домой  очень  разгневанная.  По  дороге  она  встретила

дьявола и рассказала ему, какая у нее стряслась беда.

     - Послушай меня, и все обернется к лучшему, - сказал дьявол. - Разгладь

морщины, не хмурься, а лучше поворачивайся  кругом  и  возвращайся  к  Богу.

Попроси у него ключи, что висят на гвозде возле двери. Потом приходи с  ними

ко мне, и я научу тебя, что делать.

     И женщина вернулась снова на небо.

     - Женщина, - сказал Бог, уже начиная сердиться, - что тебе еще надо?

     - О господи! Властитель радуги и небес и всех звезд небесных!

     - Я спрашиваю, женщина, что тебе надо?

     - Дай мне ключи вон с того гвоздя!

     - Бери и больше не беспокой меня!

     Женщина взяла ключи и бросилась бегом к дьяволу.

     - Так, значит, ты получила три заветных ключа? - сказал дьявол.

     - Да, вот они, - сказала женщина.

     - Эти три ключа, - сказал  дьявол,  -  если  ты  будешь  правильно  ими

пользоваться, принесут тебе больше вла-

     сти и силы, чем у мужчины есть и будет. Первым ключом  ты  запри  дверь

кухни. Мужчины первым делом думают о еде. Второй ключ для спальни. Запри ее.

Мужчина будет недоволен, если его не впустят в спальню. Он любит поспать.  И

третий,  последний,  ключ  для  комнаты,  где  ты  качаешь  колыбель  вашего

младенца. Запри и ее. Мужчины привязаны к своим детям, они хотят видеть, как

растет их потомство. Бери свои ключи и иди теперь домой.

     И дьявол добавил еще:

     - Помни: не отпирай дверей, пока мужчина не научится пользоваться своей

силой по твоему указанию и тебе на радость.

     Женщина побежала домой и сделала  все,  как  было  сказано.  Вернувшись

домой, мужчина застал ее на пороге. Раскачиваясь, она пела:

     Возьми это дерево И выдолби люльку.

     Когда мужчина обнаружил, что три двери, которые всегда были  распахнуты

настежь, теперь оказались вдруг заперты, он вскипел от злобы, словно вода  в

лужах на солнцепеке.

     Сперва он попробовал выбить их,  надеясь  на  свою  силу.  Ему  это  не

удалось, и он закричал:

     - Кто запер эти двери, женщина? Откуда взялись ключи?

     - Мне дал их господь Бог.

     - О-о, я этого не потерплю! - завопил он и бросился бегом к Богу.

     - Женщина заперла от меня еду, и моего  ребенка,  и  мою  постель.  Она

сказала, это ты дал ей ключи.

     - Да, я. Она  у  меня  попросила  их,  а  дьявол  научил  ее,  как  ими

пользоваться.

     - Господи! Дай и мне ключи, чтобы я мог отпереть эти двери.

     - Этого я не могу сделать, - сказал Бог мужчине. - Что я дал, то дал. Я

дал женщине ключи, и пусть ключи

     будут у нее. Ты должен пойти и попросить  женщину,  чтобы  она  отперла

тебе двери сама.

     Мужчина вернулся домой, но заставить женщину  отпереть  двери  не  мог,

сколько ни старался. Тогда он попросил ее, он долго  упрашивал  ее  и  делал

все, что ей было угодно, и наконец она отперла двери.

     Но мужчине этого показалось мало. Он сказал женщине:

     - Давай поделимся! Ты отдашь мне половину ключей,  а  я  тебе  половину

моей силы.

     - Что ж, мне надо подумать, - сказала женщина. Она села и стала думать.

В это время в окно к ней заглянул дьявол.

     - Не соглашайся, женщина! - шепнул он. - Пусть у него остается сила,  а

у тебя - ключи. Запомни раз и навсегда: когда налетают осенние мухи,  корове

не обойтись без хвоста!

     И сделка не состоялась.

     С тех пор мужчине  приходится  сдерживать  свою  силу,  если  он  хочет

ужиться с женщиной.

     Вот почему мужчина уступает, а женщина стоит на своем.

 

 

 

 

     Глоток вина для змеи!

 

     Ручаться нельзя, что история эта правдива. Однако сами  посудите:  если

некто каждое воскресенье ходит в церковь, разве станет он  в  субботу  врать

первому встречному?

     Вот этот-то аккуратный ходок в церковь и  поведал  данную  историю,  он

поклялся, что все в ней святая правда и что произошло это как раз,  когда  в

виргинской речке под странным названием Коровий Выгон он  удил  рыбу.  В  то

время по  берегам  этой  речки  городов  и  поселений  еще  было  мало,  все

пространство покрывали леса и болота.

     - Так вот, - рассказал он, - стояло теплое погожее утро, и я отправился

на реку, чтобы поудить рыбку.

     Пошли мы, стало быть, вдвоем - я и моя старшая дочь Кэрол, которая была

великая охотница до рыбной ловли, почти что как я. Я нес удочки, а  Кэрол  -

корзину, сплетенную ею собственноручно из  ивняка.  А  в  корзине  той  было

полным-полно всякой снеди, да еще кувшин наипрозрачнейшего золотистого  вина

из одуванчиков, какое ейная  мамаша  приготовила  прошедшей  весной.  Каждую

весну она готовила вино из одуванчиков, и вот вам мое  честное  благородное,

никто лучше ее не умел его делать во всей нашей Виргинии.

     Насчет живца мы и не беспокоились, потому как червяка одного-другого  я

мог изловить везде, а то и лягушку. Их всюду пруд пруди.

     Так мы и шли. Я размышлял о  политике  и  всякой  подобной  ненужности,

покамест не добрели до реки. Выбрали местечко, сели. Вот тут-то я и вспомнил

о наживке.

     "Кэрол, - говорю я, - нам бы живца теперь!"

     Уселись мы так уютненько, точно кролики под кустом, и до  того  неохота

мне было подниматься. Гляжу я это  вокруг,  нельзя  ль  чего  нибудь  вырыть

поблизости, как вдруг замечаю старушку мокасинную змею. Лежит неподалече,  а

в пасти у ней жирненькая такая лягушка, и она ее вот-вот заглотнет.

     "Эх, была не была! Что змея ее заглотит, что на живца я ее возьму,  для

нее все едино", - подумал я.

     Стало быть, встал я, нашел палку вроде рогатки, прижал змею к  земле  и

вытащил у нее из пасти лягушку нам на живца.

     Палку потом выбросил, а старушка мокасинка поглядела на  меня  с  таким

укором, что я почувствовал, будто виноват перед ней. Пасть у  нее  была  все

так же разинута, а глаза ну впрямь молили меня о чем-то.

     Да-а, вы ж знаете, человек я богобоязненный и сердобольный, не  могу  я

видеть, когда живая тварь страдает. Лягушку ей отдать я, понятное  дело,  не

мог, потому нужна она мне была самому.  А  рядом  стоял,  значит,  кувшин  с

одуванчиковым вином, который Кэрол вытащила из корзины,  чтоб  не  упал,  не

пролился. И недолго думая я плес-

     нул глоток  прозрачного  одуванчикового  сока  прямо  в  глотку  старой

мокасинке.

     Ай-ай-ай, вы бы посмотрели на нее! Только не убеждайте меня,  что  змеи

улыбаться не могут, слово даю, эта старая мошенница расплылась в  самой  что

ни на есть счастливой и благодарной улыбке, какую я встречал в нашем славном

штате Виргиния!

     Я  себя  больше  не  чувствовал  виноватым,  раз  змея  теперь  глядела

счастливой, и сел удить рыбу. Рыбы  было  много,  и  мы  с  Кэрол  вскорости

наловили ее целую гору. Она лежала прямо на траве, а Кэрол все  трещала,  не

закрывая рта, это она  унаследовала  от  своей  матери,  а  та  если  начнет

говорить, так словно речка журчит. И журчит, и журчит...

     Я ее вполуха слушаю и вдруг чую - кто-то легонько толкает меня в  ногу.

Быстро оборачиваюсь, а это мокасин-ная змея тыкает меня хвостом. Сама голову

задрала, а во рту у нее опять лягушка!

     Ах ты, дождик косой! Снимите с меня шляпу, загоните на чердак и уберите

лестницу, коли я не верно понял.

     Стало быть змея говорит мне на своем змеином языке: "Видишь, хозяин,  я

принесла тебе другую лягушку, так дай ты мне, ради Бога,  еще  глоток  этого

одуванчикового сиропа!"

     Ну куда мне было деваться?  Человек  я  сердобольный,  сами  знаете,  а

потому взял я у нее из пасти лягушку и налил  ей  туда  глоток  одуванчикова

вина. Но потом я дал ясно понять этой мокасинке, что больше  в  лягушках  не

нуждаюсь, а в одуванчиковом вине очень даже нуждаюсь для поддержания сил.

     Змея поглядела на меня так грустно, но уползла, ничего не сказала.

     Мы с Кэрол много наловили тогда и домой отправились с  полной  корзиной

рыбы.

     С тех пор я никогда не хожу удить рыбу без кувшина доброго одуванчикова

вина, а потому о наживке могу не беспокоиться, сами понимаете.

 

 

 

     Ромео и Джульетта из штата Виргиния

 

     В штате Виргиния жил один верный патриот и прекрасный адвокат по  имени

Патрик Генри.

     Он прославился не только знаменитым призывом, облетевшим всю  страну  в

годы войны за независимость: "Свобода или смерть!", но и мудрыми решениями в

обычной жизни и в суде. Каких только историй о  нем  не  рассказывают  и  на

Севере и на Юге, но больше всего в штате Виргиния. Одну из них мы вам сейчас

перескажем. А вы, в свою очередь, перескажите ее кому-нибудь еще,  она  того

стоит, потому что в ней есть над чем посмеяться.

     Жил на свете юноша, который влюбился в молоденькую девушку,  что  часто

случается еще со времен Адама. Да, но этой  виргинской  Джульетте  было  еще

слишком мало лет, и закон запрещал на ней жениться. Хуже того, отец  девушки

не хотел, чтобы она выходила замуж именно за этого юношу.

     Однако для влюбленных закон и  отцовские  желания  не  указ,  так  было

всегда, с тех пор как люди узнали про любовь.

     Зато в  Виргинии  был  прекрасный  старинный  обычай  убегать  из  дома

родителей и тайно венчаться. Когда дело было сделано, большинство  родителей

прощали молодых и забывали все. Но для этой парочки бегство из  дома  сулило

серьезные неприятности. Ибо по законам  штата  Виргиния  молодого  человека,

умыкнувшего слишком юную невесту, сажали в тюрьму, и надолго. Так  что  сами

видите, сколько трудностей было впереди у молодых влюбленных,  если  бы  они

сбежали из дому и поженились.

     Молодой виргинец голову сломал, обдумывая свои  любовные  неприятности.

Что же все-таки делать?

     И тут он вспомнил про Патрика Генри, о котором еще отец всегда  говорил

ему, что у Патрика самая светлая голова, никто во всем штате  лучше  его  не

разбирается в законах, И он пошел к Патрику  и  поведал  ему  свою  грустную

историю.

     Знаменитый адвокат внимательно все выслушал, и улыбка заиграла  на  его

лице.

     - Вы очень любите эту молодую леди? - спросил он.

     - Больше жизни! Я бы заплатил что угодно, только бы мне жениться на ней

и не сесть в тюрьму.

     - Заплатили бы что угодно? Это хорошее начало для разговора.  Даже  сто

золотых гиней?

     - С радостью, сэр! Отец, конечно, даст мне эти деньги.

     - Что ж, дальше лучше, такой разговор мне нравится еще больше.  Уверен,

что сумею все устроить с вашей женитьбой так,  чтобы  вы  остались  спокойно

жить в своем прекрасном доме и не сели бы в тюрьму.

     - О, мистер Генри, я никогда не забуду вашей услуги!

     - Прекрасно, прекрасно. Приходите  с  молодой  леди  завтра  ко  мне  в

контору, и я расскажу, как мы устроим все ваши дела.

     И вот влюбленная парочка пришла в  контору  к  Патрику  Генри:  молодой

человек, полный решимости, и  юная  леди  в  приподнятом  настроении,  столь

свойственном виргинским девушкам.

     Патрик Генри тепло принял их и обратился к невесте:

     - Моя юная леди, когда ваш великодушный отец, который противится  браку

с этим достойным юношей, отлучится из дому, пойдите  к  себе  на  конюшню  и

выберите там лучшего скакуна. А потом скачите  как  можно  быстрей  к  месту

свидания с вашим избранником сердца, который будет там  ждать  вас...  Когда

мисс прибудет на место свидания, вы, молодой человек, сядете верхом на  того

же коня, но только позади нее. Помните:  позади  нее!  Она  будет  управлять

конем и поведет его к священнику, который обвенчает вас. Запомните, моя юная

красавица, поводья в руках должны держать вы и направлять коня тоже,  а  ваш

жених пусть сидит сзади и обнимает вас за талию. После венчания идите к отцу

и скажите, что вы поженились. А если ваш благородный отец  будет  стоять  на

своем и подаст на вас в суд, я буду  вашим  защитником.  И  запомните,  юная

леди, на суде вы должны рассказывать точно, как

     было совершено бегство, и тогда, обещаю вам, вы вернетесь  благополучно

домой и вам не придется навещать вашего  возлюбленного  в  тюрьме.  Главное,

рассказывать все как есть - как вы убежали и как поженились.

     Девушка пообещала исполнить все в точности. Они поблагодарили  адвоката

и ушли.

     Вскоре после этого молодая леди узнала, что ее отец  должен  отлучиться

из дома, и условилась о встрече со своим женихом.  Путь  был  свободен,  она

выбрала в конюшне лучшего коня и прискакала на место свидания. Он вскочил на

коня позади нее, как велел ему сделать адвокат, и она пустила  коня  быстрой

рысью прямо к священнику, который тут же обвенчал их по всем правилам. Потом

они предстали перед ее отцом и во всем ему признались.

     Благородный господин сильно разгневался. Он посадил дочь  под  замок  и

подал на молодого мужа в суд. Он требовал для него пожизненного заключения.

     Настал день суда. Поскольку на суде присутствовали обе семьи, зал  суда

был переполнен. К тому же прошел слух, что  в  защите  будет  выступать  сам

Патрик Генри, и люди стекались отовсюду, только чтобы послушать его.

     Адвокат обвинения со стороны разгневанного отца поднялся и держал речь,

но недолго. Он лишь сказал, что молодой негодяй  увез  девушку,  которой  по

законам штата Виргиния было еще рано выходить замуж,  а  потому  суд  должен

принять соответствующее справедливое решение и отправить его в тюрьму.

     Затем встал Патрик Генри.

     - Ваша честь, - обратился он к судье, - лично я мало что  могу  сказать

по данному делу. Я предлагаю лучше попросить прекрасную, как ангел,  молодую

невесту рассказать нам все о совершенном побеге,  из-за  которого  выдвигает

свое обвинение мой коллега. Тогда,  ваша  честь,  вам  легче  будет  судить,

должен этот милый молодой человек отправиться в холодную тюрьму или  к  себе

домой вместе с любимой невестой.

     Затем, обращаясь к девушке, он сказал:

     - Прошу вас, юная леди, расскажите его чести все

     в точности, как произошло. Помните, все в точности!

     Раскрасневшаяся невеста поднялась  на  свидетельское  место.  Она  чуть

волновалась, но говорила ясно и без запинок.

     - Вот как все было, ваша честь. В прошлую среду утром я  пошла  в  нашу

конюшню, выбрала Принца Звезду и поскакала на свидание с  моим  женихом.  Он

сел на коня позади меня. Правила конем я, он сидел позади меня. Мы поехали к

священнику, и священник нас обвенчал.

     Тут поднялся Патрик Генри:

     - Вы хотите сказать, что посадили его позади себя на коня  и  увезли  к

священнику?

     - Да, сэр, именно так. Я увезла его. В зале суда раздался громкий смех.

     - Так что видите, ваша честь, - сказал Патрик Генри, - молодой  человек

вовсе не увозил эту прелестную, как цветок,  юную  леди.  Дело  ясное:  сама

девушка убежала вместе с молодым человеком. А посему вы, конечно, не  будете

сажать в тюрьму этого  прекрасного  джентльмена,  раз  лично  он  никого  не

увозил.

     Судья долго смеялся,  и  все  присутствовавшие  в  зале  тоже,  и  даже

разгневанный отец. Так все разрешилось ко всеобщему  удовольствию  благодаря

умному совету Патрика Генри.

 

 

 

     Пряничный человечек

 

     А  сейчас  вы  услышите  сказку,  которую   чья-то   пра-пра-прабабушка

рассказала своей маленькой внучке много-много лет назад...

 

     Жили-были маленький старичок и маленькая старушка в маленьком домике на

краю леса. Всё у них в жизни спорилось, одного только не хватало - не было у

старичка и старушки детей. И вот  однажды,  когда  старушка  раскатывала  на

столе пряник из имбирного  теста,  она  взяла  да  и  сделала  его  в  форме

маленького человечка! С ручками, ножками, с головой - и поставила в духовку.

     Через некоторое время старушка подошла посмотреть, пропёкся ли  пряник.

И как только она распахнула дверцу духовки... маленький пряничный  человечек

выскочил из неё и бросился со всех ног из дома.

     Старушка кликнула мужа, и оба они  бросились  вдогонку.  Но  не  так-то

просто поймать пряничного человечка!  Вот  уже  добежал  он  до  гумна,  где

крестьяне молотили жито. И, пробегая мимо, запел:

 

     Я убежал от маленькой старушки,

     И от маленького старичка!

     И от вас я убегу, это уж точно!

 

     Все крестьяне бросились за ним. Но, как быстро они ни  бежали,  догнать

не могли...

     Прибежал человечек на поле, где косцы косили траву. Прибежал и запел:

 

     Я убежал от маленькой старушки,

     И от маленького старичка,

     И от крестьян с молотилками,

     И от вас я убегу, это уж точно!

 

     Не  выдержали  косцы  таких  насмешек  -  все  бросились  за  пряничным

человечком. Бегут со всех ног, а догнать не могут!

     А человечку навстречу - корова идёт, он и ей запел:

 

     Я убежал от маленькой старушки,

     И от маленького старичка,

     И от крестьян с молотилками,

     И от косцов с косами,

     И от тебя я убегу, это уж точно!

 

     Разозлилась корова - забодаю! И тоже за пряничным человечком бросилась.

Только догнать не может. А ему навстречу - свинья. Человечек запел:

     Я убежал от маленькой старушки,

     И от маленького старичка,

     И от крестьян с молотилками,

     И от косцов с косами,

     И от коровы рогатой,

     И от тебя я убегу, это уж точно!

 

     Завизжала свинья и вдогонку кинулась... Только догнать не может! Быстро

бежит пряничный  человечек.  Бежит,  бежит,  а  навстречу  ему  лиса.  Завёл

человечек свою песенку:

 

     Я убежал от маленькой старушки,

     И от маленького старичка,

     И от крестьян с молотилками,

     И от косцов с косами,

     И от коровы рогатой,

     И от свиньи пузатой,

     И от тебя я убегу, это уж точно!

 

     И лиса пустилась за ним вдогонку. А лисы бегают быстро -  поэтому  лиса

быстро догнала пряничного человечка и принялась его есть.

     - Ох,  ох!  -  закричал  пряничный  человечек.  -  От   меня   откусили

четвертинку!

     А потом:

     - Ой, ой, от меня откусили половинку!

     И, наконец:

     - Ай, ай, три четверти откусили! Ну, вот я и пропал...

     И больше пряничный человечек уже ничего не сказал.

 

 

 

     Янки смеются

 

     Сказочная страна янки - Янкиленд - находится в восточных штатах США. Их

называют Новой Англией, потому что именно сюда в начале  XVII  века  прибыли

первые переселенцы из Европы. Не  считая  голландцев,  в  основном  то  были

англичане.

     Что такое янки? Говорят, так произносили слово "английский" голландцы -

что-то вроде "янгис" вместо "инг-лиш". Есть и другие  объяснения,  но  смысл

один - это англичане в Америке.

     Первое упоминание о янки встречается в веселой народной  песенке  "Янки

Дудл", с которой американские солдаты шли на  освободительную  войну  против

колониальных войск британского короля.

     Истинные  янки  той  ранней  поры  -  ребята  с  характером,  чуть  что

кипятятся. Предприимчивости и любопытства у них не занимать стать.

     Поджарые, как гончие собаки, лица опалены солнцем. Готовы к празднику и

к беде. Гибкие и в жизни,  и  в  походке.  Умеют  думать,  но  не  умничают.

Горячие, лукавые. Глаз острый и пытливый. Незлобивы, в драку зря  не  лезут.

Но и спуску не дадут.

     Они прирожденные умельцы, мастера на все руки, неутомимые изобретатели.

 

 

 

     Даю слово йоркширца!

 

     Все йоркширцы родом из Англии, из графства Йоркшир.

     Но вот йоркширец приехал в Америку - в Новую  Англию  -  и  стал  самым

настоящим янки.

     Известно, что янки очень любят  хитрить,  темнить,  торговаться,  когда

заключают сделку. Но если уж они  ударили  по  рукам,  то  от  своего  слова

никогда не отступятся.

     Однажды фермер-йоркширец пахал на своем поле, и вдруг лошадь  его  пала

прямо посередь борозды.

     Фермер оставил ее лежать, где она упала, и тут  же  поспешил  к  своему

соседу, чья ферма находилась милях ь пяти от его.

     Он поднялся на крыльцо, постучал в дверь.

     Фермер пригласил своего друга-соседа зайти в дом, и  они  поговорили  о

том о сем.

     На прощание йоркширец спрашивает:

     - Ты знаешь мою белую кобылу?

     - Само собой, - отвечает гостеприимный сосед.

     - Хочешь обменять ее на твоего гнедого?

     - Добро! - соглашается фермер.

     - Стало быть, по рукам? И они ударили по рукам.

     Тогда йоркширец замечает как бы между прочим:

     - Да, так значит, белая кобыла лежит на  борозде  в  поле.  Пала  нынче

утром, когда я пахал на ней.

     - Что ж, - замечает фермер, - а мой гнедой пал во  вторник.  Шкура  его

висит в конюшне.

 

 

 

 

     Мой пес тоже йоркширец

 

     Один йоркширский малый пришел впервые в Уолпол. И свою собаку  с  собой

привел. Никогда прежде он не бывал в таком большом городе. Он останавливался

у каждой витрины и глазел по сторонам, потому как все ему было в новинку. И

без конца задавал вопросы прохожим:

     - Что это?

     - Ой, что это?

     На большом рыбном рынке  он  про  каждую  незнакомую  рыбину  спрашивал

хозяина:

     - Что это?

     Так он дошел до бочонка с живыми омарами.

     - Ой, что это? - ткнув пальцем в бочонок, спросил любопытный йоркширец.

     - Омары, - ответили ему. - Хочешь одного? Держи!

     - Не, не! Я йоркширец. Не хочу.

     - Тогда пусть твоя собака сунет свой хвост в бочонок.

     - А-а, это ладно.

     И молодой йоркширец приподнял своего пса над бочонком так, чтобы  хвост

его оказался среди кусачих омаров. Один омар - хвать  псину  за  хвост!  Пес

вырвался из .рук хозяина и с воем бросился бежать.

     Торговцы рыбой за бока держались  от  смеха.  А  йоркширец  только  рот

разинул и вылупил глаза от удивления.

     Когда пес с омаром на  хвосте  скрылся  за  углом,  хозяин  омаров  как

закричит:

     - Держи его! Твой пес утащил моего омара! Покличь его назад!

     - Не! - сказал йоркширец. -  Он  тоже  йоркширец.  Кличь  назад  своего

омара!

 

 

 

     Янки в дороге

 

     Один бостонец ехал верхом через штат  Вермонт  в  город  Честерфилд.  У

дороги он увидел молодого парня, рубившего толстое дерево.

     - Джек, Джек! - крикнул всадник. - Я правильно еду на Честерфилд?

     - Откуда ты взял, что меня зовут Джек? - удивился парень.

     - Взял да угадал, - ответил всадник.

     - Ну тогда  тебе  ничего  не  стоит  угадать  и  правильную  дорогу  на

Честерфилд, - заметил лесоруб.

     А надо вам сказать, что любого йоркширца в Америке принято  было  звать

Джек.

     Поехал бостонец дальше. Уже стемнело,  близилась  ночь.  Навстречу  ему

фермер. Бостонец спрашивает его вежливо:

     - Скажи, дружище, я правильно выбрал дорогу на Че-стерфилд?

     - Правильно, - ответил фермер. - Только хвост  и  голову  твоей  лошади

лучше поменять местами, не то ты никогда туда не попадешь.

 

 

 

     Шляпки Сэма Толмена

 

     В старые времена, когда торговля в бостонских лавках  и  магазинах  шла

только зимой и ранней весной, предприимчивые янки отправлялись  по  сельским

дорогам и сбывали там  самый  залежалый  товар.  Например,  дамские  шляпки,

вышедшие  из  моды.  Это  было  любимым  занятием   бродячих   торговцев   -

янки-коробейников.

     Сэм Толмен мог всучить свой товар кому угодно, потому  что  он  умел  и

польстить покупателю, и пошутить с ним,  и  обмануть.  Этот  коробейник  был

истинным янки.

     Как-то ранней весной он взял под мышки большущих два короба с  дамскими

шляпками и пустился в дальнюю дорогу на полуостров Кейп-Код. Женщины в  этом

отдаленном углу знать не знали, какие шляпки на Большой земле сейчас  носят.

А если до них и долетали какие-нибудь слухи, то откуда им было достать такие

шляпки?

     Той весной в моде были до того малюсенькие и воздушные  шляпки,  что  в

два короба их уместилось великое множество. Раньше чем за две недели Сэму ни

за что бы не распродать их. А ему надо было вернуться в  Бостон  не  позднее

чем через десять дней!

     Что же он тогда придумал?

     Шляпки эти были двух фасонов: одни - как плоская тарелочка, а другие  -

как изогнутый кокетливый соусник.

     Вот Сэм Толмен и сказал женщинам  на  острове,  что  в  этом  году  все

бостонские дамы носят сразу по две  шляпки:  тарелочку  впереди,  а  соусник

сзади.

     Кейп-кодские модницы,  конечно,  напокупали  себе  и  своим  дочерям  и

племянницам по две шляпки, так что Сэм Толмен вернулся в Бостон даже  раньше

чем через десять дней.

 

 

 

 

     Вишневый кот

 

     В самом начале  80-х  годов  прошлого  века  хозяин  знаменитого  Музея

редкостей Ф.Т.Барнем сидел в своей  нью-йоркской  конторе  и  вдруг  услышал

легкий стук во входную дверь. Он крикнул:

     - Войдите!

     Дверь распахнулась, и  на  пороге  перед  мистером  Бар-немом  предстал

классический янки. Он сел на  предложенный  ему  стул,  опрокинул  стаканчик

янтарного хмельного напитка и уставился с усмешкой на Ф.Т.

     - Вы будете Ф.Т. Барнем? - начал янки.

     - Попали с первого раза, - откликнулся хозяин музея.

     - Ну так вот, - сказал нежданный гость, - слышь,  есть  у  вас  напоказ

выставка небывалых животных? Но могу побиться об заклад, такого зверя, как у

меня, на ферме в Коннектикуте, тут у вас нету!

     Мистер Барнем, человек осторожный, захотел, чтобы посетитель представил

этому какие-нибудь доказательства.

     - Не могли бы вы  мне  точнее  описать  это  удивительное  животное?  -

спросил он.

     - Можем и точнее. Что вы, к примеру, скажете про красавца кота, а?

     - Кот? Что в этом  такого  необыкновенного?  Девять  тысяч  нью-йоркцев

могут показать вам кота.

     - Э-э-э, но мой-то кот небывалого вишневого цвета.

     В недоверчивой улыбке мистера Барнема выразился  весь  профессиональный

опыт прославленного владельца Музея редкостей. Однако он  постарался  скрыть

свою заинтересованность.

     - Ну, в таком случае у вас действительно есть кое-что, за  что  публика

будет платить деньги, - небрежно заметил он.  -  Сколько  же  вы  хотите  за

вашего вишневого кота?

     - Не-е, вы уж сами  назначьте  цену,  мистер  Барнем.  Но  учтите,  моя

старуха очень привязана к этой твари, она за так ее не отдаст.

     - Кот есть кот, - сказал мистер Барнем. - Много он не стоит.

     - Много не много, а я вам вот что скажу: ежели я все правильно расписал

про него, так, стало быть, вы заплатите мне  три  сотни  долларов,  когда  я

доставлю его вам в Нью-Йорк.

     - По рукам, - согласился Ф.Т.

     Через неделю в музей Ф.Т. наложенным платежом прибыл упакованный  ящик.

К ящику был пришпилен счет на триста долларов "за одного вишневого кота, как

уговорились". Мистер Барнем оплатил счет и вскрыл ящик.  Зверь,  сидевший  в

нем, был несомненно котом, но... точно таких котов можно было  встретить  на

любой улице Нью-Йорка. Он был иссиня-черным.

     Мистер Барнем немедленно послал на ферму телеграмму:

     "Вы что, смеетесь надо мной, прислав черного кота вместо вишневого?"

     Но тут же последовал ответ:

     "Дорогой мистер Барнем, вы что, никогда не видели черной вишни? У нас в

Коннектикуте  ее  полным-полно".  Что  ж,  мистер  Барнем  признал,  что  он

проиграл. Эта веселая шутка облетела весь город Нью-Йорк.

     Вполне возможно, с легкой руки самого Ф.Т. Так или  иначе,  пресловутый

вишневый кот  послужил  прекрасной  рекламой  для  Музея  редкостей  мистера

Барнема.

 

 

 

 

     Путь наверх мистера Барнема

 

     А теперь мы вам расскажем, как  Финеасу  Барнему  удалось  разбогатеть.

История эта совершенно правдива и взята из воспоминаний самого Ф.Т.Барнема.

     Приводим ее слово в слово.

     "Я  всегда  серьезно  относился  к  рекламе.  Реклама  -  это  истинное

искусство. И не только реклама в печати,  к  которой  я  всегда  прибегал  и

которой я обязан своими  жизненными  успехами.  Нет,  я  считаю,  что  любые

обстоятельства надо уметь подавать и тем самым оборачивать себе на пользу.

     Меня долго мучила навязчивая идея во что бы то ни стало прославить  мой

музей, сделать его притчей во языцех для всего города. Я хватался  за  любой

удобный случай ради этого.  Сначала  без  всякой  системы,  так  просто,  по

интуиции. И, смею вас заверить, она никогда мне не изменяла. Уже  позднее  я

выработал на этот счет точную науку, а на первых порах действовал по наитию,

и весьма успешно. К примеру, расскажу вам такой случай. Однажды утром ко мне

в кассу музея зашел солидной внешности, энергичный на вид мужчина и попросил

денег.

     - А почему бы вам не пойти работать? - спросил  я  его.  -  Тогда  б  и

завелись у вас деньги.

     - Подходящего дела не могу найти, - отвечал человек. - Я бы  согласился

на любую работу за один доллар в день.

     Я протянул ему четверть доллара.

     - Пойдите подкрепитесь, а потом возвращайтесь, -  сказал  я.  -  Я  вам

предложу несложную работу за полтора доллара в день.

     Когда он вернулся, я дал ему пять самых обыкновенных кирпичей.

     - А теперь вам надо проделать следующее, - сказал я. - Один  кирпич  вы

положите на тротуар, где перекрещиваются  Бродвей  и  Энн-стрит.  Второй  вы

положите возле музея.  Третий  -  наискосок  от  музея  на  углу  Бродвея  и

Виси-стрит, рядом с Эстер-Хаус. Четвертый - перед собором святого Павла. А с

пятым в руках вы будете быстрым, деловым шагом ходить от  одного  кирпича  к

другому. Один класть, другой брать взамен. Но  при  этом  никому  ни  слова!

Никаких вопросов и ответов.

     - Но зачем? - не удержался и спросил мой новый работник.

     - Пусть вас это не беспокоит, - отвечал я. - Ваше  дело  выполнять  мои

указания и помнить, что за это вы будете получать пятнадцать центов  в  час.

Предположим, что я так развлекаюсь? Вы окажете мне великое  одолжение,  если

прикинетесь глухим, как стена. Держитесь очень строго, достойно, ни  на  чьи

вопросы не отвечайте, ни на кого не обращайте внимания и точно следуйте моим

указаниям. А каждый раз, как  будут  бить  часы  на  соборе  святого  Павла,

направляйтесь ко входу в музей.  Там  вы  предъявите  вот  этот  билет,  вас

впустят, и вы обойдете чинно зал  за  залом  весь  музей.  Потом  выйдете  и

приметесь за ту же работу.

     - Ладно, - согласился человек, - мне все равно, что ни делать, лишь  бы

заработать.

     Он разложил по местам кирпичи и начал свой обход.

     Уже полчаса  спустя  человек  пятьдесят,  не  меньше,  глазели  на  его

загадочные манипуляции с кирпичами. Соблюдая военную выправку,  чеканя  шаг,

он строго держал курс от кирпича к кирпичу.

     - Чем это он занят? Откуда эти кирпичи? Что он  бегает  по  кругу,  как

заведенный? - так и сыпались со всех сторон восклицания.

     Но он хранил полную невозмутимость.

     К концу первого часа все  тротуары  по  соседству  с  музеем  оказались

запружены толпой любопытных, пытавшихся разгадать, в чем тут собака  зарыта.

А мой новый работник, завершив обход, направился, как было условлено, в

     музей. Там он посвятил четверть часа тщательнейшему осмотру всех  залов

и вернулся к своим кирпичам.

     И так повторялось каждый час весь длинный день до самого захода солнца.

И каждый раз, как мой работник входил в музей, дюжина зевак, а то и  больше,

тоже покупала билеты и следовала  за  ним  в  надежде  разгадать  смысл  его

поступков, чтобы удовлетворить, наконец, свое любопытство.

     Счастье длилось несколько дней. Число любопытных  росло,  их  плата  за

вход в музей уже намного превысила жалованье моему работнику. Но  тут,  увы,

полисмен, которого я посвятил в тайну моего  предприятия,  пожаловался,  что

из-за толпы зевак на улицах вокруг музея ни проехать ни пройти,  и  придется

мне отозвать моего "кирпичника".

     Этот ничтожный  эпизод  развеселил  всех  и  вызвал  много  толков,  но

главное, послужил хорошей рекламой моему музею, не говоря  уже  о  серьезной

материальной поддержке. Но и это не все. Именно с тех пор Бродвей стал самой

оживленной улицей Нью-Йорка".

 

 

 

 

     Кресло моей прапрабабушки

 

     Рассказывает  молодой  гид,  который   сопровождал   группу   туристов,

пожелавших непременно посетить знаменитый дом в Ноксвиллской долине.

     "Помните историю про Ноксвиллский обвал? Нет? Ну  как  же,  неужели  вы

никогда не  слыхали,  как  чуть  не  погиб  один-единственный  дом  во  всей

Ноксвиллской долине? А не погиб только лишь потому, что когда  оползень  был

уже у самого дома, он разделился надвое и обошел дом с двух сторон, не задев

даже щепки в его деревянной обшивке.

     Но самое интересное, что в этом доме жила тогда старая бабушка, которая

уже не могла ходить и передвигалась в плетеном кресле на колесах. Она сидела

в своем кресле и смотрела, как мимо нее справа и слева  спускается  страшный

оползень.

     Много всяких легенд рассказывают про Ноксвиллский обвал и про  старушку

в плетеном кресле".

     Теперь в этом доме живет один очень славный малый по  имени  Эзра  Мур.

Когда я со своими туристами посетил  это  легендарное  место,  они  особенно

заинтересовались  плетеным  креслом  на  колесах,  которое  стояло   посреди

комнаты. Все облезлое, с  торчащим  тут  и  там  плетением,  поцарапанное  и

скособоченное.

     - Что это за развалина? - спросил кто-то из туристов.

     - О-о, это кресло моей прапрабабушки, - гордо ответил Эзра  Мур.  -  То

самое, в котором она сидела, когда случился обвал. Вы, конечно, слышали  эту

удивительную историю?

     Никто не слышал, и он в сотый раз рассказал ее, добавив, что  дом  этот

после смерти прапрабабушки перешел к нему по наследству.

     Сами знаете, нет  ничего  дороже  для  праздных  летних  туристов,  чем

сувенир, который они унесут на память о посещении того или иного места.

     Вот Эзра  и  объяснил  им,  что  это  знаменитое  кресло  своим  жалким

состоянием  обязано  посетителям,  чересчур  жадным  до  сувениров.  И   мои

горе-путешественники  тоже  давай  просить  Эзру,  чтобы  он   позволил   им

отколупнуть на память хоть кусочек ветхого плетения.

     - Берите, что с вами поделаешь, - милостиво позволил  щедрый  Эзра..  -

Его уж и так все растащили по соломке. Некоторые даже потихоньку отрывают то

тут, то там, стоит мне отвернуться. Пришлось  мне  даже  обзавестись  острым

ножом, чтобы аккуратней отрезать  их.  Вот,  пожалуйста,  пользуйтесь,  если

хотите!

     Мои туристы тут же  принялись  за  дело,  и,  пока  они  добывали  себе

сувениры, Эзра тихонько поманил меня пальцем. Мы вышли с ним в кухню и уютно

устроились у стойки.

     - Понимаешь, Вилли, - сказал он мне, - когда я раскусил привычки летних

туристов и понял, что у них просто страсть ко всяким сувенирам, я  решил  им

помочь. К примеру, прапрабабушкино  кресло.  Каждый  год  я  покупаю  дюжину

кресел.  Скребу  их,  царапаю,  поливаю  водой,  швыряю,  пинаю  -   словом,

обрабатываю их на совесть, пока они не состарятся и не станут  годны,  чтобы

выставить их перед туристами. А те уж сами приканчивают их. Одно за  другим.

В этот сезон это третье кресло моей прапрабабушки. Что ж, и они не  остаются

у меня в долгу - четвертак за каждую соломку, цена стандартная.

     Ничего не скажешь, поступал он как истинный янки. Не очень  честно,  но

зато находчиво.

 

 

 

 

     Следуя неверным курсом

 

     - Что-то небо над заливом хмурится,  -  заметил  капитан  Элдед  своему

молодому помощнику, стоящему у румпеля.  -  Вон  как  все  вокруг  обложило!

Поворачивай-ка, братец, домой,  -  отдал  он  команду,  а  сам  спустился  в

кают-компанию.

     - Каким курсом держать? - крикнул ему вдогонку юноша.

     Дом их был в Труро, это в Канаде. А судно находилось в заливе Кейп-Код,

неподалеку от города Чатем, что в штате Массачусетс.

     - Следи за чайками, - ответил капитан. - Они доведут тебя, куда надо.

     И скрылся в каюте. Через шесть часов он проснулся. Они все  еще  плыли,

хотя давно уже было пора пристать  к  берегу.  Капитан  вышел  на  палубу  и

огляделся. Оконечный мыс полуострова Кейп-Код был еле  виден  на  горизонте.

Что делает этот болван рулевой?

     - Ты что, спешишь на кладбище? - заорал он на молодого помощника.

     - Почему же? - удивился тот. - Я держу курс на чаек. Вы  сами  мне  так

сказали.

     - Ах ты деревенщина с лягушачьими мозгами! Надо было идти за чатемскими

чайками, а не за трурскими!

 

 

 

 

     Капитанская фуражка

 

     Кто всю жизнь провел на море, умеет в точности предсказывать погоду.  К

примеру, вам история про старого капитана в отставке Фина Элдриджа. Когда он

ушел в отставку, он завел в Истэме ферму и стал выращивать репу. А ведь  всю

долгую жизнь он командовал каботажным судном.

     Так вот, как-то раз капитан Элдридж запозднился к

     ужину. Жена выглянула в окно,  но  увидела  лишь  море  зеленой  ботвы,

гуляющее волнами от легкого ветерка. Потом словно тень  пробежала  над  этим

зеленым морем, и тут же  в  дом  влетел  запыхавшийся  капитан  Элдридж.  Он

бросился к телефонному аппарату, снял трубку, крутанул ручку и закричал:

     - Дайте  Чатем!  Срочно!..  Алло,  Чатем?   Дайте   мне   Сэма   Пейна,

почтмейстера!.. Привет, Сэм! У меня только что  улетела  с  головы  фуражка.

Легкий бриз несет ее прямо на юг, к береговым рифам.  Я  высчитал,  что  она

будет пролетать мимо тебя ровно через четырнадцать  минут.  У  меня  к  тебе

просьба: пришли ее назад с завтрашней почтой. Договорились, Сэм?

     Можете не сомневаться, фуражка капитана Элдриджа  пролетела  над  домом

Сэма в Чатеме ровно через четырнадцать минут  после  того,  как  он  повесил

телефонную трубку. И на другой день капитан Элдридж получил  ее  с  утренней

почтой назад.

 

 

 

     Рецепт капитана

 

     В прежние времена на многих судах в докторском сундучке всегда хранился

так называемый "журнал симптомов", в котором были записаны  симптомы  разных

болезней и как они день за днем меняются.

     Но это еще не все, за диагнозом следовало предписание, что в таких-то и

в таких-то  случаях  надо  давать  больному  и  в  каких  дозах.  У  каждого

лекарства, хранившегося в медицинском сундучке, был свой номер.

     Однажды на судне заболел  матрос.  Все  симптомы,  согласно  "журналу",

указывали на номер 11. Однако капитан с огорчением обнаружил, что  бутылочка

за этим номером пуста. Но его это не слишком смутило.

     - Пустяки, - сказал капитан, - раз  так,  дайте  больному  ту  же  дозу

номера 6 и номера 5.

     Матрос долго болел. К счастью, он поправился,  но  благодаря  ли  своей

выносливости или находчивости капитана, точно мы вам не скажем.

 

 

 

     "Бульдог" капитана Элизера

 

     Само собой, все моряки души не чают в своей посудине. Она у них  всегда

и первая красавица, и самая быстроходная.

     По этому поводу сотни анекдотов рассказывают на Кэйп-Коде. Вот вам один

из них, про капитана Элизера и его знаменитую шхуну "Бульдог".

     У нее был такой ровный и быстрый ход, что,  как  говорится,  она  могла

каплю воды рассечь ровно на две  половинки.  Все  в  городе  знали,  как  он

гордится своей бегуньей. Что ж, удивляться тут не приходится.

     Но вот он надумал жениться на девушке по имени Аби-гейл  Лэнгс,  и  все

стали интересоваться, не собирается  ли  он  поменять  имя  своей  шхуны  на

"Абигейл" в честь любимой невесты?

     - Нет уж, - отвечал капитан Элизер, - у моей  шхуны  менять  имя  я  не

собираюсь. Вот если Абигейл любит меня, как говорит, пусть она меняет имя на

Бульдог. Я не возражаю!

 

 

 

 

     Пудинг с изюмом

 

     Рассказывают про одного капитана-янки и его помощника.

     Корабельный кок часто готовил пудинг с изюмом, но, по приказу капитана,

изюм клал только в одну половину пудинга. На стол пудинг ставили именно этим

концом к капитану. Он первым отрезал себе кусок, в котором был весь изюм,  и

передавал пудинг своему помощнику.

     Так помощнику раз  за  разом  доставался  пудинг  без  изюма.  Ему  это

порядком надоело, и он подговорил стюарда в следующий раз  поставить  пудинг

пустым концом к капитану. Что  стюард  и  сделал.  Но  капитан  тут  же  это

заметил.  Он  взял  блюдо  с  пудингом,  поднял  его,   словно   внимательно

разглядывая фарфор, и, повернув блюдо на сто восемьдесят градусов,  поставил

снова на стол, заметив при этом:

     - Подумать только, это блюдо стоило мне в Ливерпуле целых два шиллинга!

     - Неужели? - выразил удивление помощник.

     И как ни в чем не бывало тоже поднял  блюдо  и,  повернув  его  на  сто

восемьдесят градусов, опустил на стол, изюмом к себе, конечно.

     - Лично я больше одного шиллинга за него бы не дал! - заключил он.

     Капитан внимательно посмотрел на своего помощника. Помощник внимательно

посмотрел на своего капитана. Капитан рассмеялся. Помощник - тоже.

     - Ты меня поймал! Молодец, парень! - сказал капитан. - Разрежем  пудинг

вдоль на этот раз.

     А в другой раз капитан приказал коку, когда тот готовит к обеду пудинг,

изюм в него класть равномерно.

 

 

 

 

     Янки-изобретатели

 

     Говорят, один янки из Новой Англии изобрел машину  для  консервирования

дневного света, чтобы при надобности  использовать  его  вместо  светильного

газа.

     Он вымазал внутренность бочонка из-под муки сапожной ваксой и  выставил

на солнце, а  потом  быстренько  накрыл  бочонок  крышкой,  крепко-накрепко.

Дневной свет прилип к ваксе, и вечером можно было брать от него по кусочку и

пользоваться вместо светильника.

 

 

     * * *

 

     Как-то между двумя янки произошел очень интересный разговор.

     - Вы  слышали,  мистер  Блитц,  в  Нантакете   выпускают   машины   для

производства мускатного ореха?

     - Да-а? А как это у них получается?

     - Очень просто. Закладывают в машину дерево целиком, потом поворачивают

ручку - трэнк! -  и  вместо  ствола  машина  выбрасывает  бекон,  ветчину  и

копченые языки. А  вместо  веток  и  толстых  сучьев  -  деревянные  часы  и

мускатный орех. Остальное перерабатывается на огуречные семена, слабительные

пилюли, дамские шляпки и прочее.

     - Недурная машинка!

     - Да, стоящая, но с "Атлантидой" ее все равно не сравнить!

     - А что такое "Атлантида"?

     - Машина, чтобы есть атлантическую селедку.

     - Как?

     - Очень просто. Вставляете машину в рот, в воронку машины  закладываете

атлантическую селедку, поворачиваете ручку - трэнк! - мякоть попадает вам  в

живот, а  кости  выбрасываются  наружу.  Правда,  я  чуть  на  тот  свет  не

отправился из-за этой "Атлантиды".

     - Как это?

     - Да, понимаете, я ведь левша. Ну вот, вставил я в рот машину, повернул

ручку, да не в ту сторону, потому что левой рукой. Ну, кости  и  застряли  у

меня в горле, а мякоть выскочила наружу.  После  этого  от  меня  долго  все

шарахались в сторону.

     - Почему же?

     - Принимали за скелет. Все мясо машина выкинула,  оставила  мне  только

кожу да кости. Наверное, месяц, если не больше, все принимали меня за  живой

скелет.

     - Да-а, я всегда говорил, что янки народ изобретательный.

 

 

 

     Находчивость янки

 

     Один  сапожник  из  Коннектикута  купил  сколько-то  фунтов  деревянных

гвоздей, да все они оказались из трухлявого дерева. Не будь дураком, взял он

нож, заточил поострей другой конец у каждого гвоздя и продал их  все  вместо

овса.

 

 

 

 

     Новый взгляд на Ниагарский водопад

 

     Один портной, первый раз в жизни увидев Ниагарский водопад, воскликнул:

     - Вот где можно отмыть все пятна с сюртука!

 

 

 

     Неудачное предложение

 

     Молодой янки пришел делать предложение дочке богатого фермера. Со своей

любимой он уже  раньше  обо  всем  переговорил  и  явился  теперь,  по  всем

правилам, к отцу.

     Разговор для молодого Джонатана - так в шутку называют всех янки -  был

не из легких, и от волнения он стругал ножичком  трость,  которую  держал  в

руках. Старик фермер слушал молодого человека и внимательно  следил  за  его

движениями. Тот строгал, строгал трость, пока от нее одни стружки на полу не

остались. И отец сказал:

     - Что ж, молодой человек, я  вижу,  вы  и  состоятельны,  и  в  обычаях

строги, и хороши собой, но дочь мою я за вас все-таки не отдам.  Если  б  вы

выстрогали что дельное из своей трости, вы бы получили мою дочь. А вы просто

извели ее. Точно так же вы пустите на ветер и  свое  состояние  по  крупице,

пока ничего от него не останется, и ваша  семья  впадет  в  нужду.  Я  точно

прочитал ваш характер. Вот вам и мой ответ.

 

 

 

     Галантный кавалер

 

     Молодой Джонатан из Коннектикута ухаживал за барышней  и  пошел  с  ней

прогуляться. Они дошли до моста, и он, как честный  человек,  заплатил  свой

цент - такую пошлину взимали тогда за переход по мосту. А за девушку платить

не стал.

     - Плати сама за себя, Сьюзи, - сказал он, - потому что я  решил  больше

не ухаживать за тобой.

 

 

 

     Как сохранить топливо

 

     Когда в Бостоне впервые появились в продаже  железные  печки,  продавец

всем нахваливал их:

     - Экономит половину топлива! - говорил он везде и повсюду.

     Один человек на это заметил:

     - Тогда продай мне две, чтобы я обошелся вовсе без топлива!

 

 

 

     Два лишних

 

     Один вермонтец перегонял кленовый сок  на  сахар  и,  когда  дело  было

сделано, вернул хозяину его котел. Хозяин подал на вермонтца жалобу, что тот

испортил его котел.

     Защищаясь в суде, вермонтец привел три довода:

     - Во-первых, я вернул котел совершенно целым и  невредимым.  Во-вторых,

он был уже с трещиной, когда я брал его. А в-третьих, я его вообще никогда в

жизни не брал.

     Так какой же довод лишний?

 

 

 

     Вопросом на вопрос

 

     Однажды случился спор, всегда ли  янки  отвечают  вопросом  на  вопрос.

Побились даже об заклад и, чтобы разрешить спор, пригласили Джонатана.

     - Прошу вас, - обратился к нему один из спорщиков, - ответьте мне прямо

на мой вопрос.

     - С велик... удовольствием, мистер, - отозвался янки.

     - Объясните, пожалуйста, почему  все  жители  Новой  Англии  на  вопрос

всегда отвечают вопросом?

     - Разве? - был ответ янки.

 

 

 

     Коротко и ясно

 

     - Скажи, дружище, - обратился Джонатан к вознице, тоже янки, -  который

час, куда ты так спешишь, этот ручей очень глубокий, сколько тут у вас стоит

масло?

     Ответ был короткий:

     - Второй час, домой, по пояс, одиннадцать центов.

 

 

 

     Штраф за курение

 

     В Бостоне издали закон, запрещающий курить на улице.

     Однажды в город по делу прибыл Джонатан. Он с важным  видом  разгуливал

по центру, попыхивая сигарой, и попался на глаза полисмену.

     - Так, так, значит, курите, - заметил тот, - С вас штраф  два  доллара,

незнакомец.

     - Что вы, разве я курю? - тут же нашелся янки. -  Вот  попробуйте  сами

мою "гавану"! Она не зажжена.

     Полисмен взял у  Джонатана  сигару,  попробовал  затянуться  и  тут  же

выпустил густую струю белого дыма.

     - Так, так, - заметил янки, - значит, теперь с вас два доллара.

     - Ваша взяла, - согласился  полисмен.  -  Вы,  я  вижу,  остряк.  Будем

считать, мы квиты.

 

 

 

     И вашим и нашим

 

     Один фермер наведался в адвокатскую контору за советом.

     - Ваша честь, - сказал он адвокату, - я пришел к вам по  делу,  которое

меня сильно тревожит.

     - Что ж, изложите все по порядку, - предложил ад-кат.

     вокат.

     - Предположим, у кого-то на участке протекает речка, - начал истец. - А

его сосед, тот, что живет ниже по

     течению, перекрывает речку плотиной, и вода  заливает  участок  первого

фермера. Что в таких случаях можно сделать?

     - Преследовать его  по  суду,  и  думать  тут  нечего.  В  суд  его!  -

воскликнул адвокат, приходя, как всегда, в великое возбуждение от  обиды  за

своего клиента. - Мы потребуем возмещения понесенных убытков, и суд заставит

его заплатить все сполна. Поручите это дело мне, а уж я  сумею  вытянуть  из

него денежки!

     - Стойте,  стойте!  -  испугался  жалобщик,  пришедший  за  советом   к

адвокату. - Ведь это я построил плотину. Речка-то  заливает  участок  соседа

Джонса, это он грозится подать на меня в суд.

     Адвокат замер лишь на миг и поплыл дальше своим курсом: человек он  был

гибкий.

     - Так, так, сэр, стало быть, вы построили через речку  плотину.  А  что

это за плотина?

     - Ну, знаете, плотина для мельницы.

     - Так, так, значит, плотину под мельницу, чтобы молоть зерно?

     - Именно так, ваша честь.

     - И вашим соседям пригодилась ваша мельница, так ведь?

     - Да, сэр, именно так.

     - Они приносят вам на помол зерно?

     - Да, сэр, все приносят, кроме соседа Джонса.

     - Стало быть, ваша плотина служит на пользу людям, так ведь?

     - Конечно, иначе разве я стал бы ее строить! И я вложил в  нее  большие

средства. Ни у кого в округе нет такой мельницы!

     - Итак, сэр, - сделал заключение опытный адво-' кат, - на вашу мельницу

везут молоть зерно со всего графства, а сосед Джонс хочет подать  на  вас  в

суд только за то, что в его ручейке из-за вашей  плотины  прибавилось  воды,

так ведь? Что ж, пускай подает. Пусть только попробует, и он проклянет день,

когда это сделает, даю вам честное, благородное слово...

 

 

 

 

     Вода и ветер

 

     В городе Бристоле несколько лет  назад  случился  интересный  казус  во

время разбирательства в суде спора между двумя соседями.

     Защитник одной из сторон во время произнесения своей пламенной речи  то

и дело останавливался, чтобы выпить стакан воды  из  кувшина,  стоявшего  на

столе. Защитник противной стороны слушал, слушал его, а потом, как бы  между

прочим, заметил:

     - Впервые вижу, чтобы ветряная мельница работала на воде.

 

 

 

 

     Любопытство янки

 

     Рассказывает англичанин:

     "- Я вижу, с Востока едете, из Новой  Англии?  -  раздался  у  меня  за

спиной скрипучий, гнусавый голос.

     Я уж и раньше сталкивался с безудержным  любопытством,  каким  страдают

все янки, и потому счел самым благоразумным сразу ответить:

     - Нет, из Старой.

     - А-а,  с  этого  маленького  острова,   -   это   он   имел   в   виду

Великобританию. - И куда же направляетесь, на Запад?

     -Да.

     - Один путешествуете?

     - Нет.

     - По делу едете? - Нет.

     - А зачем же тогда ехать на Запад?

     - Для собственного удовольствия.

     - О-о, должно быть, у  вас  водятся  денежки.  Хотите  пристроить  свой

капитал на Западе?

     - Нет, просто возвращаюсь, потеряв весь мой капитал.

     - Ай-ай-ай! Если, конечно, вы меня не  разыгрываете.  Ну  и  любопытный

народ вы, англичане! Кто, спрашивается, любопытный?"

 

 

 

 

     Как излечить янки от любопытства

 

     Коли уж любознательный янки избрал вас своей жертвой, вам не  уберечься

от его вопросов, даже если вы наотрез  откажетесь  отвечать.  На  минуту  он

смолкнет, но только чтобы переменить тактику.

     - Простите меня, любезный незнакомец, - после минутной передышки начнет

он снова. - Если бы вы только знали, как трудно  истинному  янки  сдерживать

врожденное любопытство. Не сердитесь, ответьте всего на несколько  вопросов.

Как вас зовут? Где вы проживаете,  каков  род  ваших  занятий?  Надеюсь,  вы

довольны и тем и другим, так что у вас нет причин держать это в секрете? -

     Один остроумный пассажир в дорожной карете, направлявшейся в  Нью-Йорк,

в ответ на град посыпавшихся на него вопросов поднялся  со  своего  сиденья,

расправил могучие плечи, насколько позволяла высота кареты, и  единым  духом

выпалил:

     - Зовут меня генерал Эндрю Томсон. Проживаю я в  штате  Миссисипи.  Без

определенных занятий, но рад сообщить вам, с порядочными средствами. Я много

наслышан о городе Нью-Йорке  и  вот  собрался  осмотреть  его,  и,  если  он

оправдает мои ожидания, я намерен его купить.

     В карете раздался дружный смех, и вопросов больше не последовало.

 

 

 

     Выход из положения

 

 

     Одного янки судьба занесла как-то  в  Новый  Лондон.  Он  приехал  туда

дождливым осенним вечером и решил зайти погреться в  таверну.  Однако  возле

уютно  пылавшего  очага  не  оказалось  ни   одного   свободного   местечка.

Собственно, так тому и полагается быть в холодный осенний вечер. Само собой,

никому в голову не пришло уступить ему место или хотя бы подвинуться.  Тогда

усталый янки кликнул хозяина и приказал задать  корм  его  коню,  а  именно:

приготовить свежих устриц, да побольше! Этот приказ ему  пришлось  повторить

дважды, нет, трижды, пока хозяин, наконец, не уразумел, что  же  требует  от

него новый гость. И тотчас бросился исполнять  приказ.  Он  самолично  отнес

блюдо свежих устриц коню своего гостя. Следом за хозяином потянулись  и  все

прочие его постояльцы, которые не пожалели бросить теплые уютные местечки  у

горящего очага, только чтобы усладить свое любопытство и поглядеть, как конь

будет есть устрицы. Вскоре хозяин вернулся к янки, который восседал теперь в

глубоком уютном кресле, стоявшем в самом теплом месте у огня, и заявил  ему,

что конь отказался есть  устрицы.  -  Бедное  глупое  животное!  -  вздохнул

янки. - Не понимает радости жизни. Что ж, принесите их мне! Увидите, как я с

ними расправлюсь. Да, янки всегда найдет выход из положения.

 

 

 

 

     Прощай, Леандр!

 

     Самая  удивительная  из  всех  змей,  каких  знало  человечество,  была

гремучая змея, которая приползла однажды поздно вечером  на  железнодорожную

станцию в низовьях Миссисипи. Служащий этой станции - назовем его ну хотя бы

Джонас Джаг, ибо это имя не хуже любого другого, -  оставил  дверь  на  ночь

приоткрытой, чтобы тянуло прохладным ветерком с реки.

     Как сам он рассказывает,  работа  в  тот  вечер  просто  замучила  его,

вздремнуть удавалось  редко,  какой-нибудь  разок  через  каждые  пять-шесть

минут, не чаще. И вдруг он услышал странные  звуки,  совсем  не  похожие  на

стрекот кузнечиков, крик совы или кваканье лягушек. Джонас огляделся вокруг,

вверх, вниз поглядел  и  у  ножки  своего  стула  увидел  свившуюся  кольцом

гремучую змею. На хвосте у нее было столько погремушек, что пустого места не

оставалось. Змея во все стороны поводила головой, разглядывая  Джонаса,  его

керосиновую лампу и даже паутину на потолке.

     Джонас не смел пошевельнуться: он очень боялся, а вдруг вспугнет змею и

она  по  нечаянности  укусит  себя  за  хвост  и,  чего  доброго,  отравится

насмерть - уж очень яду в ней было много. Он так и замер на  месте,  притаив

дыхание, гадая, что делать дальше.

     Змея развилась, так сказать, вытянулась во весь рост и поползла  шарить

по комнате, словно искала  что-то.  Только  тут  Джонас  заметил,  какой  же

худенькой она была - одна кожа.

     Не зная, как лучше поступить, Джонас решил на всякий случай подружиться

с гремучкой. Он потихоньку встал, вынул из своей обеденной  сумки  кувшин  с

молоком, налил немного в жестяную кружку, поставил ее на пол и хотел уж было

пригласить змею отведать угощение, но вот  беда,  он  не  знал,  как  к  ней

обратиться. Не мог  же  он  ей  сказать:  "Послушай,  змея!"  Получилось  бы

невежливо.

     Он еще раз внимательно посмотрел на змею, и  ему  показалось,  что  она

смахивает на долговязого, тощего носильщика, которого звали Леандр.

     Не успел Джонас позвать: "Леандр!" - как змея описала круг и скользнула

прямо к кружке  с  молоком.  Заглянула  в  нее,  застыла  на  месте,  словно

обдумывая, как поступить,  и  начала  быстро  лакать.  Осушив  кружку,  змея

подняла глаза на Джонаса.

     Во взгляде ее Джонас прочел тоску  и  понял,  что  она  очень  одинока.

Джонас и сам  чувствовал  себя  одиноко,  особенно  в  ночные  дежурства  на

станции, когда не с кем было поговорить. Что ж, змея все лучше, чем никто. В

особенности такая вот, полная дружеских чувств.

     Джонас побеседовал немного с Леандром и вернулся на свое рабочее место,

к телеграфному аппарату. Он как раз занимался азбукой Морзе. Только он успел

отстукать    точка-тире,    что    означало    букву    "а",     а     потом

тире-точка-точка-точка, что означало букву "б",  как  Леандр  уже  вполз  на

стол.

     Вот тут для Джонаса и в самом деле настал момент удивляться.

     - Я  собственным  глазам  не  поверил,  -  признавался  Джонас,   когда

впоследствии рассказывал эту историю. - Только я кончил  выстукивать  медным

ключом букву "б", как Леандр поднял хвост и сначала повел им  из  стороны  в

сторону, а после помахал им. Сделал один длинный

     размах  и  три  коротких  кивка,  вы  представляете?   Сомневаться   не

приходилось, он пользовался хвостом, как телеграфным  ключом,  чтобы  выбить

букву "б": тире-точка-точка-точка.  Выходит,  с  азбукой  Морзе  Леандр  был

знаком!

     Он знал всю азбуку назубок, неприятности  были  только  с  буквой  "х",

которая состояла из четырех  точек.  От  того,  что  вместо  помахивания  из

стороны в сторону он вынужден был кивать хвостом, Леандр приходил в  ужасное

возбуждение. К тому же он плохо умел считать и, случалось,  бил  хвостом  до

десяти раз, прежде чем успокоится. Однако и с буквой "х" он справился, и они

с Джонасом теперь подолгу беседовали.

     Леандр поведал Джонасу, что родом  он  из  многодетной  семьи,  которая

насчитывала двадцать змеенышей, только все его сестренки и братишки  утонули

во время половодья. Он так был привязан к  ним,  что  когда  рассказывал  об

этом, у него дрожал хвост от волнения.

     Леандр не только составил Джонасу хорошую компанию, но оказался полезен

и в других отношениях. Он ловко обвивал хвостом половую щетку, выгибал спину

и, поводя носом по полу, дул как настоящий ураган, развевая пыль по углам. А

то вот еще чему научился - угадывать приближение поезда. Он вытягивал  через

окошко голову,  высовывал  длинный,  узкий  язык  и  улавливал  вибрацию  от

соприкосновения  колес  со  стальными  рельсами,  когда  поезд  был  еще  на

расстоянии тридцати одной мили от станции.  Тогда,  если  Джонасу  случалось

соснуть, а это и самом деле случалось через каждые пять-шесть минут, как  вы

уже знаете, Леандр тихонько трогал Джонаса за плечо и будил его.

     Они стали такими друзьями, что Джонас теперь даже представить  себе  не

мог, как он раньше обходился без Ле-андра. И Леандр отвечал ему взаимностью,

о чем не уставал повторять каждый вечер с помощью азбуки Морзе.

     А потом Джонас получил приказ о переводе на другую станцию.  Надо  было

сообщить эту грустную новость своему другу Леандру.

     - Сердце сжалось у меня от печали, - признавался Джонас позднее.

     Он чуть не плакал, когда выстукивал по  телеграфу  эту  весть  Леандру,

расположившемуся против него на столе и молча внимавшему его признанию.

     "Я был счастлив познакомиться с тобой, - выстукивал Джонас. - А  теперь

меня переводят на другую станцию. Единственное, что утешило бы меня, если бы

ты согласился перейти вместе со мной".

     Леандр  сидел  как  в  воду  опущенный.  Минуту-другую  он   молчал   в

задумчивости. Потом покачал в ответ хвостом. Не может он покинуть это место,

как бы ему этого ни хотелось, говорил он. Вот уже  не  одну  сотню  лет  его

семья обитает на берегах Биг-Блэк-Ривер. А  поскольку  он  последний  из  их

рода, его долг остаться на этом месте, к которому они все так  привыкли.  Не

скрывая своего огорчения, он поблагодарил Джонаса за то, что тот обучил  его

азбуке Морзе, и медленно направился к выходу. Перед тем как  выскользнуть  в

темноту, он обернулся еще раз, в глазах его была печаль. Он поднял  хвост  и

простучал "73", что на языке телеграфа означает "Прощай".

     Больше Джонас и Леандр не встречались.  Известно,  однако,  что  Леандр

прожил долгую и счастливую  жизнь  и  обучил  азбуке  Морзе  всех  остальных

гремучек, водившихся на берегах Биг-Блэк-Ривер. Правда, иные  люди  говорят,

что все это враки, что Джонас Джаг все это сам выдумал, а  его  еще  считали

честным человеком.

 

 

 

     Дж.Ф. Суса

 

     Подобные люди могут сказать, что и про змею  по  имени  Суса,  страстно

любившую музыку, тоже все враки. Однако дядюшка  Джерри,  живший  на  берегу

Килдаган-Крик, что возле Суитуотера в штате Техас, клянется, что это  чистая

правда. А уж он-то знает, потому как первым повстречался с этой змеей.

     Так-то оно так, только надо помнить, что кой-кто считал, будто  дядюшка

Джерри вообще немного  того...  Он,  видите  ли,  не  захотел  продать  свою

захудалую ферму даже после засушливого лета, когда погиб весь урожай, а знай

твердил, что вот-вот польют  проливные  дожди.  Все  продали  свои  фермы  и

подались в Калифорнию. Все, кроме тех, кто остался, конечно. А старик Джерри

ни с места. Целые дни просиживал на веранде и наигрывал на губной гармонике.

     - Дурака он валяет со своей гармоникой, - ворчали соседи.

     Однако все признавали, что играет он отменно.

     И вот в один жаркий вечер уже ближе  к  закату  солнца  дядюшка  Джерри

устроил настоящий концерт для  своих  двух  тощеньких  цыплят  да  двух-трех

костлявых коров, что остались от всего  стада.  Вообще-то  он  больше  всего

любил  бодрые  ритмы  марша,  особенно  "Звезды  и  полосы"   в   исполнении

знаменитого дирижера и композитора Джона Филиппа Сусы. Так вот, наигрывал он

эту мелодию на губной гармонике, как вдруг  увидел  у  своих  ног  большущую

гремучую змею с черным ромбом на спине, свившуюся  кольцом.  Дядюшка  Джерри

чуть не проглотил от испуга свою гармонику, но взял себя в руки и  продолжал

играть, ибо это показалось ему всего благоразумнее.

     Он сыграл все, что знал, с начала и до конца и с  конца  до  начала.  И

вот, когда он заиграл снова "Звезды и полосы", он  заметил,  что  змее  этот

мотив особенно понравился и она стала раскачиваться в такт музыке.

     Дядюшка Джерри играл, пока совсем не выдохся. Уже  и  солнце  зашло,  и

луна давно светила над головой. Наконец он сдался.

     - Все, теперь можешь укусить меня, - сказал он змее. - Если тебе так уж

хочется. Провалиться  мне  на  этом  месте,  если  я  стану  тебя  и  дальше

развлекать!

     Змея кивнула, точно поняла  его,  и  казалась  очень  довольной.  Потом

слегка пошумела своими погремушками, будто аплодировала, и уползла прочь.

     Так и повелось с того дня: как только дядюшка Джерри выйдет на  веранду

со своей гармоникой, змея тут как тут.

     Слушает и раскачивается в такт  музыке,  а  глазки  так  и  блестят  от

удовольствия. Вскоре дядюшка Джерри до того полюбил эту змею,  что  для  нее

готов был исполнять эти "Звезды и полосы" без конца. И решил даже назвать ее

в честь самого композитора Дж.Ф. Сусой. Недели через две  Суса  научилась  в

такт шуметь погремушками, так что получался очень славный дуэт.

     А дни текли, жара делалась все нестерпимее, засуха все страшней, и  все

считали, что дядюшка Джерри совсем из ума выжил, раз не бросает свою ферму и

не едет в какое-нибудь другое место. Какой там, не только не  едет,  а  знай

себе наигрывает на гармонике для Сусы, а она слушает  и  хлопает  хвостом  и

погремушками в такт музыке.

     Но однажды вечером Суса не пришла на концерт. И на другой, и на  третий

день тоже. Дядюшку Джерри это так потрясло, что он утратил всякий интерес  к

музыке. Его концерты день ото дня  становились  все  короче,  короче,  пока,

наконец, он не забросил совсем свою гармонику и сидел теперь молча  и  ждал,

когда вернется Дж.Ф. Суса.

     К июлю Килдаган-Крик совсем пересох. У коров и цыплят дядюшки Джерри  в

горле тоже пересохло, и они стояли, высунув язык. Наконец, 10  июля  в  небе

стали собираться тяжелые темные тучи. Начал накрапывать дождь. Он  лил  пять

недель подряд без передышки. Когда дождь  кончился,  Килдаган-Крик  оказался

полным воды, и все, что дядюшка Джерри посадил, взошло и созрело на его поле

раньше, чем он успел прополоть. Тут уж люди стали  говорить,  что,  пожалуй,

они были не правы, что дядюшка Джерри очень даже в своем уме. Вот только эти

его разговоры про ручную змею...

     Как-то вскоре после дождя к дядюшке  Джерри  пришел  сосед  и  попросил

разрешения пасти своих коров на его  земле.  За  это  он  предложил  дядюшке

Джерри щедро заплатить, и дядюшка  Джерри  согласился.  Он  впряг  в  старый

фургон двух своих кляч и прокатил соседа по всем угодьям, чтобы  тот  выбрал

для выгона лучшее место. А сам все  поглядывал,  не  покажется  ли  где  его

музыкальная змея.

     Так они и тряслись с соседом в старом  скрипучем  шарабане,  как  вдруг

слух дядюшки Джерри уловил знакомые звуки,  точно  дробь  барабана  в  ритме

марша. Неслись они с вершины ближайшего холма. Дядюшка Джерри закричал:

     - Тпру!

     Лошади остановились, и он мигом соскочил на землю. Вверх в гору он  так

спешил, что сердце его готово было выпрыгнуть из груди, ногам было за ним не

угнаться.

     Вершину горы венчала большая плоская скала. И на этой плоской  площадке

кругом расположилось дюжины три гремучек с темными ромбами  на  спине.  А  в

центре, с горящими глазами, с гордо поднятой головой, восседала  сама  Дж.Ф.

Суса. Она размахивала хвостом, словно дирижерской палочкой, и выбивала  ритм

марша  "Звезды  и  полосы",  а  остальные  гремучки  ей  подыгрывали  своими

погремушками.

     Именно в это утро дядюшка Джерри случайно прихватил с собой  в  кармане

гармонику. Тут он ее вытащил и стал играть. Суса оглянулась, приподнялась на

кончике хвоста и чуть не обмерла от счастья.  Так  они  вместе  и  играли  -

дядюшка Джерри на губной гармонике, а Суса, дирижируя змеиным  оркестром,  -

пока не взошла луна. Сосед-фермер терпеть не мог змей  и  поспешил  убраться

восвояси. Дома он всем стал рассказывать, что дядюшка Джерри совсем  того...

еще хуже, чем они думали. И змеи того... взбесились все, так что он советует

соседям-фермерам немедленно распродаться и уезжать куда глаза глядят.

     Кроме дядюшки Джерри, все так и  поступили.  А  он  остался  со  своими

тучными коровами, и зеленеющими посевами, и пухленькими курочками. И  каждый

вечер ближе к заходу  солнца  поднимался  на  гору  играть  на  гармонике  в

сопровождении змеиного оркестра. То были самые счастливые часы в его  жизни.

И в жизни Дж.Ф. Сусы тоже.

     Эти золотые денечки давно миновали, но большая плоская  скала  все  еще

стоит на вершине горы, и, как говорит молва,  иногда  летом  по  ночам  туда

приползают змеи, рас-

     саживаются  кружком  и  выбивают  погремушками  ритм  марша  "Звезды  и

полосы". Змея, которая в самом центре, так стара, что даже отрастила бороду.

Суса это или нет, никто вам точно  не  скажет.  Но  если  вы  любите  марши,

поезжайте на Килдаган-Крик, и услышите, как они играют.

 

 

 

     Как гремучие змеи Старину Пайка спасли

 

     Говорят, раньше на  Западе  гремучих  змей  было  видимо-невидимо,  они

перекатывались  по  земле,  словно  волны  по  морю.  И  будто  бы   ковбоям

приходилось ставить скотину на ходули, чтобы их змея не укусила. И  все-таки

были же, как показывает случай с Леандром, змеи,  настроенные  дружественно.

Возьмем хотя бы к примеру случай со старателем,  который  отправился  искать

золото году этак в 1848. Сдается, звали его Старина Пайк.  Так  вот,  хозяин

прииска нанял его с напарником на свою шахту и велел им спуститься поглубже,

поглядеть, нет ли там золота.

     Еще по дороге на прииск Старина Пайк ненароком сунул руку  в  карман  и

вытащил оттуда мышонка, очень симпатичного. А поскольку животных  он  вообще

любил, то решил его приручить и прихватить с собой в шахту, для веселья.

     Спустившись  в  шахту,  друзья-старатели  обнаружили   там   хитроумное

подъемное устройство, которое  позволяло  спускать  и  поднимать  веревку  с

помощью штока и рукояти. Старина Пайк был от природы тощ и сухопар  и  решил

первым испытать подъемник.  Привязал  к  поясу  веревку  и  велел  напарнику

спустить его поглубже.

     Он благополучно опустился  на  глубину  в  тридцать  футов,  как  вдруг

веревка оборвалась, и Старина Пайк словно грузило полетел вниз и шмякнулся о

самое дно.  Напарник,  оставшийся  наверху,  глянул  в  глубину,  ничего  не

разглядел и не услышал, но решил, что Пайк убился насмерть, и дал деру.

     Однако Старина Пайк вскоре пришел в себя и задумался: как же  выбраться

из этой шахты? Карабкаться вверх по отвесной стене нечего было и  думать,  а

конец оборванной веревки был слишком далеко от него. Чтобы  утешиться,  Пайк

вытащил из кармана  мышонка.  Слава  Богу,  он  ничуточки  не  пострадал  от

падения, только вот усы у него поседели - наверное, от страха.

     Старина Пайк сунул мышонка обратно в карман и тут  вдруг  заметил,  как

сверху что-то падает, скользит по стене и распластывается неподвижно  у  его

ног. Оказалось, это большущая гремучая змея семи футов длиной, не меньше. От

падения она, видно, потеряла сознание. Старина Пайк быстренько  наступил  на

нее ногой и придавил ей голову к земле. Он легко бы справился со  змеей,  но

от природы любил животных и потому отнял ногу, только не совсем.

     Наконец змея открыла глаза и стала извиваться, желая  высвободиться,  а

Старина Пайк стал увещевать ее, говоря, что  ничего  плохого  ей  делать  не

собирается. Корчиться змея перестала, но поглядывала на Пайка испуганно и  с

недоверием. Тут Пайк вспомнил о мышке. Он знал, что змеи очень любят  мышей,

и, хотя ему было больно и неприятно,  он  решил  пожертвовать  мышью,  чтобы

задобрить змею.

     Другого выхода он просто не видел.

     Змея мигом проглотила мышку и поглядела на Пайка уже с  благодарностью.

Да и вообще пыталась проявить  такое  благорасположение,  что  Пайк  рискнул

снять  ногу  с  ее  головы.  А  потом  заговорил  с  ней;  он  вообще  любил

разговаривать с животными и уверял, что они его понимают. Он пожаловался  ей

на свое бедственное положение. Змея заморгала и,  казалось,  задумалась.  Но

тут же начала действовать. Влезла  Старине  Пайку  на  руки  и  свилась  там

калачиком. А потом стала  раскачивать  головой,  и  Пайк  смекнул,  что  она

раскачивается, чтобы совершить прыжок до верхнего края шахты. Глубина  шахты

была изрядная, даже для такой длинной семифутовой змеи,  как  эта,  но  игра

стоила свеч.

     Раскачавшись, змея  напряглась  всеми  своими  мускулами,  подала  знак

Пайку, он подбросил ее, и она взвилась вверх. Змея допрыгнула до  крестовины

подъемника и вытянула шею - собственно, всякая змея состоит до  половины  из

шеи, а потом идет хвост. Так вот,  она  вытянула  шею  и  впилась  зубами  в

крестовину. Повиснув на зубах, она постепенно подтянулась наверх вся  и  тут

же исчезла из виду.

     А Старина Пайк сидел внизу и ждал, что будет дальше. По правде  говоря,

он был слегка обескуражен. Выходит, он и мышку ручную  потерял,  и  от  змеи

ничего не получил - ни тебе спасибо, ни до свиданья. Он  остался  совершенно

один на дне глубокой шахты без всякой надежды на спасение.

     Прошло сколько-то часов, сгустились сумерки, они  были  такие  плотные,

что Старина Пайк решил устроить из них мягкое ложе, чтобы поспать. Но  голод

не давал ему спать, пришлось достать нож и  отрезать  носок  башмака,  чтобы

пожевать его и слегка подкормиться. И как раз в это время сверху в  шахту  с

шумом  посыпались  камушки.  Старина  Пайк  поднял  глаза.  Что-то  медленно

спускалось вниз.

     Пайк закричал от радости, решив,  что  это  его  друг  вернулся,  чтобы

спасти его. Но тут же упал духом. То был его друг, но только не напарник,  а

гремучая змея, да не одна, а с себе подобными. Держа друг дружку  за  хвост,

они вытянулись в длинную веревку, которая достала до самого дна шахты. Самая

верхняя змея обвилась вокруг столба, словно зацепилась  за  якорь.  У  Пайка

защемило от волнения сердце, когда до него дошло, наконец,  зачем  вернулась

сюда гремучая змея со своей спасательной командой.

     Змея мотнула Пайку головой, он схватился за скользкий чешуйчатый  канат

и, перехватывая руками, полез наверх. Он был просто счастлив, так бы и обнял

всех своих спасителей по очереди.

     Еще не добравшись до середины шахты, он  вдруг  услышал,  будто  кто-то

тоненько попискивает у него в кармане. Вот так  так!  Да  это  его  мышка  с

седыми усами! Оказыва-

     ется, гремучая змея из дружеских чувств взяла да вычихнула мышку  целую

и невредимую, разве что за ушами у нее чуть вспотело.

     Когда Старину Пайка видели в последний раз, ручная мышка была  все  еще

при нем, пряталась в его кармане. Он ведь был от  природы  большой  любитель

животных, мухи бы не обидел, не попадись только она ненароком под  хлопушку,

которой он обмахивался в жаркую погоду. Что же до гремучих змей, их  Старина

Пайк считал и вовсе лучшими друзьями человека.

     Большинство с этим может не  согласиться,  но  ведь  большинство  и  не

падало на дно глубокой шахты. А потом, может, в наши дни гремучие змеи стали

уже  не  те,  что  были  сто  лет  назад,  хотя  только  на  прошлой  неделе

рассказывали историю про змею, которая училась играть на гитаре. Правда,  не

всему верь, что слышишь.

 

 

 

     Горбатая кантина и золотая лихорадка

 

     Вообще-то Дикони была не единственной диковинной рыбой.  История  знала

кое-кого из золотоискателей, промышлявших в калифорнийской пустыне Майав,  у

которых тоже была любопытная встреча с диковинной рыбой. Рыба  в  пустыне  -

это всегда диковинка, будь  то  в  наши  дни  или  в  историческом  прошлом,

особенно в такой за-

     сушливой пустыне, как Майав, которая не знает влаги большую часть года.

Там нет ни озер, ни рек, достойных упоминания. Однако  все  меняется,  когда

наступает сезон дождей,  и  потоки  воды  выливаются  на  холмы  и  каньоны.

Начинается настоящее наводнение, такое, что в нем  может  захлебнуться  даже

кит.

     Как-то летом в поисках золота туда забрели два старателя:  итальянец  с

шотландским именем Пэт Маккарти и шотландец  с  итальянским  именем  Антонио

Джакомини. Чудно, правда? Но все чудно перепуталось в  ту  беспокойную  пору

золотой лихорадки.

     Двое друзей выстроили  жалкую  хижину  на  склоне  каньона,  в  котором

надеялись найти золото. Но воды в тех местах не было на многие мили  вокруг,

правда они прихватили с собой одну бочку для питья, но и та была  почти  уже

пуста.

     В один особо знойный день они спустились в каньон на  поиски  золота  и

нашли неплохой самородок. Окрыленные успехом, они продолжали искать и  нашли

еще несколько драгоценных кусков. Они так увлеклись, что  не  заметили,  как

ушли от своей хижины далеко-далеко и  как  фляги  их  опустели.  Времени  до

заката солнца оставалось только-только, чтобы успеть засветло  добраться  до

хижины. Однако, прежде чем поворачивать назад, они соорудили на  том  месте,

где нашли золото, опознавательный знак из камня, дерева и кактусов.

     Они были уже почти  у  дома,  когда  небо  вдруг  покрылось  пурпурными

облаками и его, словно огненная змея, прочертила молния. Тучи разверзлись, и

на выжженную пустыню хлынул дождь. К сожалению, там не  было  ни  травы,  ни

деревьев, которые поспешили бы напиться блаженной влаги. По  песчаной  земле

понеслись бурные реки. Со склонов каньона тоже хлынули водяные потоки, прямо

на Маккарти и Джакомини. Они закрутили их,  завертели  и  унесли  за  собой.

Бедные золотоискатели из последних сил бились, чтобы выплыть.

     Наконец поток прорвался сквозь каньон. Нечаянно Маккарти ухватил  рукой

что-то скользкое. Испугавшись,

     что это змея, он перекинул ее через плечо, и она  шлепнулась  прямо  на

берег. Однако когда воображаемая змея мелькнула в  воздухе,  Маккарти  успел

разглядеть, что это вовсе не змея, а рыба. Через мгновение их обоих, то есть

Маккарти и его напарника, окружили сотни рыб. Их также  вынесло  потоком  из

каньона,  но   они   казались   в   воде   еще   более   беспомощными,   чем

друзья-старатели, и пытались вскарабкаться им на плечи.

     Маккарти и Джакомини обнаружили, что их отнесло к песчаной котловине, в

которой теперь образовалось озеро. Едва дыша, они все же достали ногами  дно

у самого берега. Рыба билась и трепыхалась,  стараясь  держаться  поближе  к

ним.

     Жареная рыбка посреди пустыни -  это  ли  не  лакомство?  Друзья  стали

хватать рыбу и вышвыривать ее на песчаный берег.

     Вконец вымотавшись, Маккарти бросил это занятие.

     - Я и раньше слышал о рыбном дожде, - признался он, - но только  теперь

поверил в такое чудо. Хватит с нас, мы набрали рыбы на целую неделю!

     - Эта рыба взялась вовсе не с неба, - заметил Джакомини. -  Это  совсем

другая рыба, она горбатая. Только в  пустыне  Майав  водится  такая  рыба  -

горбатая кантина. Она живет в маленьких бочажках, разбросанных  по  песчаной

равнине. Ты не обратил разве внимания, какой странный у нее вид?

     Тут только Маккарти внимательно пригляделся к рыбам, облепившим его  со

всех сторон. Вот чудеса, у рыб на спине красовался  настоящий  горб,  совсем

как у верблюда!

     Джакомини подцепил еще одну рыбину, но не спешил бросать ее на берег.

     - Видишь, у нее на спине кантина, вроде как резервуар? В ней она держит

запасную воду. Эта рыба чувствует, когда вода в бочажке вот-вот  пересохнет,

и набирает ее в свой резервуар, а потом идет  через  всю  пустыню,  пока  не

встретит еще один бочаг со свежей водой. Думаю, она чует  воду  за  двадцать

миль, а то и больше. Эти бедные создания, наверное,  пересекали  каньон  как

раз, когда хлы-

     нул дождь. Они боятся глубокой воды. Если бы мы не выкинули  почти  всю

рыбу на берег, она бы просто потонула, понимаешь?

     - Но когда ты успел  все  узнать  про  горбатую  канти-ну?  -  удивился

Маккарти.

     - Да только что! - отвечал Джакомини. - Увидел и все понял.

     В это время одна рыбка, которая была еще в воде, с  мольбой  посмотрела

на Маккарти.  Маккарти  сжалился  и  выкинул  ее  на  берег,  присоединив  к

остальным.

     И только тут он вдруг осознал, что,  собственно,  выкидывали-то  они  с

Джакомини рыбок на берег, чтобы устроить славное пиршество! Но  и  оставлять

их теперь в воде значило обречь на  верную  погибель,  потому  они  с  таким

отчаянием и смотрели на друзей-старателей, что боялись утонуть.

     Нет, вынести их страдальческие взгляды было невозможно,  и  Маккарти  с

Джакомини занялись спасением остальных рыбок. А когда вода постепенно  спала

и ушла в песок, им и самим удалось выбраться на берег.

     Спасенная кантина столпилась вся наверху. Счастье и благодарность  были

написаны  на  их  лицах,   и   друзья-старатели   отбросили   всякую   мысль

воспользоваться ими для своего пиршества.

     Вместо этого они побежали скорей к другому водоему, где оставалось  еще

много воды, наполнили свои фляги и  поспешили  с  ними  к  хижине.  Там  они

перелили воду из фляг в  бочку  и  вернулись  к  убывающей  воде  за  второй

порцией. Ведь вода была им нужна не только  для  питья,  им  еще  предстояло

промывать песок, взятый из каньона, чтобы добыть из него золото.

     Им  очень  хотелось  разбогатеть,  чтобы  вернуться  с  победой  домой:

итальянцу с шотландским именем Маккарти в свою солнечную Италию, а шотландцу

с итальянским именем Джакомини в лесистую Шотландию.

     Когда они в третий раз пришли к водоему, они поняли всю тщетность своих

усилий. Вода уходила в песок слишком быстро, в лучшем случае им удастся  еще

раза два на-

     полнить фляги, а разве столько воды им нужно? Это же капля в море!

     И вот подходят они с наполненными флягами к хижине, оглядываются, а  за

ними следом длинной вереницей выстроились те самые рыбки, которых они спасли

от потопа.

     Идут,  подпрыгивая  на  хвосте,   в   глазах   восторг   и   решимость.

Друзья-старатели так и застыли на месте: что дальше будет?

     Стоят смотрят и что же  видят:  вожак  рыбьего  шествия  взбирается  по

старым доскам и штабелям дров, сложенным возле бочки с водой,  и,  достигнув

верха, наклоняется и выливает из своей кантины всю воду в бочку. А за ним  и

остальные рыбы проделывают то же самое.

     Опустошив свои кантины, рыбы по сигналу вожака немедленно выстраиваются

снова длинной цепочкой и быстро топают к водоему, чтобы  еще  раз  пополнить

свои резервуары.

     Они повторяли это путешествие до тех пор,  пока  бочка  не  наполнилась

водой до краев. И  теперь  уже  в  глазах  у  старателей  стояли  восторг  и

благодарность. Прощаясь с горбатой кантиной, счастливые золотоискатели  даже

прослезились от умиления.

     Много лет спустя, когда Маккарти и Джакомини наконец  разбогатели,  они

вернулись в пустыню Майав и попытались  найти  своих  старых  друзей,  чтобы

отблагодарить их. Они заглядывали во все водоемы этой необъятной пустыни, но

так и не смогли найти ни одной горбатой кантины.

     Их друзей больше не стало. То ли рыбки утонули, когда еще раз  случился

потоп, то ли погибли от жажды, прихватив слишком мало воды, когда  вернулись

от хижины к водоему.

     Так или иначе, самоотверженный поступок их доказал,  что  и  рыба  тоже

помощник в беде, особенно тому, кто отправился искать золото в пустыню Майав

и очень нуждается в воде.

 

 

 

     Бом-кливер

 

     Примерно в то же время и в тех же местах прославилась  своей  быстротой

еще одна собака по кличке Бом-кли-вер. Некоторые уверяют, что  она  была  не

собакой, а лиси-

     цей. Но нет, она была собакой - собакой, которая охотится на лисиц,  их

теперь фокстерьерами называют. Этот фокстерьер принадлежал мельнику по имени

Ларкин Сноу, проживавшему примерно в тех же местах, что и дядюшка Дэви Лэйн,

хотя, как известно, они друг с другом никогда не встречались.

     Ларкин был большим любителем  лисьей  охоты.  Лай  собак,  преследующих

лису, был для его слуха сладчайшей музыкой. Из  всех  собак  Бом-кливер  был

самый быстрый и самый упорный. Ларкин очень гордился им,  и,  когда  однажды

охотники расхвастались своими собаками, он рассказал об особых  достоинствах

своей.

     - Приводите своих собак, и я выставлю моего Бом-кливера против любой из

них, - заявил Ларкин.

     Он свистнул своему терьеру  и  показал  его  охотникам.  Но  те  так  и

прыснули  со  смеху,  потому  что,  честно  говоря,  Бом-кливер  был  совсем

неказист. Крепенький, но низкорослый и чуть косоглазый, хотя, впрочем,  этот

недостаток можно было счесть и за достоинство, потому как пес  мог,  значит,

смотреть одновременно в разные стороны. Владельцы балованных,  откормленных,

не косоглазых собак, не задумываясь, заключили пари с Ларкином.

     На другое утро они привели своих холеных собак и на рассвете  вместе  с

Ларкином и его Бом-кливером выступили в поход.  Солнце  еще  только  взошло,

когда свора из пятидесяти собак на западном склоне горы Скал Кемп взяла след

рыжей лисицы. Лисица убегала, и все собаки, включая Бом-кливера, кинулись за

ней с громким лаем, оглушающим точно дюжина органов.  Лисица  устремилась  к

вершине Сэддл, потом обогнула Скотт Ноб, бросилась  к  горному  кряжу  Сидер

Ридж, переплыла Фишер-Ривер и обогнула Шугар Лоуф, потом  кинулась  назад  к

горе Скал Кемп, где Ларкин и прочие охотники только и ждали  момента,  чтобы

взять  ее.  По  пятам  за  лисицей  летел  Бом-кливер,  на  добрых   полмили

оторвавшись от остальных собак, которые совсем уж выбились из сил.

     На пути у лисицы оказалась  луговина,  а  посреди  нее  лежала  коса  -

какой-то фермер забыл ее там, отправив-

     шись рубить дрова. Коса лежала лезвием  вверх,  и  Бом~  кливер  ее  не

заметил: то ли его подвели раскосые глаза, которые смотрели  не  туда,  куда

нужно, то ли он слишком увлекся погоней. Словом, он косу не заметил и  прямо

наскочил на нее, да так, что она рассекла  его  вдоль  от  кончика  носа  до

кончика хвоста точнехонько пополам.

     Ларкин со всех ног бросился к тому месту, где Бом-кливер упал. Пес даже

не скулил. Ларкин быстренько схватил обе  его  половинки  и  сложил  вместе.

Только от волнения перепутал, и слева лапы  получились  вверх,  а  справа  -

вниз.

     Однако Бом-кливер тут же вскочил на ноги, будто ничего не случилось,  и

кинулся за лисицей. Вернее, на две ноги, да, но вот  на  какие  сначала,  на

правые или на левые, сейчас  трудно  точно  сказать.  Он  погнал  лисицу  на

вершину Сэддл, потом вокруг Скотт Ноба на Сидер Ридж и  назад  к  горе  Скал

Кемп. Когда он пролетал мимо Ларки-на, прочие собаки уже на милю отстали  от

него. Лисицу он схватил на восточном склоне Скал Кемп,  и  они  с  Лар-кином

присели отдохнуть и подождать охотников с собаками.

     Ждать им пришлось долговато,  потому  что  остальные  собаки  бежали  с

высунутыми языками - язык до земли, вот даже как - и все время спотыкались о

них, да еще то и дело ложились отдохнуть. Охотники тоже совсем запыхались  и

едва дышали, когда увидели сидящих рядом Лар-кина и Бом-кливера, а на  земле

убитую лисицу. Но когда они присмотрелись к Бом-кливеру внимательнее,  глаза

полезли у них на лоб, и они разразились громким смехом,

     - Ну, а как же называется эта порода  собак?  -  спросил  один  из  них

Ларкина. - Будь у меня такая собака, я бы отдал ее в цирк, не иначе.

     - Это  охотник  на  лис,  -  с  гордостью  сказал  Ларкин.  -   Чемпион

фокстерьеров! Особый вид.

     Охотникам ничего не оставалось, как признать,что чемпион  Ларкина  и  в

самом деле самая быстрая собака на свете, но почему, все равно понять  никак

не могли.

     - Ах, да очень просто, - взялся разъяснить им Ларкин. - Когда он устает

бежать на правых ногах, он живенько переворачивается и бежит на левых.

     Что на это возразишь? Пришлось охотникам платить за  проигранное  пари.

Они попытались было откупить у Ларкина его Бом-кливера для своей  своры,  но

Ларкин сказал:

     - Этот особый вид фокстерьера вам не купить  даже  за  миллион  золотых

слитков! Потому как это единственный экземпляр на весь этот район, а то и на

весь штат, нет, что там, на всю Америку!

     Бом-кливер благополучно дожил до  весьма  преклонных  лет.  После  этой

охоты ему не раз случалось бегать сначала на одних лапах, потом  на  других,

вот только на каких сначала, на правых или на левых, сейчас трудно сказать.

 

 

 

     Рыцарь Любви и плавающие свинки

 

     Как раз в то время совершал в тех местах, где нынешняя Калифорния, свои

славные подвиги великий дон Хосе Лопес, прозванный Рыцарем Любви потому, что

все помыслы его вились всегда вокруг любви. Когда кто-нибудь попадал в беду,

он сзывал в свое поместье - асиенду - всех кавалеров ордена. А были они люди

аристократического рода, потомки тех испанцев,  что  первыми  поселились  на

американской земле. Ездили они только верхом и твердо хранили верность главе

своего ордена дону Лопесу, Рыцарю Любви. Дон Хосе просил  их  постеречь  его

асиенду во время его отсутствия, садился верхом на свою  летающую  пальму  и

спешил на подвиги любви.

     В промежутках между подвигами он вершил и другие  дела.  Он  первым  на

земле Калифорнии  вырастил  перец  и  научился  делать  знаменитые  маисовые

лепешки. Он пристрастил койота петь  народные  испанские  песни,  в  которых

припев каждый раз кончался на "Ай-йеее" или "Ай-йааа". Это он первым посадил

в Калифорнии гигантское красное дерево, а во  время  путешествия  в  Аризону

вырыл Гранд-Каньон. Некоторые,  правда,  утверждают,  что  его  вырыл  Малыш

Голубой Бык лесоруба Поля Баньяна. Но доказательства в пользу  дона  Хосе  и

Голубого Быка, в сущности, равны. Еще ему приписывают, будто он раздул огонь

в потухшем вулкане Лассен-Пик  и  разрисовал  Расписную  Пустыню,  но,  быть

может, это ложные слухи.

     Одно подлинно - в один прекрасный день в бухту  неподалеку  от  асиенды

дона Хосе Лопеса прибыл испанский корабль с боровом и свинками на  борту.  И

дона Лопеса осенила прекрасная  идея  разводить  свиней  для  кавалеров  его

ордена. Он купил у испанцев борова и свинок и стал заниматься свиноводством.

Вскоре уже десятки свинок и

     поросят  бегали  по  его  земле,  такие  жирненькие,   здоровенькие   и

довольные, что сердце и усы великого Рыцаря Любви  дрожали  от  счастья  при

взгляде на них.

     Когда же настал час призвать к делу мясника, чтобы  из  свинок  сделать

свинину, ветчину и бекон, дон Лопес вскочил на свою летающую пальму и летал,

летал на ней, чтобы успокоить свою больную совесть. Наконец он  приземлился,

пустил корни пальмы назад в землю  и  сообщил  своим  верным  соратникам  по

ордену, что не допустит, чтобы хоть единая свинка пошла на колбасу. Подобное

деяние, объявил он, было бы противно самому духу ордена Рыцарей Любви.

     Кавалеры, все как один, согласились, ибо  нежностью  сердца  своего  не

уступали главе своего ордена.

     Но,  хочешь  не  хочешь,  а  еды  было  маловато,  маисовых  лепешек  и

фаршированного перца порой не хватало. Это заставило  дона  Лопеса  серьезно

задуматься, и вот он нашел решение. Пусть свинок доят! Он выбрал  группу  из

лучших своих работников и научил их доить свиней. Как  говорит  история,  то

были первые люди на земле,  которые  научились  доить  свиней,  пить  свиное

молоко и делать из него сыр.

     Но кое-чего дон Хосе Лопес не предусмотрел. Доверившись свинкам, он  не

поставил изгороди вокруг своей асиенды, и свинки бродили где  ни  попадя.  А

однажды одна из любимых свинок дона Хосе ушла  со  своей  родной  асиенды  и

забрела по соседству в сад испанских  священников-миссионеров.  Само  собой,

свинья все перерыла, потоптала, обглодала в миссионерском саду. Святые  отцы

так рассердились, что велели своему работнику пристрелить свинью, что тот  и

сделал.

     Получив трагическое известие,  дон  Хосе  очень  огорчился.  Он  созвал

кавалеров ордена Любви, и они приняли решение проучить святых отцов.  Поздно

ночью они прокрались в миссию и сняли большой  колокол,  которым  миссионеры

сзывали на проповедь местных прихожан  и  индейцев.  Они  увезли  колокол  в

асиенду дона Лопеса и повесили его на двух столбах. С тех пор в колокол зво-

     нили, когда приходило время доить свинок. Свинки очень скоро приучились

к колокольному звону и, заслышав его, бежали к хлеву, чтобы их подоили. Даже

если они уходили от дома далеко-далеко, все равно даже издалека они  спешили

на колокольный звон, визжа от радости и любви.

     Так длилось много лет. И  каждый  год  нарождались  новые  поросята.  А

поскольку  свиней  убивать  воспрещалось,  по  земле  дона   Лопеса   бегали

поросята-подростки, пожилые свиньи, свиньи-бабушки и даже  прабабушки,  юные

визгуны и старые ворчуны, жирные и поджарые - словом, так много свиней,  что

шагу некуда было ступить.

     Даже сам великий Рыцарь Любви дон Хосе Лопес, как  он  ни  любил  своих

свиней, понял, что надо что-то предпринять. Он обсудил  проблему  со  своими

верными кавалерами, и сообща они решили, что пробил  час  расставания  -  от

нескольких  представителей  свинского  рода  придется  отделаться.   Правда,

нелегко пришли они к такому решению, на  сердце  у  них  был  камень,  слезы

стояли в глазах.

     В эту весну дон Хосе Лопес и все кавалеры его ордена собрались вместе и

на гарцующих скакунах окружили свиней. Им очень помог  в  этом  деле  койот,

которого Лопес пристрастил петь, ибо свинки почти  так  же  возлюбили  песнь

койота, как звон  украденного  у  миссионеров  колокола.  Всадники  взяли  в

широкое кольцо асиенду и свинок. Потом по-хорошему уговорили  их  двинуть  к

городу, где и надеялись найти на них доверчивого покупателя. И свинки, очень

довольные и счастливые, побежали  вперед,  визжа  от  восторга,  потому  что

думали, что выступают в параде.

     Великий Рыцарь Любви дон Хосе Лопес и  верные  кавалеры  его  ордена  с

хрюкающими свиньями во  главе  вступили  в  город.  По  пути  им  предстояло

миновать здание миссии, и как раз, когда они  с  ней  поравнялись,  раздался

громкий звон колокола. Все замерли от  изумления,  в  том  числе  и  свиньи,

конечно.  Ведь  городская  колокольня  молчала  столько   лет!   Но   вместо

украденного колокола теперь

     на его месте  красовался  новый,  который  звенел  еще  чище  и  громче

прежнего: "Бонг! Динг! Донг!"  И  напоследок:  "Бонг!  Бонг!"  -  сзывал  он

индейцев и скотоводов к мессе.

     Свиньи навострили уши, подняли хвостики и  направились  в  миссию.  Они

рвались туда, думая, что это их родной  свиной  хлев,  а  колокол  зовет  их

доиться.

     Они вторглись  в  миссию,  когда  воскресная  проповедь  уже  началась.

Индейцы, стоявшие с краю, тут же разбежались. Именитые прихожане кинулись за

помощью к священнику.

     Однако святые отцы,  завидев  приближение  свиней,  путаясь  в  длинных

одеждах, сами бросились наутек, только пятки засверкали. Потом, отдышавшись,

собрали совет и решили призвать на помощь мясника.

     Напрасно взывали дон Хосе Лопес и его  кавалеры,  и  молили  и  просили

вернуть им  их  свинок.  Не  помог  даже  поющий  койот,  не  дано  им  было

спастись...

     А в это время в гавани на якоре стояло  судно  янки  из  Новой  Англии.

Капитан ждал от местного скотовода обещанной свинины, которую  он  собирался

доставить в Китай: китайцы очень любили сладкие и  кислые  свиные  ребрышки,

свиную поджарку с рисом и свиные хвостики.

     И вдруг капитан слышит какой-то шум вдали, крики святых отцов,  слезные

мольбы дона Хосе и его кавалеров, вопли и стенания прихожан и  перекрывающий

все это поросячий визг. Капитан бросается из каюты  на  палубу,  решив,  что

произошла революция.

     - Поднять паруса! - отдает он скорее команду. - Сняться с якоря!

     Не успел он скомандовать, как судно уже  плыло  от  берега  в  открытое

море, и корабельный колокол бил тревогу.

     Свиньи, собравшиеся в миссии, заслышав звон, подняли хвосты, и все, как

одна, бросились бежать к гавани на  призывный  звон  корабельного  колокола.

Пыхтя и сопя, повизгивая и похрюкивая,  неслись  они  к  бухте.  Не  мешкая,

задержавшись лишь на мгновение, чтобы еще раз услышать  призыв  корабельного

колокола, кинулись они в воду и поплыли к удаляющемуся судну.

 

     По рассказам  одного  моряка,  имя  которого  осталось  неизвестным,  в

последний раз их видели у берегов Гавайских островов.

     Великий Рыцарь Любви дон Хосе Лопес был так  убит  зрелищем  уплывающих

свинок, которых он растил и пестовал с любовью, а  теперь  они  уплывали  от

него, не сказав даже последнего "прости-прощай", что еле добрался  до  своей

асиенды. Приехав наконец туда, он долго сидел и плакал  и  наплакал  столько

слез, что его соратники собрали все его слезы  в  ирригационные  каналы,  те

самые каналы, что легли в основу проекта нынешней Калифорнийской Центральной

оросительной системы.

     Его верные кавалеры, глотая  слезы,  тщетно  пытались  утешить  его.  С

камнем на сердце дон Хосе Лопес отрыл корни своей летающей  пальмы.  Весь  в

слезах, которые текли ручьями  из  его  глаз,  образовав  густой  туман,  не

рассеявшийся над берегами Калифорнии и поныне, он улетел прочь, и больше его

не видели.

     Свое дело на земле  он  сделал,  и,  хотя  последняя  глава  его  жизни

печальна, свиное молоко и по сей день приносит истинную радость поросятам.

 

 

 

     Медведя чужая наука до добра не доведет

 

     Мы не погрешим против правды, если скажем, что самым большим  на  свете

медведем был Старина Гром Небесный.

     Самым большим - да, но не самым  умным.  Встречались  в  Калифорнии  во

времена, когда там проходил фрон-тир, медведи-гризли такие  мозговитые,  что

мозгам было тесно в их башках. Может оттого, что солнце там  шпарило  каждый

божий день? Коли не дождь, так солнце

     и солнце. А на солнце, сами знаете, все живехонько созревает.

     Предположим, родился у  медведицы  медвежонок-несмышленыш.  Солнце  его

пригрело, и, глядишь, умишко у него быстро и созрел. Так  или  иначе,  а  КУ

(коэффициент умственного развития, как теперь выражаются специалисты) у этих

медведей был на диво высокий. И водилось их тогда  видимо-невидимо  -  можно

сказать, больше, чем скотины рогатой.

     Во всяком случае, так оно было на  Рашен-Ривер  в  ту  пору,  когда  на

берегу ее поселился один фермер. Он выращивал  сочную  кукурузу  и  разводил

свиней.

     В первую же осень, как только кукуруза начала вызревать,  на  его  поле

забрели медведи и подчистили все до единого початка.

     А фермер-то прикидывал: часть  кукурузы  он  продаст,  остальной  будет

свиней откармливать, тоже на продажу, конечно.

     Ох и рассердился он! Просто-таки из  себя  вышел.  И  всякий  раз,  как

пойдет в поле, увидит голые стебли без пухленьких, желтых початков,  так  из

себя выходит и назад в себя никак прийти не может. Он твердо знал,  что  это

медведи, потому как следы их  ясно  виднелись  на  земле.  Но  вот  загадка:

медведи кукурузу-то не ели, а с собой уносили.

     Дальше - больше, за  кукурузой  стали  пропадать  сами  свинки.  Фермер

прямо-таки обыскался - туда, сюда, все надеялся хоть ихние косточки отыскать

на том месте, где косолапые лакомились окороками. Но  ни  единой  не  нашел.

Даже жалкого хвостика. Как-то раз  ему  почудилось,  будто  визжит  кто  под

деревом. Подошел, а это вовсе и не визжит, а  мяучит;  видно,  какой-то  кот

свое "мяу" промя-учил да и забыл тут.

     Чуть с ума не спятил бедный фермер, хотя  пятить-то  особо  было  не  с

чего. И вдруг напал на след, ведущий прочь с его кукурузного поля. След этот

вилял зигзагом сначала меж кукурузных полос, потом  поднимался  на  холм  и,

наконец, спускался к лесочку милях в трех от поля. След был медвежий, ни чей

другой, потому как только  косолапые  так косолапят.

     Прихватил фермер свое ружье, вскинул на плечо и зашагал  к  тому  лесу.

Подходит и слышит - вроде как медведи ворчат, пыхтят. Поближе подкрался. Вот

те на! Медведей сотня, не меньше, и все за  работой.  Да  за  какой!  Строят

свиной хлев из павших стволов  да  толстых  веток  и  загоняют  в  него  его

собственных призовых свинок!  Одни  медведи  строят,  другие  полные  охапки

кукурузных початков таскают, хряков его подкармливают.

     Что и говорить, косолапый не промах, для себя, значит,  запас  на  зиму

готовит! Ну и умные бестии, эти медведи! Куда ему с ними тягаться!

     Повернулся фермер и пошел  восвояси,  ни  одного  выстрела  не  сделал.

Запряг он коней, побросал в фургон кой-какие  вещички  и  подался  в  другие

места. Говорят, будто  он  завел  ферму  в  горах,  стал  из  гальки  валуны

выращивать, чтоб подправить местный пейзаж в Скалистых горах иль в Колорадо,

точно не знаем.

     А медведи взялись его старой фермой управлять. И преуспели поначалу,  а

потом уж больно разъелись, обленились и, чуть что,  в  спячку  заваливались.

Медведи, дело известное, все зимние месяцы в году спят без  просыпу.  А  эти

медведи спали и зимой, и весной, и осенью. До того  дошло,  что  даже  летом

заваливались спать,  пока  не  заснули  на  веки  вечные.  Может,  потому  в

Калифорнии и не найти больше этаких умных медведей?

 

 

 

 

     Гризли Гэс и его Ассистент

 

     В штате Вайоминг тоже водились на редкость  смышленые  медведи,  о  чем

рассказывает один охотник на гризли, промышлявший  в  районе  Биг-Уинд-Ривер

году примерно в 1885-м. Звали его Гризли Гэс, он сам  так  называл  себя,  а

стало быть, так оно и было.

     Однажды случилось ему повстречаться со старой медведицей. При ней  двое

медвежат-подростков были. С мед-

     ведицей Гэс по-свойски обошелся,  а  медвежат  в  свой  лагерь  привел.

Во-первых, на потеху, а во-вторых, на пользу, на что-нибудь  они  во  всяком

случае сгодятся, решил он. Вообще-то Гэс не был таким уж любителем животных,

и когда медвежата подросли и один стал  проказить  -  к  примеру,  срывал  с

веревки чистые рубахи Гэса и валял по земле или запускал лапу в его ящики  с

продуктами, - что ж, Гэс терпеть не стал, крупно поговорил с медведем, и они

расстались.

     А второй медвежонок был совсем иного нрава. С ним легко было ладить,  к

тому же он оказался первоклассным студентом и на лету  схватывал  все,  чему

его учил Гэс. Года не прошло, как он научился вбивать столбы для  охотничьей

палатки. Гэс ставил столб, мазал его сверху  салом,  на  сало,  само  собой,

садилась муха, медведь ее - хлоп! - лапой, и столб входил в землю.  Вот  это

помощник!

     Гэс так и прозвал его "Мой Ассистент".

     И хотя Ассистент был медведем-гризли,  Гэсу  удалось  сделать  из  него

помощника даже в охоте на самих гризли.

     К двум годам Ассистент ростом  сравнялся  с  бизоном-десятилетком.  Гэс

объездил верхом на этом гризли берега Биг-Уинд-Ривер, и вдвоем  они  недурно

поохотились.

     Однако наилучшим помощником Ассистент оказался в роли стряпухи. Как  он

готовил, когда они с Гэсом разбивали охотничий лагерь! Эту науку, правда, он

постиг не сразу. Гэсу пришлось с ним повозиться, но потом Ассистент смекнул,

что деваться некуда, Гэс готовить не любит и, если он  не  хочет  умереть  с

голоду, придется готовить самому. Так вот и научился.

     Начинал Ассистент с того, что вбивал столбы для палатки,  потом  спешил

за  дровами,  чтобы  развести  в   лагере   костер.   Дрова   он   складывал

аккуратненько, крест-накрест, а  сверху  набрасывал  еще  сухих  веточек  на

растопку. В спичках нужды не было, он и без них умел обходиться. И вот  как.

Железной крышкой от походного чайника Гэса Ассистент соскабливал с  копченой

грудинки немножко сала. При виде сала у  него  всегда  начинало  сосать  под

ложечкой, и он принимался лизать его. Но это

     только разжигало его аппетит. Покончив с салом, Ассистент  переходил  к

самой крышке. А зубы у Ассистента были крепче точильного  камня,  и  тут  же

начинали сыпаться искры. Ну, а уж что бывает, когда искра  упадет  на  сухую

щепу, вы сами знаете. И костер полыхал!

     Вот теперь наступала пора подумать, из чего же готовить?  Но  это  было

проще простого, потому как Гризли Гэс и Ассистент место для лагеря  выбирали

всегда у воды. Так что Ассистенту оставалось только спуститься к реке, войти

в воду по пояс и  ждать,  покуда  толстенькая,  сверкающая  форель  сама  не

натолкнется на него в полуденной дреме.

     Один взмах медвежьей лапы, и форели можно  было  ни  о  чем  больше  не

беспокоиться в этой жизни. Ассистент живехонько разделывал рыбку и отправлял

ее прямо на шипящую сковороду.

     С таким прекрасным Ассистентом жизнь у Гризли Гэса  была  не  жизнь,  а

сказка. За лишнюю работенку он Ассистенту, само  собой,  не  платил.  Честно

говоря, он вообще ничего ему не платил. Так и протекали их дни беззаботно  и

счастливо, пока не забрели они в места, где водились гризли-гиганты.

     Тут Ассистент  стал  проявлять  беспокойство.  Почему?  Трудно  сказать

точно. То ли он боялся, что его родственнички ополчатся против него  за  то,

что он помогал Гэсу охотиться на гризли, то ли его глодала мысль, что,  уйди

он от Гэса к своим родным гризли, ему бы не приходилось так трудиться.

     И вот в один прекрасный вечер, когда Ассистент окончательно  расклеился

и все у него из лап валилось, он промазал  и  бросил  выуженную  рыбку  мимо

сковороды. На другой вечер случилось то же самое, нет, даже  хуже  -  форель

вместо сковороды шлепнулась Гризли Гэсу прямо на усы.

     Светопреставление! Больше всего на  свете  Гэс  ненавидел  запах  рыбы.

Когда случилось такое, у Гэса в глазах  потемнело  от  ярости.  Он  вскочил,

схватил крышку железного чайника и запустил ею в Ассистента. Метил в голову,

     вот негодяй, да, к счастью, промахнулся. Крышка проехалась  медведю  по

морде и снесла ряд зубов с одной стороны.

     Ассистент ничего на это не сказал. Собственно,  единственное,  чему  он

так и не научился у своего хозяина, - это говорить. Он даже не  рассердился,

только стал проявлять еще большее беспокойство, все поглядывал на север, где

возвышались высокие горы, и ворчал на особый манер,  что  означало  "большие

медведи там за горами".

     А Гэс был только рад: что  ж,  значит,  большая  охота  не  за  горами!

Отчаянный малый был этот Гризли Гэс. Надвигались сумерки,  но  Гэса  это  не

остановило, ему не  терпелось  помчаться  в  горы  верхом  на  Ассистенте  и

подстрелить парочку или тройку могучих гризли, чтобы прибавить  их  шкуры  к

своей коллекции. В те далекие  времена  медвежьи  шубы  ценились  высоко,  и

одеяла медвежьи тоже. На этом Гризли Гэс и разбогател. А  денежки  он  любил

почти так же, как крепкий табак, чтоб сорока села ему на хвост, а  пчела  на

нос!

     Итак, вскочил Гэс верхом на Ассистента, и они  понеслись  в  горы.  Они

достигли вершины, когда уже светила лука. Гэс соскользнул тихонько на  землю

и хотел незаметно подкрасться к спящим гризли. Но  Ассистент  ждать  его  не

стал, а побежал дальше. Тогда Гэс - за ним. Он увидел своего ручного гризли,

только когда перевалил через хребет: тот дрался с двумя огромными  гризли  в

серебристых шубах. Стоя на  задних  лапах,  медведи  отвешивали  друг  другу

тумаки и затрещины, а рев стоял  -  хоть  уши  затыкай.  Гэс  присел,  чтобы

полюбоваться на захватывающую картину, как вдруг ему ударило в голову, что у

его любимого Ассистента ведь не хватает зубов с левой стороны. Ах, чтоб руки

у него тогда отнялись, это  же  он  сам  оставил  своего  верного  помощника

наполовину безоружным! Да еще против двух таких великанов!

     Нет, не такой человек был Гризли Гэс, чтобы добровольно отступиться  от

ручного медведя, которого он к тому же обучил разным разностям.  Он  отломил

здоровенный сук и кинулся на драчунов. Махал направо и налево,

 

     по ногам, по головам, лишь бы вызволить своего Ассистента из беды.

     Медведи лупили и колошматили друг друга, Гэс только поспевал  за  ними.

Бедного Ассистента при этом он клял и ругал на чем свет стоит за то, что тот

сам ввязался в драку. В конце концов Ассистент не выдержал и,  повернувшись,

затрусил вперевалочку вниз с холма по направлению к лагерю. Гэс  вздохнул  с

облегчением и припустил за ним.

     Он быстро нагнал Ассистента и хотел прыгнуть на него верхом,  чтобы  на

обратном пути сделать маленькую передышку. Однако Ассистент был то ли  очень

расстроен, то ли слишком взволнован, но только он  вдруг  принялся  носиться

кругами как бешеный. Белены, что ли, объелся? Разок-другой  Гэс  осадил  его

своей дубинкой, пока, наконец, не удалось ему вскочить на медведя  верхом  и

направить его к дому.

     "Ну,  -  думал  Гэс,  -  теперь  он  наконец  успокоится   в   знакомой

обстановке". Но не тут-то было. Даже к палатке медведь не пожелал подойти  -

уперся, и все тут. Только приблизился, как тут же бочком, бочком в сторону -

и ну опять носиться кругами по лесу!

     "А может, я переусердствовал, надо бы помягче?" - пожалел Гэс.

     Он потрепал медведя по лохматой, посеребренной голове и сказал ему пару

ласковых слов. Не помогло. "Ну тогда я тебя вымотаю, чтоб потишал!" - и  Гэс

снова дал шпоры медведю и, подбадривая дубинкой, стал гонять его.

     Они кружили по лесу всю ночь. Медведь все норовил забраться поглубже  в

лес, а Гэс каждый раз направлял его назад к лагерю.

     Над горным кряжем вдали уже,занимался день, когда они в  очередной  раз

выехали из лесу. Завидев палатку, медведь опять оробел и хотел было  сделать

новый круг, да только сил не хватило,  вымотался,  язык  чуть  не  до  земли

повесил. "Все, сдаюсь", - вздохнул он и побрел к палатке.  Но  на  полдороге

ноги у него подкосились, и он повалился наземь.

     У Гэса кошки на душе заскребли - так жалко ему стало  своего  мохнатого

Ассистента, особенно когда вспомнил,  как  неделикатно  он  обошелся  с  ним

совсем недавно, запустив в него  железной  крышкой  чайника.  Гэс  опустился

перед медведем на колени и открыл ему  рот,  чтобы  посмотреть,  зажила  там

ссадина или нет.

     Ба! Что он увидел! "Нет, быть не может!" От удивления Гэс подпрыгнул на

месте: все зубы до единого во рту у медведя были целехоньки. Стало быть,  он

приехал в лагерь верхом на диком гризли?! А бедного Ассистента оставил там в

горах?..

     С тех пор Гризли Гэс  бросил  охоту  на  гризли  и  ушел  из  тех  мест

навсегда. Так люди рассказывают, а мы уж с их слов передаем,  так  что,  где

правда, где вымысел, судите сами. Знаем  только,  что  Ассистент  остался  с

дикими гризли, и когда обзавелся семьей и у него пошли дети,  он  научил  их

прикидываться тупыми, что твой фонарный столб.

     Он-то знал: медведя чужая наука до добра не доведет.

     "Ни за какие коврижки не соглашайтесь вбивать  столбы  для  палатки,  -

наставлял он своих медвежат на своем, конечно, медвежьем языке. - Или жарить

на сковороде очищенную форель. А пуще всего бойтесь, чтобы кто-нибудь не сел

на вас верхом!"

 

 

 

     Ползук летучий и К°

 

     Говорят,   Америка   необыкновенная   страна.   Да,   в   своем    роде

необыкновенная, потому что там водятся необыкновенные животные.

     Возьмите, к примеру, аракабору. Она живет на самых  вершинах  Скалистых

гор. Несведущие люди называют ее увертка горная. Ничего лучше они  не  могли

придумать!  Это  все  равно  что  спутать  старый  драндулет  с  "паккардом"

последней марки.

     Вы не встретите ни одной увертки выше трех-четырех  тысяч  над  уровнем

моря. Другое дело аракабора, которая  взбирается  на  самые  высокие  горные

пики. Своими вер-

     шинами они упираются прямо в небо, так что лунному человеку  приходится

каждый раз прорубать все новые ущелья, чтобы лунный свет  мог  проникать  на

землю хотя бы через них.

     Благородная аракабора словно создана для горной жизни.  Ее  левые  ноги

короче правых. Поэтому ей очень удобно стоять на самом крутом склоне горы. И

не только стоять, но и бегать. При этом ее никогда не заносит в  сторону  и,

чтобы удержать равновесие, ей не приходится цепляться за куст или за камень.

     Начинает она всегда с подножия горы и бежит по спирали вверх,  вверх  и

вверх, и на бегу все время жует.

     И вот еще чем для удобства ее  наградила  природа:  на  коротких  левых

ногах у нее когти крючком, чтобы ловчее было цепляться за склон  горы  и  не

скользить вниз.

     Единственный способ поймать аракабору - это преследовать ее по пятам до

самой вершины. Там, само собой, она останавливается,  потому  что  дальше-то

бежать некуда.

     Но даже и тогда ее не  так-то  легко  поймать,  потому  что  она  имеет

привычку выворачиваться наизнанку, чтобы бежать вниз  по  обратной  спирали.

Одна только беда: когда  аракабора  бежит  наизнанку,  ей  ничего  не  стоит

схватить простуду.

     Теперь понимаете, почему на земле  осталось  так  мало  аракабор?  Увы,

почти все они вымерли от воспаления легких.

     Кроме увертки горной,  в  Америке  водится  еще  один  зверь,  которого

принимают за аракабору. А бывает, настоящих аракабор  называют  неправильно.

Но мало ли что как неправильно называют. Например, судья в бейсболе  кричит:

"Удар!" А надо бы сказать - "Мяч!"

     Так вот, называют этого зверя косолазка. У  косолазок,  можно  сказать,

такое же шасси, что и у аракаборы, то  есть  ноги  у  нее  с  одной  стороны

короче, чем с другой. Только характер у нее много вреднее. Обнаружилось  это

совершенно случайно, когда попробовали однажды загнать ко-солазку на вершину

горы.

     Оказалось, сделать это невозможно. Она сама вас загонит, куда захочет.

     И все-таки есть совсем простой  способ  поймать  косо-лазку.  Дайте  ей

напасть  на  вас,  потом  быстро  отступите  в  сторону  и  вниз.  Косолазка

повернется вслед за вами и тут же кувыркнется, потому что ноги-то  у  нее  с

разных сторон разной длины. Смекаете? Тут вы не теряйтесь и садитесь на  нее

верхом, точно ковбой на дикого бычка, которого  ему  удалось  заарканить.  А

потом вяжите ей короткие ноги веревкой покрепче.

     Невежественные люди часто путают косолазку со ско-собокой  или  еще  со

сбокуныркой-афрозией, а иногда даже с наскальным вьюнчиком. Но,  собственно,

вся разница между ними лишь в том, что одни из них  левоножки,  а  другие  -

правоножки.

     А еще в Скалистых горах встречается  сползень  горный,  или,  попросту,

сачок. Похож он на кита, за исключением одной особенности: на кончике хвоста

у него словно совок или сачок. Круглое лето, если утро ясное  и  прохладное,

вы можете наблюдать, как горные сползни пользуются своим сачком.

     Гляньте на линию горизонта, и вы увидите их висящими  вверх  ногами  на

гребне горы. Свой сачок  они  набрасывают  на  скалистый  выступ,  чтобы  не

сползти вниз.

     Горный сползень висит и висит так, пока  не  заметит  группу  туристов,

взбирающихся вверх по каньону. В нужный момент он  разжимает  свой  сачок  и

сползает вниз с разинутой пастью по широкому гладкому склону каньона. На дне

он - хап! - зачерпывает сачком туристов и ползет  вверх  по  противоположной

стене  каньона.  А  добравшись  до  вершины,  опять  накидывает   сачок   на

какой-нибудь скалистый выступ и, повиснув вниз головой, дремлет, переваривая

свой завтрак.

     Когда я впервые посетил Скалистые горы, я обратил внимание, что  склоны

их в некоторых местах покрыты высохшими деревьями. А  на  одном  склоне  эти

погибшие деревья расположены таким рисунком, словно какой-то гигант  оставил

там следы своих огромных челюстей.

     Наверно, оттого эта гора и называется - Улыбка Гиганта.

     Если спросить у старожилов, которые поселились в  этих  местах  еще  во

времена Билла Бизона, отчего это так, быть может, по горам  прошелся  лесной

пожар? Они только рассмеются в ответ на ваше невежество. "Неужели вы никогда

не слыхали про кошку-леталку?" - удивятся они.

     Нет, не слыхали.

     Эта кошка, оказывается, побольше горного льва - ка-гуара. А на  носу  у

нее и на лбу большая твердая мозоль. Утром кошка-леталка скачет по горам все

выше и выше, пока не найдет  голую  вершину  выше  лесной  полосы.  Там  она

ложится отдохнуть, растянувшись вдоль всего хребта  и  свесив  голову  вниз.

Отдохнув и  проголодавшись,  она  делает  гигантский  прыжок  и,  словно  на

парусах, летит вниз и опускается на первое высокое дерево.

     Ах нет, не опускается, а летит стремглав и изо всех сил ударяет в  него

своим мозолистым носом. У нее такой крепкий нос, что от удара лопается кора,

а иногда дерево не выдерживает и падает.

     И тогда кошка-леталка длинным тоненьким язычком  слизывает  муравьев  и

прочих букашек, расположившихся под корой дерева.  Так  что  этот  огромный,

страшный с виду зверь на самом деле оказывается  добрейшим  и  безобиднейшим

существом на свете. Собственно, так часто в жизни бывает, разве нет?

     Среди снегов  и  ледников  Скалистых  гор  водится  еще  одно  занятное

существо - снежный змей. Его очень трудно различить на  фоне  белого  снега.

Поэтому, если вы хотите его увидеть, найдите кончик его хвоста - он  черный.

Весь змей белый-белый, белее снега, а кончик хвоста у него черный.

     И когда змей ползет, вы видите, как черный кончик убегает вслед за ним.

     Снежного змея очень трудно поймать, даже если  вы  нашли  его  и  четко

разглядели,  потому  что  стоит  человеку  подойти  к  нему,   он   тут   же

сворачивается и прячет свой

     черный кончик. А без него он делается просто невидимкой.

     На краю ледника снежный змей поднимается и катится вниз, словно  обруч.

Не бойтесь, что, скатившись вниз, он больно ударится о твердые  камни.  Нет,

он все предвидит. У него и  на  этот  случай  припасено  кое-что.  Достигнув

подножия горы, снежный змей рассыпается на мелкие кусочки.  И  каждый  потом

сам ползет вверх, превратившись в маленькую снежную змейку.

     Вот почему снежного змея  так  трудно  вывести  и  почему  на  вершинах

Скалистых гор так много снега. Еще бы, ведь снежным змеям очень нужен  снег,

без него они не проживут, им просто нечего будет есть.

     Все, что вы узнали  про  снежных  змеев,  истинная  правда.  По  утрам,

особенно в воскресенье, их  очень  легко  разглядеть.  А  вот  их  ближайшие

родственники с материнской стороны - кольцовые змеи -  редко  попадаются  на

глаза.

     Собственно, кольцовые змеи как две капли похожи на снежных, только  они

не белые и не едят снега. Точно даже неизвестно, какого они  цвета,  но  что

они очень опасны, потому что едят людей, это знают все.

     Кольцо-змея, когда хочет напасть, сворачивается кольцом и катится прямо

на вас. Единственный способ спастись от нее - проскочить сквозь кольцо.

     Пользы от Кольцовых змей не было никакой, пока одному парню из  Уичито,

штат  Канзас,  не  удалось  выдрессировать  двух  из  них.  И  вот   как-то,

устроившись позади дома, он играл на своей  волынке,  и  вдруг  его  осенила

идея. Он спаял из труб волынки раму, прицепил к ней  своих  выдрессированных

змей, велев им сначала свернуться кольцом,  накинул  на  раму  седло  и  так

изобрел велосипед.

     Наверное, вы не знаете, почему  Эб  Линкольн  решил  стать  президентом

Соединенных Штатов. Вы слышали, чем он зарабатывал себе на жизнь? Рубил лес,

а заодно тесал перекладины для фермерских оград.

     Но однажды в те места забрел  один  ловкий  мошенник  из  Питтсбурга  и

предложил фермерам вместо деревянных

     перекладин колючую проволоку. Он сказал, что колючая проволока сейчас в

большой моде. И Эб Линкольн остался без  работы.  Вот  тогда-то  он  и  стал

подумывать, а не податься ли ему в президенты?

     Фермеры словно с ума посходили и в погоне за модой ставили теперь сразу

по  две  изгороди:  одну  -  чтобы  отгораживаться,   а   другую   -   чтобы

загораживаться. Но и для той  и  для  другой  колючей  изгороди  требовались

столбы, а столбам нужны были глубокие ямки.

     Находчивее других в этом вопросе оказались фермеры Южной Дакоты. Вместо

того чтобы  рыть-надрываться  ямы  для  столбов,  они  заглянули  в  каталог

"Товары - почтой" и заказали партию сноллигостеров с доставкой на дом.

     Вы не знаете, что такое сноллигостер? Ну, это вроде маленького кенгуру,

только хвост у него немножко другой - похож на  штопор  или  сверло.  Больше

всего на свете сноллигостер любит подскочить повыше, а потом  плюхнуться  на

кончик  своего  хвоста.  Да  с  такой  силой,  что   хвост,   волей-неволей,

вштопоривается в землю.

     Если сноллигостер захочет сделать следующий прыжок,  он  изо  всех  сил

упирается задними ногами и выдергивает из земли свой хвост.  Но  ямка-то  от

хвоста остается, смекаете?

     Превосходная глубокая ямка, как раз для столба колючей изгороди.

     Еще сноллигостеры любят веселую шутку. От хорошей шутки они прыгают  до

небес. Они всегда всем довольны и весело смеются. Поэтому  их  еще  называют

смехунчика-ми-попрыгунчиками. Так что фермерам Южной Дакоты, чтобы поставить

прямую изгородь, надо лишь идти впереди  сноллигостеров  и  рассказывать  им

забавные истории и анекдоты.

     Один анекдот - и ямка для изгороди готова.

     Есть еще плакунчики-попрыгунчики. Но от  них  ровно  никакой  пользы  в

фермерском деле. Они столько льют слез, что у  них  не  хватает  сил,  чтобы

прыгать. А впрочем, плакунчиков-попрыгунчиков уже совсем и не осталось:  они

плакали, плакали и доплакались досмерти.

     Но осталось еще одно  семейство  попрыгунчиков  -  не  смехунчиков,  не

плакунчиков, а просто попрыгунчиков. Живут они  среди  ковбоев  и  ненавидят

пижонов. Ученые называют их глиптодонтами. А простые люди так их боятся, что

побоялись даже дать им попроще название, так они и остались глиптодонтами.

     Когда этот опаснейший зверь видит пижона,  обрядившегося  в  ковбойское

платье и гордо гарцующего в седле, он  тут  же  выкапывает  упругим  длинным

хвостом круглый увесистый камешек. Ставит его на другой  такой  же  камешек.

Прицеливается. Потом  замахивается  хвостом,  словно  бейсбольной  битой,  и

посылает верхний камешек прямо в ничего не подозревающего пижона.

     Ни один пижон так никогда и не узнал, кто же запустил в него камнем.  А

спросите настоящего ковбоя, он вам сразу скажет.

     Но при чем же тут ползук летучий? - удивитесь вы. Да ни при чем. Просто

для компании.
Сказки детям
      Rambler's Top100

www.skazki.yaxy.ru ©®§¥ 2000 - 2009

Сказки на ночь | Сказки детям