Сказки на ночь
   

    

 

Германские сказки

О Германии
Гензель и Гретель
Король-Дроздовик
Шиповничек
Бременские уличные музыканты
Как Эйленшпигель в Эрфурте учил осла книгу читать
Как Эйленшпигель выманил у ризенбургского священника лошадь
Как Эйленшпигель убедил одного крестьянина, что его зеленый платок -
синий
Старый султан
Сапожник и гномы
Сбежавший пирог
Серебряный колокольчик
Толстый жирный блин

Немецкая народная книга о шильдбюргерах, или о том, как жители
города Шильды от великого ума глупостью спасались

Слово о шильдбюргерах
Откуда взялись и в кого уродились шильдбюргеры
О том, как шильдбюргеры решили построить новую ратушу
Как шильдбюргеры доставляли брёвна для новой ратуши
Почему шильдбюргеры решили от своего великого ума глупостью спасаться
О том, как шильдбюргеры вернулись домой и как их встретили верные жёны
Как шильдбюргеры догадались, отчего у них в ратуше темно, и что они
после этого сделали
Как шильдбюргеры в своей ратуше палаты готовили
Как шильдбюргеры строили новую ратушу и о чём они при этом позабыли
Как шильдбюргеры соль сеяли
Как под городом Шильдой соль в поле выросла и как шильдбюргеры пытались
её жать
Как под городом Шильдой соль в поле выросла и как шильдбюргеры пытались
Как шильдбюргеры императора встречали
Какой урок император задал шильдбюргерам
Как два шильдбюргера домами обменялись
Как шильдбюргеры с императором завтракали и какую император им загадку
задал
О том, какое прошение шильдбюргеры подали императору и как он им
ответил
Какой подарок шильдбюргеры преподнесли императору
Как один шильдбюргер спасал честь города Шильды и при этом потерял свою
кобылу
Как шильдбюргеры колокола прятали
Как шильдбюргеры корову на крепостную стену поднимали
Как шильдбюргеры страшного зверя мышкодава купили, а вместе с ним и
свою погибель обрели

О Германии

Отношения между Россией и Германией всегда складывались очень непросто.
Судьбы этих стран на всем протяжении истории тесно переплетались друг с
другом. Их отношения выливались то в торговое и военное сотрудничество, то в
соперничество, то в состояние войны. Взаимное культурное влияние России и
Германии особенно ярко проявилось начиная с эпохи Петра I. Немцы сыграли
большую роль и в управлении Россией: Екатерина I, Екатерина II, Бирон и
многие крупные деятели России были немцами. В то же время Германия и Россия
стали главными врагами в Первой и Второй мировых войнах. Сегодня, когда от
последней мировой войны нас отделяет более 50 лет и мы можем трезво и
объективно рассматривать значение каждой из этих стран для другой, надо
особенно хорошо знать историю, культуру, традиции своего соседа.
В 1949 году были образованы два немецких государства - западная
Федеративная Республика Германии (ФРГ) и восточная Германская
Демократическая Республика (ГДР). Современная Германия как единое
государство была образована на основе объединения ФРГ и ГДР, которое
произошло в 1990 году, благодаря демократическим изменениям в Советском
Союзе.
Германия делится на 16 земель. Глава государства - Президент, глава
правительства - Канцлер. Законодательная власть осуществляется Бундестагом
(палата депутатов) и Бундесратом (палата земель).
Германия расположена в центральной части Западной Европы. Граничит с
Бельгией, Австрией, Чехией, Данией, Францией, Люксембургом, Нидерландами,
Польшей и Швейцарией. На севере территория Германии омывается водами
Балтийского и Северного морей. Германия занимает стратегическое
местоположение на Северной Европейской равнине по выходу в Балтийское море.
Самыми крупными и важными реками являются Рейн, Эльба, Везер, Одер и Верхний
Дунай.
Площадь Германии составляет около 357 тыс. кв. километров. По
численности населения она стоит на втором месте в Европе после России -
около 83 млн. человек.
Наибольшим влиянием в Германии пользуются два вероисповедания:
лютеранство (одно из течений протестантизма) и католичество.
Немцы - древняя и самобытная нация. Страна, которую населяет этот
народ, сейчас представляет собой одну из самых развитых и передовых стран
Европы. Современная Германия - правовое демократическое государство.
Культура Германии уходит своими корнями в глубокую древность.
Литература берет свои истоки с мифологических и героических песен древних
германцев. Первые уцелевшие памятники германской словесности относятся к
IХ - Х векам. В ХII - ХIII веках получил развитие героический эпос на сюжеты
из древней истории. В это время возник рыцарский роман, в котором
воспеваются подвиги рыцарей и их служение вере. Во второй половине ХIII века
возникли бюргерская литература и поэзия ремесленников.
Наибольшим вкладом в развитие литературы эпохи Возрождения были труды
главы немецкой Реформации М.Лютера, его духовные песни и гимны, и особенно
перевод Библии на немецкий язык. К известным литераторам эпохи Просвещения
относятся Г.Клопшток, М.Виланд. Основателем романтического направления в
немецкой литературе стал барон Гарденберг, известный под псевдонимом
Новалис. Первым представителем классицизма в немецкой литературе стал
Г.Лессинг. Великими представителями немецкого (Веймарского) классицизма
конца ХVIII века были И.В.Гете, И.Ф.Шиллер, И.Г.Гердер. Ярким представителем
романтизма в немецкой литературе был Т.Гофман. В немецкой поэзии первой
половины ХIХ века прославился великий поэт Г.Гейне. Дети всего мира
зачитываются сказками братьев Гримм. В ХХ веке культуру Германии
представляли всемирно известные писатели, поэты и драматурги: Л.Фейхтвангер,
Томас и Генрих Манны, Э.Ремарк, Б.Келлерман, Г.Гессе, М.Коммерель, Г.Кайзер,
Р.М.Рильке, Г.Белль и др.
Родоначальником немецкой классической философии стал Иммануил Кант.
Нельзя не упомянуть таких философов, как Ницше, Кафка, Гегель, Маркс.
Немецкий готический стиль в искусстве (XIII век) стал определяющим
направлением в развитии культуры всей средневековой Европы. Немецкая
готика - это соборы в Лимбурге, Бамберге, Кельне, Фрейбурге и др. Это
скульптура, передающая пластику и движение человеческих тел ( Золотые ворота
во Фрейберге, скульптуры Бамбергского собора, собора в Наумбурге и др.).
Появляется живопись по стеклу - витражи.
Наивысшего расцвета живопись, графика и скульптура в Германии достигли
к началу ХVI века. В это время работали такие величайшие немецкие живописцы,
графики, теоретики искусства, как самый крупный художник немецкого
Возрождения А.Дюрер, Л.Кранах, Г.Гольбейн, М.Грюневальд, Бургкмайр и др.
Романтизм прежде всего представлен живописцем, графиком, теоретиком
искусства Ф.О.Рунге. К.Д.Фридрих передал поэзию национального немецкого
пейзажа.
Скульптура представлена такими крупными мастерами, как А.Крафт, П.Фишер
Старший и др. Среди знаменитых немецких художников - Г.Доре, Вехой в
музыкальной культуре стало открытие в 1678 году в Гамбурге первого
Национального музыкального немецкого театра. Первая немецкая опера была
написана Г.Шютцем. Он и органисты Д.Букстехуде, Г.Бем и др. были
непосредственными предшественниками великих немецких композиторов И.С.Баха и
Г.Ф.Генделя . В ХVIII веке величайшим представителем музыкального искусства
был Л.Бетховен. Романтизм в музыке представлен композиторами К.М.Вебером и
Т.А.Гофманом. Огромный вклад в музыкальную культуру внесли композиторы
Ф.Мендельсон, Р.Шуман, Р.Вагнер.
В ХVIII веке в Германии получило большое развитие искусство фарфора,
завоевавшего мировую славу.
Много дали миру и немецкие ученые: братья Вебер; Э.Генрих (анатом и
физиолог, иностранный член-корреспондент Петербургской АН, один из
основоположников экспериментальной психологии); братья Фехнер (исследования
физиологии органов чувств); братья Розе (минералоги и кристаллографы,
иностранные члены-корреспонденты Петербургской АН); известный
первооткрыватель возбудителей холеры Кох; автор фундаментальных трудов по
физике Гельмгольц, тоже иностранный член-корреспондент Петербургской АН;
Л.Прандтль (один из основателей аэродинамики); физик М.Лауэ; биолог
Э.Геккель; основатель квантовой физики М.Планк; автор теории относительности
А.Эйнштейн.
В настоящее время Федеративная республика Германия - наиболее богатая
и густонаселенная страна Западной Европы. Ее способность учитывать уроки
истории, богатейшая культура, высокий промышленный и научный потенциал
делают эту страну одним из ведущих и уважаемых государств Европы.
Немцы и русские - самые многочисленные народы Европы - сегодня, оставив
позади эпоху разрушительных войн и кровавых конфликтов, стали равноправными
партнерами.
Частично использованы данные сайта www.geoport.ru/country и др.

 

Гензель и Гретель

Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек со своей женой и двумя
детьми; мальчика звали Гензель, а девочку - Гретель. Жил дровосек
впроголодь; вот наступила однажды в той земле такая дороговизна, что не на
что было ему купить даже хлеба на пропитание.
И вот, под вечер, лежа в постели, стал он раздумывать, и все одолевали
его разные мысли и заботы; повздыхал он и говорит жене:
- Что же теперь будет с нами? Как нам прокормить бедных детей, нам-то
ведь и самим есть нечего!
-А знаешь что, - отвечала жена, -давай-ка пораньше утром, только начнет
светать, заведем детей в лес, в самую глухую чащу; разведем им костер, дадим
каждому по куску хлеба, а сами уйдем на работу и оставим их одних. Дороги
домой они не найдут, вот мы от них и избавимся.
- Нет, жена, - говорит дровосек, - этого я не сделаю; ведь сердце-то у
меня не камень, я детей одних бросить в лесу не могу, там нападут на них
дикие звери и их разорвут.
- Эх ты, простофиля! - говорит жена. - Ведь иначе мы все вчетвером с
голоду пропадем, и останется только одно - гробы сколачивать. - И она
донимала его до тех пор, пока он с ней не согласился.
- А все-таки жалко мне моих бедных детей! - сказал дровосек.
Дети от голода не могли уснуть и слыхали все, что говорила мачеха отцу.
Залилась Гретель горькими слезами и говорит Гензелю:
- Видно, нам теперь пропадать придется.
-Тише, Гретель, -сказал Гензель, -не горюй, я уж что-нибудь да
придумаю.
И вот когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил
дверь в сени и тихонько выбрался на улицу. На ту пору ярко светила луна, и
белые камешки, лежавшие перед избушкой, блестели, словно груды серебряных
монет.
Гензель нагнулся и набил ими полный карман. Потом вернулся он домой и
говорит Гретель:
- Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно. - И с этими
словами он снова улегся в постель.
Только стало светать, еще и солнышко не всходило, а мачеха уже подошла
и стала будить детей:
- Эй вы, лежебоки, пора подыматься, собирайтесь-ка с нами в лес за
дровами!
Дала она каждому из них по кусочку хлеба и говорит;- Вот это будет вам
на обед; да смотрите не съешьте его раньше времени, больше ничего не
получите.
Гретель спрятала хлеб в свой передник - ведь у Гензеля карман был полон
камней. И они собрались идти вместе в лес. Прошли они немного, вдруг Гензель
остановился, оглянулся назад, посмотрел на избушку - так он все время
оглядывался назад и останавливался. А отец ему и говорит:
- Гензель, чего это ты все оглядываешься да отстаешь? Смотри не зевай,
иди побыстрей.
-Ах, батюшка, -ответил ему Гензель, - я все гляжу на свою белую
кошечку, вон сидит она на крыше, будто хочет сказать мне прощай .
А мачеха и говорит:
- Эх, дурень ты, это вовсе не твоя кошечка, это утреннее солнце блестит
на трубе.
А Гензель вовсе и не на кошечку смотрел, а доставал из кармана и бросал
на дорогу блестящие камешки.
Вот вошли они в самую чащу леса, а отец и говорит:
- Ну, дети, собирайте теперь хворост, а я разведу костер, чтобы вы не
озябли.
Гензель и Гретель собрали целую кучу хворосту. Разожгли костер. Когда
пламя хорошо разгорелось, мачеха говорит:
- Ну, детки, ложитесь теперь у костра да отдохните как следует, а мы
пойдем в лес дрова рубить. Как кончим работу, вернемся назад и возьмем вас
домой.
Сели Гензель и Гретель у костра, и когда наступил полдень, каждый из
них съел по кусочку хлеба. Они все время слышали стук топора и думали, что
их отец где-то поблизости. Но то был стук не топора, а чурбана, который
привязал дровосек к сухому дереву, и он, раскачиваясь под ветром, стучал о
ствол.
Долго сидели дети так у костра, от усталости стали у них глаза
закрываться, и они крепко-крепко уснули. А когда проснулись, была уже глухая
ночь. Заплакала Гретель и говорит:
- Как же нам теперь выбраться из лесу? Стал Гензель ее утешать:
-Погоди маленько, скоро взойдет луна, и мы уж найдем дорогу.
Когда взошла луна, взял Гензель сестрицу за руку и пошел от камешка к
камешку-а сверкали они, словно новые серебряные денежки, и указывали детям
путь-дорогу. Они шли всю ночь напролет и подошли на рассвете к отцовской
избушке.
Они постучались, мачеха открыла им дверь; видит она, что это Гензель и
Гретель, и говорит:
- Что же это вы, скверные дети, так долго спали в лесу? А мы уж думали,
что вы назад вовсе не хотите возвращаться.
Обрадовался отец, увидя детей, - было у него на сердце тяжело, что
бросил он их одних.
А вскоре опять наступили голод и нужда, и дети услыхали, как мачеха
ночью, лежа в постели, говорила отцу:
- У нас опять все уже съедено, осталось только полкраюхи хлеба, видно,
нам скоро конец придет. Надо бы нам от детей избавиться: давай заведем их в
лес подальше, чтоб не найти им дороги назад, - другого выхода у нас нет.
Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: Уж лучше бы мне
последним куском с детьми поделиться . Но жена и слышать о том не хотела,
стала его бранить и попрекать. И вот - плохое начало не к доброму
концу-уступил он раз, пришлось ему и теперь согласиться.
Дети еще не спали и слышали весь разговор. И только родители уснули,
поднялся Гензель опять и хотел было выйти из дому, чтобы собрать камешки,
как и в прошлый раз; но мачеха заперла дверь, и Гензель выбраться из хижины
не смог. Он стал утешать свою сестрицу и говорит:
- Не плачь, Гретель, спи спокойно, уж Бог нам как-нибудь да поможет.
Ранним утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Дала им кусок
хлеба, он был еще меньше, чем в первый раз. По дороге в лес Гензель крошил
хлеб в кармане, все останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу.
- Что это ты, Гензель, все останавливаешься да оглядываешься, - сказал
отец, - ступай своей дорогой.
- Да это я смотрю на своего голубка, вон сидит он на крыше дома, будто
со мной прощается, - ответил Гензель.
- Дурень ты, - сказала мачеха, - это вовсе не голубь твой, это утреннее
солнце блестит на верхушке трубы.
А Гензель все бросал и бросал по дороге хлебные крошки. Вот завела
мачеха детей еще глубже в лес, где они ни разу еще не бывали. Развели опять
большой костер, и говорит мачеха:
-Детки, садитесь вон тут, а устанете, так поспите маленько; а мы пойдем
в лес дрова рубить, а к вечеру, как кончим работу, вернемся сюда и возьмем
вас домой.
Когда наступил полдень, поделилась Гретель своим куском хлеба с
Гензелем - ведь он весь свой хлеб раскрошил по дороге. Потом они уснули. Но
вот уж и вечер прошел, и никто за бедными детьми не приходил. Проснулись они
темной ночью, и стал Гензель утешать сестрицу:
- Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдет, и станут видны хлебные
крошки, что я разбросал по дороге, они укажут нам дорогу домой.
Вот взошла луна, и дети отправились в путь-дорогу, но хлебных крошек не
нашли -тысячи птиц, что летают в лесу и в поле, все их поклевали. Тогда
Гензель и говорит Гретель:
- Мы уж как-нибудь да найдем дорогу.
Но они ее не нашли. Пришлось им идти целую ночь и весь день, с утра и
до самого вечера, но выбраться из лесу они не могли. Дети сильно
проголодались, ведь они ничего не ели, кроме ягод, которые собирали по пути.
Они так устали, что еле-еле передвигали ноги, и вот прилегли они под деревом
и уснули.
Наступило уже третье утро с той поры, как покинули они отцовскую
избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес все глубже и темней, и если бы
вскоре не подоспела помощь, они выбились бы из сил.
Вот наступил полдень, и дети заметили на ветке красивую белоснежную
птичку. Она пела так хорошо, что они остановились и заслушались ее пеньем.
Но вдруг птичка умолкла и, взмахнув крыльями, полетела перед ними, а они
пошли за ней следом и шли, пока наконец не добрались до избушки, где птичка
уселась на крыше. Подошли они ближе, видят - сделана избушка из хлеба, крыша
на ней из пряников, а окошки все из прозрачного леденца.
- Вот мы за нее и примемся, - сказал Гензель, - и то-то будет у нас
славное угощенье! Я отъем кусок крыши, а ты, Гретель, возьмись за
окошко -оно, должно быть, очень сладкое.
Взобрался Гензель на избушку и отломил кусочек крыши, чтоб попробовать,
какая она на вкус, а Гретель подошла к окошку и начала его грызть.
Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок:
Хруп да хрум все под окном,Кто грызет и гложет дом?
Дети ответили:
Это гость чудесный,Ветер поднебесный!
И не обращая внимания, они продолжали объедать домик.
Гензель, которому очень понравилась крыша, оторвал от нее большой кусок
и сбросил вниз, а Гретель выломала целое круглое стекло из леденца и,
усевшись около избушки, стала им лакомиться.
Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда, опираясь на костыль,
старая-престарая бабка. Гензель и Гретель так ее испугались, что выронили из
рук лакомство. Покачала старуха головой и говорит:
- Э, милые детки, кто это вас сюда привел? Ну, милости просим, входите
в избушку, худо вам тут не будет.
Она взяла их обоих за руки и ввела в свою избушку. Принесла им вкусной
еды - молока с оладьями, присыпанными сахаром, яблок и орехов. Потом она
постелила две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись
Гензель и Гретель и подумали, что попали, должно быть, в рай.
Но старуха, только притворилась такою доброй, а была она на самом деле
злой ведьмой, что подстерегает детей, и избушку из хлеба построила для
приманки. Если кто попадал к ней в руки, она того убивала, потом варила и
съедала, и было это для нее праздником. У ведьм всегда бывают красные глаза,
и видят они вдаль плохо, но зато у них нюх, как у зверей, и они чуют
близость человека.
Когда Гензель и Гретель подходили к ее избушке, она злобно захохотала и
сказала с усмешкой:
- Вот они и попались! Ну, уж теперь им от меня не уйти!
Рано поутру, когда дети еще спали, она встала, посмотрела, как они спят
спокойно да какие у них пухлые и румяные щечки, и пробормотала про себя:
То-то приготовлю я себе лакомое блюдо .
Она схватила Гензеля своей костлявой рукой, унесла его в хлев и заперла
там за решетчатой дверью - пусть кричит себе сколько вздумается, ничего ему
не поможет. Потом пошла она к Гретель, растолкала ее, разбудила и говорит:
- Вставай, лентяйка, да притащи мне воды, свари своему брату что-нибудь
вкусное - вон сидит он в хлеву, пускай хорошенько откармливается. А когда
разжиреет, я его съем.
Залилась Гретель горькими слезами, но - что делать? - пришлось ей
исполнить приказание злой ведьмы.
И вот были приготовлены вкусные блюда, а Гретель достались одни лишь
объедки.
Каждое утро пробиралась старуха к маленькому хлеву и говорила:
- Гензель, протяни-ка мне свои пальцы, я хочу посмотреть, достаточно ли
ты разжирел.
Но Гензель протягивал ей косточку, и старуха, у которой были слабые
глаза, не могла разглядеть, что это такое, и думала, что то пальцы Гензеля,
и удивлялась, отчего это он все не жиреет.
Так прошло четыре недели, но Гензель все еще оставался худым. Тут
старуха потеряла всякое терпенье и ждать больше не захотела.
- Эй, Гретель, - крикнула она девочке,- пошевеливайся живей, принеси-ка
воды: все равно -жирен ли Гензель или тощ, а уж завтра утром я его заколю и
сварю.
Ох, как горевала бедная сестрица, когда пришлось ей таскать воду, как
текли у ней слезы ручьями по щекам!
- Господи, да помоги же ты нам! - воскликнула она. -Лучше бы нас
растерзали дикие звери в лесу, тогда хотя бы погибли мы вместе.
- Ну, нечего хныкать - крикнула старуха. - Теперь тебе ничто не
поможет.
Рано поутру Гретель должна была встать, выйти во двор, повесить котел с
водой и развести огонь.
- Сначала мы испечем хлеб, - сказала старуха, - я уже истопила печь и
замесила опару. Она толкнула бедную Гретель к самой печи, откуда так и
полыхало большое пламя. - Ну, полезай в печь, - сказала ведьма, - да
погляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы сажать?
Только полезла было Гретель в печь, а старуха в это время хотела
закрыть ее заслонкой, чтобы Гретель зажарить, а потом и съесть. Но Гретель
догадалась, что затевает старуха, и говорит:
-Да я не знаю, как это сделать, как мне туда пролезть-то?
- Вот глупая гусыня, - сказала старуха, -смотри, какое большое устье, я
и то могла бы туда залезть. - И она взобралась на шесток и просунула голову
в печь.
Тут Гретель как толкнет ведьму, да так, что та очутилась прямо в самой
печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на задвижку.
У-ух, как страшно завыла ведьма! А Гретель убежала; и сгорела проклятая
ведьма в страшных мученьях.
Бросилась Гретель поскорей к Гензелю, открыла хлев и крикнула:
- Гензель, мы спасены: старая ведьма погибла!
Выскочил Гензель из хлева, словно птица из клетки, когда откроют ей
дверку. Как обрадовались они, как кинулись друг другу на шею, как прыгали
они от радости, как крепко они целовались! И так как теперь им нечего уже
было бояться, то вошли они в ведьмину избушку, а стояли там всюду по углам
ларцы с жемчугами и драгоценными каменьями.
- Эти, пожалуй, будут получше наших камешков, - сказал Гензель и набил
ими полные карманы.
А Гретель говорит:
- Мне тоже хочется что-нибудь принести домой. - И насыпала их полный
передник.
- Ну, а теперь бежим поскорей отсюда,- сказал Гензель, - ведь нам надо
еще выбраться из ведьминого леса.
- Вот прошли они так часа два и набреди наконец на большое озеро.
- Не перебраться нам через него, - говорит Гензель, - нигде не видать
ни тропинки, ни моста.
- Да и лодочки не видно, - ответила Гретель, - а вон плывет белая
уточка; если я ее попрошу, она поможет нам переправиться на другой берег.
И крикнула Гретель: Утя, моя уточка,Подплыви к нам чуточку,Нет дорожки,
ни моста,Переправь нас, неоставь!
Подплыла уточка, сел на нее Гензель и позвал сестрицу, чтоб и она села
вместе с ним.
- Нет, - ответила Гретель, - уточке будет слишком тяжело; пускай
перевезет она сначала тебя, а потом и меня.
Так добрая уточка и сделала, и когда они счастливо переправились на
другой берег и пошли дальше, то стал лес им все знакомей и знакомей, и они
заметили наконец издали отцовский дом. Тут на радостях они пустились бежать,
вскочили в комнату и бросились к отцу на шею.
С той поры как отец оставил детей в лесу, не было у него ни минуты
радости, а жена его померла. Раскрыла Гретель передник, и рассыпались по
комнате жемчуга и драгоценные камни, Гензель доставал их из кармана целыми
пригоршнями.
И настал конец их нужде и горю, и зажили они счастливо все вместе.
Тут и сказке конец идет,А вон мышка бежит вперед;Кто поймает ее,
тотСошьет себе шапку меховую,Да большую-пребольшую.

 

Король-Дроздовик

Была у одного короля дочь; она была необычайно красивая, но притом
такая гордая и надменная, что ни один из женихов не казался для нее
достаточно хорош. Она отказывала одному за другим, да притом над каждым еще
смеялась.
Велел однажды король устроить большой пир и созвал отовсюду, из ближних
и дальних мест, женихов, которые хотели бы за нее посвататься. Расставил их
всех в ряд по порядку, по чину и званию; впереди стояли короли, потом
герцоги, князья, графы и бароны и, наконец, дворяне.
И повели королевну по рядам, но в каждом из женихов она находила
какой-нибудь изъян. Один был слишком толст. Да этот, как винный бочонок! -
сказала она. Другой был слишком длинного роста. Долговязый, слишком тонкий,
да и статной нет походки! - сказала она. Третий был слишком низкого роста;
Ну, какая в нем удача, если мал и толст в придачу? Четвертый был слишком
бледен: Этот выглядит как смерть . Пятый был слишком румян: Этот прямо
какой-то индюк! Шестой был слишком молод: Этот юн и больно зелен, он, как
дерево сырое, не загорится .
И так находила она в каждом, к чему можно было бы придраться, но
особенно посмеялась она над одним добрым королем, что был выше других и чей
подбородок был чуть кривоват.
- Ого, - сказала она и рассмеялась, - да у этого подбородок словно клюв
у дрозда!
И с той поры прозвали его Дроздовиком.
Как увидел старый король, что дочка его только одно и знает, что над
людьми насмехается, и всем собравшимся женихам отказала, он разгневался и
поклялся, что она должна будет взять себе в мужья первого встречного нищего,
что к нему в дверь постучится.
Спустя несколько дней явился какой-то музыкант и начал петь под окном,
чтобы заработать себе милостыню. Услыхал это король и говорит:
- Пропустите его наверх.
Вошел музыкант в своей грязной, оборванной одежде и начал петь перед
королем и его дочерью песню; и, когда кончил, он попросил подать ему
милостыню.
Король сказал:
- Мне твое пение так понравилось, что я отдам тебе свою дочь в жены.
Испугалась королевна, но король сказал:
- Я дал клятву выдать тебя за первого попавшегося нищего, и клятву свою
я должен сдержать.
И не помогли никакие уговоры; позвали священника, и пришлось ей тотчас
обвенчаться с музыкантом. Когда это сделали, король сказал:
-Теперь тебе, как жене нищего, в моем замке оставаться не подобает,
можешь отправляться со своим мужем куда угодно.
Вывел ее нищий за руку из замка, и пришлось ей идти с ним пешком.
Пришли они в дремучий лес, и спрашивает она:
- Это чьи леса и луга?
-Это всё короля-Дроздовика. Не прогнала бы его, было б все тогда твое.
-Ах, как жалко, что нельзя мне вернуть Дроздовика! Проходили они по
полям, и спросила она опять:
- Это чьи поля и река?
-Это всё короля-Дроздовика! Не прогнала бы его, было б все тогда твое.
-Ах, как жалко, что нельзя мне вернуть Дроздовика! Проходили они затем
по большому городу, и спросила она опять:
- Чей прекрасный этот город?
- Короля-Дроздовика с давних пор он. Не прогнала бы его, было б все
тогда твое.
-Ах, как жалко, что нельзя мне вернуть Дроздовика!
- Мне вовсе не нравится, - сказал музыкант, - что ты все хочешь себе в
мужья кого-то другого: разве я тебе не мил?
Подошли они наконец к маленькой избушке, и она сказала:
- Боже мой, а домишко-то какой! Чей же он, такой плохой?
И музыкант ответил:
- Этот дом мой да и твой, мы будем жить здесь с тобой вместе.
И пришлось ей нагнуться, чтобы войти в низкую дверь.
- А где же слуги? - спросила королевна.
- Какие такие слуги? - ответил нищий. -Ты должна все делать сама, если
хочешь, чтоб было что-нибудь сделано. Ну-ка, живей растапливай печь и ставь
воду, чтоб мне приготовить обед, я очень устал.
Но разводить огонь и стряпать королевна совсем не умела, и пришлось
нищему самому приняться за работу; и дело кое-как обошлось. Поели они
кое-чего впроголодь и легли спать.
Но только стало светать, он согнал ее с постели, и ей пришлось заняться
домашней работой. Так прожили они несколько дней, ни плохо, ни хорошо, и все
свои запасы поели. Тогда муж говорит:
- Жена, этак у нас ничего не получится, мы вот едим, а ничего не
зарабатываем. Принимайся-ка ты за плетенье корзин.
Он пошел, нарезал ивовых прутьев, принес их домой, и начала она плести,
но жесткие прутья изранили ее нежные руки.
- Я вижу, дело это у тебя не пойдет, - сказал муж, - возьмись-ка ты
лучше за пряжу, - пожалуй, ты с этим управишься.
Она села и попробовала было прясть пряжу; но грубые нитки врезались в
ее нежные пальцы, и из них потекла кровь.
- Видишь, - сказал муж, -ты ни на какую работу не годишься, трудненько
мне с тобой придется. Попробую-ка я приняться за торговлю горшками и
глиняной посудой. Ты должна будешь ходить на рынок и продавать товар.
Ах, - подумала она, - еще, чего доброго, придут на рынок люди из
нашего королевства и увидят, что я сижу и продаю горшки, то-то они надо мной
посмеются!
Но что было делать? Она должна была подчиниться, а не то пришлось бы им
пропадать с голоду.
В первый раз дело пошло хорошо - люди покупали у нее товар, так как
была она красивая, и платили ей то, что она запрашивала; даже многие платили
ей деньги, а горшки ей оставляли. Вот так и жили они на это.
Накупил муж опять много новых глиняных горшков. Уселась она с горшками
на углу рынка, а товар вокруг себя расставила и начала торговать. Но вдруг
прискакал пьяный гусар, налетел прямо на горшки - и остались от них одни
лишь черепки. Начала она плакать и от страху не знала, как ей теперь быть.
- Ах, что мне за это будет! - воскликнула она. - Что скажет мне муж?
И она побежала домой и рассказала ему про свое горе.
- Да кто ж на углу рынка с глиняной посудой садится? - сказал муж. - А
плакать ты перестань; я вижу, ты к приличной работе не годишься. Вот был я
давеча в замке у нашего короля и спрашивал, не нужна ли там будет судомойка,
и мне обещали взять тебя на работу; там будут тебя за это кормить.
И стала королевна судомойкой, ей пришлось помогать повару и исполнять
самую черную работу. Она привязывала к своей сумке две мисочки и приносила в
них домой то, что доставалось ей на долю от объедков, -тем они и питались.
Случилось, что на ту пору должны были праздновать свадьбу старшего
королевича, и вот поднялась бедная женщина наверх в замок и стала у дверей в
зал, чтоб поглядеть. Вот зажглись свечи, и входили туда гости, один красивей
другого, и все было полно пышности и великолепия. И подумала она с горестью
в сердце про свою злую долю, и стала проклинать свою гордость и надменность,
которые ее так унизили и ввергли в большую нищету. Она слышала запах дорогих
кушаний, которые вносили и выносили из зала слуги, и они бросали ей иной раз
что-нибудь из объедков, она складывала их в свою мисочку, собираясь унести
все это потом домой.
Вдруг вошел королевич, был он одет в бархат и шелк, и были у него на
шее золотые цепи. Увидев у дверей красивую женщину, он схватил ее за руку и
хотел было с ней танцевать; но она испугалась и стала отказываться-узнала в
нем короля-Дроздовика, что за нее сватался и которому она с насмешкой
отказала. Но как она ни упиралась, а он все-таки втащил ее в зал; и вдруг
оборвалась тесемка, на которой висела у нее сумка, и выпали из нее на пол
мисочки и разлился суп.
Как увидели это гости, стали все смеяться, над нею подшучивать, и ей
было так стыдно, что она готова была лучше сквозь землю провалиться.
Бросилась она к двери и хотела убежать, но на лестнице ее нагнал какой-то
человек и привел назад. Глянула она на него, и был то король-Дроздовик. Он
ласково ей сказал:
- Ты не бойся, ведь я и музыкант, с которым ты вместе жила в бедной
избушке, - это одно и то же. Это я из любви к тебе притворился музыкантом; а
гусар, что перебил тебе все горшки, - это тоже был я. Все это я сделал,
чтобы сломить твою гордость и наказать тебя за твое высокомерие, когда ты
надо мной посмеялась.
Она горько заплакала и сказала:
- Я была так несправедлива, что недостойна быть твоею женой. Но он ей
сказал:
-Успокойся, трудные дни миновали, а теперь мы отпразднуем нашу свадьбу.
И явились королевские служанки, надели на нее пышные платья; и пришел
ее отец, а с ним и весь двор; они пожелали ей счастья в замужестве с
королем-Дроздовиком;и настоящая радость только теперь и началась.
И хотелось бы мне, чтобы ты да я там побывали тоже.

 

Шиповничек

Много лет тому назад жили король с королевой, и каждый день они
говорили:
-Ах, если б родился у нас ребенок! - Но детей у них все не было и не
было.
Вот случилось однажды, что королева сидела в купальне и вылезла из воды
на берег лягушка и говорит ей:
- Твое желанье исполнится: не пройдет и года, как родишь ты на свет
дочь.
И что лягушка сказала, то и случилось, - родила королева девочку, и
была она такая прекрасная, что король не знал, что и придумать ему на
радостях, и вот он устроил большой пир. Созвал он на этот пир не только
своих родных, друзей и знакомых, но и ведуний, чтобы были те к его ребенку
милостивы и благосклонны. А было их в его королевстве счетом тринадцать; но
так как золотых тарелок, на которых они должны были есть, было у него всего
лишь двенадцать, то одна из них осталась неприглашенной. Праздник
отпраздновали с великой пышностью, и под конец ведуньи одарили ребенка
чудесными дарами: одна - добродетелью, другая - красотой, третья -
богатством и всем, что только можно пожелать на свете.
Когда одиннадцать произнесли уже свои предсказания, вдруг явилась на
пир тринадцатая. Ей хотелось отомстить за то, что ее не пригласили. И вот,
ни с кем не здороваясь и ни на кого не глядя, она воскликнула громким
голосом:
- Королевна на пятнадцатом году должна уколоться о веретено и от этого
помереть!
И, не сказав больше ни слова, она повернулась и вышла из зала. Все были
испуганы, но выступила тогда двенадцатая ведунья, она еще не сказала своего
пожелания; и так как отменить злое заклятье она была не в силах, а могла
только его смягчить, то она сказала:
- Но то будет не смерть, а только вековой глубокий сон, в который
впадет королевна.
Король, желая уберечь свою любимую дочь от несчастья, издал указ: все
веретена во всем королевстве сжечь.
Вот и исполнились все предсказания, данные девочке ведуньями: она была
так красива, так скромна, приветлива и так разумна, что всякий, кто ее
видел, невольно ею любовался.
Случилось, что в тот день, когда исполнилось ей пятнадцать лет, короля
и королевы не было дома и девушка осталась в замке одна. Она пошла бродить
всюду по замку, осматривать покои и кладовушки - все, что вздумается; и
подошла она, наконец, к старой башне. Она взошла по узкой витой лесенке в ту
башню и очутилась у небольшой двери. А в замке торчал заржавленный ключ;
повернула она его, дверь распахнулась, видит - сидит там в маленькой
светелке у веретена старуха и прилежно прядет пряжу.
- Здравствуй, бабушка, - молвит королевна, - что ты тут делаешь?
- Пряжу пряду, - отвечала старуха и кивнула ей головой.
- А что это за штука такая, что так весело вертится? - спросила
девушка, взяла веретено и хотела было тоже взяться за пряжу.
Но только она прикоснулась к веретену, как исполнился наговор, и она
уколола веретеном палец. И в тот миг, когда она почувствовала укол, она
упала на постель, что стояла в светелке, и погрузилась в глубокий сон.
И сон этот распространился по всему замку; король и королева, которые
только что вернулись домой и вошли в зал, тоже уснули, а вместе с ними и все
придворные. Уснули и лошади в стойлах, и собаки на дворе, голуби на крыше,
мухи на стенах; даже огонь, пылавший в печи, и тот замер и уснул, и жаркое
перестало шипеть и поджариваться, а повар, схвативший было за волосы
поваренка за то, что тот чего-то недоглядел, отпустил его и тоже уснул. И
ветер утих, и не шелохнулся ни один листик на деревьях около замка.
И стала расти вокруг замка колючая терновая заросль; с каждым годом она
становилась все выше и выше и окружила наконец весь замок. Она выросла выше
самого замка, и в этой заросли его стало совсем не видно, и даже флага на
вышке нельзя было заметить.
И пошла по стране молва о прекрасной спящей королевне, которую прозвали
Шиповничек, и вот стали наезжать туда от времени до времени разные
королевичи, и пытались они пробраться через густую заросль в замок. Но было
это невозможно, так как шипы держались крепко один за один, точно взявшись
за руки, и юноши запутывались в зарослях, и, зацепившись о шипы, не могли
больше из них вырваться, и погибали мучительной смертью.
После многих и долгих лет явился опять в ту страну один королевич, и
услыхал он от одного старика о колючей заросли и о замке, где вот уже сто
лет как спит сказочная красавица королевна по прозванью Шиповничек; и спят с
ней заодно король и королева и все придворные. Старик еще рассказал ему о
том, что слыхал от своего деда, будто приходило уже немало королевичей,
которые пытались пробиться сквозь колючую заросль, но все они остались там,
зацепившись за шипы, и погибли жалкою смертью. И сказал тогда юноша:
- Я этого не боюсь, я хочу отправиться туда и увидеть прекрасную
королевну Шиповничек.
Добрый старик стал его отговаривать, чтобы он туда не ходил, но тот
совета не послушался.
А к тому времени как раз минуло сто лет, и настал день, когда королевна
Шиповничек должна была снова проснуться. Подошел королевич к колючей
заросли, поглядел, видит - растут там вместо терновника красивые цветы, они
сами раздвинулись перед ним, и опять сомкнулись, и стали снова изгородью.
Увидел он на дворе лошадей и рыжих гончих, что лежали и спали; сидели на
крыше голуби, спрятавши головы под крыло. Вошел он в замок и увидел, что
спят на стене мухи, а повар на кухне все еще протягивает руку, будто
собирается схватить за волосы поваренка, и сидит стряпуха перед черной
курицей, которую она должна ощипать.
Пошел он дальше и увидел, что в зале лежат и спят все придворные, а
наверху возле трона лежат король с королевой. И пошел он дальше, и все было
так тихо, что слышно было ему даже его собственное дыханье.
Подошел он наконец к башне и отворил дверь маленькой светелки, где
спала Шиповничек. Она лежала и была так прекрасна, что он не мог оторвать от
нее глаз; и он нагнулся к ней и поцеловал ее. И только он к ней прикоснулся,
открыла Шиповничек глаза, проснулась и ласково на него поглядела. И сошли
они вместе с башни.
И вот проснулись король с королевой и все придворные, и они удивленно
посмотрели друг на друга. Поднялись лошади на дворе и стали отряхиваться.
Вскочили гончие собаки и замахали хвостами. Подняли голуби на крыше свои
головки, огляделись и полетели в поле. Мухи стали ползать по стене. Огонь в
кухне поднялся тоже, запылал и стал варить обед; жаркое начало снова
жариться и шипеть. А повар дал такую затрещину поваренку, что тот так и
вскрикнул; а стряпуха стала поскорей ощипывать курицу.
И отпраздновали тогда пышную свадьбу королевича с королевной
Шиповничек, и жили они счастливо до самой смерти.

 

Бременские уличные музыканты

Был у одного хозяина осел, и много лет подряд таскал он без устали
мешки на мельницу, но к старости стал слаб и к работе не так пригоден, как
прежде.
Подумал хозяин, что кормить его теперь, пожалуй, не стоит; и осел,
заметив, что дело не к добру клонится, взял и убежал от хозяина и двинулся
по дороге на Бремен - он думал, что там удастся ему сделаться уличным
музыкантом. Вот прошел он немного, и случилось ему повстречать по дороге
охотничью собаку: она лежала, тяжело дыша, высунув язык, - видно, бежать
устала.
- Ты что это, Хватай, так тяжело дышишь? - спрашивает ее осел.
- Ox, -отвечает собака, - стара я стала, что ни день, то все больше
слабею, на охоту ходить уже не в силах; вот и задумал меня хозяин убить, но
я от него убежала. Как же мне теперь на хлеб зарабатывать?
- Знаешь что, - говорит осел, - я иду в Бремен, хочу сделаться там
уличным музыкантом; пойдем вместе со мной, поступай ты тоже в музыканты. Я
играю на лютне, а ты будешь бить в литавры.
Собака на это охотно согласилась, и они пошли дальше. Вскоре
повстречали они на пути кота; он сидел у дороги, мрачный да невеселый,
словно дождевая туча.
- Ну что, старина Кот Котофеич, беда, что ли, какая с тобой
приключилась? - спрашивает его осел.
- Да как же мне быть веселым, когда дело о жизни идет, - отвечает
кот, - стал я стар, зубы у меня притупились,- сидеть бы мне теперь на печи
да мурлыкать, а не мышей ловить; вот и задумала меня хозяйка утопить, а я
убежал подобру-поздорову. Ну, какой дашь мне добрый совет? Куда ж мне теперь
деваться, чем прокормиться?
- Пойдем с нами в Бремен, ты ведь ночные концерты устраивать мастер,
вот и будешь там уличным музыкантом.
Коту это дело понравилось, и пошли они вместе. Пришлось нашим трем
беглецам проходить мимо одного двора, видят они- сидит на воротах петух и
кричит во все горло.
- Чего ты горло дерешь? - говорит осел. - Что с тобой приключилось?
- Да это я хорошую погоду предвещаю, - ответил петух. - Да все равно
нет у моей хозяйки жалости: завтра воскресенье, утром гости приедут и вот
велела она кухарке сварить меня в супе, и отрубят мне нынче вечером голову.
Вот потому и кричу я, пока могу, во все горло.
- Вот оно что, петушок-красный гребешок, - сказал осел, - эх, ступай-ка
ты лучше с нами, мы идем в Бремен - хуже смерти все равно ничего не найдешь;
голос у тебя хороший, и если мы примемся вместе с тобой за музыку, то дело
пойдет на лад.
Петуху такое предложение понравилось, и они двинулись все вчетвером
дальше. Но дойти до Бремена за один день им не удалось, они попали вечером в
лес и порешили там заночевать.
Осел и собака улеглись под большим деревом, а кот и петух забрались на
сук; петух взлетел на самую макушку дерева, где было ему всего надежней. Но
прежде чем уснуть, он осмотрелся по сторонам, и показалось ему, что вдали
огонек мерцает, и он крикнул своим товарищам, что тут, пожалуй, и дом
недалече, потому что виден свет. И сказал осел:
- Раз так, то нам надо подыматься и идти дальше, ведь ночлег-то здесь
неважный.
А собака подумала, что некоторая толика костей и мяса была бы как раз
кстати. И вот они двинулись в путь-дорогу, навстречу огоньку, и вскоре
заметили, что он светит все ярче и светлей, и стал совсем уже большой; и
пришли они к ярко освещенному разбойничьему притону. Осел, как самый большой
из них, подошел к окошку и стал в него заглядывать.
- Ну, осел, что тебе видно? - спросил петух.
- Да что, - ответил осел, - вижу накрытый стол, на нем всякие вкусные
кушанья и напитки поставлены, и сидят за столом разбойники, и едят в свое
удовольствие.
- Там, пожалуй, кое-что и для нас бы нашлось, - сказал петух.
- Да, да, если бы только нам туда попасть! - сказал осел.
И стали звери между собой судить да рядить, как к тому делу приступить,
чтобы разбойников оттуда выгнать; и вот наконец нашли они способ. Решили,
что осел должен поставить передние ноги на окошко, а собака прыгнуть к ослу
на спину; кот взберется на собаку, а петух пускай взлетит и сядет коту на
голову. Так они и сделали и по условному знаку все вместе принялись за
музыку: осел кричал, собака лаяла, кот мяукал, а петух запел и закукарекал.
Потом ворвались они через окошко в комнату, так что даже стекла зазвенели.
Услышав ужасный крик, разбойники повскакали из-за стола и, решив, что к
ним явилось какое-то привидение, в великом страхе кинулись в лес. Тогда
четверо наших товарищей уселись за стол, и каждый принялся за то, что
пришлось ему по вкусу из блюд, стоявших на столе, и начали есть и наедаться,
будто на месяц вперед.
Поужинав, четверо музыкантов погасили свет и стали искать, где бы им
поудобней выспаться - каждый по своему обычаю и привычке. Осел улегся на
навозной куче, собака легла за дверью, кот на шестке у горячей золы, а петyx
сел на насест; а так как они с дальней дороги устали, то вскope все и
уснули.
Когда полночь уже прошла и разбойники издали заметили, что в доме свет
не горит, все как будто спокойно, Тогда говорит атаман:
- Нечего нам страху поддаваться. - И приказал одному из своих людей
пойти в дом на разведку.
Посланный нашел, что там все тихо и спокойно; он зашел в кухню, чтобы
зажечь свет, и показались ему, сверкающие глаза кота горящими угольками, он
ткнул серник, чтоб добыть огня. Но кот шуток,не любил, он кинулся ему прямо
в лицо, стал шипеть и царапаться. Тут испугался разбойник и давай бежать
через черную дверь, а собака как раз за дверью лежала, вскочила она укусила
его за ногу. Пустился он бежать через двор да мимо навозной кучи, тут и
лягнул его изо всех сил осел задним копытом; проснулся ют шума петух,
встрепенулся да как закричит с насеста:
Кукареку!
Побежал разбойник со всех ног назад к своему атаману и говорит: - Ох,
там в доме страшная ведьма засела, как дохнет она мне в лицо, как вцепится в
меня своими длинными пальцами; а у двери стоит человек с ножом, как полоснет
он меня по ноге; а на дворе лежит черное чудище, как ударит оно меня своей
дубинкой; а на крыше, на самом верху, судья сидит и кричит: Тащите вора
сюда! Тут я еле-еле ноги унес.
С той; поры боялись разбойники в дом возвращаться, а четырем бременским
музыкантам там так понравилось, что и уходить не захотелось.
А кто эту сказку последний сказал, все это caм своими глазами видал.

 

Как Эйленшпигель в Эрфурте учил осла книгу читать

Прибыв в Эрфурт, где находился знаменитый университет, Эйленшпигель
приколотил там на дверях объявление. Господа из университета, наслышанные о
его лукавстве, стали держать совет, какую бы ему придумать задачу, чтобы он
не смог с ней справиться, а они бы не опозорились. Наконец решили они
поручить Эйленшпигелю научить грамоте осла, тем паче что ослов в Эрфурте
тогда было в достатке - и молодых, и старых.
Послали за Эйленшпигелем и говорят ему: Магистр, вы прибили объявление
о том, что беретесь любого обучить чтению и письму, да к тому же в короткий
срок. И вот мы, господа из университета, решили отдать вам в учение молодого
осла. Возьметесь ли вы за это? Эйленшпигель ответил согласием, но испросил
на это побольше времени, поскольку осел, как известно, тварь бессловесная и
неразумная. Наконец согласились они на двадцати годах. Эйленшпигель подумал:
Одно из трех: либо умрет ректор - тогда я буду свободен, либо помру я - и с
меня уже ничего не возьмешь, а помрет мой ученик - опять же я свободен . А
рассудив так, запросил он на это дело пятьсот старых монет, и в счет их
некоторую сумму дали ему вперед.
Взял Эйленшпигель осла и пошел с ним на постоялый двор. Там он заказал
для своего ученика отдельное стойло, раздобыл старую книгу и, насыпав между
страниц овса, положил ее ослу в ясли. Едва осел учуял зерно, принялся он
листать мордой страницы и искать овес; когда же он его не находил, то
принимался кричать: И-а! И-а!
Увидев такое дело, Эйленшпигель вскорости пошел к ректору и говорит:
Господин ректор, не хотите ли посмотреть, чему научился мой воспитанник? -
Дорогой магистр,- удивился ректор,- неужто он уже научился? - Он ужасно туп
по природе,- отвечал Эйленшпигель,- и учить его было делом нелегким. Однако
благодаря своему рвению и усердию я добился от него, что он уже может
различить и даже называть некоторые буквы. Если хотите, пойдемте со мной, вы
сами все увидите и услышите .
Он заставил своего прилежного ученика поститься до трех часов пополудни
и лишь тогда пришел к нему с ректором и несколькими магистрами. Едва он
положил перед ослом книгу, тот стал перекидывать в ней листы туда и обратно;
не находя же ничего, во всю мочь кричал: И-а! И-а!
Видите, почтенные господа,- сказал Эйленшпигель.- Две буквы - И и А -
он уже знает. Я надеюсь, дальше дело пойдет еще успешней .
Вскорости после этого ректор умер, и Эйленшпигель отпустил своего
ученика пастись, как это ему и подобало. А сам с полученными деньгами
отправился своей дорогой, думая про себя: Сколько бы понадобилось времени,
чтобы заставить поумнеть всех эрфуртских ослов!

 

Как Эйленшпигель выманил у ризенбургского священника лошадь

Не обошелся Эйленшпигель без плутовства и в деревне Ризенбург. Жил там
один священник, у которого была красивая ключница и славная маленькая
лошадка. Священник очень любил обеих, лошадь даже больше, чем служанку.
Как-то раз побывал в Ризенбурге брауншвейгский герцог, и велел он передать
священнику через других людей, что хотел бы заполучить эту лошадку и готов
уплатить за нее больше, чем она стоит. Но священник решительно отказал
герцогу; слишком уж он любил свою лошадь и не желал с ней расстаться.
Насильно же забирать ее герцог не хотел.
Услышал про это Эйленшпигель, который знал толк в таких делах, и сказал
герцогу: Милостивый господин, что вы мне подарите, если я раздобуду вам
лошадь ризенбургского попа? - Если ты это сделаешь,- отвечал герцог,- я дам
тебе красный кафтан со своего плеча, расшитый жемчугом .
Эйленшпигель взялся за это дело и направился в деревню. Ему уже
приходилось бывать в доме священника, так что его здесь знали и приняли
гостеприимно. Через несколько дней прикинулся Эйленшпигель совсем больным,
начал громко стонать и в конце концов слег. Священник и его ключница не
знали, как ему помочь, и очень огорчались. Наконец, видя, что ему совсем
худо, священник завел с ним речь об исповеди. Эйленшпигель ничего не имел
против. Тогда священник сказал, что исповедует его сам, и предложил
припомнить все, что ни есть у него на душе, все плохое, что довелось ему
совершить за свою жизнь, и всемилостивый Господь простит ему. Эйленшпигель
слабым голосом ответил священнику, что грехов за ним нет, кроме
одного-единственного, но в нем он не может ему исповедаться. Лучше было бы
позвать другого священника, чтобы он мог рассказать ему все, ибо он боится,
что господин священник будет гневаться, если он откроется ему.
Услышав это, священник загорелся любопытством, и захотелось ему узнать,
в чем здесь дело. Дорогой Эйленшпигель,- сказал он ему,- дорога далека, я
вряд ли смогу раздобыть другого священника, и, если ты тем временем умрешь,
нам обоим придется держать ответ перед Богом. Скажи мне свой грех; быть
может, он не так уж велик и я освобожу тебя от него. Да и что тебе бояться
моего гнева, я ведь не вправе разглашать исповедь .- Ну что ж,- говорит
тогда Эйленшпигель,- раз так, я исповедуюсь вам. Пусть грех и не так велик,
но мне жаль, что вам будет неприятно; ведь дело касается вас .
Эти слова еще сильнее раздразнили любопытство священника, и он решил
узнать все во что бы то ни стало. Ежели Эйленшпигель у него что-нибудь
украл, сказал он, или в чем-то подобном повинен, пусть говорит без опаски,
он простит его и не затаит против него зла. Ах, дорогой господин,- сказал
Эйленшпигель,- я знаю, что вы будете гневаться, но, раз уж мне скоро
придется распрощаться с этим миром, я должен вам открыться. Не сердитесь,
дорогой господин, дело в том, что я спал с вашей служанкой .
Священник спросил, часто ли это бывало. Всего лишь пять раз ,- ответил
Эйленшпигель. Ну, она пятикратно за это получит ,- подумал священник, и,
отпустив грехи Эйленшпигелю, пошел он к себе в комнату, позвал служанку и
спросил ее, спала ли она с Эйленшпигелем. Ключница ответила, что это ложь.
Тогда священник заявил, что Эйленшпигель сам признался ему в этом на
исповеди и он не может ему не верить. Она твердила нет , он говорил да , а
потом взял палку и избил ее до синяков. А Эйленшпигель, лежа в кровати,
смеялся и думал про себя: Ну, теперь дело будет сделано .
Он пролежал день, а за ночь поправился и утром, поднявшись, сказал, что
ему уже легче и он должен отправляться дальше. Спросил, сколько он задолжал
за время болезни; священник все посчитал, получил с него и очень был рад,
что тот уходит. Да и ключница была рада - ведь это по его милости ее побили.
Эйленшпигель уже совсем собрался, но перед тем, как тронуться в путь, сказал
священнику: Господин священник, хочу вас предупредить, что, поскольку вы
разгласили тайну исповеди, я намерен поехать в Гальберштадт и рассказать об
этом епископу .
Услышав, что Эйленшпигель хочет сделать его несчастным, поп забыл всю
свою злость и стал просить Эйленшпигеля, чтобы он молчал, обещая ему за это
двадцать гульденов. Но Эйленшпигель сказал: Нет, я и за сто гульденов не
стану молчать, я пойду и сделаю, как обещал . Тогда священник со слезами на
глазах принялся упрашивать служанку, чтобы она с Эйленшпигелем поговорила и
узнала, чего он хочет; он все ему отдаст за молчание.
Наконец Эйленшпигель сказал, что он готов держать язык за зубами, если
ему отдадут лошадь. Священник охотнее отдал бы все свои деньги, чем
расстался с лошадью,- так он ее любил. Но хочешь не хочешь пришлось лошадь
отдать, и Эйленшпигель тут же на ней ускакал.
Прискакал он рысью к Городским воротам. А герцог стоял в это время на
подъемном мосту. Увидев Эйленшпигеля на лошади священника, снял он с себя
обещанный кафтан и говорит: Мой славный Эйленшпигель, вот тебе твой кафтан
.- А вот вам ваша лошадь, милостивый господин ,- ответил Эйленшпигель,
спешиваясь.
Очень был ему герцог благодарен, а потом попросил рассказать, как
удалось ему получить у попа лошадь, и, услышав обо всем, весело смеялся и
дал Эйленшпигелю в придачу к кафтану еще и коня.
А священник сильно горевал о своей лошадке и часто бил по этому случаю
служанку, так что она скоро от него ушла. И остался он ни с чем: без лошади
и без служанки.

 

Как Эйленшпигель убедил одного крестьянина, что его зеленый платок -
синий

Есть-пить Эйленшпигелю хотелось, поэтому надо было и пропитание себе
искать. Однажды пришел он в Ольцен на ярмарку, где было много всякого
народа. Эйленшпигель всюду ходил, высматривал, где что творится. И заметил
он мимоходом, что какой-то крестьянин купил себе зеленый платок и собирается
с ним домой. Эйленшпигель тут же придумал, как этот платок у него выудить.
Разузнал он, из какой деревни этот крестьянин, и, взяв себе в компанию
одного монаха и еще какого-то бездельника, вышел с ними из города на дорогу,
по которой крестьянин должен был пройти. Там он научил их, что надо делать,
и расставил вдоль дороги неподалеку один от другого.
Идет крестьянин из города с платком, радуется, что сейчас его домой
принесет. Тут Эйленшпигель выходит ему навстречу и спрашивает: Где это ты
купил такой прекрасный синий платок? - Синий? - удивился крестьянин.-
Платок-то зеленый, а не синий .- Какой же зеленый, когда синий,- отвечает
Эйленшпигель.- Я готов ставить за него 20 гульденов и утверждаю, что он
синий. Первый встречный, который умеет отличать зеленое от синего, нам это
подтвердит .
Тем временем он дал знак одному из своих, и тот вышел им навстречу.
Приятель,- говорит ему крестьянин,- мы тут поспорили насчет цвета этого
платка. Скажи по совести, зеленый он или синий, и, что ты скажешь, с тем мы
и согласимся . Тот посмотрел на платок и говорит: Отличный синий платок .-
Нет, вы оба плуты! - воскликнул тогда крестьянин.- Вы, верно, сговорились
друг с другом, чтобы меня обмануть .- Хорошо,- сказал Эйленшпигель,- ты
видишь, что я оказался прав, но хочешь еще лишнего подтверждения. Что ж, вон
идет благочестивый священник, давай обратимся к нему. Слово духовного лица
для меня непререкаемо .
Крестьянин охотно согласился. Дождались они, пока священник к ним
приблизился, и Эйленшпигель ему говорит: Господин, скажите, пожалуйста,
какого цвета этот платок? - Друг, ты сам это видишь ,- отвечал священник.
Да, господин, это правда,- вступил тогда крестьянин,- но вот те двое хотят
внушить мне явную ложь .- Какое мне дело до вашей тряпки, черная она или
белая? - говорит священник. Ах, дорогой господин,- сказал крестьянин,- ты
только рассуди нас, прошу тебя .- Ну, если это вам так важно,- отвечает
священник,- что же мне еще сказать: разумеется, платок синий .- Теперь-то ты
слышишь? - сказал Эйленшпигель.- Платок мой .
Крестьянин только вздохнул: Почтенный господин, не будь вы духовным
лицом, я бы подумал, что вы все трое плуты. Но вы священник, и я не могу вам
не верить . Отдал он Эйленшпигелю платок, а сам пошел ни с чем.

 

Старый султан

Был у одного крестьянина верный пес; звали его Султаном. Вот состарился
он, повыпали у него зубы, и нечем ему было теперь кусать. Стоял раз
крестьянин со своею женой у порога и говорит:
- А завтра я старого Султана пристрелить собираюсь, стал он уже никуда
негож. А жена пожалела верного пса и говорит:
- Да ведь он же нам честно служил столько лет, и нам надо бы кормить
его теперь из милости.
- Э, что ты говоришь, - сказал муж, - видно, у тебя ума не хватает. У
него ведь и зубов-то нету, ни один вор его не боится; службу он свою уже
отслужил, может себе и убираться. Когда он служил нам, мы ведь его неплохо
кормили.
А бедный пес лежал в это время, растянувшись на солнышке, и все это
слышал, и стало ему грустно, что завтра его последний день наступает. А был
у него добрый товарищ, и был то волк. Вот пробрался к нему пес вечером в лес
и стал на судьбу свою жаловаться.
- Послушай, куманек, - сказал ему волк, - успокойся, уж я тебя из беды
выручу. Я кое-что надумал. Завтра на рассвете твой хозяин пойдет с женой
сено косить, а так как дома некому будет остаться, то возьмут они с собой и
своего маленького ребенка. Во время работы они кладут ребенка всегда в тень
за кустами. А ты ложись с ним рядом, будто сторожить его собираешься. Я
выйду из лесу и утащу ребенка: а ты кинься за мной, будто его отбить у меня
хочешь. Я ребенка выроню, и ты принесешь его опять родителям, и они
подумают, что ты его спас, и уж так будут тебе благодарны, что не то чтобы
злое тебе что-нибудь сделать, а, напротив, будешь ты у них в большой
милости, и ни в чем тебе с той поры отказа не будет. Этот совет псу
понравился; задумано - сделано. Как увидел отец, что волк утащил ребенка и
бежит с ним по полю, он стал кричать; но когда старый Султан принес его
назад, начал пса гладить и говорить:
- Теперь я в обиду тебя не дам, будешь ты до самой смерти кормиться у
меня из милости. - И говорит он жене: - Ступай скорее домой да навари
старому Султану вкусной похлебки, ведь кусать-то ему трудно, да возьми с
моей постели подушку, я дарю ее Султану, пускай он на ней спит.
И с той поры стало жить старому Султану так хорошо, что лучшего и
желать было нечего.
Приходит после того вскоре волк его навестить, обрадовался он, что все
так хорошо обошлось.
- Ну, куманек, - говорит он, - придется тебе разок прикинуться, будто
ты ничего не видишь, а я уж найду случай и утащу у твоего хозяина жирную
овечку. Если нынче жить особняком, нам туго придется.
- Нет, уж на это ты не рассчитывай, - ответил пес, - моему хозяину я
останусь верен, на такое дело я не согласен.
Подумал волк, что это он просто так говорит, и подкрался ночью, чтоб
овцу утащить. Но верный Султан разгласил хозяину про замысел волка, и тот
подстерег его и здорово намял ему цепом бока. Но волку удалось вырваться, и
он крикнул псу:
- Погоди, скверный товарищ, ты в этом еще раскаешься!
На другое утро послал волк дикую свинью и велел ей вызвать пса в лес,
чтобы там порешить дело. И никого не нашел старый Султан себе в помощь,
кроме кошки, да и та была без одной ноги. Вот вышли они вместе, и заковыляла
бедная кошка в лес и от боли подняла свой хвост вверх.
А волк с товарищем был уже на месте. Увидели они, что противники идут к
ним навстречу, и показалось им, будто пес с собою саблю несет - это они
поднятый хвост кошки за саблю приняли. А ковыляла несчастная кошка на трех
ногах, и они подумали, что это она подымает каждый раз камень, чтобы в них
бросить. И стало им страшно: забралась дикая свинья в листья, а волк на
дерево вспрыгнул.
Подошли собака с кошкой, видят - никого нету, и они очень удивились. Но
дикая свинья не могла вся в листву запрятаться - уши у ней торчали наружу.
Огляделась кошка внимательно по сторонам, а тут свинья вдруг ушами
задвигала. Подумала кошка, что это мышь шевелится, и как прыгнет на нее, и
сильно-пресильно ее укусила. Поднялась свинья с великим воем, бросилась со
всех ног бежать и кричит:
- Вон на дереве сидит всему делу виновник! Глянули кошка и собака
наверх и увидели там волка, и стало ему стыдно, что он себя таким трусом
показал, и заключил он тогда с псом мир.

 

Сапожник и гномы

Жил-был когда-то один очень бедный сапожник. Он истратил последнюю
монету, чтобы купить кусок кожи, да и того хватило бы лишь на одну пару
башмаков. Поздно ночью он закончил кроить, отложил ножницы, оставил кожу на
столе, чтобы утром начать шить башмаки, и пошел спать.
Но утром, когда он подошел к столу, чтобы начать работу, вместо кусков
кожи обнаружил пару новехоньких, совершенно готовых башмаков. Он в изумлении
поднес их к глазам: таких он в жизни не видел. Сапожник все еще таращил на
них глаза, когда в мастерскую зашел первый покупатель. Увидев башмаки,
пришел в такой восторг, что тут же купил их за высокую цену.
Теперь у сапожника хватило денег, чтобы купить кожи на целых четыре
пары башмаков.
Вот это удача , - сказал он жене.
Вечером он скроил все четыре пары и оставил на столе, чтобы утром
начать шить. Но утром снова все четыре пары лежали готовенькие. И снова
работа была выполнена превосходно, так что сапожник не успел оглянуться, как
все были куплены за хорошие деньги покупатели старались выхватить его
башмаки друг друга.
Теперь сапожник смог купить кожи уже на двенадцать пар. Вечером он все
раскроил и отправился спать.
Завтра у меня трудный день, - сказал он жене -Придется сшить двадцать
четыре башмака . - Он все еще не верил, что ему может еще когда-нибудь так
повезти.
Но утром снова все двадцать четыре башмака стояли на столе готовенькие.
И снова их вырывала друг у друга целая толпа покупателей.
Так и пошел у сапожника день за днем: вечером он кроил кожу, а утром
башмаки были готовы. И он покупал все больше кожи и кроил все больше
башмаков, и получал за них все больше денег. И дело его процветало.
Однажды, перед самым Рождеством, сапожник сказал жене: Хотел бы я
все-таки знать, чьи это руки нам так здорово помогают? Давай ночью спрячемся
и понаблюдаем .
Вечером они зажгли свечу, оставили ее на столе и спрятались в шкаф,
завесившись старой одеждой. До полуночи они ждали напрасно. Но как только
часы на церкви пробили двенадцать, окно вдруг само собой раскрылось и в него
влезли два крошечных человечка. Они были такие маленькие, что каждый смог бы
уместиться у тебя на ладони, а одежек на каждом было не больше, чем на
новорожденном младенце.
Скрестив ноги, человечки уселись на столе сапожника и принялись
работать с кожей, да так, что она сама ложилась к их крошечным ручкам, и вы
бы стол не успели накрыть, как была готова прекрасная пара башмаков. А когда
все было закончено, они аккуратно сложили все инструменты, задули свечу и
выпрыгнули в окно.
Сапожник с женой вылезли из шкафа. Знаешь, муженек, - сказала жена. -
Эти малыши сделали нас богатыми. А самим, беднягам, нечем укрыться в такой
холод. Давай я сошью им куртки, штаны и шляпы, а ты сделаешь по хорошей паре
башмачков! Сапожник согласился. Он сшил башмачки, а жена крошечную одежку. А
ночью, когда все было готово, они сложили все это на столе возле зажженной
свечи и снова спрятались в шкафу.
Как только часы на церкви пробили двенадцать, окно снова само собой
отворилось и в него влезли два маленьких человечка. Они посмотрели на стол и
увидели, что вместо раскроенной кожи там лежат два крошечных костюма и две
малюсенькие пары башмаков. И как же они засмеялись, как запрыгали от
радости! И так, смеясь и прыгая, они оделись, а потом взялись за руки и
принялись плясать на столе. Они плясали и пели песенку про то, что
наконец-то они тепло одеты и можно немножко отдохнуть от работы. А потом
задули свечу и выпрыгнули в окно.
После этой ночи они больше не приходили. Но сапожник, честно говоря, не
очень горевал - ведь он кое-чему научился, наблюдая за человечками, и мог
уже сам теперь шить башмаки лучше, чем любой мастер в мире.

Сбежавший пирог

Две женщины в деревне пекли пирог, и когда он был уже почти готов,
поспорили, кому он достанется. Каждая из них хотела заполучить целый пирог и
не хотела делиться с подругой.
Первая сказала:
- Пирог мой!
- Нет уж, дорогуша! - рассердилась вторая. - Я тоже пекла, пирог мне
причитается!
И не успели они сообразить, что происходит, как у пирога вдруг выросли
ножки, он выпрыгнул из сковородки и побежал по дороге.
Бежал пирог, бежал и налетел прямо на лису.
- Эй, пирожок, куда бежишь, куда торопишься? - облизнулась лиса.
- Убежал я от двух глупых старух! - отвечает пирог. - А от тебя и
подавно убегу! - и дал дёру дальше по дорожке.
Повстречался ему заяц, вытаращил глаза от удивления:
- Пирожок, пирожок, куда это ты бежишь?
Пирожок отвечает:
- Убежал я от двух безмозглых старух, от лисы убежал, и от тебя убегу,
не догонишь!
Так пирожок прибежал к речке. А на речке лодка, в ней люди сидят. И
кричат люди пирожку:
- Пирожок, пирожок, куда же это ты бежишь?
- Убежал я от двух старух, от хитрой лисы, от зайца быстроногого, от
вас-то уж точно убегу! - ответил пирожок и дальше побежал.
А навстречу ему толстая свинья. И тоже спрашивает:
- Куда это ты бежишь, пирожок?
- Ох, - отвечает запыхавшийся пирожок. - Убежал я от двух старух, от
хитрой лисы, от быстроногого зайца, от людей в лодке, и от тебя, толстая,
убегу!
А свинья ему отвечает:
- Чего-чего? Что-то я, пирожок, плохо слышать стала. Скажи-ка мне это
прямо на ухо!
Подбежал пирожок, чтобы сказать всё свинье на ухо, и тут - хряпс,
хряпс! - она и слопала его за милую душу. А тут и сказка закончилась!

 

Серебряный колокольчик

Как-то один пастушок гнал свое стадо прекрасной зеленой долиной. Он
очень устал и остановился отдохнуть у поросшего густой травой пригорка. И
вот тут-то, прямо под ногами, увидел маленький серебряный колокольчик.
Пастушок поднял его и легонько потряс. Колокольчик зазвенел. Пастушок
никогда не слышал ничего приятнее - будто серебряный дождик, даже еще
приятнее. Но самое удивительное во всем этом было то, что хотя у пастушка
болели натертые ноги, хотя он сильно устал - теперь вдруг почувствовал себя
так, будто на свете и вовсе нет усталости.
Да этот колокольчик - просто сокровище! - сказал Петушок. И
назвонившись вволю, спрятал его в карман.
А теперь я расскажу вам, что это был за колокольчик. Он принадлежал
одному из гномов, что жили в этой долине под пригорком. Они как раз
танцевали на лужайке, когда пастух проходил мимо со стадом, но, увидев его
тут же убежали и спрятались. А у каждого гнома был на шляпе вот такой
серебряный колокольчик. Последний гном, убегая, зацепился шляпой за куст, и
колокольчик оторвался. Это была ужасная потеря - ведь гномы как вы,
наверное, знаете, засыпают только под серебряный звон. Вот и наш гном без
колокольчика никак не мог заснуть и скоро совершенно измучился от бессонницы
Конечно, он все бы отдал, чтобы вернуть колокольчик который пастушок сунул
себе в карман.
Гном искал его долго, принимая самые разные обличья. То он становился
муравьем и осматривал каждую травинку. То собакой, пытаясь найти свою
пропажу по запаху. То маленькой девочкой, что идет по тропинке и у каждого
встречного спрашивает, не видел ли кто колокольчик. Но пастушок так и не
попался ему навстречу - он перегнал стадо через холмы в поисках лучших
пастбищ.
Бедный гном все худел, бледнел и ужасно страдал от бессонницы. Наконец
вот что ему пришло в голову. А вдруг это ворона или галка сорвала
колокольчик с его шляпы? Эти птицы любят воровать все блестящее. И он тоже
превратился в птичку - совсем маленькую,- и пустился летать повсюду в
поисках своего колокольчика. Но так и не смог его найти.
Однажды вечером, летая то тут, то там, он и сам не заметил, как
перелетел через холмы. И тут же наткнулся на пастушка. Тот лениво лежал на
траве. Рядом лежал его пес. А овцы бродили вокруг, и колокольчики
позвякивали у них на шеях. Тут птичка подумала о своей потере и печально
запела песенку:
Овечки, овечки, пропал мой колокольчик! Если он у вас, - вы просто
богачи!
Пастушок это услышал. Эй, птичка! - крикнул он. - Не видишь - солнце
уже заходит. Пора спать, а не петь. Да, а почему это мои овечки такие
богатые? Правда, колокольчики у них есть, но они же из простого металла и
могут только позвякивать. А вот у меня и правда есть такой, который стоит
послушать! Ох, как радостно запела птичка! Она тут же улетела в кусты там
сняла свой наряд из перьев и превратилась в старушку в голубом пальто и
красной шали.
Пастушок все звонил в колокольчик, удивляясь словам птички. И тут к
нему подошла незнакомая старушка.
Она еле шла и хромала.
Совсем ноги стали старые и больные, - пожаловалась она пастушку. - А
что ты здесь делаешь? - спросила его старушка. - Ох, что у тебя за чудный
колокольчик! В жизни не видела такой прелести. Слушай, миленький, в кармане
у меня шестипенсовик. А дома внучек, которому надо что-то подарить - у него
завтра день рождения. Не продашь ли мне этот чудный колокольчик - тогда мне
не надо будет больше трудить свои старые ноги, искать ему подарок .
Ну, нет,- сказал пастушок,- колокольчик не продается. Такого,
наверное, и на свете больше нет. Я позвоню - и овечки сбегаются на звон, где
бы ни находились. А какой у него звук приятный! Послушай, матушка! - и он
снова зазвонил в колокольчик.- Этот звон помогает от усталости. И даже,
думаю, может унять боль у тебя в ногах и вылечить твою больную спину .
Неужели может? - воскликнула старушка.- Пожалуйста, милый, продай его
мне! Я не отдам его внуку, я оставлю его у себя. Мне он больше нужен, чем
тебе. Я дам за него пять серебряных шиллингов .
Нет,- сказал пастушок, - я с ним не расстанусь .
Десять серебряных шиллингов! - сказала старушка.
Нет ,- уперся пастушок.
Тогда золотой, золотой! - старушка уже кричала. Она запустила руку в
карман и вытащила оттуда пригоршню золота.
Что мне золото? -сказал пастушок. - Оно не будет так звенеть .
Ox, что за упрямец! - вздохнула старушка. Но ты еще не знаешь, кто я
такая! Так вот, милый я - добрая волшебница и могу сделать много хорошего то
кто мне понравится. Хочешь, сделаю так, что у твоих овечек будет самая
белая, мягкая и густая шерсть в округе, а сами они будут самые крупные и
здоровые?
Вот этого я бы, пожалуй, хотел, - задумался пастушок.
А твое маленькое стадо станет самым большим, - гнула свое старушка. -
И ты станешь самым богатым пастухом в округе, даже во всей стране! Вот у
меня пастуший посох, милый,- хочешь, дам его тебе в обмен на колокольчик?
Ну-ка, взгляни!
Пастушок взял в руки посох. Он был из прекрасной слоновой кости, и на
нем были вырезаны картинки из Библии, на одной стороне Адам и Ева в раю,
среди ягнят, а на другой - Давид и Голиаф.
Это и правда прекрасный посох , - сказал пастушок. А пока ты погоняешь
им своих овечек, - сказала старушка, - ни одна из них не потеряется. И ни
одна не заболеет .
Пастушок больше не мог противиться. Была она ведьмой или нет - но он
был теперь полностью в ее воле. Он почувствовал, что просто жить не может
без этого посоха и должен получить его, чего бы это ни стоило.
Решено! - воскликнул он.- Посох за колокольчик!
Старушка отдала посох и крепко схватила колокольчик. И вот чудеса -
только что она была тут, и вот ее уже нет. Только удаляющийся звук
колокольчика еще доносился неведомо откуда.
Кажется, я свалял дурака ,- подумал пастушок, глядя на свой новый
посох.
А гном вернулся в зеленую долину, под пригорок, где живут все гномы.
Тут он снова превратился в человечка в зеленой шляпе. Прыгая от радости, он
прицепил к ней колокольчик.
А теперь спать. Наконец-то я посплю по-настоящему!, - сказал он и
отправился в постель под пригорок. Но пастушок, оказывается, вовсе не свалял
дурака. Гном сдержал слово. Стадо пастушка все росло, и овцы менялись на
глазах. И скоро ни у кого во всей стране не было таких красивых, больших и
здоровых овец.
Пастушок стал богачом. А так как он всегда был добрым и никогда не
смотрел на своих менее удачливых соседей свысока, его все вокруг уважали. И
когда сам король однажды произвел его в рыцари, все говорили, что он это
вполне заслужил.

 

Толстый жирный блин

Жили-были три старушки, и захотелось им как-то полакомиться блинками.
Первая старушка принесла яйцо, вторая - молоко, а третья - муку и масло. А
когда толстый масляный жирный блин был готов, он вдруг потянулся на
сковородке, свесился через край и убежал от старух! Быстро-быстро покатился
блин прямиком в лес. А навстречу ему маленький зайчонок:
- Эй, толстый жирный блин, а ну стой! Сейчас я тебя съем!
Блин ему отвечает:
- Я только что от трёх старух убежал. Неужели я не убегу от
Зайчика-попрыгунчика? - и покатился дальше.
Навстречу ему волк спешит и рычит:
- Эй, толстый жирный блин, стой! Я тебя есть буду!
Блин ему отвечает:
- Я от трёх старух убежал, и от зайчика-попрыгунчика! Неужели не
убежать мне от Волка-бродяги? - и дальше покатился.
Навстречу ему коза, блеет:
- Толстый жирный блин, стой! Буду тебя есть!
Блин смеётся:
- Я от старух убежал, и от зайчика-попрыгунчика, и от волка-бродяги.
Неужто не уйти мне от тебя, Коза Бородатая? - И быстро-быстро покатился
дальше по лесу.
На дорогу конь выбегает и ржёт:
- Толстый жирный блин, стоять! Я тебя съем!
Отвечает Блин:
- От трёх старух я убежал, от зайчика-попрыгунчика, от волка-бродяги,
от козы бородатой, неужели не убегу от Коня-Топтуна? - и дальше покатился.
Навстречу ему кабан дикий и визжит:
- Ни с места, толстый жирный блин! Хочу тебя съесть!
Блин ему отвечает:
- Эх, я от трёх старух убежал, от зайчика убежал, от волка-бродяги, от
козы бородатой, от коня-топтуна, неужели от Кабана-Хрюкана не убегу? - и
покатился дальше по лесу.
А навстречу ему трое детей. Не было у них ни мамы, ни папы. И сказали
детишки:
- Дорогой блинчик, постой, пожалуйста! У нас за весь день во рту не
было ни крошки!
И тогда толстый жирный блин сам запрыгнул детям в котомку и разрешил им
себя съесть...

 

Слово о шильдбюргерах

Удивительное дело, как это столь славные подвиги шильдбюргеров
оказались по сию пору никем не записаны! А ведь из-за каких пустяков люди
аршинные протоколы строчат! Самих-то жителей города Шильды винить не
приходится - велики были их дела, велики и думы и не о письме заботы. К тому
же были шильдбюргеры до того скрытными, что не пожелали увековечить свои
деяния простыми буквами, а прибегли для этого к более мудреным знакам и
отпечатали их на сырой еще глине могильных памятников. Кстати сказать, это
тоже свидетельствует об их необычайной прозорливости, ибо, дай они глине
затвердеть, им пришлось бы живописать на ней не деликатными своими перстами,
а костылем ночного сторожа. Костыль же этот, как всем известно, снабжен
острым Железным наконечником и весит три пуда шесть
фунтов и двадцать два золотника; а может, прибегнуть и к другим каким
остроконечным снарядам, к примеру - навозным вилам. Впрочем, все свое
житье-бытье шильдбюргеры окружили такой глубокой тайной, что никто никогда
не узнал бы о них, не приснись они как-то одному императору, у которого
тоже, как говорится, была ума палата.
Сей император, пробудившись от сна, тотчас же позвал трех самых умных
своих советчиков - точильщика, подметальщика и трубочиста - и велел им
немедля отправиться на поиски шильдбюргеров. Послам было приказано до тех
пор не устраивать привала, покуда не доберутся они до города Шильды. Там им
надлежало хорошенько все разглядеть и не возвращаться домой, если не найдут
себе ровню по уму и сообразительности.
Точильщик, подметальщик и трубочист, не теряя времени даром, взвалили
на плечи каждый свой инструмент и пустились в путь-дорогу. Долго они
странствовали в чужих краях, немало повидали всяких диковин, но того, что им
надо было, никак не могли найти. Совсем уж они отчаялись, но вот однажды в
полдень забрели в небольшой городок. Миновали заставу, вышли на базарную
площадь и видят: стоит среди площади здоровенный свинопас, в плечах косая
сажень, и надета на нем шапка городского головы. Стоит он посреди площади и
во всю мочь трубит в рог, каким свиней скликают. "Видно, своих советников в
ратушу зовет",- смекнули послы. А советники не идут, замешкались. Осерчал
городской голова, и так его рог заревел, что петушок на городских воротах
волчком завертелся, а городские советники сломя голову бросились в ратушу.
Понравилась городскому голове такая прыть, он и промолвил:
- Вот ведь как вас, важных господ, созывать приходится!
В ту пору его помощник гнал мимо ратуши стадо свиней, и свиньи стали
тереться о столбы и подпорки сего высокого учреждения-бока чесать. Городской
голова, опасаясь, как бы его дворец не рухнул, тут же на месте издал указ:
поставить на каждом углу по одному советнику! Ну, а поскольку у отцов города
дубинок с собой не оказалось, стали они махать свиньям шляпами, чтобы те,
боже упаси, ратушу не сокрушили.
Когда эта опасность миновала, поспешили советники наверх. Тут надобно
заметить, что у ратуши лестницы не было, а потому батрак главного свинопаса
сиречь городского головы, спускал сверху доску на веревках и при помощи
хитроумно прилаженных блоков поднимал советников одного за другим.
- И до чего же ловко у них это устроено! -воскликнули в один голос наши
послы, дивясь хитрой механике, и тут же пришли к заключению, что наконец-то
они и впрямь добрались до места.
Но прежде чем вручить городскому голове свои верительные грамоты,
решили они пройти на по-гост- поглядеть могильные памятники. И там они
увидели, что на каждом надгробии выдавлены какие-то странные знаки.
Призадумались наши послы. Ну а как ума им было не занимать стать, в конце
концов догадались: знаки эти передавали потомкам, чем погребенный был славен
и именит. К примеру, вилы на могильнике говорили, что усопший знал толк в
навозе, а прописное С - что покойник был мастер выгребать Свинарник. И так
далее и тому подобное.
Убедившись еще раз, что они достигли цели, поспешили послы к ратуше,
взгромоздились на доску, 'и батрак втащил их наверх, прямо пред светлые очи
городского головы. Тут уж, как повелось, стали они препираться, кому
говорить первому. Наконец выбор пал на точильщика, и тот повел такую речь:
- Мы-трое послов. Я искуснейший мастер точить ножи, ножницы и топоры.
По левую руку от меня - знаменитый подметальщик, по правую-несравненный
трубочист. Прибыли мы к вам из дальних стран, дабы почтить славного
городского голову и великого свинопаса...
С этими словами точильщик принялся отвешивать городскому голове низкие
поклоны. Но тут точило, прилаженное у него за плечами, перевесило, и
искуснейший мастер точить ножи, ножницы и топоры сорвался на мостовую.
Городской голова и его советники кричат ему сверху: пусть, мол, свою речь
дальше говорит, а он и рта раскрыть не может. Стали советники думать и
гадать, отчего это чужеземный посол рта открыть не может, и наконец решили,
что, Должно быть, он, падая, свернул себе скулу. Тогда Подняли они его на
доске обратно и еще разок
сбросили вниз, чтоб скула на место встала. А затем потребовали, чтобы
он закончил свое так славно начатое приветствие. Точильщик отдышался немного
и говорит:
- Да я с перепугу все свои слова растерял!
Услыхав это, горожане бросились словно полоумные по домам. В скором
времени вернулись они-кто с лопатой, кто с киркой, кто с ломом-и давай
раскапывать мостовую на месте, где чужеземный посол речь потерял.
Долго они копали, долго искали, но так ни одного словечка и не нашли,
хоть вырыли глубокую яму. Снова собрались они на совет и быстро смекнули,
что недурно было бы приспособить эту яму под колодезь. Но тогда возник новый
вопрос: а какой ему быть глубины? Чтобы определить это, перекинули они балку
через яму, и один из них ухватился за нее руками и повис. За его ноги
уцепился второй, за того-третий, и так далее. В конце концов верхнему
пришлось тяжеленько, и он крикнул своим приятелям:
- Эй, братцы! А ну, держись крепче - мне на руки поплевать надо!
Но только он одну руку отпустил, как вся цепочка рухнула.
Опять задумались горожане: а куда им теперь землю девать, которую они
из ямы выбросили? После долгих словопрений один из них нашел выход: надо
рядом выкопать вторую яму и свалить туда всю землю из первой. Переглянулись
горожане, покумекали, и один изрек:
- А куда же мы денем землю из второй ямы?
- Ну и шут же ты гороховый!-ответили ему. - Вторую-то яму надо поглубже
и пошире сделать, чтоб в нее вел земля из первой и из второй вошла.
Соображать надо!
Слушали, слушали послы эти речи-и давай бог ноги! Очень уж стыдно им
стало за свое скудоумие. Смекнули, стало быть, что против такого народа им
вперед и соваться нечего!
Ну а так как марш они взяли скорый, то через короткое время прибыли к
своему императору и отрапортовали обо всем, что увидели и услышали в славном
городе Шильде.

 

Откуда взялись и в кого уродились шильдбюргеры

Ну так вот, ежели верить слухам, то первый шильдбюргер был родом из
Древней Греции. Сказать по правде, так только по слухам мы и знаем что-либо
о шильдбюргерах. Ни летописей, ни родовых книг у них не сохранилось, все
погибло во время большого пожара, когда город Шильда сгорел дотла, о чем в
свое время и в своем месте мы доложим со всей обстоятельностью. Кстати,
геройский дух и благородные повадки, столь свойственные жителям Шильды,
также свидетельствуют об их древнегреческом происхождении. Но который из
великих мудрецов древнего мира был праотцом шильдбюргеров, этого, как оно ни
прискорбно, установить уже нельзя. Однако позволительно утверждать, и с
полной достоверностью, что человек тот был наделен отменно острым и пытливым
умом и пользовался среди земляков почетом и уважением.
Тут уместно заметить, что древние греки частенько бывали неблагодарными
и платили злом за добро, кое оказывали им мудрые сыны отечества, а подчас и
весьма сурово расправлялись с ними: кого казнили, кого изгоняли. Так
поступили они, например, с Соло-ном и Ксенофонтом. И вот один из мудрейших
мудрецов спешно покинул родину с женой и детьми и поселился в чужих краях.
Дети же его по смерти отца в Грецию возвратиться не пожелали, памятуя
правило справедливое и поныне: "Где родители наши жили, там и нам жить
велели". Они построили себе дома, стали пасти скот, пахать землю, и, когда
пришел срок, родились и у них дети, и так год за годом вырос на том месте,
где когда-то поселилась одна семья, целый городок, названный Шильдой.

 

О том, как жёны шильдбюргеров решили мужей своих обратно заполучить
Вот ведь какая притча: ни жена без мужа, ни муж без жены не может
хозяйствовать. От такого разделения только вред да неурядица.
Коли нет хозяина в доме, то и лада нет, а где лада нет, там и работа не
спорится-ломят кто во что горазд, никто друг друга не слушает; ну а там, где
друг друга не слушают, вряд ли что путное получится. Б любой работе надо,
чтобы один другому подсоблял, как мы это и видим во всех ремеслах и
промыслах.
Если асе нет хозяйки, то и вовсе порядка в доме не жди. А коли в доме
порядка нет, то не будет его и во всем хозяйстве. Ведь недаром же говорят:
крыша течет в одном углу, а мокро и на лавке и на полу. Вот и выходит, что
супруги один без другого никак жить не могут. Оттого-то, когда иноземные
князья всех шиль-дских мужей в советчики разобрали, а жены одни остались,
городок Шильда в полное запустение пришел. Однако жены шильдбюргеров с таким
беспорядком мириться не захотели и, памятуя об общей пользе, положили
держать совет, как город спасти. Долго они судили, долго рядили и так и эдак
прикидывали, а всё к одному приходит: мужей надобно вернуть. Но это легко
сказать, а как сделать?
Перво-наперво порешили они письмо мужьям написать и разослать его во
все концы.
Письмо это до нас не дошло, но, если память мне не изменяет, говорилось
в нем вот что:
"Здравствуйте, дорогие мужья! Пишут вам ваши жены и шлют вам из города
Шильды низкий поклон, всем купно и каждому в особицу.
А еще кланяются вам родительницы ваши и все детушки ваши, мал мала
меньше, кои растут без вас сиротами, как былинки в поле,- это при живых-то
отцах! Великая вам честь и всему шильдскому роду слава, что из дальних стран
князья вас советчиками себе назначили и к вашим умным словам прислушиваются.
Но только женам вашим, и детушкам, и всем родичам вашим большой урон
нанесен: хозяйство в упадок пришло, поля не родят, скотина дичает, дети
малые растут неслухами. Вот и просим вас, чтоб вернулись вы поскорее каждый
в свой дом, хозяйство на ноги поставили, ребятишек уму-разуму поучили.
И еще дозвольте словечко молвить: ведь милость-то господская - что
погода апрельская. На подачки да обещания господа ух как тороваты, а вы, на
корысть польстившись, и дорогу домой забыли. Видно, запамятовали, как
охотник с беззубой собакой поступает: в
награду за верную службу на первом суку ее вешает. Та же участь и вас
постигнет, когда князья милость свою на гнев сменят и вас свободы лишат.
Свободу-то надо почитать пуще золота. А кому ваш совет понадобится, тот вас
и сам найдет. Ворочайтесь же поскорее, чтобы дети малые и мы, ваши жены
верные, на вас порадовались и хозяйство чтобы снова поднялось, а родители
ваши, на вас взглянувши, спокойно помереть могли. Кланяемся вам земно и ждем
не дождемся, когда вы домой прибудете".

О том, как шильдбюргеры решили построить новую ратушу

Прошло несколько дней, и снова жители Шильды собрались под старой
густой липой: надо было посовещаться, как положить начало своему шутовству,
дабы весть о нем сразу разнеслась по всему белому свету.
После долгих словопрений порешили: так как отныне вся жизнь в Шильде
потечет по новому руслу, то прежде всего надобно общими силами и на общинные
средства возвести новую ратушу. И должна та Ратуша стоять на земле крепче
крепкого: ведь какие бы глупости в ней ни говорились, сколько бы шутовства
ни творилось, а она должна выстоять!
Сама по себе затея была не столь уж глупа и сумасбродна, но нельзя же
было шильдбюргерам с первого же дня целый мешок глупостей вывалить: люди
сразу бы догадались, что это они понарошку Делают.
Памятуя, что они всегда были смекалисты, шильдбюргеры решили сначала
слегка прикрыть свое шутовство, а по прошествии времени, когда представится
случай, развернуться вовсю. К слову сказать, решив начать дело с постройкой
новой ратуши, шильдбюргеры брали пример со своего приходского попа.
Поп сей, когда его на должность ставили, первым делом потребовал, чтобы
в храме новый амвон возвели, да из самого крепкого дуба, а то вдруг рухнет
под тяжестью забористых словечек, коими святой отец так любил уснащать свои
проповеди, возвещая слово божье.
Много радовались шильдбюргеры своему мудрому решению и тут же без
промедления взялись за работу, поклявшись от затеи своей не отступать и
возвести ратушу до самого конька.

 

Как шильдбюргеры доставляли брёвна для новой ратуши

Настоящие дураки-те приступили бы к делу, га запасшись ни бревнами, ни
камнем, ни известью, песком-всем, что нужно для доброй постройки.
Не то шильдбюргеры, ведь их разум должен б: угаснуть не вдруг, а
исподволь, как догорает сальная свеча.
И вот отправились они всем скопом в долину, что за горой, и принялись
деревья валить.
А когда стволы были очищены от веток и коры, кое-кто из них,
размечтавшись, подумал: "Эх, кабы мне сейчас такой самострел, чтобы я мог
заложить в него бревно и пальнуть им до самой баз-арной площади. .."И то
сказать, если б нашли они такой снаряд, то избавились бы от многих тяжких
трудов. Но, как говорится:
Если бы да кабы, Да во рту росли грибы, То был бы не рот, А целый
огород!
Что поделаешь, пришлось шильдбюргерам, поплевав на ладони, взяться за
переноску бревен на соб-
ственном горбу - сперва на вершину горы, а затем вниз по склону, к
самым городским стенам. Немало пришлось им покряхтеть, посопеть да попотеть,
покуда перетаскали они все бревна, кроме одного-по их разумению, последнего.
Наконец взялись они всей артелью и за это после-нее: поднимали,
поднимали, перекашивали, подталкивали и перекатывали его и с великими
усилиями достигли верха горы; отдышавшись, отерли пот и начали спуск по
склону. Но тут то ли они недоглядели, то ли веревка перетерлась, а только
бревно выскользнуло у них из рук и само без всякой подмоги запрыгало по
горе, докатилось до места и легло рядом с остальными.
Этакая сообразительность - и у кого же? У неотесанного бревна!-поразила
шильдбюргеров прямо-таки как громом. Долго они моргали да глаза терли, пока
один из них не изрек:
- Ну и чудаки же мы, что на своем горбу кругляки с горы таскали! И ведь
никто из нас не смекнул, что с горы-то он и сам покатится. А мы-то кряхтели,
мы-то сопели!
Тут вышел вперед один шильдбюргер и повел такую речь:
- Велика наша беда, но можно горю помочь. Коли уж хватило у нас силенок
весь строевой лес с вершины горы вниз перетаскать, так неужто не сможем его
обратно втащить? А уж оттудова пустим бревнышки самоходом и полюбуемся, как
они сами под горку катятся. Вот и награда будет за труды наши праведные!
Такой совет пришелся по душе всем шильдбюргерам.
Ведь вот он - случай-положить достойное начало своему шутовству.
Подставили они свои горбы и поперли груз наверх. И если перед тем они
изрядно попотели, перетаскивая его вниз, то теперь и вовсе потом изошли.
Кое-как все же подняли они все бревна на гору и, отдышавшись, стали
спускать их вниз одно за другим.
И впрямь, до чего ж любо было смотреть, как они катятся да
подскакивают.
После удачного завершения трудов, довольные и веселые, возвратились
шильдбюргеры в город.
А поелику они славно порадели за общее дело, то и не грех им было
засесть в кабаке, чтобы столь же славно попировать за общинный счет.

Почему шильдбюргеры решили от своего великого ума глупостью спасаться

На другой день собрались жители Шильды под большой липой на базарной
площади. В летнее время они здесь устраивали сходки, зимой же ратушей им
служил трактир, а место у печки было председательским.
Люди умные и рассудительные, они быстро порешили все спорные и
запутанные дела, а затем приступили к главному: как им быть и что делать,
дабы их более не отзывали из дому. При этом они взвесили все "за" и
"против"-причиненный вред и ту пользу, которая была им от иноземных князей,-
и вскоре им стало ясно, что польза далеко не покрывает урона. Вот тогда-то и
был учинен среди жителей поголовный опрос: как им впредь поступать?
Послушали бы вы, какие тут мудрые речи полились, сколь высокоумны были
советы и до чего же складно люди говорили!
Одни считали, что на князей и вельмож: надо просто махнуть рукой.
Другие же говорили, что отказывать им не нужно, а надо всякий раз давать им
такие дурные советы, чтобы князья сами Шильду и ее обитателей оставили в
покое.
Под конец вышел вперед старый горожанин, испросил слова и повел такую
речь:
- А я, к примеру, так полагаю: поелику нас, шильдбюргеров, отрывали от
домашнего очага по причине нашей мудрости и ясного ума, то, по моему
разумению, спасаться нам надо глупостью и шутовством. Тогда нас никто
трогать не будет и никуда не отзовет. Посему с нынешнего дня всем нам, от
мала до велика, надлежит самым что ни на есть нешуточным образом валять
дурака, и какая бы глупость ни взбрела кому из нас на ум, он должен ее тут
же сотворить. Однако знайте, разыгрывать из себя шута или дурака - это
немалое искусство. Бывает, возьмется за такое дело человек бестолковый, и
вместо смеха получаются одни слезы. А то и хуже того: надумает иной
разыграть глупца, а сам и взаправду в такого превратится. Но нам-то,
шильдбюргерам, это не грозит, мы народ мудрый, умней нас никого на свете
нет.
С превеликим тщанием обсудили шильдбюргеры предложение старца. Предмет
сей показался им столь важным, что они решили не спешить, следуя умному
правилу: поспешишь - людей насмешишь. А когда толком все взвесили, то пришли
к убеждению, что никакого вреда колпак шута принести не может. И разошлись
по домам, обязав друг друга пораскинуть умом, за какой кончик прежде всего
ухватить тот шутовской колпак.
Втайне-то кое у кого из них кошки скребли на душе. Как же так? На
склоне дней, после стольких лет мудрствования вдруг превратиться в глупцов!
К тому же шильдбюргеры поняли, что дело и впрямь нелегкое: повсюду ведь
глупых больше, чем умных, и глупцы терпеть не могут, чтобы им их глупостью
глаза кололи.
Но поелику дело шло об общем благе, порешили они в конце концов
распроститься со своей мудростью и стать отпетыми дураками.
На этом и кончается та часть нашей книги, в коей речь шла о великом уме
шильд бюргеров. Теперь же последует рассказ о том, как жители города Шильды
глупостью спасались.

 

О том, как шильдбюргеры вернулись домой и как их встретили верные жёны

Получили шильдбюргеры на чужбине это письмо, и сердце у них дрогнуло.
Поняли они, что жены правильно им отписали и что давно пора им возвращаться
в родной город. А посему и испросили они у своих господ отпуск для
поправления домашних дел. Просьбе этой господа вняли и шильдбюргеров
отпустили, хоть и без всякого удовольствия-кому же охота лишаться мудрых
советчиков?
И вот после долгих странствований шильдбюргеры со славою и великими
дарами вернулись наконец домой. У себя же дома нашли они все в таком
беспорядке и запустении, что поначалу, несмотря на весь свой ум и
понятливость, ничего понять не могли. Но в конце концов все же уразумели,
что город сотни лет строится, а что разрушить его одного дня достаточно.
А жены хоть и рады были возвращению долгожданных мужей, но встретили их
по-разному. Одни лаской, как оно и надлежит, другие же криком и бранью.
Такая повадка и по сей день кое у кого в ходу, однако прок от этого весьма
невелик.
Но как бы оно там ни было, они объяснили своим мужьям, что не дело
это - так долго оставаться на чужой стороне и что впредь уезжать им из дому
не след.
Стали тут шильдбюргеры судить да рядить, как им Дело повернуть, чтобы
князья и вельможи не мучили их больше - не отрывали от дому.

 

Как шильдбюргеры догадались, отчего у них в ратуше темно, и что они
после этого сделали

Долго жители Шильды не могли нарадоваться на свою ратушу и заседали в
ней с утра до ночи. На их счастье, до самой осени ни разу дождя не было, и
потому дыра в крыше не помешала им принять немало важных решений.
Но вот ласковое лето миновало, и солнышко стало частенько прятать свое
веселое лицо за серые тучи-приближалась зима, суровая и немилостивая, и все
чаще в Шутовской палате стало накрапывать.
Не понравилось это шильдбюргерам, и решили они, что раз человек под
зонтом не мокнет, то и они не отсыреют, ежели крышу свою починят. Они снова
заложили крышу черепицей, полагая, что раз летом они грелись на солнышке,
как им велела матушка-
лень, то и зимой им надобно подле печки сидеть, дабы руки и ноги у них
не замерзли.
Но вот починили они крышу и отправились снова в палату. И что бы вы
думали? В ратуше было так же темно, как и прежде.
Снова сидели шильдбюргеры с лучинами на голове в темной ратуше и
держали совет. Наконец дошла очередь говорить одному шильдбюргеру, который
никогда не считал себя за последнего дурака,-дабы не оскорбить его
скромность, я не буду называть его имени.
Ну так вот, встал этот шильдбюргер и заявил, что лучше всего будет,
если они поступят так, как посоветует его кум. С разрешения высокого
собрания он тут же покинул палаты, чтобы сходить позвать кума.
Покамест он ощупью пробирался вдоль стены (лучина у него на голове
давно погасла!), он заметил в одном месте полоску света: должно быть, здесь
плохо законопатили стену. Тут он глубоко вздохнул, вспомнил о своей прошлой
мудрости, от которой, как и все другие, отказался, быстро вернулся в палату
и начал:
- Что ж, соседушки, разрешите теперь и мне слово молвить.
А когда ему разрешили, он продолжал:
- Вот я так скажу: к примеру, заведется у меня какая-нибудь привычка и
вытеснит то, что мне досталось от природы. Удивительное дело, дурные
привычки особливо быстро вытесняют природные и сами как бы делаются второй
натурой человека. Так и у нас. Ведь поныне мы были людьми с умом и
соображали, что к чему. А теперь приняли шутовские привычки, и так они нам
пришлись по нутру, что с успехом изгоняют на роду написанные. Люди вполне
разумные, мы теперь сделались шутами и с шутовством своим не желаем
расставаться ни за какие блага. Попали мы в такую беду и никак не можем
понять, в чем наша ошибка, почему мы всё в потемках сидим? И никто не
догадался, что мы у своей ратуши окна забыли сделать. Нельзя так сразу
шутами себя выставлять. Очень это грубо получается. Такое только
всамделишным дуракам к лицу.
Перепугались тут шильдбюргеры-как же это они оплошали? Получилось,
будто они и вовсе богом обижены! Даже друг на друга глядеть им стало стыдно.
А потому они сразу без всяких заседаний и
проволочек принялись проламывать стены ратуши, и не нашлось ни одного,
кто отказался бы от отдельного оконца, о коем потом мог бы сказать: "Вот
оно, мое оконце, и только и свету, что в нем".
Очень скоро ратуша оказалась готовой, недоставало только внутреннего
устройства, а о нем речь впереди.

 

Как шильдбюргеры в своей ратуше палаты готовили

Прорубили шильдбюргеры в своей ратуше окна и принялись за внутреннее
устройство.
Прежде всего решили они прибрать Шутовскую палату, а затем уже взяться
за Палату для корпения и уже после всех за Палату для потения.
Не прошло много времени, и треугольная ратуша, всем шутам на славу,
была устроена и вновь освещена.
Настала зима, выпал первый снег, и городской голова затрубил в свой
знаменитый рог. Услыхав его, шильдбюргеры гурьбой поспешили в ратушу. И
надобно сказать, до того они теперь поумнели, что никто из них не забыл
прихватить полено,-надо же было печь протопить, а обременять казну расходами
на дрова негоже. Но когда они собрались в Шутовской палате, то увидели: в
ратуше не только никакой печи нет, но даже и место ей не определено.
Снова переполошились шильдбюргеры.
- Неужто мы, как ослы длинноухие,-воскликнули они,-никогда свою ратушу
не наладим? Где ж нам теперь печь ставить?
Одни советовали сложить печь за дверью - там она, дескать, никому
мешать не будет. Другим это не понравилось: ведь городскому голове положено
возле самой печи сидеть, а так он будет торчать за дверью! Это ж курам на
смех!
Много разных советов выслушали шильдбюргеры. Долго судили и рядили, все
подходящие места для печи осмотрели и никак решить не могли-где же печь
ставить? Наконец нашелся один советчик и предложил сложить печь за окном,
прямо на площади. И пояснил тут же, что ежели голова пожелает сидеть возле
самой печи, дабы мудрость его никогда не
замерзала, то молено ему выделить место у окошка. Пусть он оттуда на
печку глядит и греется.
Такой совет всем шильдбюргерам пришелся по душе, и они от радости в
ладоши захлопали. Но нашелся среди них один житель, которому вечно все было
не так. Поднялся сей "не так" и заговорил:
- Вы говорите так, а я говорю не так. Куда, к примеру, пойдет жар, что
должен наши палаты согревать, где нам потеть да корпеть положено? На улицу!
А всю улицу, сколько ни топи, нам никогда не натопить. Т а к я говорю или не
т а к? А чтобы жар от печи к нам в наши шутовские палаты шел, надобно
рыболовную сеть взять и одним концом к печке на площади приладить, а другим
к окну. Вот весь жар к нам и пойдет, некуда ему больше деться. Т а к я
говорю или н е т а к?
- Так ты говоришь,- отвечает ему голова. - И за умный совет превеликая
тебе благодарность и почет. Отныне второе место у печи всегда за тобой.
Вот и решили шильдбюргеры поставить печь на базарной площади, а от нее
протянуть к ратуше рыболовную сеть - это чтобы жар от печи прямехонько в
палаты струился, и в те, где потеть, и в те, где корпеть, и в те, где им
свои шутовские дела творить...
Я, признаться, опасался, как бы они и меня к себе не пригласили, чтобы
на какую-нибудь шутовскую должность определить, но когда услыхал, как один
шильдбюргер другому сказал: "Куда уж ему соваться! Он до нашего не допер",-
сразу успокоился.

 

Как шильдбюргеры строили новую ратушу и о чём они при этом позабыли

Доставив бревна на место, шильдбюргеры с таким жаром принялись за
возведение ратуши, что всякий, видя их, подумал бы: "Да, не шутовское дело
они затеяли!" Прошло три дня, и все три капитальных стены (шутовства ради
они строили свою ратушу о трех углах) были готовы.
Затем горожане забрались наверх и укрепили стропила. Оставалось только
кровлю положить.
Довольные достигнутым, они всем скопом отправились в тот гостеприимный
дом, где хозяин стрижет своих гостей без ножниц, и закончили трудовой день
превеликим пьянством, опять же за общинный счет.
На другой день, как только ударил колокол (без этого никому не
дозволялось приступать к делу), сошлись они у ратуши и стали класть кровлю.
Встали они цепочкой: один на самом верху, другие на лестнице, третьи на
земле-и так до кучи черепицы. И каждая черепица, переходя из рук в руки,
попадала наконец к шильдбюргеру, который настилал крышу.
Но тут вскоре снова ударил колокол и призвал всех к новому походу-в
кабак! Услыхали шильдбюргеры благовест, побросали черепицу и пустились
наперегонки (не побежишь - не победишь!) прямо на^ обед. А бежали они как
гуси-гуменники-эти всего больше боятся, что им воды в поилке не достанется.
Но получилось так, что тот, кто последним стал в цепочку, первым
прибежал в кабак и занял лучшее место, самое дальнее от входа, и на работу
бежать он ведь опять будет в прибытке.
Отдав должное угощению, шильдбюргеры снова отправились к ратуше, чтобы
честь честью освятить ее, а затем от имени всех шутов и глупцов испробовать,
каково-то в ней будет вершить великие шутовские дела.
Вот вошли они чин чином, а там-кромешная тьма! Немало шильдбюргеры тут
страху натерпелись, однако принялись опять думать да гадать, по какой такой
причине в ратуше темно? Уж не допустили ли они какого недосмотра или ошибки,
когда ее строили? Не испугали ли светлое солнышко? И где-то оно теперь
спряталось? А может, мешает ему что проникнуть в шутовские палаты?
Подумали они, покумекали и вышли на волю-поглядеть с улицы на дело рук
своих: может, там обнаружится какой изъян?
Однако все три стены оказались прочно сложенными, нигде не видно было
никаких огрехов. И здесь, на улице, исправно сияло солнышко, на нем
шильдбюргеры тоже никаких изъянов не приметили.
Тогда они возвратились в ратушу, но там уже и впрямь никаких недочетов
не увидели-за недочетом самого света.
Да что тут долго толковать? Не открылась им причина такой темноты,
сколько они свои глупые головы ни ломали, и осталась она для них темной
загадкой.
Великий страх объял шильдбюргеров, и для пользы дела они снова бросили
клич; "Все на сходку!"

 

Как шильдбюргеры соль сеяли

Достроили, стало быть, свою ратушу горожане и стали в ней, что ни день,
совет держать. И зашел у них как-то разговор о запасах. И впрямь, надо было
кое-что впрок отложить-не ровен час, цены поднимутся, сразу к перекупщикам и
спекулянтам в лапы попадешь.
Особенно пеклись шильдбюргеры о соли. В те времена из-за бесконечных
войн и междоусобиц продажа ее, а стало быть, и покупка были делом хлопотным.
Долго горожане советовались друг с другом,
нельзя ли все так повернуть, чтобы в Шильде своя соль была, ведь что на
пашне без навоза, что на кухне без соли-дело дрянь! Под конец взяла верх
такая догадка: крупинка соли как две капли воды похожа на крупинку сахара, а
сахар, все знают, растет ;в поле. Стало быть, и соль должна в поле расти.
Так рассудив, порешили шильдбюргеры выделить из общинных земель большой
клин, вспахать его, хорошенько отборонить, а затем по всем правилам посеять
на нем соль. А соли-то, к слову сказать, было в Шильде куда меньше, чем
шутов и дураков!
"Совершить сие,- значилось в соответствующем указе,- надлежит самым
срочным и аккуратнейшим образом. Посев же производить с господнего
благословения".
"Наконец-то,- смекнули шильдбюргеры,-и у нас соль будет в достатке.
Из-за каждой щепотки никому в ножки кланяться не придется".
В первый же погожий день перепахали шильдбюргеры выделенный клин,
хорошенько взборонили его и, как им подсказала их шутовская премудрость,
густо засеяли солью.
А чтобы поле уберечь от всяких недругов, они на каждом углу поставили
сторожа. И каждому сторожу вручили по длинной ветке, дабы птиц разгоняли,
коли станут посеянную соль клевать.
Не прошло много времени, как поле буйно зазеленело, и шильдбюргеры всем
скопом бегали любоваться, как у них шибко соль растет. Чем выше поднимались
зеленя, тем пышнее расцветали надежды шильд-бюргеров - спали они и видели,
как эту самую соль лопатами загребать будут.
Но тут они вспомнили, что не только птица, но и всякая иная тварь -
лошадь, корова, овца и особливо распроклятая коза - великие охотницы соль
лизать. Что делать? Как быть?
Для пущей безопасности и лучшей сохранности своего соляного поля,
каковое они охотно увеличили бы во много раз, пришлось им в придачу к
четверым назначенным сторожам поставить еще одного - как начальника над всей
стражей. Сему начальнику было строго-настрого приказано: ежели, не приведи
бог, на поле забредет корова или какая другая скотина, немедля ее с поля,
толкая, избивая и пугая, гнать!
Начальник стражи поклялся все в точности исполнять. А как он свою
клятву сдержал, это мы узнаем в следующей главе.

Как под городом Шильдой соль в поле выросла и как шильдбюргеры пытались
её жать

Поле под Шильдой зазеленело, потом зацвело, и в конце концов то, что
жители города принимали за соль, поспело и, по правде сказать, более всего
походило на чертополох, крапиву, одним словом, на бурьян.
Вот однажды шильдбюргеры всем миром пошли в обход своего соляного поля:
впереди городской голова, за ним советники, судьи, а потом уж и простой
народ. Обошли они поле с одной стороны, обошли с другой и рассудили, что
пора за жатву приниматься. И стали они кто серп точить, кто лошадей
запрягать, кто телегу ладить, а кто и цепы готовить - надо ж было соль
вымолачивать. Однако, как только они приступили к жатве - тут же серпы
побросали. Соль-то оказалась до того остра и крепка, что обжигала руки до
самых локтей. Надо было бы надеть рукавицы, но шильдбюргеры побоялись, как
бы их на смех не подняли,- на дворе ведь лето стояло!
Нашлись и умники, которые предложили соль косой косить, как траву на
сено, но тут другой подсказал, что этого делать никак нельзя - колос
осыплется. Третьи же предложили: давайте соль пулями из аркебуз сбивать. Но
здесь вышла другая помеха: не нашлось среди жителей Шильды метких стрелков,
со стороны же они приглашать не пожелали. Боялись, как бы их секрет соль
выращивать не похитили. Так и пришлось им всю соль оставить неубранной. И
ежели до этой затеи в Шильде мало было соли, то теперь ее осталось совсем
ничего: что они сами не съели, то, стало быть, посеяли.
Надо бы им высушить на печке прошлогодний снег и потом его вместо соли
пользовать - он тоже крупчатый, да советчика под рукой не оказалось.
И никто из жителей Шильды не мог понять, почему соль так кусается? То
ли они неверный севооборот применили, то ли навоза переложили, а может
статься, и недоложили...
И поклялись они ухаживать за соляным полем еще лучше.
Я-то знал, что на том поле росла крапива, и шильдбюргеры, приняв ее за
соль, здорово обстрекались, однако промолчал: как они шуты есть, так пусть
шутами и остаются. К тому же в шутовской моей головушке бродила и другая
мысль: не любим мы-и шильдбюргеры тут не исключение,- чтобы наши ошибки нам
в строку ставили или на нашу глупость указывали. Известно, не дело ослу осла
длинноухим ругать!

 

О том, как начальник соляной стражи свою клятву сдержал

До сих пор не могу взять в толк, как это верховный страж со всеми
своими сторожами опростоволосился и на соляное поле шильдбюргеров целое
стадо забрело! Памятуя о данном ему наказе и о своей клятве, сей начальник
при виде скотины, спокойно щиплющей ростки долгожданной соли, струхнул и
призадумался: ежели эта бестолковая тварь сейчас столько соли вытоптала и
сожрала, то сколько же она погубит, когда соль в колос войдет! Так
рассудивши, верховный страж поспешил в город докладывать городскому голове,
какая над Шильдой стряслась беда.
Растерялись городской голова и его советники и, не зная, какой подать
совет, решили созвать общую сходку. А начальника над стражей за то, что дров
не наломал и ничего на свой страх и риск не предпринимал, похвалили.
На сходке дело сперва вывернули наизнанку, затем налицо, потом на него
взглянули с той и с другой стороны и до тех пор вертели и выворачивали, пока
у всех голова кругом не пошла. В конце концов шильд-бюргеры решили назначить
четверых судей, ибо судей неразумная скотина пуще всех испугается. И должны
были судьи пойти на соляное поле, посадить там начальника стражи на носилки,
вручить ему длинный кнут и рысью таскать по полю вдоль и поперек, покуда тот
своим кнутом всю нашкодившую скотину не прогонит.
Самого же начальника стражи не должно было спускать на землю, дабы он
посеву урона не нанес и клятвы своей тем самым не нарушил.
Столь мудрому решению начальник стражи обрадовался, тут же вскочил на
носилки и расселся на них, словно папа римский.
Судьи же таскали его по полю до тех пор, покуда он всю скотину не
прогнал.
Будь я этим начальником, и я бы согласился, пусть меня хоть целый год
по два раза на дню на носилках таскают. С.
Само собой разумеется, сами судьи никакого урона подрастающей соли не
причинили. Потому как судьи всегда об общей пользе пекутся и даже своими
слоновыми ножищами никакого вреда драгоценному злаку причинить не могут.

 

Как шильдбюргеры императора встречали

Я уже сказывал, что император велел передать шильдбюргерам: пусть
навстречу его величеству выезжают полупешком-полуверхом и на приветствие
отвечают присказкой и в лад.
Обсудили это хитрое дело горожане у себя в ратуше и насчет ладной
присказки приняли такое решение: городской голова первым обратится к
императору со словами:
Добро пожаловать, государь император,Во славный город Шильду, милости
просим!
И тогда его величеству волей-неволей придется отвечать:
Благодарствуйте, мудрые шильдбюргеры!
Ну а ежели все так получится, как они задумали, то городской голова
скажет:
А самый мудрый из нас Первый свинопас!
Таким образом они выполнят одну половину урока, который им задал
император.
Но вот о второй мнения отцов города разошлись.
Один предлагал для встречи императора разделиться на два отряда: первый
выедет верхом, а второй - пешком.
Другим казалось, что надо так сделать: выстроиться в шеренгу, и в
каждой шеренге один бюргер на коне, а другой - пеший.
Третий советовал: надо, мол, чтобы каждый горожанин взял коня, одну
ногу вставил в стремя, а на другой скакал бы рядом.
Нашлись и такие умники, которые вот что предложили: встречать
императора следует верхом на па-лочках-коняшках, на каких ребята скачут. Вот
это и будет полупешком-полуверхом. К тому же палочка эта всегда наготове -
легка, резва и уход за ней скорый: взнуздал, ногу поднял и поскакал.
Надо ли говорить, что такое предложение пришлось шильдбюргерам по
нраву? И городской голова
тут же издал указ: каждому быть наготове с палочкой-коняшкой. Кстати, в
Шильде не оказалось такого бедняка, у которого не было бы в доме своей
палочки-коняшки. И вскоре все они - кто на буланом, кто на вороном, кто на
пегом, а кто и на гнедом-носились по городу, объезжая своих лихих коней.
А когда настал назначенный день и показался вдали император со свитой,
шильдбюргеры помчались ему навстречу во весь опор. Только вот с новым
городским головой случилась оказия. То ли переволновался он очень, то ли по
еще какой причине, а пришлось ему отстать и поспешно укрыться за навозной
кучей.
Между тем император со своими людьми подъезжал все ближе. Смутилась
шильдская рать - куда же это их новый голова подевался?
А тот и сам видит - мешкать больше нельзя, забыл про свою лошадку и,
подхватив штаны, полез на навозную кучу, чтобы, стало быть, оттуда
приветствовать его величество по всей форме.
Император со свитой все ближе подъезжает, и пора уж городскому голове
шляпу снимать, а у него руки заняты. Что делать? Сунул он шляпу в зубы,
одной рукой штаны поддерживает, другой императорскому величеству
приветственно машет, а сам кричит с навозной кучи:
Милости просим, император Шильда, Добро пожаловать к нам сюда за стол!
Такая встреча, да в таком месте, и императору глаза открыла, какого
полета птица перед ним. Понял он, что шильдбюргеры шуты нешуточные и не зря
о них всякие слухи распускают,- протянул городскому голове руку и молвил:
Благодарствуйте, мудрые шильдбюргеры!
Вот тут и надо было голове ответить ему складной присказкой, как оно
было решено на совете. А он, чтобы случаем не оговориться, стоит и молчит.
Тогда Другой шильдбюргер, видя, что голова со страху язык Проглотил,
выскочил на своей палочке-коняшке и брякнул:
Голова у нас первый шут!
А ведь, чтобы получилось складно, надо было сказать:
А самый мудрый из нас - Первый свинопас!
Шильдбюргер же решил: что свинопас, что шут - одно и то же, а городской
голова у них и впрямь первый шут. Вот он ненароком и сказал правду.
Так-то шильдбюргеры императора встретили.
После этого поскакали горожане к городским воротам. А государь
император, прежде чем двинуться им вслед, спрашивает голову:
- С чего это ты, чудак, на навоз взобрался?
- Да мои ноги, ваше величество,- отвечает голова,- от радости ничего не
чуяли, вот они на кучу и взлетели.
Государь вполне таким ответом удовлетворился, и они всей толпой
направились к ратуше. А чтобы его величеству в пути скучно не было,
шильдбюргеры потешали его рассказами, как они свою ратушу строили и как
совсем недавно большой важности дело совершили - соль посеяли. И тут же они
попросили государя императора от соляного налога их освободить, хогда они
урожай соберут, и патент-грамоту на соляной злак - выдать.
Внял император их просьбе, и с той поры право сеять соль закреплено за
шильдбюргерами навечно.

 

Какой урок император задал шильдбюргерам

Покуда весть о мудрости шилъдбюргеров разнеслась по белу свету, прошло
немало времени. Зато слух об их шутовстве и глупости словно молния облетел
все страны, и очень скоро на земле не осталось никого, кто не был бы
наслышан об их проделках. Но по правде говоря, в том нет ничего
удивительного. Ведь с тех пор как мы, люди, лишились мудрости и сделались
шутами, мы чаще всего и спрашиваем о шутовских проделках, а мудрость нам ни
к чему. Так оно и с шильдбюр-герами получилось. Чтобы люди прослышали об их
уме и мудрости, понадобилось много лет, а вот молва об их шутовстве обошла
всех и вся прежде, чем они стали настоящими глупцами.
Как-то раз император той страны, где жили шильдбюргеры, прибыл по своим
императорским делам в соседний с Шильдой городок. Местные жители стали
рассказывать ему о неслыханных шутовских проделках шилъдбюргеров. Император
очень удивился-в прежние годы он и сам не раз прибегал к мудрым советам
шильдбюргеров. Ну а так как ему все равно надо было ожидать, покуда в
городок съедутся все его вассалы, он и приказал отвезти себя в Шильду, дабы
самому убедиться, так ли все обстоит, как ему рассказывали, или это лишь
пустая болтовня.
Тут он поступил, как один хороший подмастерье. Тот тоже хотел все
увидать сам, и однажды, заручившись обещанием, что жена его будет держать
язык за зубами и никому ничего не расскажет, шепнул ей по секрету, будто
сосед их снес яйцо. Не прошло и получаса, как жена, разумеется, тоже по
секрету, поведала о том своей соседке, но речь, конечно, шла уже о паре яиц.
Та тоже по секрету рассказала об этом своей невестке, правда, добавив еще
одно яйцо. И так оно пошло: чем дальше-тем больше. Не успела наступить ночь,
как уже вся деревня знала, что сосед того подмастерья снес за один день
дюжину яиц. А ведь поначалу говорилось только об одном яйце.
Умудренный опытом император сперва отправил в Шильду гонца с известием
о своем скором прибытии. При этом он велел передать шильдбюргерам (должно
быть, хотел проверить, подлинные они шуты или только прикидываются), что он
не только подтверждает давние права и вольности города Шильды, но
предоставит им еще большую свободу, ежели горожане на его приветственную
речь, с которой он первым обратится к ним, ответят присказкой и в лад. Пусть
они, мол, покамест поразмыслят над этим уроком, а когда он прибудет в
Шильду, то встретят его полувер-хом-полупешком.
У бедняг шильдбюргеров поджилки затряслись при таком
известии-перепугались они пуще кошки, приметившей еще издали живодера. Более
всего они боялись, что император разгадает их уловку: известное дело,
господа и видят-то куда дальше простых смертных, и руки-то у них длиннющие,
и, как бы ты Далеко ни был, обязательно тебя сцапают. И кто его знает,
может, император, разгневавшись, заставит шильдбюргеров сбросить шутовские
колпаки и придется им все начинать сначала.
А причина для такого беспокойства у них ведь была: шуточное ли это
дело - самим, по собственной воле, не спросив высочайшего соизволения,
заделаться шутами и всерьез валять дурака!
Испугавшись, шильдбюргеры вспомнили о своей былой прозорливости и очень
скоро нашли выход из беды.
Прежде всего навели они порядок в хлеву и на кухне-это чтобы встретить
императора самым дос-
стойным образом. Потом они задумались над тем, как им быть с городским
головой. Прежний до того лихо разыгрывал из себя шута, что для разумных
горожан он уже не годился - надо было выбирать нового. Ну а чтобы никого не
обижать, шильдбюргеры приняли такое решение: раз императору придется
отвечать присказкой и в лад, то городским головой они назначат того, кто к
утру придумает самую ладную присказку.
С тем и разошлись по домам. И надо сказать, не было среди них ни
одного, кто бы в эту ночь в мечтах своих не видел себя городским головой.
Пуще же всех одолела эта мысль свинопаса. "Я же давно привык свиным
стадом командовать. Неужели же с шильдбюргерами не сумею управиться?" Всю-то
ночь он с боку на бок ворочался, жену совсем затолкал. А она была женщина
хозяйственная и от своего прежнего ума припасла кое-что на черный день. Вот
и спрашивает мужа, чем это он, дескать, так обеспокоен. Долго свинопас
отмалчивался, наконец не выдержал и поведал ей о своей мечте.
Узнав, отчего муженек ее так закручинился, жена свинопаса возмечтала
стать женой городского головы.
- Дорогой мой муженек!-сказала она.- Не мучай ты себя понапрасну, а
лучше скажи, что ты мне подаришь, ежели я тебе самую складную из складных
присказок подскажу?
- Шубу подарю!-выпалил свинопас.
Жена давно вздыхала по шубе. Наклонилась она к его уху и стала
нашептывать:
Вот все говорят, государи мои, Что нет скотины грязнее свиньи, А я
скажу, государи мои, Что нет скотины вкуснее свиньи!
И чтобы муж не забыл этой присказки, она повторила ее ровно девяносто
девять раз.
Тем временем рассвело, и пора уже было идти в ратушу.
А там сколько в Шильде было жителей, столько они принесли с собой
присказок! И мне только жалеть приходится, что не все они у меня в памяти
сохранились.
Первым выступил самый старый шильдбюргер. Он сказал:
Хоть я и простой мужик,А присказки сказывать тоже... умею.
- А лучше ты ничего не мог придумать? - закричал на него другой
шильдбюргер.- Проваливай! Я хочу быть головой! Слушайте мою присказку!
Гансом с детства звали меня,Но я в обиду не дам... своих детей.
- И только-то? - скривил губы третий шильдбюргер.- Этак я, пожалуй,
тебя переплюну. А ну, слушайте, что я сочинил:
Хочешь собрать богатый урожай, Весной вози навоз и не... ленись.
Но эта присказка не понравилась четвертому. Отпихнул он третьего и
говорит свое:
Как аукнется,Так и... ответ получите.
Едва договорил, выступает пятый:
Кто сказки сказывает не в лад, Того повесить был бы я... готов.
Выкладывают они один за другим свои присказки, а свинопас стоит ни жив
ни мертв. Боится, как бы кто его стишок не сказал. Но вот дошел черед и до
него. И хоть повторил он про себя присказку жены чуть ли не тысячу раз, а
получилось у него немножко не то:
Вот все говорят, государи мои, Что нет скотины вкуснее свиньи, А я
скажу, государи мои, Что нет умнее моей жены!
Услыхав такое, советники в один голос воскликнули:
- Гляди-ка! А ведь у него и впрямь складно получилось!
Тотчас приступили к голосованию и, разумеется, выбрали свинопаса
городским головой.
При этом шильдбюргеры рассуждали так: уж этот сумеет потрафить его
величеству да и компанию ему составить.

 

Как два шильдбюргера домами обменялись

Неспроста люди говорят, что привычка - вторая природа.
Шильдбюргеры наши со временем до того привыкли к шутовству, что никак
от него отстать не могли. Все, за что бы они ни брались, оборачивалось
глупостью. Стало быть, с шутовством-то шутить нельзя, иначе навеки дураком
останешься.
Ну так вот, прослышали два шильдбюргера, что люди в давние времена друг
с другом разными товарами обменивались и от такого обмена большую выгоду
имели. Думали они, думали и надумали сами друг с другом обменяться, и не
чем-нибудь, а сразу домами. Первый шильдбюргер, который жил на верхнем конце
улицы, разобрал свой дом и перетаскал его по бревнышку на нижний конец, где
жил тот, с кем он Договорился об обмене. А второй шильдбюргер, что жил на
нижнем конце улицы, тоже разобрал свой сруб и отвез его туда, где прежде жил
первый шильдбюр-гер. На новом месте каждый из них собрал свой дом, присел
отдохнуть и думает: "А что же я на этом выиграл?"
Нам-то с вами смешно, а шильдбюргерам было не до смеха. Сколько труда
они положили, чтобы дома свои сперва разобрать, а потом снова построить! Да
все, оказывается, зря!

 

Как шильдбюргеры с императором завтракали и какую император им загадку
задал

Увидел император такую любовь шильдбюргеров и пригласил их на завтрак.
Городской голова и его советники приняли всемилостивейшее приглашение, и
скоро все собрались за огромным императорским столом. Рядом с его
величеством сидел сам городской голова, а ниже, друг за другом, все прочие
отцы города. Много здесь было хитроумных речей сказано, однако пересказывать
все и до послезавтра времени не хватит, а потому я их опущу.
Прежде всего к столу подали большой судок с отварным карпом, потом еще
блюдо с карпом, но только на другой манер приготовленное. После рыбы
принесли кашу. Тут голова заметил, что кое-кто из советников еще не
справился с предыдущим кушаньем, и прикрикнул на них:
- Эй, ребята! Налегайте да поспешайте! А ты, государь император, не жди
их! Недаром ведь говорят: семеро дураков одного не дожидаются.
Так за присказками да прибаутками шильдбюрге-ры управились со всеми
богатыми яствами, что для них на императорской кухне были приготовлены.
Слушал их император, порой и смеялся, но все у него в голове не
укладывалось, как же так: прежде шильд-бюргеры на весь мир умом и
рассудительностью славились, а теперь от них, кроме глупостей да шуточек
разных, ничего не услышишь. И вот, чтобы окончательно решить, в самом ли
деле жители Шиль-ды так глупы или только понарошку дурака валяют, император
надумал задать им загадку.
- Ехал я к вам в город Шильду,- сказал он,- и вижу, у дороги дохлый
волк лежит. Я стал расспрашивать, отчего это волк прямо тут у самой дороги
издох? Но никто мне ответа дать не сумел. Не поможете ли вы мне разгадать,
почему волк сдох?
Шильдбюргеры ему отвечают:
- Дело это не простое. Тут надо совет держать. И пошли к себе в ратушу,
где заперлись в Палатедля потения. Попотев там часок-другой, они перешли в
Палату для корпения. Там они немалое время корпели и наконец собрались в
Шутовской палате, где и стали выкладывать то, что удалось им взять если не
потением, то корпением.
Первый шильдбюргер сказал, что, вернее всего, волк в мороз по снегу
босиком бегал, а потому простудился, заболел и издох.
Другой шильдбюргер высказал другую догадку. Волк, мол, верхом не ездит,
а все на своих ногах бегает. Верно, погнался за ним кто, а он давай удирать,
но ведь он-то на своих ногах бежит, а погоня за ним на лошадях. Видит волк,
что погоня уже близко, нагоняет его, рванул-и дух из него вон.
Третий шильдбюргер привел новую причину:
- У волка, должно быть, очень большое горе было, и до того он
запечалился, что жить не захотел, взял да издох.
Встал тут городской голова и молвил:
- Дорогие друзья советники! Неужто мы с вами по своей скотине не видим,
отчего волк издох? Ведь сколько телят, овец и другой всякой твари он в
Шильде зарезал? А мясо-то он ел все сырое. Никто лее ему его не тушил, не
варил, не жарил. Не поп он, чтобы ему свою повариху держать. День на день не
приходится, иной раз и старую корову задерет, у той ведь мясо поди какое
жилистое, попробуй его перевари! Опять же волк подчас и падалью не
брезговал-ведь это луженый желудок надо иметь! И еще скажу. У кума моего на
той неделе теленок от какой-то заразы пал. Он его за околицу выбросил, и с
тех пор никто этого теленка не видел. Надо полагать, волк с голодухи его
прямо на морозе и сожрал. Небось после еще к проруби бегал студеной водой
запивать. Что же мы тут удивляемся да гадаем? От такой пищи кто хочешь
сдохнуть может. Да и по зубам тоже видно, что он от сырого мяса сдох. Зубы
нее у него все белые. А от горячей пищи зубы черными делаются - это и малые
дети знают.
Как голова сказал, так шильдбюргеры своему высокому гостю и доложили.
Понял тогда император, что у шильдбюргеров от прежнего ума и помину не
осталось.

 

О том, какое прошение шильдбюргеры подали императору и как он им
ответил

Хоть его величеству государю императору и нравилось у шильдбюргеров,
однако дела государственные не терпели больше промедления, и он уведомил
городского голову о дне своего отъезда. В знак милости за хороший прием он
разрешил шильдбюргерам обратиться к нему с прошением.
Горожан это очень обрадовало, и они подали императору целый свиток. В
нем были подробно изложены бедствия, свалившиеся на них, когда они состояли
советниками при- князьях в чужих странах. Жить вдали от дома им приходилось
подолгу, жены, оставшись одни, бедствовали, и хозяйство пришло в полный
упадок. Пришлось им вернуться в Шильду, чтобы помочь беде. Тогда-то они и
решили от великого своего ума глупостью спасаться. Способ этот стал
приносить хорошие плоды, и они положили и впредь так соблюдать себя.
И жилось бы им вольготно под шутовским колпаком, если бы не злые козни
соседей. Они над бедными шильдбюргерами и над их глупостью так зло
издеваются и такими насмешками и убийственными оскорблениями поддевают, что
приходится горожанам за свою жизнь опасаться. Потому-то шильдбюрге-ры и
просят государя скрепить их шутовство императорской подписью и печатью, дабы
от злых нападок уберечь. Никому они свою мудрость не навязывали и своим
шутовством также не докучают.
Император охотно исполнил их просьбу. В тот же день он велел своему
лучшему писцу написать нижеследующую охранную грамоту:
"Мы, божьей милостью император великой и могущественной империи,
постоянно радея об увеличении своих владений, объявляем настоящим всем и
каждому, что, согласно просьбе жителей города Шильды, берем их отныне под
свою защиту и приказываем: никто им в их шутовстве и глупости никаких помех
чинить не должен ни словом, ни делом, ни помышле-
нием. А ежели найдутся ослушники, то грозит им великая кара и вечная
наша императорская немилость. Таковым ослушникам приказываю надевать
шутовской колпак с одним, двумя или тремя колокольцами, в зависимости от
тяжести преступления. Снять сей колпак дозволяется лишь после примирения с
обиженным шильдбюргером и уплаты двух гульденов в нашу императорскую казну.
Такова наша твердая воля и наше императорское решение, каковое мы своей
подписью скрепляем и наложением печати удостоверяем.
Дата: лета... дня".
В придачу к охранной грамоте император приложил еще немалую
"благодарность" и обязал своих гостеприимных хозяев истратить ее как можно
скорей и веселей.

 

Какой подарок шильдбюргеры преподнесли императору

Встретили жители города Шильды своего высокого гостя и снова принялись
думать да гадать, как им императора уважить и что ему в дар преподнести.
Одни предлагали подарить ему серебряный или золотой кубок. Другим это
показалось чересчур дорого, к тому же приняли они в рассуждение, что у
императора серебряной и золотой посуды хоть отбавляй. Те же, что любили
хорошо поесть, советовали одарить императора морковью, свеклой, горохом и
прочими дарами земли. Но соседи их взяли в соображение, что в таком добре
император, вероятно, не нуждается: он же
всюду гость, и, куда бы ни прибыл, все ему обязаны ставить угощение.
Тут высказался один шильдбюргер, который посоветовал презентовать
царствующей особе большой горшок с горчицей. Императору, мол, приходится
много бывать в разъездах, обедать за чужим столом, вот у него и будет всегда
приправа при себе.
Такой мудрый совет отцам города пришелся по вкусу, и они сразу
принялись за дело.
Заварили свежую горчицу в новом обливном горшке, нарядили двух
мальчишек и послали их вместе с городским головой вручать императору подарок
от жителей города Шильды.
Представ пред высочайшие очи, городской голова подтолкнул мальчишек с
горчицей вперед, а сам, волнуясь и запинаясь, начал:
- Всемилостивейший... государь... горчица! Нижайше просим вас принять в
дар от города Шильды... всекрепчайшего императора в этом новом обливном
горшке!
Его величество государь император, услыхав такую достойную речь,
прыснул со смеху и даже шляпу снял - верно, жарко ему стало от такого
горячего приветствия.
- Надень, надень, государь-горчица!-закричал городской голова
императору.- Надень, не то плешь застудишь!
Тем временем мальчишкам надоело держать горшок с горчицей, и они
поставили его на пол, да так неаккуратно, что горшок разбился и вся горчица
разлилась.
- Ах вы бесенята проклятые! Ах вы неслухи! Разбойники! Воры и
грабители! Бунтари! Изменники! Какой горшок разбили! Какая горчица пропала!
За семь верст против ветра от нее в носу свербило, а вы ее на пол вылили!
Государь император, вы ее хоть попробуйте! - С этими словами голова
зачерпнул пригоршней горчицу и сунул ее императору прямо под нос.
- Запах горчицы я и так отлично слышу, запах отменный!- отвечал голове
высокий гость.- И я вместе с тобою скорблю об уроне, однако с благодарностью
отмечаю вашу добрую волю и желание мне Угодить.
А городской голова все причитал: - Какая горчица пропала - не простая,
императорская! Всекрепчайшая!

Как один шильдбюргер спасал честь города Шильды и при этом потерял свою
кобылу

Прослышал один шильдбюргер, что ни на кого нельзя взваливать больше,
чем он может нести, и с тех пор никогда свою кобылу не нагружал. Нет, он
взваливал мешок с мукой себе на плечи и уж только после этого садился на
лошадь и ехал так с мельницы прямо домой. Думал, так кобыле легче будет. Вот
едет он дорогой и видит - у самой границы шильдских земель стоит дерево. А
на дереве сидит кукушка. Сидит и кукует. А по ту сторону границы стоит
другое дерево. И на нем тоже сидит кукушка, но чужая, и тоже кукует.
Слушал наш шильдбюргер, слушал и вдруг заметил, что чужая кукушка стала
шильдскую перекуко-вывать. Рассердился он тут, соскочил с лошади, залез на
дерево и давай своей кукушке помогать чужую перекуковывать.
Тем временем неподалеку пробегал волк. Увидел он, кобыла без присмотра
стоит, напал на нее и сожрал. А шильдбюргер все сидел наверху и чужую
кукушку перекуковывал - честь города Шильды спасал. И так он под конец
наловчился куковать, что залетная птица сперва замолчала, а потом и вовсе
улетела. Не выдержала, значит, сдалась.
Спустился шильдбюргер, довольный, с дерева, а кобылы нет - одни
косточки валяются. Так и пришлось ему на своих двоих с мешком муки домой
добираться.
Однако, вернувшись в Шильду, он рассказал городскому голове, как он
спасал честь и достоинство всех жителей города и чужую кукушку перекуковал,
но вот незадача - кобылу-то его тем временем волк зарезал.
Услыхав такую весть, городской голова да и весь шильдский совет
посчитали это за великую неспра-ведливость: как же так, человек радел о
чести всей шильдской общины - и понес такой урон! Надо ему олагодарность
вынести и лошадь купить.
Так они и сделали.

 

Как шильдбюргеры колокола прятали

Дошли как-то и до Шильды слухи, что скоро война будет. Опасаясь за свое
добро, шильдбюргеры прежде всего подумали о колоколах на ратуше - как бы их
не сняли, чтобы на пушки перелить. Созвали они совет и скоро ли, долго ли,
порешили утопить колокола в озере, а когда война кончится, снова поднять их
со дна озера и повесить в ратуше.
Погрузили они колокола на большую ладью, выехали на самую середину
озера и хотели уже их в воду столкнуть, но тут один шильдбюргер закричал:
- Стойте, братцы! А как же мы место это найдем, когда нам опять
колокола доставать придется?
- Мне бы твои заботы! -ответил городской голова. Встал и сделал зарубку
на борту ладьи.- Вот, где я зарубку зарубил, тут мы их и найдем.
Шильдбюргеры обрадовались находчивости своего головы, столкнули
колокола в воду и поплыли к берегу.
А через год, когда беда миновала, они опять сели в ту же самую ладью и
поплыли колокола со дна поднимать. И зарубку на борту ладьи нашли, но вот
колоколов так и не смогли разыскать, хоть все озеро шестами истыкали.

 

Как шильдбюргеры корову на крепостную стену поднимали

Вышли шильдбюргеры однажды за городские ворота осмотреть старую
крепостную стену: нельзя ли камень из нее на постройке использовать?
Но тут они увидели, что вся стена заросла сверху травой. Очень это их
огорчило - ведь какой хороший покос зря пропадает! Стали они друг с другом
советоваться, как до этой травы добраться и что с ней делать. Одни считали,
что траву надобно серпом жать. Однако на такую высокую стену с серпом лезть
никто не отваживался. Другие полагали, что надо найти хороших стрелков и
сшибить каждую травинку из самопала. Но, как вы уже знаете, метких стрелков
в Шильде не было.
Под конец слово взял городской голова.
- Зачем нам траву эту жать,- молвил он,- или из самопалов по травинке
сшибать? Давайте пустим корову на стену, она там всю траву и сожрет.
Такой совет всем шильдбюргерам пришелся по нраву. И в благодарность они
положили первой пустить на стену корову городского головы. Тот охотно
согласился.
Пригнали они, стало быть, корову, завязали ей петлю ла шее, перекинули
веревку через стену и давай всем скопом тянуть - корову наверх поднимать.
Корова стала задыхаться, а когда они ее повыше подняли, совсем язык
вытянула. Городской голова, как увидел это, сразу закричал:
- Тяните шибче! Это она травку на стене почуяла и языком к ней тянется.
Но сколько шильдбюргеры за веревку ни тянули, поднять корову наверх так
и не удалось.
А когда они ее снова на землю опустили, то из коровы уже и дух вон.
То-то обрадовалась вся шильдбюргерская община! Было им теперь что
свежевать и чем закусить, хотя до мясоеда оставалось еще немало времени.

Как шильдбюргеры страшного зверя мышкодава купили, а вместе с ним и
свою погибель обрели

Надо вам сказать, что в городе Шильде никогда кошек не водилось. И
развелось там видимо-невидимо мышей. Прямо на глазах в хлебный ларь
забирались и таскали все что ни попади.
Как за ними шильдбюргеры ни гонялись, как ни морили, мышей становилось
все больше и больше.
В ту пору через город проходил бродяга, и в котомке у него сидела самая
обыкновенная кошка. Он так, забавы ради, ее на дороге подобрал.
Зашел бродяга в кабак и увидел: мыши средь бела дня, никого не боясь,
по столам, по стульям бегают-Расстегнул бродяга котомку и выпустил кошку.
Вмиг
та дюжину мышей задавила, сидит на полу и облизывается. Увидал это
кабатчик и бросился в ратушу- надо ж было отцам города доложить, какой в
Шильде чудо-зверь объявился. Те всем советом пришли в кабак и спрашивают
бродягу, не уступит ли своего страшного мышкодава, а уж они не поскупятся,
хорошо заплатят. Бродяга понял, с кем имеет дело, и ответил, что подобную
диковинку никакими деньгами не оплатить. Но раз у них в Шилъде такая беда с
мышами, он уж отдаст им свое сокровище за сто гульденов.
Шильдбюргеры обрадовались, что с них так мало запросили, ударили по
рукам и отдали бродяге пятьдесят гульденов звонкою монетой, а остальные
обещали выплатить через полгода, после сбора урожая. Бродяга же, боясь, как
бы они не передумали, поскорее отнес мышкодава в старый амбар, где у
шильдбюргеров общинное зерно на зиму хранилось и где мышей было более
всего,- и пошел своей дорогой.
А как вышел он за городские ворота, так и припустил -рысцой.
Бежит он и то и дело оглядывается - нет ли погони? Шильдбюргеры же на
радостях, что купили за дешево свирепого мышкодава, забыли спросить, что он
ест, и, чтобы узнать, послали гонца бродяге вдогонку. Гонец, как ни старался
бродягу догнать, не мог - больно шибко тот улепетывал. Тогда шильдбюргер
издали крикнул:
- Чего он жрет?
А бродяга тоже издали ему отвечает:
- Что попадет!
Гонцу-шильдбюргеру же показалось: "Скот и народ".
Перепугался он до смерти и побежал назад, в город Шильду. Предстал
перед советом в ратуше, рассказал, что ему послышалось, и добавил: "Вот
передавит зверь мышкодав всех мышей, потом за скот примется, а после и за
нас, хоть и купили мы его за наши ровные денежки".
Стали тогда шильдбюргеры совет держать, как им от мышкодава избавиться,
и решили в конце концов, что лучше всего его сразу убить. Но, на беду, не
Шагалось среди них ни одного, кто осмелился бы даже подойти к страшному
зверю.
Снова они это дело обсудили и пришли к заключе-нию: надо, мол, амбар,
где зверь сидит,Мышкодав и сгорит вместе с амбаром... Хоть и им было зерна,
однако это, смекнули они, все же меньшим злом. Иначе ведь им всем придется
мышкодава погибнуть.
Как решено, так и сделано.
Обложили шильдбюргеры амбар соломой и подож-гли. А кошка, почуяв дым,
перескочила на соседнюю крышу, а оттуда в дом.
Так амбар зря и сгорел.
Снова собрались отцы города на совет. Вв: сложности вопроса они сперва
долго потели в Пала1 для потения, затем перешли в Палату для корпения,
оттуда уже в Шутовскую палату, где и вы" решение.
"Дом, в коем скрывается страшный зверь мышкодав, на общинные деньги
купить и вместе с чудищем спалить".
Сказано - сделано.
Подкрались они к дому, где кошка спряталась, обложили соломой и
подожгли.
А кошка тем временем взобралась на крышу дома, сидит там и лапкой
умывается. Такая уж у этой породы привычка.
Шильдбюргеры же, увидев, как кошка лапку за голову заносит, решили, что
она клятву дает - всем им страшной местью отомстить!
В отчаянии один из них схватил копье и давай кошку колоть, но та
вцепилась в древко, вмиг соскользнула по нему на землю и... была такова.
Тем временем огонь перекинулся сперва на соседний дом, от него - на
другой, подул ветер, и вскоре огнем занялся весь город Шильда. И пришлось
шильд-бюргерам с женами и малыми детьми бежать от огня подальше в лес.
Так город Шильда и сгорел дотла. А вместе с ним я знаменитая ратуша со
всеми шутовскими палатами.
Сами же шильдбюргеры в Шильду возвращаться не стали - своими глазами
ведь видели, как мышкодав клялся отомстить им страшной местью. Вот
разбрелись они по всему белому свету.
А вам они не попадались?

 

Сказки детям
      Rambler's Top100

www.skazki.yaxy.ru ©®§¥ 2000 - 2009

Сказки на ночь | Сказки детям